.
Третья проблема, которая мешала приступить к написанию нового произведения, заключалась в запутанных отношениях, сложившихся с издательствами. Как и большинство авторов, Черчилль старался использовать конкуренцию между издательскими домами ради получения большего дохода. Летом 1941 года он выкупил у Macmillan за полторы тысячи фунтов права на свои работы, приобретенные этим издательством в том же году после ликвидации предприятия Баттервортса. Сделка с Macmillan была оформлена 3 августа – за день до отъезда Черчилля на первую встречу с Рузвельтом в годы войны. Спустя два года, в очередной раз испытывая острую нехватку наличности, Черчилль продаст недавно выкупленные права обратно Macmillan. Только не за полторы, а за семь тысяч фунтов. В июне 1943 года Черчиллю поступит новое заманчивое предложение от студии Metro-Goldwyn-Mayer– двадцать тысяч фунтов за экранизацию «Мальборо». В ходе дальнейших переговоров сумма возросла до пятидесяти тысяч фунтов, правда, права достались не MGM, а Two Cities Films. Черчилль использовал новый гонорар для выкупа прав у Macmillan, которые продал им всего три месяца назад!
Относительно истории Второй мировой войны, правами на новые произведения Черчилля владело Macmillan. В то же время работе над книгой препятствовал глава крупного издательства Вальтер Годфри Харрап (1894–1967). Черчилль уже сотрудничал с Harrap & Со. Ltd., которое в период с 1933 по 1938 год публиковало «Мальборо». Именно в это издательство Черчилль обещал принести свою следующую книгу, которая, как тогда полагали издатель и автор, должна была поведать читателям историю Европы со времен Октябрьской революции.
Прежде чем двигаться дальше, Черчиллю необходимо было освободиться от пут бывших обязательств. С Macmillan все оказалось более или менее просто. В августе 1944 года Черчилль направил главе издательства уведомление о расторжении договора в одностороннем порядке в шестимесячный срок. Подобное действие, хотя и не приветствовалось, допускалось. Премьер знал, что его условия будут приняты. Как-никак, один из управляющих издательства – Гарольд Макмиллан (1894–1986), был членом Консервативной партии, а также министром в военном правительстве.
Вальтер Харрап оказался более крепким орешком. Он нуждался в новом проекте и готов был отстаивать свои права в суде. Черчилль попытался объяснить, что написание книги про историю Европы в первой четверти XX века сейчас нецелесообразно. Во-первых, «прочитав за последние пять лет не более дюжины книг», он не был готов к подобному начинанию. Во-вторых, публика ждет от него совершенно другого – подробностей Второй мировой, но никак не описание социалистической революции в России и рассказ о приходе к власти Муссолини в Италии. Харрап решил задобрить Черчилля, дважды изменив в его пользу условия контракта. Однако политик остался непреклонен, заявив, что «не собирается больше иметь никаких дел» с этим издательством. В итоге Харрап был вынужден ретироваться, заметив, что «с нашей стороны было бы некрасиво, вне зависимости от того, правы мы или нет, судиться с человеком, которому каждый из нас стольким обязан».
Развязав себе руки, Черчилль смог теперь уладить вопрос с продажей нового произведения. В качестве британского издательства было выбрано Cassell & Со. Ltd., о чем Черчилль сообщил его главе Ньюмену Флауэру (1879–1964) в ноябре 1944 года. Сделано это было, правда, весьма обтекаемо, поскольку на тот момент он еще не был полностью уверен, будет ли браться за новое сочинение.
Колебания и раздумья были характерны для Черчилля и в дальнейшем. В конце июля 1945 года он признается Эдварду Бриджесу, что «не знает, станет ли вообще писать мемуары об этой войне». «Я склоняюсь к тому, чтобы написать, но эта работа займет как минимум четыре года, а может быть, и все пять». Через десять дней Черчилль скажет Камроузу, что если книга и будет написана, то ее публикация состоится только после его смерти. Еще через три недели он укажет более точный срок выхода мемуаров: десять лет после своей кончины
.
По мере того как решались вопросы с налогами и правами, вероятность написания и прижизненного издания нового произведения возрастала. А следовательно, набирало обороты и общение с издателями. Как правило, в Британии и США эти функции брали на себя литературные агенты, выступающие посредниками между творчеством автора и миром издателей. На протяжении многих лет Черчилль сотрудничал с агентством Curtis Brown, желавшим и дальше обслуживать знаменитого клиента. В агентстве даже предложили снизить комиссионные с десяти до двух с половиной процентов, лишь бы сохранить ценное партнерство. Но Черчилль этого уже не хотел. Он считал, что литературные агенты получают слишком много, а приносят слишком мало. Взобравшись на олимп писательского мира, он решил обойтись без услуг подобных специалистов. Однако лично вести переговоры и обсуждать условия контракта он также не собирался, да и, по сути, не мог из-за своего статуса.
Для выполнения деликатной миссии Черчилль обратился за помощью к Камроузу и Эмери Ривзу (1904–1981), отвечавшему в предвоенные годы за публикацию статей политика в европейских газетах. В октябре 1946 года Камроуз и Ривз направились в США отстаивать интересы автора перед американскими медиа-баронами. Эмиссары Черчилля поработали на славу. В результате пятинедельных переговоров им удалось договориться о продаже Генри Люсу прав на публикацию фрагментов нового произведения в американских газетах за один миллион сто пятьдесят тысяч долларов, а также на книжный формат с издательством Houghton Mifflin Со. за двести пятьдесят тысяч долларов. В Британии и Австралии новое сочинение было продано за пятьсот пятьдесят пять тысяч фунтов (2,23 миллиона долларов)
. Набегала более чем приличная сумма даже после уплаты налогов; оставалось только написать новую книгу.
С чего начать? С определения творческого метода. За полвека писательской деятельности Черчиллем были испробованы различные подходы к изложению материала. Теперь ему следовало решить, что станет основой его нового произведения. В принципе, ответ на этот вопрос лежал на поверхности и определялся теми значительными усилиями, которые автор потратил на защиту своего права использовать правительственные документы. Именно они и должны были стать остовом.
Черчилль признавал, что все эти документы: меморандумы, директивы, личные телеграммы и памятные записки, будучи составлены «под влиянием событий и на основе сведений, имевшихся лишь в тот момент», являются «во многих отношениях несовершенными», и при «ретроспективном взгляде многое из того, что решалось час за часом под влиянием событий, теперь может казаться ошибочным и неоправданным»
. Но с другой стороны, в этом несовершенстве подлинных документов и заключалось их главное преимущество. В отличие от выхолощенных описаний и тщательно подобранных фактов, в аутентичных документах плещется жизнь со всей ее непредсказуемостью и неожиданностью. «Насколько мало мы способны предвидеть последствия как мудрых, так и глупых поступков, добродетельного или злого умысла», – сокрушался Черчилль, но в то же время признавал, что без этой «безмерности и постоянной неопределенности человеческая жизнь была бы лишена своего драматизма»
. По его мнению, оригинальные документы представляют «более достоверную летопись и создают более полное впечатление о происходившем и о том, каким оно представлялось нам в то время», чем любой отчет, который мог быть написан, когда «ход событий уже всем известен». «Было бы легче выступить с мыслями, появившимися позже, когда ответы на все загадки уже стали известны, но я должен предоставить это историкам, которые в соответствующее время смогут высказать свои обдуманные суждения», – скромно заявлял наш герой.
Не вступал ли подобный подход в противоречие с неприятием дневниковых записей? Черчилль считал, что нет. Во-первых, на стороне документов было неоспоримое преимущество. Они не просто служили частными размышлениями публичного лица, делящегося в одиночестве своими мыслями, переживаниями и планами. Они инициировали действие, изменяя настоящее и формируя будущее. По этой причине Черчилль считал использование неизвестных широкой публике подлинных материалов одним (наряду со своим литературным слогом) из важнейших факторов привлекательности нового произведения для читателей. «Я сомневаюсь, чтобы где-либо и когда-либо существовала другая подобная летопись повседневного руководства войной и государственными делами», – констатировал он. Да и «объяснение обстановки словами, написанными в то время», рассматривалось им, как «большая ценность для военного историка»
.
Во-вторых, каждому документу необходим рассказчик, выступающий в роли медиатора между читателем и событием. Именно он определяет, в какое русло направить повествование и каким образом интерпретировать собранный материал. Наставляя своих помощников, Черчилль говорил: «если хотите повлиять на людей и народы», факты недостаточно обнаружить и отобрать, их также необходимо правильно «преподнести»
. Сам он не питал иллюзий насчет объективности изложения. Любая история, изложенная человеком, субъективна. Когда Колвилл спросил его о книгах известного газетного магната Уильяма Максвелла Эйткена, 1-го барона Бивербрука (1879–1964): «правдивые» ли они, Черчилль ответил, что эти произведения всего лишь «трактовка правды в понимании Макса»
.
Отчасти именно поэтому в предисловии чуть ли не каждого тома автор напоминает, что «основной нитью повествования служат директивы, телеграммы и служебные записки, составленные лично мной и касающиеся повседневных вопросов ведения войны и государственных дел». Также Черчилль добавлял, что если речь зайдет об оценке его деятельности, то он бы предпочел, чтобы его «судили» именно на основании приведенных документов, «значение и интерес которых определяется моментом»
.
Несмотря на цитаты из дневников других авторов, включая итальянские и немецкие первоисточники («всегда интересно увидеть реакцию на другой стороне»
), одной из отличительных особенностей обнародованных документов было то, что авторство большой их части принадлежало непосредственно Черчиллю. В книге, безусловно, приведены высказывания, а также изложение позиции коллег и противников, но в целом мнению других участников разворачивающейся драмы уделено осознанно мало места. Подобный монологический подход подрывает объективность изложения и дает повод для заслуженной критики. Даже Норман Брук, принимавший активное участие в создании книги, был вынужден констатировать, что «мистер Черчилль настолько много цитирует собственные документы, что может создаться впечатление, будто никто, кроме него, не выказывал никакой инициативы»
.
Объясняя крен в сторону собственных документов, Черчилль ссылается на то, что не может приводить тексты других авторов из-за отсутствия места и соответствующего права
. Подобный ответ может сойти за апологию. Так оно и есть. Хотя ситуации были разные. Например, экс-глава Би-би-си Джон Чарльз Рейт (1889–1971), занимавший в военном правительстве непродолжительное время пост министра транспорта, а затем в течение двух лет – первого комиссара труда и общественных зданий, возмущался тем, что автор обвинял его на страницах своей книги в недостатке старательности. Рейт указал на несправедливость подобных суждений. Но Черчилль оставил это обращение без внимания
. Учитывая, что в бытность своего руководства знаменитой радиокорпорацией Рейт неоднократно ограничивал допуск будущего премьера к радиоресурсу, было бы удивительным, если бы политик согласился с замечанием и вставил бы в текст оправдания бывшего недоброжелателя.
Были и другие случаи, когда Черчиллю сознательно не разрешали использовать тот или иной документ, в том числе отличавшийся от его точки зрения. Так, например, произошло при описании в первом томе норвежской кампании 1940 года[11 - Под норвежской кампанией понимаются совместные действия союзников в апреле – июне 1940 года, направленные на прекращение поставок в Германию шведской руды. Не путать с Датско-Норвежской операцией, связанной с захватом Третьим рейхом Дании и Норвегии в аналогичный период.] неудача которой стоила Невиллу Чемберлену поста премьер-министра. Несмотря на то что репутационные издержки понес глава правительства, одним из основных инициаторов высадки британских войск в Норвегии был Черчилль. Правда, он выступал за более раннее и более концентрированное проведение операции, не скупясь в своей книге на аргументы, которые обеляли его поступки и решения в этой истории. Для того чтобы уравновесить изложение, он собирался привести выдержки из документа, подготовленного Комитетом начальников штабов и содержащего критику его взглядов. Но Клемент Эттли наложил вето на цитирование названной бумаги
.
Несмотря на подобные эпизоды, преобладание авторской точки зрения, представлявшей главного героя в выгодном цвете, было существенным. За полвека публичной деятельности Черчилль приобрел достаточно опыта и достиг высшего пилотажа в популяризации своих взглядов и идеализации своего образа. Он представил обильные цитаты, которые утяжелили произведение и могли отпугнуть читателей, в виде убойного аргумента, доказывающего правильность его решений и поступков военного времени. При этом тот факт, что документы тщательно отбирались, чтобы обосновать необходимую точку зрения, Черчилль оставил за рамками своих объяснений.
Каркас из официальных бумаг определил не только формат новой книги – он также задал основной подход в ее написании. Вначале Черчилль определял, какой документ собирается использовать. Затем в архив направлялся один из его помощников, чтобы принести копию запрошенного документа. Когда требуемые материалы были подобраны, автор начинал с ними работу, либо вычеркивая, либо вырезая ненужные куски. Оставшуюся часть он наклеивал на отдельный лист бумаги, на котором, обычно красными чернилами, делал краткое пояснение и введение. В том случае, если введение было длинным, оно диктовалось секретарям. На завершающей стадии диктовалась связка к следующему документу.
По сути, в описанном подходе с нанизыванием текста на выдержки из документов не было ничего принципиально нового. Черчилль обратился к практике, которую успешно апробировал еще четверть века назад при написании «Мирового кризиса».
Вторым, наряду с активным цитированием документов, ноу-хау Черчилля-писателя стало активное использование творческого коллектива. Впервые он привлек экспертов во время подготовки истории Первой мировой, затем значительно развил эту практику при создании «Мальборо». Масштаб нового произведения, сжатые сроки, а также наличие гораздо меньшего объема временных ресурсов, которыми располагал автор (в отличие от периода работы над тем же «Мальборо»), не только делали появление команды необходимым, но и предъявляли новые требования к составу ее участников.
Свой творческий коллектив Черчилль однажды назвал «наш собственный секретный кружок»
. Однако куда более известным станет другое броское название – «Синдикат». Кто входил в состав «Синдиката»?
Планировалось, что первая скрипка в творческом ансамбле будет принадлежать Фредерику Уильяму Дэмпиру Дикину (1913–2005), с которым у Черчилля сложились теплые и плодотворные отношения еще со времен работы над «Мальборо». Дикина отличали лояльность к Черчиллю, а также высокий профессионализм историка. Этих качеств уже было достаточно, чтобы держать его при себе. Но у молодого исследователя было еще одно важное преимущество: он хорошо знал стиль автора, и именно ему при подготовке черновых заметок было разрешено использовать личные местоимения. За прошедшие с 1939 года семь лет в жизни Дикина многое изменилось. Дослужившийся до подполковника, награжденный орденом «За выдающиеся заслуги», он входил в годы войны в состав Особого управления военными операциями и выполнял секретные поручения. Например, по указанию премьер-министра он был направлен с особой миссией к главе югославских партизан Иосипу Броз Тито (1892–1980), а после войны, в 1945–1946 годах, работал первым секретарем британского посольства в Белграде. Одновременно с успешной военной и дипломатической карьерой Дикин приобрел значительный вес в педагогических кругах, став главой колледжа Святого Антония в Оксфорде. Университетские обязанности оставляли ему не так много времени для участия в новом проекте.
И тем не менее, даже несмотря на свою загрузку, Дикину предстояло сыграть важную роль, выполняя проверку и перепроверку многочисленных исторических фактов и почерпнутых из архивных документов сведений. Бо?льшую часть своего времени в работе над книгой он провел в подземных помещениях, где члены кабинета и начальники штабов укрывались от авианалетов в годы войны. В 1984 году часть этих комнат будет открыта для публики, с последующим расширением экспозиции и появлением в 2005 году музея Черчилля. Не ограничиваясь лишь работой с документами, Дикин также брал интервью у непосредственных участников и специалистов
.
Учитывая активную работу Дикина на ниве педагогики, Черчилль вначале собирался компенсировать отсутствие главного помощника привлечением нескольких талантливых студентов из Оксфорда. Однако потом он отказался от этой затеи, найдя многое из того, что ему требовалось, в лице отставного генерал-лейтенанта Генри Ройдса Паунэлла (1887–1961). Последний занимал посты начальника штаба британских экспедиционных сил (в мае 1940 года), главнокомандующего британскими войсками на Дальнем Востоке, в Персии и Ираке, начальника штаба при генерале[12 - В 1943 году А. Уэйвелл произведен в звание фельдмаршала.] Арчибальде Уэйвелле в 1942 году, а также при Луисе Маунтбэттене в 1943–1944 годах.
Как и другие члены «Синдиката», Паунэлл работал на возмездной основе, его гонорар составлял одну тысячу фунтов в год. В послевоенной Британии это была значительная сумма для отставного офицера. Однако Черчилль от услуг своего консультанта получил гораздо больше. У Паунэлла было то, что не хватало Дикину, но в чем остро нуждался новый проект. Он обладал богатым опытом высокопоставленного штабного офицера, знающего, как функционирует военная машина, на что следует обращать внимание и какие мысли в объемных меморандумах и официальных распоряжениях можно почерпнуть, читая между строк. Кроме того, генерал мог поделиться личными воспоминаниями о довоенном перевооружении, падении Франции и капитуляции Сингапура. Также он состоял в одном из комитетов официальных военных историков, что давало ему право доступа к документам исторической секции секретариата кабинета министров.
Были у Паунэлла и слабости. При хорошем знании предмета его сопроводительным запискам не хватало легкости – по большей части они были сухи и скучны. Однако это не помешало быстрому налаживанию отношений с Черчиллем. Начав работать в «Синдикате» в ноябре 1946 года, уже летом следующего года генерал вошел в близкий круг, свидетельством чему стало изменение формы обращения с «уважаемого Паунэлла» на «дорогой Генри».
С экс-премьером Паунэлла познакомил их общий друг, генерал (четырехзвездный) Гастингс Лайонел Исмей (1887–1965), который также стал одним из постоянных членов творческого коллектива. В годы войны Исмей занимал ответственные посты начальника штаба Министерства обороны и заместителя секретаря военного кабинета. Учитывая, что и Министерство обороны, и военный кабинет возглавлял Черчилль, Исмей фактически исполнял роль связующего звена между премьер-министром и военными. Одной из его отличительных черт была исключительная лояльность по отношению к своему боссу. «Если мистер Черчилль скажет, что ему нужно вытереть об меня ботинки, я лягу и позволю ему это сделать, – заявлял Исмей. – Мистер Черчилль настолько великий человек, что для него должно быть сделано все что угодно»
. За немного приплюснутое лицо и собачью преданность в близком кругу Исмея называли «Мопс». В 1946 и 1947 году он совмещал участие в проекте, снабжая Черчилля ценными документами и полезными личными воспоминаниями, с работой в должности военного секретаря кабинета (1946 год) и начальника штаба при вице-короле Индии (1947 год). В последующие годы его помощь стала носить более регулярный характер.
Для экспертизы военно-морской тематики был нанят (также за одну тысячу фунтов в год) коммодор Джордж Роланд Гордон Аллен (1891–1980), принимавший участие в Ютландском сражении (1916 год), а Вторую мировую войну закончивший старшим офицером в штабе общевойсковых операций. Наибольшее влияние он оказал на первый том, содержащий, среди прочего, описание деятельности Черчилля на посту первого лорда Адмиралтейства. В дальнейшем он не раз будет стараться расширить долю военно-морской тематики в подготавливаемом тексте. Из особенностей этого человека обращает на себя внимание скованность и робость перед автором проекта. Черчилль недолюбливал зажатых и замкнутых людей, считая, что если человек молчит, значит, ему просто нечего сказать. На протяжении всего сотрудничества политик сохранял с Алленом подчеркнуто формальные отношения, а в последние годы работы над книгой вообще старался общаться с ним по большей части в письменной форме
.
Дикин, Паунэлл, Исмей и Аллен сформировали именно тот «секретный кружок», который стал основой «Синдиката». Но был еще один специалист, сыгравший важную роль в успехе нового начинания: барристер Ричард Денис Люсьен Келли (1916–1990). В свои тридцать лет он успел прочитать курс лекций истории в Оксфорде, отслужить в армии в Бирме и Индии, получить «Военный крест», а также поработать после войны юристом. Дел было немного, а те, что имелись, приносили недостаточно средств для достойного существования. Келли искал подработку. Его офис находился в одном здании с кабинетом Грэхема-Диксона, озабоченного в тот момент созданием литературного Фонда и ищущего того, кто смог бы в кратчайшие сроки привести огромный архив Черчилля в порядок.
За сто гиней в месяц плюс оплата накладных расходов Келли согласился разобрать и каталогизировать многолетний архив политика. В мае 1947 года он впервые посетил Чартвелл. Задача, которую ему поставил хозяин поместья, отличалась краткостью, образностью и доходчивостью: «Тебе, мой мальчик, поручается создать вселенную из хаоса»
. Архив хранился в подвале и являл собой плачевное зрелище. Собрана и структурирована была лишь небольшая часть бумаг, остальные находились в форменном беспорядке. Правительственные красные ящики, случайно собранные папки, свыше семидесяти черных жестяных коробок, наподобие тех, которые использовали адвокаты XIX столетия. Все это перемежалось многочисленными подарками и сувенирами. Среди последних внимание Келли сразу привлекли американский пистолет-пулемет и меч самурая ручной работы. Неразбериха отличала и документы в самих коробках, где корреспонденция с Рузвельтом и Сталиным перемежались со школьными заметками Черчилля времен его учебы в Хэрроу.
Однако главной проблемой и даже угрозой всему начинанию была не царившая в архиве путаница. Архив располагался рядом с отопительной системой Чартвелла, весьма несовершенной, зато активно эксплуатируемой, так как хозяин дома терпеть не мог холод и приказывал топить даже в жаркие летние дни. Келли навел порядок. Для защиты архива все документы были размещены в новых ящиках из огнестойкого материала, а с наиболее ценных бумаг сделаны фотокопии. На разбор и каталогизацию у Келли с помогавшей ему машинисткой Сесил Геммел ушло четыре месяца. Черчилль остался доволен полученным результатом. Для того чтобы «вселенная» вновь не вернулась в первоначальное состояние, Келли был взят в штат архивариусом (за двести сорок фунтов в год) и стал пятым членом «Синдиката».
