Во втором послании к Курбскому он вновь обращается к тому мнению: «Разве я похитил престол или захватил его через войну, кровопролитие? – спрашивает он. – По божьему изволению я родился, был предназначен к царству и уже не вспомню, как меня отец благословил на государство; на царском престоле родился и вырос»[85 - Там же. С. 166. Эта же мысль почти без изменений повторяется Грозным и в послании к Александру Полубенскому (см.: Послания Ивана Грозного / подготовка текста Д. С. Лихачева и Я. С. Лурье; пер. коммент. Я. С. Лурье; под ред. В. П. Андриановой-Перетц. М.; Л., 1951. С. 378).].
Надо сказать, что Иван Грозный в полемике с Курбским развил надомную теорию самодержавия. Однако ее религиозно-политических основ не оспаривал и оппонент царя. Вопрос лишь в том, как эта самодержавная власть должна проявляться.
Надо сказать, что при своем образовании самодержавию приходилось довольно долго сталкиваться с тайной и открытой оппозицией со стороны «закрепощенных» им бояр, которые даже после того как царская власть окончательно сложилась в качестве самодержавия, перед избранием Михаила Романова на престол пытались ограничить самодержавие в плане бывшей неприкосновенности их жизни и имущества.
Касаясь тех попыток, В. В. Сокольский писал: «Попытки ограничить эту власть встречаются весьма редко в нашей истории, не имеют никакого значения и проходят совершенно бесследно»[86 - См.: Сокольский В. В. Краткий учебник русского государственного права. Одесса, 1890. С. 63.].
Все эти попытки успеха не имели, и русское самодержавие в XVII веке сохранилось в том же объеме, который был приобретен его создателем. Правда, династия Романовых была вынуждена с начала своего существования отвести определенную долю участия в высшем управлении боярам и народному началу, однако без ущерба своим самодержавным правам. Это участие выражалось в деятельности так называемой Боярской думы – коллегии государственных сановников и Земских соборов – собрания земских чинов.
Царствование Петра I стало временем, когда в России окончательно утвердилось самодержавие, которое приобрело абсолютный характер. С 1700 г. перестала существовать как учреждение Боярская дума; был упразднен патриарший престол; правительство перестало созывать земские соборы. Начиная с царствования Петра I царская власть оказалась на деле ничем не ограниченной и в то же время достаточно сильной, чтобы действовать вполне независимо от чьей-либо поддержки и воли. В истории России начинается новая эпоха. При Петре с 1721 г. прекращает свое существование Московское царство, превратившееся с этого года в Российскую империю. Именно с Петра начался «петербургский» период русской истории.
Идеал абсолютной монархии в качестве формы правления нашел своего идеолога в лице Феофана Прокоповича. В его произведениях содержится апология абсолютной, ничем не ограниченной власти, регламентирующей все стороны жизни подданных. В лице абсолютного монарха Ф. Прокопович видит «стража и защитника и сильного поборника закона. ограду и сбережения. от внутренних и внешних опасностей», а кроме того, «пристанище и защиту» для каждого человека. Он указывал, что монарх дарует своему народу «обряды гражданские, церковные, перемены обычаев» и даже предусматривает для них «употребления платья, домов, строения», а также «чины и церемонии в пированиях, свадьбах и погребениях и всем прочем»[87 - См.: Прокопович Ф. Соч. М… Л. 1961, С. 131, 134.].
Ф. Прокопович один из первых в политической истории раскрыл содержание термина «самодержавие» и начал его толковать не столько в смысле суверенности и независимости государства, сколько для выражения представления о форме правления неограниченной абсолютной монархии[88 - См.: подробнее Семигин Г.Ю. Российские политико-правовые доктрины. М., 2005. С. 249–266.].
В царствование Петра I неограниченность власти, ее самодержавный характер впервые получили и свое юридическое закрепление в законе – получили значение не только факта, но и юридического принципа. «Этот принцип, – писал Н. И. Лазаревский, – был установлен, во-первых, в воинском уставе, а во-вторых, в Духовном регламенте. В Воинском уставе (Артикул 20) говорится: „Его Величество есть самовластный монарх (Seine Majestat sind ein Souveraner Monarch), который никому на свете о своих делах ответ дать не должен“[89 - Надо сказать, что аналогичные определения содержатся в Морском уставе (1720) и Духовном регламенте (1720).].
В это же царствование было издано и официальное теоретическое обоснование самодержавной власти. Феофан Прокопович написал по поручению Петра трактат, в котором исходя из Священного Писания и господствовавших тогда политико-философских воззрений, главным образом Гоббса, доказывал неограниченность царской или императорской власти. Этот трактат „Правда воли Монаршей“ потом был распространен в значительном количестве экземпляров в нашем обществе, а в XIX столетии был включен и в Общее Собрание Законов Российской Империи»[90 - См.: Лазаревский Н. И. Русское государственное право. Т. 1. Изд. 3-е, СПб., 1913.].
Надо сказать, что эта формула сохранялась в российском законодательстве без существенных изменений вплоть до издания основных государственных законов Российской империи, утвержденных 23 апреля 1906 г. в новой редакции.
Для самодержавия характерен монарх – глава государства, который стоит над и вне государства и является его собственником. При таком положении монарха люди и их блага противостоят монарху преимущественно в качестве объектов власти. А это означает, что индивид может свободно пользоваться правоспособностью только в пределах, установленных волей монарха, но не по отношению к самому монарху.
Правда, являясь собственником страны, монарх владеет ею действительно только в качестве верховного собственника. Между тем dominium utile принадлежит индивидам и их союзам. Именно все это создает впечатление о монархе как о верховном сюзерене.
В таком государстве монарх и государство противостоят друг другу, не сливаясь в одно правовое единство.
Таким образом, самодержавие – форма правления, при которой монарху юридически принадлежит вся полнота власти. Начиная с Петра I «указ» монарха делается единственным источником положительного права.
После смерти Петра I его ближайшие преемники фактически отдали все управление государством, включая законодательство, в руки их окружения в лице представителей высшей бюрократии.
Так, во время царствования Екатерины I и Петра II верховная власть в стране находилась в руках Верховного Тайного Совета[91 - С. 171.], который пытался даже юридически ограничить полноту самодержавия при передаче короны племяннице Петра I Анне Иоанновне и предложил ей кондиции (условия) при избрании ее на престол.
В этих кондициях (1730 г.), обращенных к будущей императрице Анне Иоанновне, посредством которых члены Верховного Тайного Совета пытались ограничить ее власть, говорилось:
«Без оного Верховного Тайного Совета согласия обещания:
Ни с кем войны не счинять.
Миру не заключать.
Верных наших подданных никакими новыми податями не отягощать.
В знатные чины как в стацкие, так и военные, сухопутные и морские, выше полковничьего ранга не жаловать, ни же к знатным делам никого не определять. Гвардии и прочим полкам быть под ведением Верховного Тайного Совета.
У шляхетства живота, имения и чести без суда не отнимать.
Вотчины и деревни не жаловать.
В придворные чины как русских, так и иноземцев не производить.
Государственные доходы в расход не употреблять и всех верных своих подданных в неотменной своей милости содержать; а буде чего по сему обещанию не исполню, то лишена буду короны российской»[92 - См.: Конституционализм: исторический путь России к либеральной демократии. М., 2000. С. 36.].
Анна Иоанновна была вынуждена подписать эти кондиции, при которых она могла бы занять русский престол, а заняв его, она 25 февраля 1730 г. разорвала эти кондиции, которые не получили поддержки широких слоев дворянства и влиятельных государственных деятелей.
В литературе указывается на сходство кондиций с крестно-целовальными записями, которые давали, вступая на престол, В. Шуйский и М. Романов, а также с избирательными капитуляциями польских королей (Pacta conventa). Это позволяет предположить, что верховники опирались на исторический опыт России и Польши[93 - История буржуазного конституционализма. XVII–XVIII вв. М., 1983. С. 240.].
При императрице Анне Иоанновне (1730–1740), юридически самодержавной, всеми делами государства управлял ее фаворит Бирон. При императрице Елизавете (1741–1761) государством фактически управлял Сенат. И только Екатерина II (1762–1796) восстановила самодержавие в его собственном смысле. Энергично пользовался самодержавием и ее сын Павел I (1796–1801).
После попытки Верховного Тайного Совета ограничить самодержавие новых попыток сделать это в XVIII в. не было. В этот период недовольство государей вызывало стремление не столько заменить их самодержавную власть, сколько передать эту власть в другие руки – более способному управлять государством или более подверженному влиянию его окружения. Поэтому XVIII век стал веком дворцовых переворотов. Однако и при Екатерине II велась работа по выработке предложений по определенному ограничению самодержавия.
Одним из организаторов этой работы был граф Н. И. Панин (1718–1783), представивший Екатерине II проект Манифеста об учреждении Императорского Совета, без ведома и санкции которого не должен был издаваться ни один акт монарха.
Императорский Совет уравновешивался Сенатом, который мог возразить против решения монарха, согласованного с Советом, если такое решение нарушало существующие законы или благосостояние народа.
Манифест был подписан императрицей 28 декабря 1762 г., но не был введен в действие.
В общем плане проект Н. И. Панина был первым шагом к введению конституции. Позже Н. И. Панин разработал проект такой конституции, который не сохранился. Однако известно, что Н. И. Панин предлагал основать политическую свободу сначала для одного дворянства. Важная роль отводилась Сенату, который должен был быть облечен полной законодательной властью, а императору оставалась бы власть исполнительная с правом утверждения обсужденных и принятых Сенатом законов и обнародования их.
В проекте говорилось о необходимости постепенного освобождения крестьян и дворовых людей.
После смерти Н. И. Панина часть его бумаг перешла к его брату – П. И. Панину, который на их основе написал «Прибавление к рассуждению, оставшемуся после смерти министра графа Панина, сочиненное генералом графом Паниным, о чем между ними рассуждалось иметь полезным для Российской империи фундаментальные права, не переменяемые на все времена никакою властью». В рукописи излагались вопросы, подлежащие урегулированию законодательным путем, среди которых значились, в частности, вопросы «О праве собственности каждому», «О не суждении ни за какие злодеяния и преступления, ни какого звания людей в иных особых местах как единственно в учреждениях публичных для всех на то судах» и др.[94 - См.: История буржуазного конституционализма XVII–XVIII вв. С. 241–244.]
В 1767 г. Екатериной II была создана Комиссия об Уложении, для которой она составила Наказ (1767 г.), заимствуя для него идеи передовых мыслителей Запада[95 - См.: Конституционализм: исторический путь России к либеральной демократии. С. 37—109.].
В Наказе, в частности, подчеркивалась необходимость «всякого согражданина особо видеть охраняемого законами, которые не утесняли бы его благосостояния, но защищали его от всех сему правилу противных предприятий».
В нем указывалось, что «законы весьма сходственные с естеством, суть те, которых особое расположение соответствует лучше расположению народа, ради которого они учреждены. Надлежит, чтоб законы, поелику возможно, предохраняли безопасность каждого особо гражданина. Равенство всех граждан состоит в том, чтобы все подвержены были тем же законам».
В Наказе подчеркивалось, что «ничего не должно запрещать законами, кроме того, что может быть вредно или каждому особенно, или всему обществу».
Касаясь устройства судебной системы, Наказ подчеркивал, что «ответчика в суде должно слушать не только для узнания дела, в котором его обвиняют, но и для того еще, чтоб он себя защищал. Он должен или сам себя защищать, или выбрать кого для своего защищения… Защищать значит здесь не что иное, как представлять суду в пользу ответчика все то, чем его оправдать можно. Законы, осуждающие человека по выслушиванию одного свидетеля, суть пагубны вольности».
В Наказе говорилось, что употребление пытки «противно здравому естественному рассуждению: само человечество вопиет против оной и требует, чтоб она была вовсе уничтожена. Надлежит, чтоб судимые в великих винах с согласия законов избирали себе судей или по крайней мере могли бы отрешить из них толикое число, чтоб оставшиеся казались быть в суде по выбору судимых преступников. Также бы надлежало нескольким из судей быть чина по гражданству такого же, какого и ответчик, то есть ему равным, чтоб он не мог подумать, будто бы он попался в руки таких людей, которые в его деле насильство во вред ему употребить могут».
В Наказе подчеркивалось, что «самодержец, представляющий и имеющий в своих руках всю власть. может один издавать общий о наказании закон, которому все члены общества подвержены; однако он должен воздержаться. чтобы самому не судить: почему и надлежит ему иметь других особ, которые бы судили по законам».
Русский общественный и государственный деятель, историк и публицист М. М. Щербатов в сочинении «Разные рассуждения о правлении»[96 - См.: Конституционализм: исторический путь России к либеральной демократии. С. 133–142.] старался по возможности беспристрастно отнестись к различным формам правления: монархическому, аристократическому и демократическому.
М. М. Щербатов подчеркивал, что «никакое сообщество. не может пребывать без некоторых правил и законов. Сие сочинило разные роды правления: монархическое, которое от патриаршего правления начало свое имеет; деспотическое, иль самовластное, введенное мучителями; аристократическое и демократическое, о каких можно мнить, что они произведены неудовольствием вельмож или всего народа, правлением сих деспотов, которые по тому, колико они имели участие в сих переменениях, более или менее участие в правлении взяли».
«Все сии правления (окромя самовластного), – писал М. М. Щербатов, – имеют их полезности и пороки: часто монархия переменяется в самовластие или в ужаснейшее мучительство, аристократия весьма утесняет подлый народ, демократия производит беспорядки и смущения, которые иногда и самого государства погибель приключают. И так можно сказать, что несть ничего совершенного в делах человеческих, но понеже совершенство нам не дано в удел, то будет, по крайней мере, стараться от пороков избежать».
Характеризуя монархическое правление, М. М. Щербатов считал, что «государь – по избранию ли иль по праву рождения на престол бывает возведен – должен не только себя почитать царем народа, который управляем, как отцом, а они себя его должны детьми считать: он есть их покровитель, защитник, судия и проч. И как в правлении каждого рода хотя вышняя власть и в персоне единого отца пребывает, однако и тот в важных делах спрашивает совету у старейших иль мудрейших своих детей, то тем наивяще понеже в монархическом правлении более важных дел случается, и что когда же надлежит сохранить установленные уже законы иль новые установить для благополучия народов: не необходимо ли нужно государю иметь совет, сочиненный из мудрейших и более знания имеющих в делах, людей его народа, которые должны ему представлять то, что может служить счастию государств, и отсоветовать колико возможно в вещах, предосудительных государству и клоняющихся к самовластию».
Аристократическое правление, по мнению М. М. Щербатова, «установилось через некоторые возмущения, сочиненные главными фамилиями, которые, видя, что монархия зачала в самовластие пременяться, выдумали другой род правления, сиречь, такой, в котором власть вверена некоторому числу людей, отличаемых их достоинствами и летами. С первого взгляду, несть ничего прекраснее главностей сего правления: тут мудрейшие люди сочиняют Сенат: не по своенравию одного, но по здравому рассуждению разумнейших мужей государства дела течение свое имеют».
Вместе с тем он подчеркивает, что «если столь мудрые люди, сочиняющие Сенат, также бывают заражены честолюбием и собственною к себе любовию; каждый, хотя и равен в Сенате, однако хотел бы властвовать, и чтобы его голосу предпочтительно пред другими последовали. Хотя дела и решаются по большому числу голосов, однако большее число не всегда лучше бывает. Предпочитая пользы своих родов интересам государства, стараются учинить вечными в их домах достоинства и богатства со исключением других, и утесняя подлый народ, который нигде столь не несчастлив, как под аристократическим правлением».
