Падение Храма Соломонова

– Только не надо рассказывать, как ты заботишься о римлянах! Как арестовывать всех подряд, а некоторых публично и убивать, так это ты первый, а как постоять немного… Ладно, заходите, только пройдите в перистиль, не надо толпиться в атрии.

Когда все преторианцы направились в указанное место, рабы виллы ужаснулись, так как подумали, что происходит арест всех живущих здесь, но, увидев Тита, который не выглядел арестованным, успокоились.

– Гости уже ушли или нет? А где отец? – спросил Тит юношу раба, стоявшего ближе всех к нему.

– Все разошлись, господин. А хозяин Веспасиан в кубикуле твоей сестры, они о чем-то спорят.

Тигеллин стоял сзади и все слушал. Когда же Тит отправился к Домицилле, тот последовал за ним. Флавий обернулся к префекту:

– Если ты не возражаешь, я со своей семьей поговорю сам.

– Конечно, само собой разумеется. Просто решил посмотреть, как ты живешь. Ведь здесь я никогда не был, – и Офоний пошел в другую сторону.

Подойдя к двери, ведущей в кубикулу, Тит услышал громкий разговор и не стал открывать ее, а внимательно слушал, что там происходило.

– Я не могу, отец, просто не могу, он ведь старый, толстый, уродливый и к тому же примитивный человек! – убеждала Домицилла.

– Наоборот, он сенатор, уважаемый человек в Риме, очень тебя любит и безумно богат. Я же тебе только что говорил, что мы практически нищие, занимаем монеты у моего родного брата, а чем отдавать? – кричал Веспасиан.

– Потому что не стоило было быть слишком честным, когда ты был проконсулом Африки. Ты получил за год миллион сестерциев55, но вместо того чтобы привезти их в семью, помогал провинции и ее гражданам. Другие были взяточниками и казнокрадами, а теперь уважаемые люди, и сейчас ты меня за одного из них хочешь выдать замуж, за мой счет собираешься разбогатеть?

Послышался звук пощечины. Старший сын Флавия сразу ворвался в кубикулу и увидел сидящую на полу сестру, которая держалась за левую щеку, а отец яростно смотрел на нее. Редко можно было увидеть, чтобы Веспасиан, всегда хладнокровный и спокойный, выходил из себя. Но слова дочери ранили его больше всех слов, слышанных за жизнь.

– Тит, сынок! Мало того, что она нарушает римские традиции, когда родители выбирают дочерям супруга, так она еще меня оскорбляет, – затем повернулся к дочери: – Я такого унижения не потерплю. Я честный человек и таким умру. Я не брал взятки, не был вором, и меня полюбили во всей империи. Сейчас благодаря мне род Флавиев пользуется популярностью и уважением. Я освоил ремесло погонщика мулов, чтобы хоть как-то прокормить вас. Хвала Нерону, который благодаря твоему брату давал нам ауреи, правда, мы их уже проели. И ты, ничего и никогда не сделавшая в жизни полезного, будешь меня упрекать?

Тит обратился к отцу:

– Почему император знает, что мы обнищали, а я, твой сын, нет, ты что, мне не доверяешь?

– Не хотел тебя беспокоить, я заложил виллу в Испании и нашу. Задолжал твоему дяде уже целое состояние, а аурей для жреца Юпитера на погребении дал мне брат, я не хотел так много платить.

– Кого ты выбрал в мужья Домицилле?

– Сенатора Гая Страбона.

– Весомая фигура, сенатор и городской претор. Домицилла, у тебя супругом будет римский судья! – обратился брат к ней. – Ты будешь полностью всем обеспечена и от всего всегда защищена.

– Я его не люблю, как вы не понимаете, а люблю другого! – с отчаянием в голосе произнесла она.

– Да, и кто же это? Я хочу знать! – повелительным тоном сказал Веспасиан.

– Фений Руф! – и она расплакалась.

У Тита от этого имени внутри все похолодело. «Этот страшный день никогда не закончится. Только этого еще не хватало. Если сестра узнает о моем задании и что я исполню его, то уже никогда меня не простит», – подумал он.

– Никакого Фения, он в опале и не очень богат, а любовь – дело проходящее, – произнес глава семьи.

– Отец, мне нужно с тобой поговорить наедине, давай выйдем, – обратился к нему старший сын.

Когда они зашли в соседнюю кубикулу, принадлежащую Титу, тот все рассказал Веспасиану. Реакция отца была мгновенной.

– Я пойду с вами. Они не должны узнать, что Домицилла влюблена в Руфа, надо сделать так, чтобы он замолчал прежде, чем что-либо скажет, иначе нас всех обвинят в заговоре.

– Но отец, я должен с ним поговорить и узнать правду!

– Ты ее и так знаешь. Хватит играть с огнем! Одевайся.

Тит надел на нижнюю льняную одежду кожаную тунику, поверх которой накинул красный плащ. Справа у него свисал гладиус56, а слева кинжал. Надел прочные кожаные сандалии, подбитые гвоздями, и позвал всех на улицу. Когда Тигеллин с преторианцами вышел, он увидел старшего Флавия, одетого в военную форму.

– Приветствую тебя, военачальник Веспасиан! Неужели ты нас будешь сопровождать? Что, Тит сказал, что сам не справится, и поэтому, как каждый хороший мальчик, позвал своего отца на помощь, да?

– Нет, Офоний. Я сам вызвался, мне надо увидеть смерть Фения, он должен ответить за то, что сделал с моей супругой.

– Пожалуй, в вашу семейную драму я вмешиваться не буду. Но учтите, Руфа должен убить Тит и никто другой. А иначе… Теперь пошли к инсулам Рубрия.

Путь лежал в Субур – равнину между Эсквилинским, Квиринальским и Виминальским холмами – один из самых густонаселенных, оживленных, опасных, шумных, сырых и грязных районов Рима, со множеством торговцев и простибул. Жители приходили в ужас, когда видели проходящих мимо них преторианцев с факелами в руках, а освещавший их огонь делал лица намного страшнее. Все как один при виде их расступались, потому что знали: такое количество преторианцев, да еще и ночью, явно не к добру, к тому же между ними мог быть и сам император. Если кто-то не успевал отступить, то его толкали в сторону, при этом могли ударить, и не важно, кто это был.

Проходя мимо одного домуса57, в котором кубикула, выходящая на улицу, была переделана под лавку, они увидели выбежавшего оттуда человека, держащего что-то в руках. За ним появился хозяин, начавший звать на помощь, чтобы задержали вора. Тот, увидев преторианцев, от перепуга выронил украденный серебряный поднос, стал как вкопанный, хозяин тоже остановился. Преторианцы даже внимания не обратили на все это и продолжали путь. Только Тигеллин, не мог спокойно что-то делать без вмешательства, становился и приказал:

– Преторианцы, стоять! – Затем повернулся к пострадавшему: – Старый глупец! Кто ночью держит открытой лавку с антиквариатом? Поэтому и воруют, а ловить их кто будет, мы?

– П-п-прости, г-го-господин, – дрожащим голосом произнес хозяин лавки. – Бо-больше этого не повторится!

– Конечно, не повторится, если тебя проучить! – и префект повернулся к стоящему, как камень, вору: – Подними то, что уронил, и иди отсюда, тебе ничего не будет, даю слово, как второе лицо в империи.

Грабитель, ничего не понимая, сделал так, как ему велели. И, отдаляясь от них, все еще ожидал нападения, думая, что это или обман, или розыгрыш. Хозяин же был в ужасе. Перед ним стоял представитель власти, который явно вел себя неадекватно.

– П-прости, господин. Я виноват, прошу помиловать меня, ведь я ничего плохого не совершил. Плачу постоянно налоги, приношу в жертву в честь императора быков, никогда за мной не было замечено никаких нарушений. Я чист перед империей.

– Молчать, пока тебя не спросили! Или ты считаешь, что я к тебе придираюсь? – спросил Офоний.

– Хватит, Тигеллин, у нас мало времени, ты его и так уже наказал, нам надо идти, – заступился Флавий-младший.

– Неужели, Тит? А у меня появилась идея получше. Он оскорбил меня, и я тебе приказываю отрубить ему голову.

– Офоний, приди в себя. Если тебе скучно, сам им и занимайся, мы же тогда пойдем к Рубрию и Фению без тебя, – заявил Веспасиан и вместе с Титом зашагал дальше по улице.

Сзади послышался крик, затем настала полная тишина.

Они прошли еще немного, пока не прибыли к месту назначения. Их взору предстали четырехэтажные инсулы. Некоторые жилища в них были роскошными и состояли из просторных кубикул, а некоторые бедными, с тесными каморками. Обеспеченные горожане жили на нижних этажах, а бедные – на верхних деревянных этажах без всяких удобств. На первом этаже чаще всего находились лавки, таверны и общественные уборные. Пока Флавии стояли, к ним подошли остальные.

– На каком этаже живет этот ваш эскулап? Наверное, на последнем. Те денарии, что вы ему платили, вряд ли могли его прокормить, а тем более содержать хорошее жилье, – с иронией произнес Тигеллин.

– Что, удовлетворился убийством невинного человека? Я вижу, что очень! – сказал с презрением Тит. – Кубикулы Рубрия на втором этаже, но что-то там темно.

– Тит, только не строй из себя хорошего человека. Рассказать твоему отцу, что ты вытворял на улицах вместе с императором и, кстати говоря, со мной. Как лужи крови…

– Хватит, Офоний! Давай лучше приступим к делу, – перебил его Веспасиан.

Префект заулыбался и пошел вместе с ними к лестнице на первом этаже. Поднявшись на второй, став перед дверью, он произнес:

– Именем императора, откройте! – и, ничего не услышав в ответ, велел взломать дверь.

На лестнице послышался шум, жильцы спрашивали друг друга, что случилось, кого пришли арестовывать. Когда преторианцы ворвались внутрь, то увидели фактически пустые кубикулы, где не было не только вещей, но даже мебели, только старая кровать.

– Да, похоже, что ваш медицинский гений покинул Рим. Как вы думаете, куда Рубрий мог отправиться? – спросил Тигеллин.

– Этого никто не знает. Он, насколько мне известно, вообще не покидал города в течение всей жизни, – ответил Флавий-младший.

Флавий-старший с удивлением посмотрел на сына.

– Как бы там ни было, его дело уже закрыто. Теперь идемте к Руфу. Преторианцы, на выход! – и, указав пальцем на дверь, Офоний вышел за ними.

– Все становится еще запутаннее, – сказал Тит отцу. – Рубрий же иудей, есть вероятность, что он отправился к родственникам в Иерусалим. Помнишь, Рубрий несколько раз к ним ездил? Я должен еще раз поговорить с Сенекой, если он мне все нормально не объяснит, тогда отправлюсь на поиски лекаря, а про должность квестора забуду!

– Почему запутанно? – удивился Веспасиан. – Тит, чего ты всегда во всем видишь подвох? Хватит здесь стоять, пошли!

Наконец они оказались на холме Яникул, который пересекал реку Тибр и был застроен многочисленными жилищами из-за прекрасного вида, открывавшегося с его вершины на город. Между шикарными виллами находился домус экс-префекта. Заходя в большой перистиль, Веспасиан попросил у Тита дать ему свой кинжал, тот подчинился, и отец незаметно спрятал его. Затем зашли в атрий, откуда Тигеллин и Тит попали в таблин, остальные же остались у входа.

Руф сидел совершенно спокойно в окружении четырех стоящих преторианцев. Увидев друга, Фений обрадовался, и в нем зажглась надежда на спасение, а глаза просили о помощи.

– Преторианцы, оставьте нас! – сказал Офоний. После этого, обращаясь к Руфу, продолжил: – Ты за свой подлый заговор против Нерона императором осужден на смерть. Тит с удовольствием выполнит его волю. Что-то хочешь сказать в свою защиту?

Фений перевел взгляд с Тигеллина на Флавия-младшего, и последний ужаснулся, увидев в глазах того всю боль и скорбь, будто получил смертельный удар в спину от самого близкого человека.

– И ты, Тит, и ты? – с горечью произнес осужденный. – Передай, что я всегда буду ее любить. Обещай, что передашь!

– Кого это ты будешь всегда любить? – поинтересовался Офоний.

У Тита возникло желание спасти Фения, перебить всех воинов и убежать вместе с семьей туда, где их никто не найдет. Но в этот момент Веспасиан, заходя в таблин, сильно толкнул Тигеллина в спину, тот отлетел в сторону, перекинулся через софу, а Флавий-старший, тоже падая, успел кинуть кинжал в горло Руфа. Последний инстинктивно рывком вытащил из шеи кинжал и упал с биселлия58 на пол.

Сразу же ворвались преторианцы и стали осматривать лежащих на полу людей. Тигеллин вскочил первым и, оттолкнув помогавших ему охранников, стал неистово кричать:

– Ты что, совсем одурел, глупец? Я расцениваю это как попытку моего убийства… А это еще что такое? Кто убил Руфа, почему он уже мертв?

Веспасиан, тоже поднимаясь с помощью преторианцев, ответил:

– Прошу прощения, Офоний, я споткнулся об порог и, пытаясь удержаться, вцепился в тебя.

– Вцепился? – в гневе спросил тот. – Вцепился? Да ты меня со всей мощи отшвырнул в другой конец! – Внезапно его осенила мысль: – А, я понял, это ты бросил кинжал в этого неудачника!

– Не надо меня во всем обвинять. Это сделал Тит, как ты и хотел. Видишь, мое оружие в ножнах, а у моего сына его нет.

Тигеллин посмотрел на Флавиев, затем подошел к покойнику и, взяв из его руки орудие убийства, отправился к Титу проверить, как кинжал входит в ножны. После проверки Офоний спросил, обращаясь к охране:

– Кто-то видел, что у Тита, когда он сюда заходил, не было кинжала?

Преторианцы пожали плечами.

– Умно. Очень умно, – обратился к Флавию-старшему префект.

– Не ищи заговоров там, где их нет.

– Кого Фений будет всегда любить? Кому ты должен это передать? – спросил Тигеллин у Тита.

– Даже не знаю, о чем это он.

– Допустим, что сейчас вам поверю, но не сомневайтесь, рано или поздно я узнаю правду, и тогда вы лично мной будете осуждены все вместе на смерть. Теперь идите домой, завтра император вас будет ждать на торжественном обеде во дворце, – и, повернувшись к охране, приказал: – Уберите здесь все, – затем вышел, а за ним последовала часть преторианцев.

Флавий-младший еще некоторое время приходил в себя от всего происшедшего. Если бы не его отец, возможно, он бы спас Фения и узнал бы, прав ли был Сенека, обвинив его друга в смерти матери. Хотя и так понятно, Руф не мог бы убить своего шурина или свою будущую тещу. Как теперь он посмотрит в глаза сестры, ведь из-за него она лишилась любимого.

– Не переживай ты так, – сказал сыну Веспасиан, когда они уже отходили от домуса Руфа. – Я сделал то, что должен был сделать каждый глава семьи, защищая своих детей. Если бы Тигеллин узнал, что Домицилла влюблена в Руфа, нас бы всех посчитали участниками заговора против императора. А последствия этого тебе и так понятны.

– Я бы и сам мог, а ты мне не доверяешь.

– Нет, этого ты бы не смог. И я тебя ни в коем случае ни в чем не виню и, будь уверен, что тебе полностью доверяю. Однако он был твоим другом, и уж я-то знаю, что убить друга практически невозможно. Для меня же он был никем.

– Отец! Сейчас мне необходимо зайти к Сенеке, он живет недалеко отсюда. Я уверен, что он мне скажет всю правду.

Флавий-старший вздохнул, но последовал за сыном к вилле Сенеки, которая находилась в двух кварталах отсюда. Когда Флавии подошли и постучали в ворота, к ним вышел центурион и сообщил, что Сенека арестован. Если кто-то хочет его видеть, должен иметь разрешение либо императора, либо префекта преторианцев.

По дороге домой Тит сказал отцу:

– Теперь ты видишь, что я не смогу ничего узнать у Сенеки, фактически он уже покойник. Но есть еще одно: Нерон сказал, что некоторых заговорщиков он арестовал, а некоторых нет. Надо нескольких из них посетить.

Придя на свою виллу и войдя в атрий, они обнаружили заплаканную Домициллу, которая явно их ожидала:

– Где вы были всю ночь, куда вы ходили, что вы сказали Руфу?

– Иди быстро спать, – приказал Веспасиан. – Или мы должны перед тобой во всем отчитываться, ты что, великой хозяйкой себя возомнила?

– Тит, любимый братик! Скажи правду, с Фением все нормально, что он сказал про меня, передавал ли мне что?

Тит, ничего не отвечая, прошел в свою кубикулу, закрылся и лег на кровать. Разные мысли лезли в голову. Вина перед сестрой камнем легла на сердце. «Я мог спасти ее возлюбленного и своего друга. Ну и что, что там было больше двадцати преторианцев, вместе с Руфом и отцом мы, если и погибли бы, то с чистой совестью, в бою, как и подобает истинным римлянам. А теперь необходимо с этим жить всю жизнь. Что бы сказала мать, осудила бы она меня или оправдала?»

Уже рассвет, а грусть его только увеличивалась. К завтраку Тит не вышел, а все лежал и думал. Наконец поднялся и, надев белую тогу, вышел в атрий, где рабы слонялись без дела. Не обращая внимания ни на какие вопросы и разговоры, он вышел на улицу и отправился к вилле одного из участников заговора. Вероятность того, что там уже давно никого нет, либо он был уже арестован, либо убежал подальше от города, была большой. Но чаще всего уважаемые люди не убегали, а дожидались либо суда, либо, как было заведено, кончали жизнь самоубийством.

Вилла патриция находилась на Палатине. Хотя это было излюбленным местом для резиденций императоров и общественных зданий, тем не менее здесь жило большинство чиновников и сенаторов. В отличие от виллы Сенеки, здесь не было охраны. Флавий прошел за хозяином в перистиль, и они сели на скамью.

– Так чего же ты хочешь, мой друг? – начал разговор Лукан.

Лукан Марк Анней являлся римским писателем, создавшим великую поэму «Гражданская война» (Bellum Civile). Он с Титом родился в один год, но выглядел немного старше, возможно, из-за бороды. Вид у него был уставший и при его положении довольно спокойный.

– Я вижу, что ты, в отличие от твоего дяди Сенеки, хорошо устроился, – сказал Флавий.

– Ничего страшного с ним не произошло, его лишь хорошо охраняют. Нас император помиловал и защитил за такое важное сообщение.

– Да брось, ты же знаешь, как Нерон «любит» тебя и твоего дядю.

– Неправда, мы с божественным лучшие друзья!

Тит насупился и внимательно посмотрел по сторонам. Такие слова в адрес императора могли означать только одно.

Лукан был талантливый писатель, и Нерон сначала симпатизировал ему, затем же стал завидовать, а со временем и люто возненавидел. Поэтому его имя в списке заговорщиков было вполне очевидным.

– Тигеллин! – воскликнул Флавий. – Тебя не учили, что подслушивать – очень плохо? Выходи, хватит прятаться. Я знаю, что ты здесь!

И действительно, из-за угла появился Офоний с преторианцами:

– Это тебе Лукан дал знать, что я здесь? – и он посмотрел презрительным взглядом на Марка Аннея.

Тот, мертвенно побледнев, начал оправдываться:

– Господин, ты же видел, я ничего не говорил и не показывал, клянусь честью своей семьи…

– Молчать! Я вопрос задал Титу, а не тебе. И не клянись честью своей семьи, она себя опорочила и запятнала. Твой дядя Сенека, например, уже очистил себя от этой грязи.

– Как? – ужаснулся Марк Анней.

– Этой ночью он по моей просьбе покончил с жизнью, – совершенно спокойно оповестил Тигеллин. – Тебя же я не прошу, а приказываю, иначе сам тебя удушу.

Лукан онемел от страха и не смог больше произнести ни слова.

– Как ты узнал, что я здесь? – не успокоившись, спросил Офоний у Флавия.

– По словам Лукана. Он с императором лучшие друзья – да это просто смешно! Божественный его не переносит и правильно делает, – ответил Тит. – Теперь ты ответь на вопрос: ты ждал здесь меня или кого-то другого?

– Конечно, тебя! Я был у Сенеки, когда ты приходил, и слышал твой разговор с центурионом. Понятно, что если не смог поговорить с ним, ты отправишься к его родственнику и соучастнику. Я оказался прав. Жаль, что он своим разговором выдал мое присутствие, и я не узнал, что ты хотел. Но может, ты мне все же скажешь о цели своего визита?

– Спросить, почему нельзя попасть к Сенеке. А ты что думал, что я пришел пригласить принять участие в новом заговоре против тебя? – и Тит рассмеялся.

– Учти, Нерон про все узнает, и тогда…

– Что узнает, что? Я не сделал ничего плохого против императора, наоборот, выполнил его приказ и буду всегда исполнять приказы и никогда, ты слышишь, никогда не пойду против него!

– Строишь из себя слишком преданного? Строй и дальше. Это твой единственный способ продлить свою никчемную жизнь. А теперь уходи отсюда или ты хочешь увидеть смерть Лукана? – с насмешкой спросил Тигеллин.

– Знаешь, возможно, ты окажешься в такой же ситуации, когда, убивая себя, вокруг будешь слышать лишь смех, – сказав это, Флавий зашагал к выходу.

– Но перед этим я обязательно посмеюсь над тобой, – сказал уходящему префект.

Идти к остальным участникам было уже бесполезно, и Тит поспешил домой.