Дис
И если бы только знал Антон, кто стоял тогда перед ним, то, наверное, наложил бы на себя руки прямо там, на месте. И не сожалел бы об этом никогда, провались он после этого хоть в саму преисподнюю. Однако, он не знал кем был тот незнакомец, да и не мог знать. А был это все тот же посетитель их компании, который заходил к ним этим вечером в офис. Сейчас же человек этот почти незаметно, плавно и словно вовсе не переступая ногами, приблизился к Антону. Да так и замер неподвижно напротив него. Своими холодными серыми глазами, которых почти невозможно было рассмотреть в полумраке позднего вечера, незнакомец смотрел куда-то вперед в пустое пространство. А потом вдруг взял и, как казалось, ни с того ни с сего, резко размахнулся левой рукой назад и ударил.
Удар этот, беззвучный и почти незаметный, не смог бы выдержать никто. По крайней мере из простых смертных. Но ведь Антон тоже был человеком? Да, конечно, – человеком он именно был. Однако до этого, когда-то довольно давно, он человеком этим и стал, хотя сейчас и не помнил этого. Но в тот момент, по прошествии почти двадцати шести лет своей земной жизни, он вновь стал таким, каким был прежде. Когда завершил свои бесконечно долгие, бесцельные блуждания по холодным и мрачным просторам космоса. Когда подошел к случайному финалу тот невообразимо протяженный период его неосознанного существования без мыслей, без чувств и воспоминаний. Вот только все, что с ним происходило тогда, теперь уже нельзя описать достоверно. Поскольку давно это было. Так давно, что и вообразить себе невозможно. Впрочем, не случись с ним этой обратной метаморфозы, ничего в мире людей и не изменилось бы. Все шло бы как прежде. Пусть, возможно, и несколько вяло или даже скучновато, но зато без серьезных потрясений. Вот только сам бы Антон, к сожалению, в этом случае погиб бы сразу. Но он устоял, он выдержал удар и выжил. Он даже почти и не сдвинулся с места, на котором несколько секунд назад остановился, недоуменно взирая на странного незнакомца. Однако теперь ничего уже исправить было нельзя. Потому что эти двое непримиримых противников, сошедшихся друг с другом в смертельной схватке, не могли более владеть собой. Да и вообще все события после этого, как казалось, самого обыкновенного осеннего вечера стали развиваться неумолимо, непредсказуемо и стремительно. И, как это ни странно, все предопределил лишь один, пусть и чудовищной силы удар, который одно весьма странное существо из этого мира нанесло, а другое выдержало.
7. Столкновение
Вам когда-нибудь было больно или страшно? А холодно? Да? Нет? Какое это имеет значение? Совершенно верно, никакого. Потому что ни одно живое существо на земле и никогда не испытывало ничего даже отдаленно похожего на то, что почувствовал тогда Антон. Ему показалось даже, что наступил конец света. Что не то чтобы одно лишь тело его, а саму душу его сжали холодные, твердые, мощные тиски. Что кромешная мгла буквально обрушилась на весь мир, и что он был в центре этого мира. Он не мог тогда даже закричать, хотя этого ему и очень хотелось. Не мог он и умереть, поскольку смерть была бы избавлением. Ему оставалось только терпеть. Но и терпеть он тоже не мог. Так что же, что ему было делать, о чем думать, что чувствовать? Что могло бы хоть как-то, причем не то чтобы совсем избавить его от страданий, но пусть лишь ненамного облегчить их. Знание и память, – вот все, что ему оставалось. Думать и помнить, вот все, что он мог. И это было то единственное, что помогло тогда Антону не обезуметь от боли и ужаса, не превратиться в такое же бездушное, жестокое существо, которое стояло сейчас перед ним. Да, он знал, он помнил. Сейчас вот вспомнил, что бывает в мире такой черный лед. Такой ужас: твердый, неизбывный, от которого не спастись и даже не скрыться. Что когда-то давно он уже сталкивался с подобным льдом и выжил. А раз выжил тогда, то выживет и сейчас.
Впрочем, сейчас ему было, пожалуй, и несколько легче. Ведь ему не нужно было думать о спасении, когда ни о чем другом, кроме как о собственной невыносимой боли думать почти невозможно. Не нужно было идти наугад, причем лишь только в одном изо всех случайно-возможных пространственных направлений. Не нужно было тратить всю свою энергию на один совсем незначительный шаг, а потом еще столетиями копить ее, чтобы сделать шаг новый. Не нужно было проделывать весь тот страшный путь, пройти который могло, наверное, лишь одно живое существо из миллиарда. Он уже знал этот путь, помнил его. Сейчас вот вспомнил: только знания, только они одни были его светом, давали надежду. И вот теперь, во второй раз уже, спустя очень долгие годы они снова спасли его.
Некоторое время после полученного удара Антон стоял неподвижно. Незнакомец же находился в нескольких шагах от него и, как казалось, слегка улыбаясь, с интересом разглядывал свою жертву. Но постепенно взгляд его стал как будто чуть мутнеть, потом делаться напряженным и словно бы колючим, и вдруг вспыхнул: невероятной, бешеной злобой. Он едва ли не с ужасом обнаружил, что его противник не погиб, не обратился в прах, и главное, не стал таким же, как и он сам: холодным, бездушным, злым. Что вся та ненависть, которую он вложил в тот единственный и сокрушительный удар, не перешла тогда к Антону. Она, конечно, очень сильно травмировала его. Но при этом все же и не проникла в его душу, в самую глубину. А значит теперь уже он сам, что казалось и попросту невозможным, был слабее своего противника, мягче его. И такого не случалось еще никогда. Ему явно противостояла сила, которая, быть может, и не была такой же мощной. Но она, в отличие от его собственной, пусть и запредельной, но при этом все же и какой-то тупой, была, напротив, словно бы острой. С областью приложения почти равной простой геометрической точке. А оттого порождала воздействие не менее разрушительное. И это было воздействие алмазного резца на кремень. Тонкое, глубокое, болезненное. Что-то неведомое стало овладевать незнакомцем, темное, могущественное и, к его несчастью, совершенно ему не подконтрольное. Он уже не мог более владеть собой. Не в силах был. Последним, что он еще помнил, была земля, засыпанная сухими опавшими листьями, которая медленно уходила у него из-под ног.
Сам Антон в тот момент, ни живой ни мертвый, тоже плавно поднялся в воздух. И им овладела некая сила, и также ему не подконтрольная. Но то была сила иная: яркая, светлая. Вот только свет этот был, хотя и абсолютно невесомым, но при этом невероятно жестким, как сжатая пружина, острым, словно правда, и запредельно горячим. Даже само тело Антона в тот момент раскалилось так, что его одежда не то чтобы сначала почернела, а затем сгорела. Она словно бы в миллионную долю секунды истлела от безумно высокой температуры, после чего и распалась почти на отдельные атомы. Одежды на незнакомце также не было. Но она напротив, стала сначала белой подобно снегу, а затем как тысячелетний тлен была унесена прочь и развеяна по ветру.
Двое противников, а точнее два ни живых ни мертвых тела, несколько секунд просто висели в воздухе неподвижно. Они оба уже ничего не могли ни видеть, ни чувствовать. Поскольку подчинялись силам внешним, хотя, возможно, и самым мощным изо всех существующих во Вселенной. И, как это ни странно, но в чем-то эти две противоположно-направленные силы были даже схожи друг с другом. Но вот только в чем? Ответ на этот вопрос мог бы дать, наверное, лишь тот, кто их контролировал. Но кто же это был? Неужели же тот, кто сейчас медленно развел эти два полностью лишенных своей собственной воли инертных тела в разные стороны на расстояние примерно ста метров, а затем с запредельной силой и столкнул их.
Да, и это было столкновение. Света и тьмы, холода и жара, лжи и правды. Непримиримое, бескомпромиссное, смертоносное. Один из этих двух противников должен был в тот вечер непременно погибнуть. Но пока гибло лишь все вокруг. Все, что находилось в радиусе нескольких километров. Сначала вспыхнула ярким пламенем лесополоса. Потом как будто бы замерзла. А затем загорелась снова. После чего, обратившись в невесомый серый пепел, была развеяна налетевшим ветром по близлежащим полям. Еще через некоторое время, но напротив, словно бы замерзли жилые дома. Весь поселок, в котором как раз и жил Антон, в мгновение ока покрылся сначала толстым слоем снега, который, правда, почти тут же растаял, но затем замерз опять. Сами же противники тем временем вновь разошлись в разные стороны, но уже на большее расстояние. Между ними было теперь уже километра два-три. И снова сошлись. И это столкновение было еще сильнее предыдущего. И теперь уже во все стороны полетели искры. Яркие, разноцветные. Словно взмыла вверх, вылупившись из своего жесткого овального кокона, первая весенняя бабочка. Которая, взмахнув своими огромными легкими крыльями, на несколько секунд ярко осветила все вокруг. Правда, из-за этих искр вспыхнул вокруг и сам воздух, потом погас и затем загорелся снова. К счастью, все это происходило уже на довольно значительном расстоянии от земли. Поэтому люди, жившие в непосредственной близости от падающих здесь и там искр, почти не пострадали. Они лишь слышали невероятно громкий звук, как от мощного взрыва или от удара грома. Поскольку воздух над ними из-за образовавшейся гигантской пустоты, мгновенно схлопнулся.
Антон и его противник находились теперь уже довольно высоко. В нескольких километрах над землей. Там было исключительно холодно, но зато и невероятно красиво. Звезды над облаками светили очень ярко, почти не замутненные атмосферой Земли. Луна освещала белесым светом верхнюю кромку облаков, а в просветах между ними и саму землю. Вот только Антон и незнакомец ничего этого не видели. Поскольку были полностью подчинены той таинственной силе, которая сначала разводила их в разные стороны, а затем с запредельной жестокостью соударяла. Она, несмотря ни на что, все так и продолжала действовать. И ничто в целом мире, как казалось, не могло бы теперь ее остановить. Все это походило, как если бы некий невидимый великан разводил свои огромные длинные руки в разные стороны, а затем с невероятным грохотом хлопал ими.
Наконец, противники поднялись едва ли не в открытый космос, на высоту свыше двадцати километров. Расстояние между ними, до этого возраставшее с каждым хлопком-столкновением в геометрической прогрессии, стало еще более значительным. Им требовалось уже довольно продолжительное время, чтобы снова сойтись. Хотя и передвигались они со скоростью неимоверной. Такой, что не то что современные самолеты, но даже и космические корабли не смогли бы подобной скорости развить. И каковы же были инерционные перегрузки, которым подвергались эти два лишенных своей собственной воли тела, каковы же были невероятные перепады их температур. Нет, они не были людьми, конечно же, не были.
Но все когда-либо заканчивается. И этот поединок не мог длиться вечно. Находясь уже в нескольких тысячах километрах от того места, где изначально сошлись, Антон с незнакомцем стали снова сближаться. И теперь уже в последний раз. Но им не суждено было столкнуться. Потому что незнакомец во время этого головокружительного параболического полета начал постепенно, за несколько сотен километров до места столкновения, буквально рассыпаться. Внешне это выглядело, как если бы он обратился в черную рыхлую пыль, которую, хотя и сильно разряженный, но все же мощнейший ветер постепенно сдувал с него. Вот уже рассыпались тонкие длинные пальцы его рук, а затем и сами руки. Ноги также едва ли не до колен были оставлены где-то позади. Вот его грудь и спина, и плечи обратились в невесомый чернильный порошок, тут же развеянный встречным ветром. Наконец, осталось лишь только одно его лицо. Причем, оно почти даже и достигло места столкновения, но все-таки, буквально за километр до этого медленно распалось также. И тогда над всей Землей пронесся легкий, едва слышный вздох то ли облегчения, то ли напротив горя. «Аластор», – прошумел порывистый ветер. «Аластор», – прогудели высокие горы. «Аластор», – вздохнули глубокие моря. И, да, – в тот момент все было кончено. Один из вечных и самых страшных демонов Земли был повержен, а его прах развеян по ветру.
Антон же, теперь уже лишенный своего противника, медленно спланировал по наклонной траектории вниз и опустился на то самое место, откуда еще несколько часов назад поднялся в воздух. На нем не было одежды, но он не замерз. Он перенес тяжелейшее испытание, но он не чувствовал себя опустошенным. Ему были нанесены страшные раны и увечья, но он не чувствовал боли. Он теперь вообще почти ничего не чувствовал. Но зато он прозрел и мог видеть. Видеть все то, чего ни один человек на Земле не смог бы никогда. И тем не менее Антон, а точнее тот, кем он стал теперь, лежал еще некоторое время неподвижно. Он словно бы размышлял, в каком направлении ему теперь идти. Что выбрать. Когда-то давно он уже думал о подобных вещах и сделал тогда правильный выбор. Вот и сейчас он должен был для себя решить, опираться ли ему на внутреннюю силу движения или на внешнюю. И так же, как и в прошлый раз, он выбрал путь изнутри. Этот путь был, конечно, несколько более эгоистичным, но он также вел к свету. К вечному свету и выходу из тьмы. Он давал силы и желание жить даже в самых трудных и опасных ситуациях. Единственное вот только, чего не мог теперь Антон, так это оставаться инертным. Неподвижность, остановка, застой означали бы для него смерть. Но зато в движении он был почти неуязвим. И мало какая сила в мире могла бы теперь ему повредить.
Тем временем все вокруг постепенно приходило в свое нормальное состояние. Конечно, насколько это вообще было возможно. Вот где-то вдалеке пробежала взъерошенная серая кошка, словно бы собственным примером подтверждая поверье о наличии у этих пушистых хвостатых тварей девяти жизней. Вот что-то где-то словно бы скрипнуло. Это некая едва очухавшаяся от только что схлынувшего запредельного ужаса лесная птица попыталась исполнить свою позабытую на время ночную песню. А тут даже и проползло что-то по полю, насекомое какое-то. Вот только люди из соседнего поселка никак не приходили в себя. Нет, они, конечно, были живы. Однако духовная катастрофа, разразившаяся в тот поздний вечер так близко от них, слишком уж сильно на них подействовала. Залаяла где-то собака, потом завыла. Зазвенела сигнализация поселкового магазина. Да так и звенела без умолку, пока что-то не коротнуло в ее старой, давно проржавевшей электропроводке. Застрекотал вертолет, и возник посреди ночного неба блуждающий луч мощного прожектора.
И все же, хотя это и могло показаться немного странным, последствия минувшего столкновения ощущались не только поблизости, но и в весьма удаленных от этого тихого подмосковного поселка местах. Даже в иных странах, да и вообще по всей Земле произошло тогда нечто удивительное. Люди, которые до этого крепко спали и видели сны, все вдруг проснулись, причем разом. А те, которые не спали, ощутили сильнейший припадок меланхолии. Они даже на некоторое время словно бы опьянели, хотя и не пили до этого ничего. По той же причине случилось в разных районах земного шара несколько незначительных техногенных катастроф. Но все обошлось благополучно, без человеческих жертв. Так что материальный ущерб от произошедшего был, в общем-то, невелик. Чего нельзя было, конечно, сказать об ущербе моральном. Точнее, и правильнее даже в этом случае, наверное, было бы говорить и не об ущербе как таковом. А скорее о чем-то ином, быть может, даже противоположном. Поскольку в тот момент люди Земли словно бы освободились от крепких невидимых пут, сжимавших их тысячелетиями и мешавших им свободно жить и дышать. Всеми теми долгими, однообразно сменяющимися веками, в течение которых существовала и с огромным трудом развивалась человеческая цивилизация. Они вдруг почувствовали невероятный, пьянящий, головокружительный всплеск творческого вдохновения и едва ли не восторга. Ощутили себя морально свободными.
8. Звезда
Антон лежал на тропинке лицом вниз. Правда, эта, бывшая теперь уже тропинка, была покрыта толстым слоем пепла, так что Антону пришлось даже немного разгрести его руками, чтобы свободно дышать. Глаз он не открывал и даже не шевелился. Ему и так сейчас было очень хорошо, в полном покое. Голова все еще немного кружилась и в ней хаотичным вихрем носились разные мысли наподобие: «Что это такое было» и «что с ним будет теперь». Однако одно Антон знал наверняка: он был жив. Он еще мог двигаться и дышать, а значит все было не так уж и плохо. Мысли об исчезнувшем незнакомце он гнал от себя, поскольку они причиняли ему едва ли не физическую боль. И все-таки нужно было сейчас что-то предпринимать. И вне зависимости от пережитого как-то продолжать думать и жить. Да и не лежать же ему тут, в самом деле, в таком вот виде, на совершенно открытом месте.
Антон чуть приподнялся на локтях и, слегка помотав головой, спокойно открыл глаза. Вспышка! Он увидел ярчайшую вспышку, как будто перед ним зажгли целую гору азотнокислого магния. И это опять была боль. Он зажмурился и, даже как-то невольно скрючившись, прижал ладони к закрытым уже глазам. «Да, так было немного легче, – причем не столько подумал, сколько почувствовал он. – Но что же это, что же это опять? Что со мной и когда все это закончится? – только и успевал он задавать себе эти невольные вопросы. – Почему все напасти мира и опять на него, на него одного?» Антон теперь уже лежал не шевелясь и все в такой же скрюченной позе, не отводя ладоней от своих глаз. Мысли вновь стали путаться. Однако посреди всего этого невероятного сумбура все яснее и отчетливее стала проступать одна из них. Неприятная, болезненная и очень пугающая: «Я ослеп». Да и действительно, что могло случиться такого, причем не с ним даже, а с одними лишь его глазами, чтобы он не мог и на секунду их открыть. И откуда взялся весь этот яркий свет, ведь сейчас была поздняя ночь, а, значит, напротив, вокруг должно было быть темно. Объяснение, впрочем, не заставило себя долго ждать: «Я сжег себе сетчатку, вот и все. Вот так все просто. И страшно. И теперь навеки останусь убогим инвалидом, влачащим жалкое существование. Не могущим увидеть ни любимого лица, ни цвета, ничего». Слезы хлынули у него из глаз. От обиды, несправедливости жизни и от собственного бессилия что-либо изменить. Антон чуть слышно завыл.
К нему прикоснулась чья-то рука. «Наверно, спасатели, – подумал он поначалу. – Ан нет, уж больно маленькая что-то». И действительно, по телу Антона, по его голове, волосам и спине скользила чья-то маленькая, совсем еще детская ручка. Вот уже и вторая рука до него дотронулась. А потом вдруг возник и голос:
– Потерпи, «кротик», потерпи. Сейчас станет легче.
Да, и точно, Антону вдруг на миг показалось, что ему стало немного лучше. И что даже боль в глазах, которую он все еще испытывал, стала как будто слегка проходить. Он вновь попробовал их открыть. И опять – вспышка. Он снова с усилием сжался в комок и опять чуть слышно завыл.
– Нет, «кротик», нет, не открывай глаза…
Потом последовала пауза. Некто, тот кто сейчас трогал его руками, руки эти внезапно отдернул назад и более уже к нему не прикасался. Антон попытался было поводить рукой по воздуху, чтобы хоть как-то нащупать того, кто с ним говорил, но не смог.
– Лежи, лежи смирно, – услышал он тот же голос, – не шевелись.
Это был явно детский голос. Это чувствовалось по интонациям и тембру. «Но почему здесь, и откуда? – подумал Антон. – И что этой девочке тут надо? Неужели же она пришла из нашего поселка, чтобы помочь?» Он вновь поводил рукой. И на этот раз его рука действительно натолкнулась на что-то мягкое и теплое. Он отдернул руку.
– «Кротик», не мешай, – сказала девочка, – а то я тут долго с тобой провожусь. А мне и другим помочь надо.
– А пострадавших много? – сквозь запекшиеся губы кое-как процедил Антон.
И вновь последовала пауза.
– Мама, мамочка! – на этот раз девочка почти закричала, – тут «кротик» живой, и он меня слышит!
Потом послышалось некое невнятное шебуршание и вновь наступила тишина.
– Ах да… – как-то досадливо проговорила девочка, – здесь же не ловит. – И она вновь пробормотала что-то, но уже про себя, Антон не разобрал. – Но ведь, – девочка обратилась теперь уже к нему, – ты же не можешь меня слышать.
– Почему не могу, – вновь с трудом прохрипел Антон, – очень даже могу и слышать, и… – он на миг вдруг запнулся, но продолжил, – вот только глаза болят. Ничего не вижу, один яркий свет.
– Ой-ей-ей, мама! – девочка опять обратилась к кому-то и, по всей видимости, вновь безуспешно. – Мама, – продолжила она почти что кричать, – тут «кротик»… видит…
Антон ничего на это не сказал. Он не понимал, о чем этот ребенок. «Ну да, – „мама“, это понятно. Все дети зовут маму, когда их что-нибудь пугает. Но почему „видит“? Или она со страху все перепутала?» Тем временем девочка стала водить своими ручками по его рукам, а потом, чуть отодвинув их, дотронулась до его век.
– Что ты сейчас видишь? – спросила она его уже более серьезным тоном и почти спокойно.
– Ничего, – ответил Антон, – только красное что-то, словно свет бьет прямо сквозь веки.
– Погоди, «кротик», – проговорила девочка, – сейчас…
Тут она что-то там у себя поделала, Антон не разобрал, и вновь дотронулась руками до его пальцев.
– Подними глаза, посмотри как будто наверх, я сейчас постараюсь тебе помочь, – сказала она. – Не бойся, это не больно. Это лепестки Аолы, они как линзы, они помогут тебе. Я совсем немного приподниму твои веки и установлю их. Ты только не дергайся. И руки убери, – проговорила она наконец уже почти строгим тоном.
Антон подчинился. Потом закатил глаза. А девочка, действительно вставила ему что-то под веки, тонкое гибкое и очень мягкое. Потом она веки его аккуратно поправила и отпустила.
– Все, «кротик», – проговорила она с чувством, – смотри!
И Антон открыл глаза. Никогда еще, никогда в своей жизни он не видел ничего подобного. Сказать, что он удивился, это не сказать ничего. Он был ошеломлен, поражен, раздавлен. Он даже невольно открыл рот от изумления. А глаза его, словно и вовсе уже не подчиняясь его воле, просто-таки стреляли в разные стороны то туда, то сюда. Он смотрел и не мог насмотреться. Он любовался и не мог даже осознать того, что видел. Он наконец по-настоящему понял, о чем говорила эта девочка, – он прозрел.
Антон даже не сомневался в увиденном, он отчего-то знал, что все это не могло быть галлюцинацией. Какой-то внутренний голос говорил ему, что он видел реальный мир, полный мир, мир во всей своей красе. Потому что не бывает таких оптических иллюзий, просто не может быть. Что никакое сознание даже и близко не способно воспроизвести того, что было сейчас перед ним.
Девочка стояла неподалеку и молчала. Она даже не улыбалась, а просто смотрела на своего пациента спокойно и очень внимательно. В ее взгляде был и испуг, и восхищение, и еще что-то. Трудно было сказать что именно. Но она была поражена явно не меньше, чем сам Антон. Наконец пауза завершилась.
– Что это? – тихо произнес Антон дрожащим от страха и волнения голосом.
– Звезда, – спокойно ответила девочка.
– Мы на звезде? – уточнил Антон.
– Да, – ответила девочка, – и очень хорошо, что ты, «кротик», ее видишь. Это Арон, центральная звезда нашей системы. Она очень яркая и без защиты здесь вообще нельзя, – девочка указала на свой костюм.
Антон пригляделся. Да, ребенок и вправду был одет во что-то… во что-то странное. Словно бы сотканное из листьев и цветов. «Фея», – подумал про себя Антон чуть улыбнувшись. Девочка действительно в тот момент очень походила на маленькую, чудесную, волшебную фею из детских сказок. Но вообще, как ни странно, выглядела она почти так же, как и обыкновенные, простые дети, которые стайками бегали по их поселку летом, а зимой катались на санках и коньках. Вот только глаза у нее были чуть другие. Зеленые какие-то. То есть совершенно зеленые, да еще и с ярко выраженным салатовым отливом.
– Ты меня видишь, «кротик»? – вновь спросила девочка.
И хотя она точно уже знала, что Антон видит ее, – просто ей хотелось уточнить.
– Да, хорошо вижу, – ответил Антон. – Но я все-таки еще не совсем понимаю, что это. Мне даже показалось что ты сказала… – он посмотрел по сторонам.
– Звезда, – повторила девочка. – Мы на звезде. И это – то место, куда большинство из вас попадает после смерти. А потом сгорает внутри. Но… – она посмотрела куда-то вниз, – вы ничего этого не видите и не знаете. Потому что вы слепые. У вас иммунитет к ее свету и теплу. Вы ничего не чувствуете и поэтому не понимаете. Да вы и ослепли бы сразу, – она с явной жалостью посмотрела на Антона, – если бы вдруг прозрели. А так, – живете себе спокойно в неведении.
– Но ведь, – задумался Антон – он теперь мог уже более или менее нормально соображать, – звезды же большие. Как же эта, как ты говоришь, звезда Арон, может быть тут в Земле?
– Ой, «кротик», какой ты глупый, – девочка тихо засмеялась. – Ну как же можно сравнивать живое и неживое? Да разве и правильно судить по размерам о том, что внутри? Ведь даже вы сами, люди, – ну как вас можно оценивать по вашей величине? Здесь же на Земле обитает много животных, которые намного крупнее вас. Однако по знаниям и внутреннему миру вы по сравнению с ними просто гиганты.