Простить неверную
Кажется, отец Насти Голицыной как раз из таких. Няню в родительский чат вместо родителей добавлять – это что-то новенькое. Обычно в первый год занятые родители пытаются хотя бы делать вид, что заинтересованы. Вторая сторона сложных родителей…
Видела я таких, как этот Голицын. Самоуверенный, знает себе цену, но больше – цену своим деньгам. И времени у него на ребёнка никогда не было, нет и не будет. Хотя почему мама не пришла, другой вопрос. Но отчего-то с мамы сразу спрос меньше, наверное, пресловутая женская солидарность включилась.
Я проводила глазами высокую фигуру и тут же эти самые глаза закатила: кто бы сомневался, что няня с дочкой в одну сторону пошли, а он в другую. Пообещала себе, что к Насте обязательно подход найду, хотелось верить, что мы подружимся.
Телефон в кармане взорвался громким криком саундтрека из аниме. Блин, надо бы вспомнить, что каникулы закончились, и пора менять рингтон, ведь учительнице нельзя такие песни на звонок ставить.
– Ну что, отмучилась со своими крысёнышами?
– Лен, ну мы же договорились не называть так детей, – ответила я со смехом. Но на всякий случай оглянулась: нет ли кого из родителей поблизости?
– Ладно-ладно. Когда освободишься? Я заеду. И не вздумай отказываться, у меня, между прочим, день рождения сегодня, если ты не забыла.
Как тут забудешь про день рождения лучшей подруги? С Ленкой мы дружили с рождения, двадцать семь лет в этом году отмечать будем. Она у меня из тех, на кого смотришь и белой завистью завидуешь. Яркая, как фейерверк, и такая же запоминающаяся, не то что я. У Ленки и волосы цвет меняли в зависимости от сезона, и сама она всегда была как ртуть подвижная. Устроилась работать в солидной лаборатории крупного медицинского холдинга, умеет говорить в лоб, даже если правда неудобная. В каждом новом романе всю себя отдавала, а отпускала легко, без лишних слёз. Я очень любила Ленку, жаль, мне такой никогда не стать…
– Эй, ну что ты там, идёшь? Меня сейчас за парковку оштрафуют!
Легка на помине. Высунувшись из окна, закричала, не обращая внимание на прохожих. Хорошо хоть я попросила её в паре кварталов от школы остановиться. Её мятный мини купер и так внимание привлёк, а вдобавок с красными волосами и жёлтым худи получился сумасшедший светофор.
– Что за старческие туфли? – выдала Ленка, когда я села на пассажирское сидение. Брезгливо ткнув в носок классических бежевых лодочек острым ноготком, она поморщилась. – Викусик, ну правда, тебя эта хрень на десять лет сразу старит. Нет бы прийти на двенадцатисантиметровых шпильках в мини. Все ученики бы твоими стали!
– Ага, – фыркнула я, представив, – выпускники, да? На первые пять минут, пока меня не уволят.
– Да понимаю, не дура, – цокнула Ленка и достала вейп. Глубоко затянулась, наполняя салон запахом манго и хвои. – Поехали в Бабму, выпьем по паре коктейлей, а потом завезу тебя переодеться. У нас сегодня ночной рейд по клубам в планах.
– А у меня завтра работа, – осадила я, тоскливо вздыхая: почему кому-то праздник, а кому-то с места в карьер и до финиша загнанной лошадью мчаться?
– Завтра суббота, – строго сказала Ленка. – И не надо мне заливать, что тебе в воскресенье надо сдать стопятьсот отчётов по успеваемости, учебный план на год и схему по завоеванию мира. Завтра сделаешь свои дела, а сегодня оторвёмся.
Спорить с Ленкой всегда было сложно, она прёт напролом. Я, конечно, говорить «нет» умею, но не в этот раз. Права она, и знала это.
Пока ехали, отвечала на многочисленные вопросы в чате. Уже посыпались, хотя я всё объяснила родителям, а ученикам выдала распечатанную памятку, где большими буквами написано, что надо принести в понедельник. Ожидаемо, треть учеников эту памятку уже потеряли, вторая треть отдала родителям, но им надо уточнить, вдруг они что-то не так поняли. Оставшиеся, слава богам, молчали. Видимо, сами во всём разобрались. Голова уже гудеть начала, глаз потихоньку дёргался от каждого тихого «бзинь» в телефоне.
– Вик, они вообще знают, что такое «рабочее время»? – простонала Лена, потягивая ярко-синий коктейль.
– Нет, – вздохнула я. Да, об этих вечных буднях за лето тоже благополучно забыла. – Некоторые и в одиннадцать вечера могут написать. Учитель для них никогда не должен спать.
– Ага, а ещё срать, жрать и трахаться. Кстати о последнем, что там у тебя с Кирей?
Ленка всегда произносила его имя с грассирующей р, подражая чужой картавости.
– Да что там с ним… Ничего. Как в марте расстались, так и не виделись больше. Не писал, не звонил.
– Это я помню. Но думала, может, объявится к началу учебного года? Решит деньги вернуть…
– Не начинай, и так тошно. – Залпом допила коктейль, чувствуя, что он был явно не последним.
– Знаешь, для человека, которого кинули на пол ляма, ты слишком спокойна. Я бы…
– Тихо! – я резко пригнулась к столу, Ленка машинально повторила за мной.
– Ты чего? – зашептала, распахивая глаза.
– Там отец моей ученицы.
– Какой из них?
– Вон тот, высокий.
– Они оба высокие!
– Тот, что выше!
– Фига се, генофонд нации!
Голицын ушёл, не заметив нас за пальмой, а меня вдруг на смех пробрало: хороша учительница. Едва школьные двери закрылись, уже на столе лежит. Выдохнула, выпрямилась и решительно сказала:
– Ладно. Поехали день рождения отмечать, что ли.
Четвёртая глава
Выбор первого места для встречи говорит о человеке больше тысячи слов. Кафе-бар прямиком из тропиков, официантки бы ещё хулу начали танцевать и венки на шею вешать, вышло бы сто процентное погружение. Ответив администратору зала, что меня ждут, я пробирался по зелёным джунглям к дальнему столу у окна. Мужчина сидел спиной, голубой пиджак в тонкую белую клетку явно на заказ сшит.
– Здравствуйте, – сказал я, останавливаясь и протягивая руку. Она так и зависла в воздухе, когда мой новый партнёр поднял глаза и широко улыбнулся.
– Привет, Вить.
Я застыл, вытаращился на Глеба, горло спазмом сжало, ни одного слова не выдавить. Опустил руку, посмотрел на папку, лежащую на столе, и верхняя губа сама собой приподнялась, как у дикого зверя. Думал: отпустил и забыл. Трижды ха! От одного вида бывшего лучшего друга волосы на загривке дыбом встали.
– Я тоже очень рад тебя видеть, – продолжал улыбаться Глеб, показывая на кресло. – Присаживайся. Мы с тобой вроде как партнёры теперь, так что… Ну чего ты застыл? Садись, говорю, в ногах правды нет.
Машинально упал в кресло, глаз с Глеба отвести не в силах. Совсем не изменился, хотя с чего бы? Та же небрежность, с которой всегда людям в душу забирался без усилий. И в глазах не насмешка – подкупающая искренность.
– Какого хера? – выдавил наконец сипло. Прочистил горло, продолжил уверенней: – Какого хера ты затеял?
– Смотрю, Москва питерский лоск с тебя постепенно смывает, – по-доброму усмехнулся Глеб. Перед ним кофе и десерт, передо мной – официантка с меню. Пришлось сделать заказ. Дождавшись, когда она уйдёт, он продолжил: – Я сперва не собирался в партнёры набиваться. Серьёзно, – Глеб поднял руки, словно защищаясь. – В этот раз точно не виновен. Ну, разве что косвенно.
Я молча поднял бровь, давая возможность высказаться. Уйти всегда успею.
– Давно в сторону столицы посматривал, да и за тобой, ладно, признаюсь, приглядывал.
– Надо же, – выплюнул ядовито, – совесть замучила?
– Да, – неожиданно серьёзно ответил Глеб. – Но дело не в этом. Говорю же: в Питере тесно стало, но по бабкам сходу большой проект тянуть… Сам понимаешь. Тут от твоего партнёра предложение поступило. Выгодное. Я, конечно, тот ещё мудак в твоих глазах, но от такого шанса только тупой откажется. Так что, – он преувеличенно тяжело вздохнул и поднял чашку, шутливо салютуя, – здравствуй, партнёр!
– Я выкуплю твою долю, – процедил я холодно, пока мозг лихорадочно работал, просчитывая, где можно взять необходимую сумму. А нигде. Новый кредит на развитие бизнеса только взял, первые деньги с первой сдачей придут, а до неё ещё год-полтора, если никто палки в колеса ставить не будет. И Глеб это отлично понимал.
– Зачем? – спросил я, сжимая переносицу.
– Может, потому что мне тебя не хватало? – тихо спросил Глеб. – Может, потому что прощения попросить хочу? Или…
– Хватит, – оборвал, не в силах больше слушать. Резко поднялся. – Партнёры? Ок, пусть будет так. Но не жди, что снова друзьями станем.
Глеб послушно склонил голову, но тут же поднял и улыбнулся ещё шире, так, что показалось – щёки треснут.
– Спасибо, – произнёс с чувством. Руку протянул, но я демонстративно не заметил. Ушёл, как тогда, не обернувшись.
Внутри всё клокотало, желчь подкатывала к горлу, во рту горчило. Сев в машину, с силой ударил по рулю ладонью. Мудак! Не хватало ему меня, как же! Четыре года отсиживался, приглядывал. Сука! Сердце стучало барабаном, несколько раз с шумом выдохнул через нос – надо успокаиваться. Мы теперь партнёры, каждый день видеться придётся. Переживу, не маленький. Истерики закатывать не буду, морду бить – тем более. В прошлом, всё в прошлом. И Глеб, и Диана.
Невольно промелькнула мысль: вдруг она тоже внезапно объявится? Надежда – живучая сволочь, и я до сих пор не понял, как её убить. Сколько угодно мог говорить, что забыл и не простил, но правда проще: не забыл и, может, простил. Тошнило от этого, но как заставить разлюбить? А хрен его знает. Говорят, время лечит. Только сколько его надо, этого времени, чтобы дыра в груди наконец затянулась?..
Встреча с Глебом всё-таки выбила из колеи. Я бесцельно колесил по городу, вместо того, чтобы к дочке спешить. Путался в вязких мыслях, как муха в сиропе, одно и то же по кругу, снова и снова. Пришёл в себя у какого-то клуба – неоновая вывеска била прямо в глаза. Успело стемнеть, который час вообще? Девять. Отлично, просто отец года! Настя ещё не спит, ждёт, а я даже подарок не купил. От злости на себя захотелось выть. Ладно, ещё могу успеть, вину заглажу. Завтра весь день вдвоём проведём. Едва машина тронулась с места, как под колёса две девицы бросились. Со злостью я ударил по клаксону, открыл окно:
– Под ноги смотреть надо!
– Глаза разуй, не видишь – зелёный? – огрызнулась красноволосая девица в ультра коротком мини. А из-за её плеча вторая выглянула, глаза огромные, испуганные. Учительница Настина. Отлично. Просто отлично. Не успела детей с линейки проводить, уже бухать пошла. Красноволосая подхватила учительницу и потянула за собой, но та постоянно оглядывалась, путаясь в длинных ногах. Утром каблук пониже был, а юбка подлиннее. Узнала, что ли? Сзади просигналили и, опомнившись, я поехал. Ладно, учитель – тоже человек, я не из тех, кто за фото в купальнике требует на костре сжечь. И ей, наверное, сейчас неловко. Ну, упрекать не буду, сделаю вид, что не узнал, при встрече. Хотя спеси в ней явно стало поменьше, чем утром было.
Настя не спала – ждала. Виновато улыбнувшись, я протянул набор детской косметики – продавщица в Детском мире посоветовала. Когда дочкины глаза вспыхнули неподдельным счастьем, тихонько выдохнул, хотя вина не уменьшилась. И Софья Львовна с мягкой улыбкой сказала, что они уже поужинали, мне сейчас подогреет, отчего ещё муторнее стало.
– Прости, мышь, – сказал я, падая на диван рядом с ней. Сумасшедший день, а должен был стать праздником.
– Много работы? – не по-детски серьёзно спросила Настя. Кивнул, внутренне морщась за ложь. Если бы был занят, может, не так сильно в груди бы свербело.
– Пойдём завтра в парк? А потом в кино, хочешь?
– И ты весь день будешь со мной?
– Только с тобой, мышь. Даже телефон, если хочешь, дома оставлю.
– Не верю, – она улыбнулась, и дыра в груди привычно заныла – слишком улыбка знакомая. Дианина.
– Обещаю! – торжественно сцепив наши мизинцы, я звонко чмокнул её в лоб.
Вот тебе и праздник – ужин в одиночестве перед телевизором. По нему шло какое-то шоу – Софья Львовна смотрела до моего прихода. Некстати вспомнился Глеб, и кусок мяса поперёк горла встал. С трудом проглотив, я решил, что ужин на сегодня подошёл к концу: потребность выпить и забыться вспыхнула внезапно. Выпивал я редко, не было времени, но на такие вот случаи дома всегда что-то стояло. Выбрав бутылку односолодового виски, я пошёл в кабинет – Софья Львовна, конечно, поймёт, только не хочется при ней пить.
На столе фотография: мы с Настей полгода назад. За спиной Исаакий, над головой – голубое небо. Мы тогда долго по городу гуляли, привыкали к мысли, что скоро придётся попрощаться. Настя не сказала ни разу, но я знал: она переживала, что, если мы уедем, мама никогда нас не найдёт. Как будто мы прятались от неё хоть один день из этих трёх лет.
Виски обжёг горло, внутри разлилось приятное тепло, постепенно успокаивая нервы. Жизнь привыкла подкидывать дерьмо под ноги, не страшно. Переступлю и дальше пойду. К Глебу привыкну, а Диана… Завтра же с адвокатом свяжусь, сколько можно откладывать?
Пятая глава
Первая учебная неделя пролетела под визг, крики и попытки утихомирить вчерашних детсадовцев. Я всегда любила свою работу, правда, очень любила, но порой она же сводила с ума. К вечеру голова становилась чугунной, но времени расслабляться никто не давал: отчёты, учебный план, педсовет с преувеличенно весёлым напутствием от директора о новых силах и новых вершинах. Хотелось завернуться в плед, сделать большую кружку чая и весь день смотреть сериалы. И плакать к концу недели тоже хотелось, но нельзя: впереди первое родительское собрание.
Детей потихоньку уже изучила. Кто тихий и спокойный, кто доставит больше всего проблем, кто усидчивый, а у кого шило в попе. Как и думала, с Настей Голицыной проблемы начались раньше всех. Когда стали знакомиться, она встала и первой же фразой подписала себе приговор:
– Я из Санкт-Петербурга, мои предки – дворяне.
Так её теперь и называли – дворянка. Детям слово было незнакомо, зацепились за него, как за ругательство, а Настя восприняла всё спокойно, объясняя каждому, что это значит. Мне всё ещё было её жалко, почему – сама не поняла. Опрятная, аккуратная и милая девочка, но показалась очень одинокой. Няня каждый день забирала, родителей я больше не видела, хотя за остальными почти всегда мамы приходили. Что ж, посмотрю сегодня, появится ли кто-то на собрании.
Родители собирались медленно, нехотя. Интересно, почему, в жизни пунктуальные, люди считают, что на собрание в школу можно опоздать? Уже пятнадцать минут шестого, а они всё тянулись, заглядывали в класс, улыбались виновато, проходя к партам, как нашкодившие ученики.
– Думаю, все, кто хотел, уже пришёл, – начала я, глядя на часы: половина шестого. Родители моментально подобрались, спасибо, что их хотя бы не пришлось призывать к порядку. Пока рассказывала о первых днях, смотрела на внимательные лица. Про своих детей всем слушать интересно и приятно, хорошо хоть пока о неприятном говорить не надо. Оценок в первом классе нет, о неуспеваемости судить рано.
– Простите, я опоздал. – Голицын появился в дверях, и в классе моментально стало тесно. Он оказался единственным отцом среди двадцати мамочек, и взгляды ожидаемо прикипели к нему. Не смущаясь, прошёл, сел за свободную парту. Первая перед учительским столом, никто так и не решился занять. Положил телефон рядом и поднял глаза, мол, продолжайте. От этого снисходительного взгляда внутри буря всколыхнулась. Словно я докладчик перед суровым директором. Едва слышно скрипнув зубами, я натянула самую приятную улыбку, возвращаясь к теме.
– В конце сентября наша школа обычно проводит праздник для первоклашек. Мы с ними поставим небольшой спектакль, так дети больше сплотятся и скорее подружатся. Выбором сказки предлагаю заняться вместе.
Шквал вопросов ожидаемо обрушился на голову. А какая сказка, а нужны ли костюмы, а когда праздник, а пустят ли родителей… Отвечала на всё по порядку, в сторону Голицына не смотрела, но его взгляд чувствовала постоянно. Оценивающий. Как будто примиряет на себя, прикидывает, достаточно ли у меня профессионализма для того, чтобы обучать драгоценную дочь. А ещё заметила, что мамочки нет-нет, да и смотрят на него. Но тут не смотреть было сложно: за маленькой партой он казался великаном в стране лилипутов.
Причёска идеальная, мягкие локоны лежат волнами, волосок к волоску. Дорогущий пиджак, даже присматриваться не надо, чтобы оценить примерную стоимость. Я себе такой смогу позволить, если буду жить полгода на одних дошираках. Телефон на столе постоянно вспыхивал оповещениями, но Голицын не отвлекался, внимательно слушал меня. Решилась посмотреть на него к концу собрания. И провалилась в невероятно зелёные глаза – вот они от кого у Насти!
– Прошу записать ваши данные. Полные имя, фамилию, отчество, кем работаете. Если есть ещё один контактный телефон, добавьте. Данные заполняйте и за себя, и за второго родителя.
Родители сосредоточенно засопели, прося друг у друга ручки, начиная заполнять чистые листы. Голицын, конечно, и тут выделился: достал из кожаной сумки серебряную именную ручку. Невольно задержалась взглядом на его пальцах. Длинные, ухоженные, ногти идеальной формы. Ему бы часы рекламировать, очень бы подошло. Может, он этим и занимается?
– Держите. – На стол опустился первый листок. Я невольно нахмурилась:
– Виктор Маркович, маму тоже надо вписать.
– А мамы у нас нет, – просто ответил он, и я душно покраснела. Бестактно спрашивать почему, наверняка история печальная. Теперь стало стыдно за мысли о нём и его вовлеченности в жизнь дочери. Отец-одиночка редкость, почти вымерший вид. Заметила, что мамочки тут же подобрались – одиноких среди них наверняка немало. Из единственного папы на собрании Голицын вмиг превратился в добычу, желанную и близкую.
– На этом, думаю, закончим, – сказала я, собирая листы. – Если остались какие-то вопросы, спрашивайте.
– Можно идти? – первым спросил Голицын. Дождавшись кивка, он моментально поднялся, сухо бросил «до свидания» и на ходу ответил на звонок. Из коридора донёсся его раздражённый голос:
– Я же сказал, что буду занят. Какого хрена ты мне названиваешь?!
Жалость к нему испарилась моментально. Не знаю, с кем он таким тоном разговаривал, но впечатление осталось неприятное. Таких людей насквозь видно: на людях вежливый и спокойный, а на деле тиран и самодур, что в работе, что в личной жизни. Может, и мамы нет потому что ушла, к чему сразу о смерти думать?
Когда за последним родителем закрылась дверь, я облегчённо выдохнула. За окном было солнечно и тепло, там бурлила жизнь, а я тут застряла с данными, которые надо внести в электронный журнал. Итак, Голицын у нас строитель… Не строитель даже, застройщик. Тридцать пять лет, на восемь меня старше. Невольно вспомнила пронзительные зелёные глаза. Красивый он, что тут скрывать. Мама о таком сказала бы: «фактурный». Прямой нос, острые скулы, умный взгляд. На таких мужчин смотришь и в первую очередь думаешь, что фраза «как за каменной стеной» с них написана. Жаль только, что внешность не гарантирует покладистый характер.
Я закатила глаза: мне-то какое дело до его характера?! Не в мужья же себе выбираю. Уверена, что он и в школе-то больше не появится, разве что под конец учебного года. И всё-таки интересно, куда делась Настина мама? Если я её спрошу, а она умерла, это будет лишнее травмирующее напоминание для ребёнка. Если же она просто живёт в другом городе, нет ничего удивительного, что Голицын не стал записывать её данные. Кольца на пальце у него нет, это я сразу заметила.
Да что такое, в самом деле! Почему о нём столько мыслей? Как будто больше думать не о чем. Раздраженно отложила листок с его данными в сторону – последним внесу.
– Ну что, Викусик, на свободу с чистой совестью? – Ленкин звонок отвлёк от монотонной работы, но я и рада была отвлечься. Перед глазами уже точки поплыли, может, стоит купить очки для компьютера?
– Покой нам только снится, – усмехнулась, потирая веки.
– Не против, если я сегодня заскочу? Потрындим за бокальчиком белого сухого.
– Заскакивай, – вздохнула я тяжело. Хорошая идея – вечером немного расслабиться. Обсудить прошедшую неделю и родителей. Нет, Голицына с Ленкой обсуждать точно не буду, у неё чутьё, как у гончей на охоте, сразу начнёт строить наше совместное будущее. К тому же, она его уже видела вживую.
– Знаешь, что, – забравшись на диван с ногами, Лена глубокомысленно покачивала в руке бокал. – Не надо тебе с этим Голицыным мутить.
Да, не выдержала и рассказала. И про то, что он одинокий, и про нахальный взгляд зелёных глаз, и про мамочек, что на него пялились.
– Почему? – спросила я, невольно заинтересовавшись. Такого вердикта от Ленки точно не ждала.
– Проблемный он. Может, бабки у тебя не украдёт, но дерьма может занести, не разгребёшь потом.
– Откуда такие выводы на основании скупых данных? – я рассмеялась, подливая вина. – Может, он приют для бездомных животных содержит, или волонтёрит на кухне для бездомных?
– Или заливает в бетон трупы конкурентов, – хмыкнула Ленка. – Нет, ну серьёзно, Викусик, он весь из себя такой деловой и занятой… Насмотрелись мы на таких, так что не трать на него время.
– Я и не собиралась. – Ленкина забота откровенно забавляла. Ну точно, она нас уже свела вместе, а потом трагично развела.
– А вот друг его хорош, – внезапно сказала Ленка, закатывая глаза и томно вздыхая. – И улыбка у него открытая. Люблю таких. Сразу видно – шикарный мужик.
Друга Голицына я запомнила слабо – тогда от него под пальмой пряталась. Когда только Ленка рассмотреть успела, загадка.
– Короче, Викусик, хочешь завести роман, заводи с его другом.
– Да не нужен мне никакой роман! У меня на личную жизнь вообще времени нет!
– Тогда чего про своего Голицына весь вечер говоришь?
– Он не мой. И вообще, закрыли тему мужиков. Расскажи лучше, что там у тебя на работе интересного происходит. Ты говорила, какой-то прорыв грядёт.
Глаза Ленки загорелись, как всегда, стоит заговорить о любимой лаборатории и крысах в ней. Я облегчённо выдохнула: в самом деле, зачем про Голицына заговорила? Выбросить его из головы, и дело с концом.
Шестая глава
Отделять личное от профессионального я всегда умел, так, по крайней мере, раньше казалось. Диана ушла? Работаю. Накрыла депрессия? Пашу, как не в себя. Переезд, потоп, обвал и землетрясение – двигался вперёд, несмотря ни на что. Но один только вид Глеба, расхаживающего по офису со своей фирменной улыбкой заставлял мой поезд сходить с рельс. Бесило, как быстро он вписался в коллектив: словно всегда здесь был. Бесило, что предложения у него здравые, не подкопаешься. Бесило, что он постоянно пытается поймать мой взгляд, а, поймав, улыбается шире, будто искренне рад быть рядом.
Я не просил Глеба возвращаться в мою жизнь. Да что там, будь возможность, пинками бы погнал прочь, но он пролез сам, через форточку, и теперь приходится терпеть. Зато злость – отличный мотиватор. Визитка адвоката по семейным делам, лежавшая в столе уже два месяца, нашлась очень быстро. Боровецкого мне порекомендовал Роман Красилов, знакомый ещё по делам в Питере. Владелец крупного медицинского холдинга, вроде как счастливо женат, но, стоило о Диане заговорить, моментально подобрался.
– Контракт не заключали, надеюсь? Смотри, если он есть, прощай свобода.
Было что-то в словах Красилова, что заставило приглядеться к нему: нормальный мужик, открытый, дела иметь с таким приятно, а в глазах пусто. Видел я его жену пару раз, Алину. Эффектная, с мужа глаз не сводит. Но что там внутри? Диана тоже такой была когда-то.
Визитку я взял, поблагодарил, но никак не мог заставить себя позвонить. Пожалуй, стоит Глебу спасибо сказать, подтолкнул.
В приёмной Боровецкого меня встретил его помощник, извинился за то, что Аркадий Борисович задерживается, и предложил кофе. Спешить было некуда, я приехал на пятнадцать минут раньше, сам виноват. Как раз будет время отвлечься и успокоиться. Вот он, последний шаг, который окончательно сделает нас с Дианой чужими, как бы смешно и сентиментально это ни звучало. Всю ночь не спал, думал. А когда уснул – она приснилась. В свадебном платье, счастливая. И чужая.
Нужный сон, она ведь давно чужой стала. Но подсознание всё равно цеплялось за прошлое, не желало отпускать. Вырывать, так с корнем.
Бодрый мужчина за шестьдесят вышел из соседнего кабинета так стремительно, что я едва успел подняться навстречу. Рукопожатие у него оказалось тоже крепким, уверенным, а взгляд – цепким.
– Виктор Маркович? Роман говорил о вас, спасибо за доверие.
– Спасибо, что так быстро откликнулись.
Мы прошли в кабинет, удобно расположились за столом, передо мной появилась новая чашка с кофе. Благодарно кивнув незаметной секретарше, я моментально о ней забыл. Повернулся к Боровицкому, перевёл дыхание и медленно, отчётливо сказал:
– Хочу развестись с женой.
Тот молчал, ожидая подробностей. А я задумался: что сказать? Правду, конечно. Придётся её потом на суде говорить. Вдруг Настю начнут вызывать? От этой мысли в жар бросило.