– Она мне изменила и исчезла.
– Как давно? – деловито спросил Боровицкий, шустро делая пометки в большом блокноте с золотым тиснением. Надо же, не думал, что такими кто-то ещё пользуется, давно на планшеты перешли.
– Три года назад.
– И за это время ни разу не объявлялась?
– Я не видел. С дочерью виделась несколько раз, иногда ей звонит.
– Сколько дочери лет?
Вопросы вылетали, как пулемётная очередь, безжалостные и стремительные. Били прямо в цель, заставляя вытаскивать наружу всё, что предпочёл бы забыть. Когда Боровицкий замолчал, я потянулся к кофе, замечая, что руки слегка подрагивают. Давно меня так не потрошили.
– Вы не заключали брачный договор, значит, всё имущество будет поделено пополам. Но, – он поднял палец, на котором блеснул перстень, – если сможем доказать, что она фактически не являлась вашей женой последние три года, получится отделаться малой кровью.
– Какой кровью? – усмехнулся я. – У неё своего имущества полно, дочь не нужна.
– Хотите лишить её родительских прав?
– Хочу. – Я даже вперёд подался, упёрся локтями в колени. – Хочу, но не могу, Настю жалко. Она не заслужила. Если мать захочет определить время общения, препятствовать не стану.
– Это если мы найдём её. А искать придётся, вы же понимаете? Если бы не было ребёнка, было бы проще, а так только суд.
Это я прекрасно понимал. Мечтал только, чтобы новости в прессу не просочились. Громкий развод может больно ударить по компании. Партнёрам всё равно, а вот конкуренты могут раздуть из мухи слона, вывернуть всё так, что репутация пострадает. Отряхнусь, конечно, не впервой, но снова проходить через это не хочу.
От Боровицкого я уходил, крепко задумавшись над его словами. Будут искать Диану. Не исключено, что найдут, и… Мы снова увидимся. Хочется верить, что уже в суде.
Какая она сейчас? Сильно изменилась? Чем больше об этом думал, тем больше понимал, что образ размылся в голове, а голос давно перестал звучать в ушах. Я почти не помнил, как она выглядит, только детали, мелкие и яркие. Даже улыбка и повадки Дианины, что Насте приписывал, всё же больше дочке принадлежали. Диана постепенно становилась фантомом, и всё, за что я цеплялся – воспоминания о чувствах и эмоциях, которые она мне дарила когда-то. Ключевым здесь было прошедшее время.
Наверное, это поход к адвокату так повлиял – легче дышать стало. Недосказанность давила годами, а тут – впереди замаячила свобода.
Когда вышел из офисного здания не сразу понял, что не так. Поднял глаза – с серого неба сыпалась какая-то мелкая труха, не похожая ни на дождь, ни на морось. До машины идти было недалеко, но пиджак успел намокнуть, а волосы облепили лоб и виски. Машинально поправил их, глядя в зеркало заднего вида, прикинул, сколько до дома добираться, покосился на папку с проектными декларациями, которые надо просмотреть и утвердить до послезавтра. Надо сказать Кристине, чтобы оставила окно на двадцать шестое – у Насти спектакль, вечерами только о нём и говорит. «Сказка о попе и о работнике его, Балде», где она будет играть чертёнка. Они с Софьей Львовной увлечённо шили костюм – наотрез отказались готовый покупать.
– Вот ещё, – возмутилась Софья Львовна. – Что я, рожки и хвост не сделаю? Не хватало ещё в магазине брать, где всё по одному лекалу.
Насте в школе нравилось, и это главное. В родительский чат я не заглядывал, только чистил порой зашкаливающие за тысячу в день сообщения. Пару раз в обеденный перерыв глянул для интереса и тут же закрыл: было ощущение, что ты открыл дверь в портал ада, где все кричат друг на друга. Нет, это без меня.
Когда зазвонил телефон, я был уже на полпути к дому. Покосился на имя, не сразу понял, кто именно звонит. Включил громкую связь, маневрируя в потоке машин – дождь усилился, дворники непрерывно елозили по лобовому стеклу.
– Слушаю, Виктория Максимовна.
– Виктор Маркович, здравствуйте. – По телефону её голос звучал немного иначе, стал ровнее и глубже. – Простите, если отвлекаю.
– Что-то срочное? – прозвучало слишком грубо, поэтому добавил: – Просто я за рулём.
Она ответила после небольшой паузы, словно собиралась с духом.
– Дело в том, что нам нужна помощь.
– Сколько? – спросил, прежде чем успел подумать. Ну, а какая помощь ещё им может быть нужна? Видел же в чате, как родители верещали, договариваясь о каких-то суммах. Каких именно – вникать не стал.
– Не сколько, – а вот теперь я её узнал. Те же ледяные нотки, что в день нашей первой встречи прорезались. – Нужна мужская помощь, а никто из пап не откликнулся. Надо собрать декорации.
«А вы сами молоток держать не умеете?» – ехидно прозвучало в голове, но там и осталось. Обычная просьба, помню, мой отец тоже в школу приходил помогать. Особенно чётко это в конце девяностых запомнилось, когда из-за терактов в жилых домах люди по ночам в школах дежурили… Но декорации сбивать – это не террористов по ночам выслеживать.
– Я могу отправить вам пару строителей, – протянул, прикидывая, кого можно выдернуть на пару часов сверхурочных. Представил, как вытягиваются их лица, и поморщился. Молодец, начальник, сам, выходит, не умеет ни хера, а всё туда же – командовать. – Хотя нет, подождите. Когда вам помощь нужна?
– В субботу. Мы в понедельник хотим начать репетировать на сцене. Хотелось бы, чтобы дети не вокруг стульев бегали, – сухо ответила Виктория Максимовна.
В субботу у меня выезд на два объекта и обед с проектировщиком. А вечером с Настей и Софьей Львовной запланирован вечер настольных игр. И когда прикажете выкраивать время?
– Хотелось бы больше конкретики.
– Часов в десять можно было бы…
– В десять не могу, занят.
– Тогда, может, ближе к обеду?
– В обед тоже, простите.
– Тогда зачем сказали, что сможете? Я не настаиваю, попрошу трудовика.
Глубокий вдох, медленный выдох. Вспыльчивая учительница нам с Настей попалась, надо бы дочку расспросить о её характере.
– Виктория Максимовна, если я сказал, что смогу, то смогу. Но вам придётся подстроиться под мой график. В субботу у меня окно примерно с трёх до пяти. Может, получится освободиться пораньше. Устраивает? Если нет, могу предложить воскресенье.
– Спасибо, суббота с трёх до пяти подойдёт, – доброжелательно ответила она. Слишком доброжелательно, я прямо почувствовал, как она желает мне скорой смерти в муках. Или хотя бы расстройства желудка.
– Тогда у меня к вам просьба: позвоните пожалуйста в пятницу ближе к вечеру и напомните мне.
– Непременно, – пропела она. – Всего хорошего, Виктор Маркович.
Я не успел ничего ответить – повесила трубку. Но сам тоже хорош: едва не сказал – свяжитесь с моим секретарём. Надо Кристину попросить, чтобы внесла в расписание, а то ведь правда забуду.
Седьмая глава
Телефон перелетел через комнату, ударился о диванную подушку и скатился на пол. Если бы были лишние деньги, разбила бы к чёрту, а потом ещё потопталась по экрану. После разговора с Голицыным хотелось убивать, я с трудом сдержалась, чтобы не послать его и его помощь, жаль, нельзя. Тогда могу, тогда не могу… Как будто у меня выходные резиновые! Пока он будет отсыпаться и неторопливо обедать, мне придётся в школу идти, до вечера там сидеть и его ждать. А ведь так надеялась, что к двенадцати уже буду свободна! От несправедливости и обиды слёзы навернулись на глаза. Почему все считают, что у учителей одна забота: двадцать четыре на семь думать о чужих детях?! Я, может, о своих хотела бы подумать, если бы они были. Но как появятся, когда на личную жизнь ни минуты нет? Накричав на ни в чём не повинного кота Леви, некстати подвернувшегося под ноги, я сделала огромную чашку кофе, назло диете соорудила большущий бутерброд с майонезом, ветчиной и сыром. Подумав, добавила сверху лист салата – клетчатка должна быть в рационе. Забралась на диван с ногами и открыла ноутбук.
Кто бы знал, что ставить детский спектакль так сложно? Я никогда не стремилась в режиссёры, но судьба решила за меня. После того, как Кирилл украл деньги и исчез, пришлось срочно искать новую работу, чтобы было чем платить за кредит. Эти полмиллиона – всё, что осталось от продажи бабушкиной дачи под Коломной, я специально их оставила, как последний платёж за мамину операцию по замене межпозвоночных дисков. Пришлось срочно искать новое место работы – вопреки расхожему мнению, учителя в Москве получают ненамного больше тех же в Питере. Спасибо маминым связям, удалось устроиться в хорошую школу ещё и в квартале от дома, но брешь в бюджете до сих пор била слишком ощутимо.
В прежней школе мне нравилось, хоть и добираться приходилось полчаса на метро, а потом столько же на автобусе. Зато туда взяли вчерашнюю выпускницу без опыта, не задавая лишних вопросов. В новой всё было по-другому: сложно, страшно, ответственности больше, спрос, соответственно, в разы выше. Я дико боялась подвести маму, она у меня заслуженный педагог Москвы, не знаю, к каким уговорам прибегла, чтобы меня взяли. Да, почти под домом, десять минут пешком, но, блин, в центре, рядом с Патриками, каких только детишек нет.
Пусть я сама была одной из них: коренная москвичка в пятом поколении. Квартира от прадедушки досталась, если продать, можно безбедно где-нибудь в Краснодаре несколько лет жить и ничего не делать. И море рядом… О чём только мечтаю? Учебный год только начался, а уже сбежать хочется.
Вернувшись к ноутбуку, я открыла статью о детских постановках и на следующий час забыла и о чае, и о бутерброде. Ну да, в статье-то всё легко и понятно, не спектакль – сплошное развлечение. На деле же попробуй собери всех, убеди, что именно эта роль подходит, и нет, рыбок должно быть пять, а чертят восемь, а не наоборот. И принцесс тут нет и не будет. И стихи обязательно учить. Но больше пухла голова от родителей. Хоть мы и решили поставить не всю сказку, а только одну сцену, их бесконечные вопросы, требования уменьшить текст или дать другой, возмущения, почему у Дани так много слов, а у Никиты их нет сводили с ума.
А теперь ещё декорации эти… Директор перед фактом поставил, как само собой разумеющееся, что надо собрать сделанные на заказ фанерные домики. Может, остальные учителя давно привыкли, но я-то впервые столкнулась! Как впервые столкнулась и с невероятной занятостью буквально всех отцов. Точнее, тишиной, которая повисла в чате после моей просьбы о помощи. Единственный папа, с которым у меня была прямая связь, оказался в списке последним, и не зря.
Всегда знала, что питерцы те ещё снобы, но чтобы настолько: ставить удобные ему сроки, обставлять всё так, будто одолжение лично мне делает, говорить пренебрежительно, как от назойливой мухи отмахиваясь… Я с силой вцепилась зубами в бутерброд и подумала, что стоит навестить психиатра и попросить новый курс антидепрессантов, благо, старый давно закончился. Ещё пара месяцев, и я начну съезжать с катушек.
После предательства Кирилла поначалу думала, не вывезу. Два года вместе прожили, только предложение он делать не спешил. Я не торопила. Поначалу это звучало как: сейчас ты освоишься на работе, а я раскручу бизнес, и тогда заживём как белые люди. Потом: Вик, ну сама подумай, какая нам сейчас семья, если мы ремонт до сих пор сделать не можем? Ремонт, к слову, в моей квартире, в которой он (это я поняла только сейчас) палец о палец не ударил. Дальше начались скандалы: бизнес-партнёр кинул, денег нет, а ты только требуешь, лучше бы помогла. В один прекрасный день Кирилл просто исчез, но я не успела вздохнуть с облегчением, чёрт дёрнул заглянуть в шкатулку с деньгами. Несколько минут просто тупо на неё смотрела, вспоминая, не переложила ли деньги в другое место. А ведь Ленка говорила, что надо в банк отнести… Кирилл пропал, а вместе с ним пропала моя самооценка и вера в людей. Только самым близким и проверенным можно доверять, остальных на держать на расстоянии вытянутой руки, если не дальше.
Невольно снова вспомнился Голицын. Будь я его женой, сама бы сбежала. Неплохо бы выяснить: он на самом деле разведён, или там всё-таки что-то трагичное? Любопытства ради ввела его имя в поисковую строку, особо не рассчитывая на успех. И обалдела от количества ссылок на деловые каналы. Ого, а он, оказывается, набирающая популярность знаменитость в Москве. Да и в Питере не последним человеком был, вошёл в топ десять застройщиков пять лет назад.
Я открыла фотографии: Голицын на стройке в каске, возвышается над всеми. С мэром Петербурга перед новым жилым комплексом. На награждении, как лучший застройщик года. И везде один. Женат – значилось в графе о личной жизни. О смерти жены ни слова, о разводе тоже. Загадка. Может, жена тяжело болеет?
Свернув окна, я раздражённо сдула упавшую на нос прядь волос. Зацепилась за него опять, он как репейник – раз проник в мысли, и не вытащишь…
Суббота пришла неминуемо, как бы сильно я её не оттягивала. В актовом зале гулко гуляло эхо, декорации были свалены в кучу на сцене. Я сидела на ней, свесив ноги, и рассматривала яркие рисунки на фанере. Никакого дресс-кода: сегодня надела джинсы, широкий свитшот и кеды. Не хватало ещё на каблуках и в юбке возиться.
Завуч по воспитательной работе давно ушла – мы встретились в девять, обсудили рабочие вопросы, и она убежала домой. А я сидела и ждала. Уже три часа ждала. Отложенные на потом дела давно подошли к концу, всё было заполнено, разложено, расставлено и подготовлено к новой рабочей неделе. Время тянулось слишком медленно. Только половина второго, ещё полтора часа!
Откинувшись на руках, я запрокинула голову и посмотрела в потолок. Скучно. Лежала бы сейчас дома на родном диванчике, гладила Леви… Хлопнула дверь, потянуло свежестью, звук стремительно приближающихся шагов взметнулся к потолку. Я резко выпрямилась, глядя на Голицына. Он шёл по проходу, полы бежевого тренча развивались за спиной крыльями.
– Добрый день, – сказал, когда до меня осталось несколько шагов.
– Вы приехали раньше, – вместо приветствия вырвалось у меня. Радость взвихрилась, губы задрожали от сдерживаемой улыбки – неужели удастся попасть домой раньше?!
– Простите, – с лёгким раздражением ответил Голицын, снимая тренч и оставаясь в бордовом свитере тонкой вязки. В треугольном вырезе мелькнули острые ключицы.
– Нет, спасибо. – Ну нет, моё настроение уже не испортить! Я буду дома через два часа, во что бы то ни стало! Голицын удивлённо посмотрел на меня. Упавшая на лоб волнистая прядь зацепилась за ресницы. Длинные ресницы, – подумалось машинально.
– Просто хочется побыстрее оказаться дома в выходной, – пояснила я с лёгкой улыбкой. И, о боги, он улыбнулся в ответ! Да, именно боги, потому что другие не могут так улыбаться – словно солнечный луч проступил на хмуром небе.
– Понимаю. Я тоже не хотел бы задерживаться. – Он закатил рукава и вдруг потёр ладони. – Ну что, показывайте, где и что надо собирать.
Восьмая глава
Глеб стал постоянным раздражителем, и постепенно я начал подозревать, что только этого он и добивается. Почти каждый день нос к носу сталкиваться и делать вид, что всё в порядке оказалось выше моих сил. Слишком беззаботным он выглядел, точно зная, что ничего ему предъявить не могу, как бы ни хотелось. Умудрился очаровать весь женский коллектив, куда не зайдёшь, только и разговоров о новом партнёре.
После стройки в субботу пришлось заехать в офис, надеялся по-быстрому просмотреть документы, а наткнулся на набившую оскомину улыбку. Присев на край секретарского стола, Глеб вовсю флиртовал с Кристиной, она отвечала скромно опущенными глазами и смущённой улыбкой.
– … а я подошёл к администратору и говорю… О, Вить, привет! Ты что здесь забыл? Мы тебя не ждали.
– Вообще-то это мой офис, – сухо ответил я, кивнув Кристине. На Глеба даже не взглянул – обойдётся. Но он, как та пиявка, следом потянулся, прикрыл за собой дверь, не обращая внимание на мой игнор.
– Раз приехал, давай обсудим, что там у нас с "Изумрудом".
– А что с ним не так?
Подойдя к столу, я начал перебирать бумаги, надеясь среди вчерашнего завала быстро отыскать нужное и забрать домой – и секунды лишней здесь не собираюсь задерживаться.
– С энергетиками договориться не можем, сдача дома задерживается, просрочим на месяц, придётся платить неустойку дольщикам.
– Три дня назад всё было в порядке. – Я нахмурился, с подозрением посмотрел на Глеба. Ну нет, не станет же он специально проблемы на пустом месте разводить. Так-то здесь и его прибыль заложена.
– Вышло новое постановление. Я собирался предоставить отчёт в понедельник. – Глеб засунул руки в карманы и подошёл к окну.
– В понедельник, серьёзно? – Брови сами собой взлетели вверх. – Может, через месяц уже, чего мелочиться?
– До понедельника я бы всё решил, – пожал плечами Глеб и покосился на меня через плечо. – Я же мастер решать внезапные проблемы, помнишь?
Помню, конечно, как тут забудешь. Сперва в школе, потом в универе стоило возникнуть хоть какому-то препятствию, и Глеб легко его устранял. Он и альпинизмом занялся только ради того, чтобы вершины покорять, когда в обычной жизни не хватает. Позёр как он есть. Аж сплюнуть захотелось.
– Тогда не понимаю, к чему вообще этот разговор, – сказал я сухо, вытаскивая нужную папку из стопки на столе. – Раз почти решил, молодец, возьми на полке пирожок.
– Понюхал? Положи обратно, – со смехом закончил Глеб. – Года идут, а ты всё тот же. И шутки старые.
– Плоские? – неприязнь рвалась наружу, фасад деловой сдержанности постепенно начал покрываться трещинами. Он вёл себя как ни в чём не бывало, хотя далеко не идиот – смысл делать вид, что всё по-прежнему?
– Вить. – Глеб тяжело вздохнул, ссутулился, поворачиваясь ко мне. Посмотрел проникновенно, взглядом побитой собаки. – Нам бы поговорить.
– Мы сейчас разговариваем, – ответил я холодно, огибая стол и направляясь к выходу. – Будут вопросы и предложения, пиши. Или звони, но не обещаю, что отвечу. Всё общение вне офиса через секретаря.
– Стой, Вить! – он преградил путь, глаза так и забегали, пытаясь мой взгляд поймать. Хер тебе, предатель. Скажи спасибо, что вообще с тобой разговариваю.
– Уйди, – процедил я сквозь зубы. Кровь запульсировала в висках, раздувая вены с такой силой, что того и гляди лопнут.
– Нам всё равно придётся поговорить, – сказал Глеб, сдвигаясь в сторону. – Можешь сколько угодно голову в песок прятать, но это неизбежно.
– Что ты мне хочешь сказать? – я сделал шаг навстречу, сердце забилось так быстро, что стало тяжело дышать. – Расскажешь, как на жену мою полез? Мне подробностей не надо.
Несколько секунд мы молча мерились взглядами. Я ждал. Ждал, что он заговорит и наконец получит по роже. Смачно так получит, как тогда врезать надо было. Но Глеб молчал, упрямо не отводил глаза. Не двигался, только крылья носа раздувались.
– Так я и знал, – бросил я, толкнул плечом и вышел. На ходу попрощался с Кристиной, мысленно пожелав ей мозгов – у неё вроде как жених есть, но когда это Глеба останавливало?
Пока добирался до ресторана, где с проектировщиком пообедать договорились, успел успокоиться. Глеб прав, взрыв неминуем, но хотелось оттянуть его по максимуму, хотя навряд ли получится. С его появления нарыв назревал, разбухая и воспаляясь, и если не вскрыть, станет только хуже. Отлично это понимал, только… Только нихрена не понимал. Ни что он здесь на самом деле делает, ни зачем пытается убедить, что хочет наладить отношения. Они нам обоим не нужны.
Освободиться получилось раньше задуманного, успею домой до четырёх вернуться, сделаю Насте сюрприз. Только в школу заехать осталось. Уже паркуясь вспомнил, что не позвонил учительнице. Мы на три договаривались, а я не проверил, подошла она уже в школу, или ещё нет.
Оказалось, на месте. Поначалу даже не узнал, подумал, старшеклассница в актовом зале сидит, тоже Викторию Максимовну ждёт. Или студентка, на практику заскочившая. Сколько же ей лет на самом деле? Без макияжа и строгого костюма девчонка совсем: русые волосы в простой хвост собраны, джинсы, кеды. А когда улыбнулась и честно призналась, что домой поскорее хочет, что-то вроде симпатии внутри шевельнулось.
– Давно вы здесь? – спросил, забираясь на сцену и рассматривая сваленные в кучу декорации.
– Нет, – беспечно ответила она, становясь рядом. Едва-едва до плеча макушкой достала, а мне казалось, повыше будет. – С девяти.
– С девяти?
Надо же. Не думал, что у неё субботы настолько загружены.
– У учителей не бывает выходных, – сухо ответила Виктория, поджимая губы. Добавила едко: – Так родители считают.
– У родителей тоже с выходными туго, – парировал я, чувствуя, как возвращается знакомая неприязнь.
– Спасибо, что согласились помочь. – Она протянула несколько листов.
– Что это?
– Чертежи, по которым надо собирать, – терпеливо, как маленькому ребёнку, ответила Виктория. Я недоверчиво на неё посмотрел. Чертежи, серьёзно? Вот эти каракули?
– Хотелось бы мне посмотреть на курицу, которая рисовала их отрубленными лапами.
– Очень приятно познакомиться, это я.
Чёрт. Некрасиво вышло. Виктория нахохлилась, отошла на край сцены, сделав вид, что внимательно рассматривает бархатный занавес.
– Простите. – Нет, я правда раскаяние почувствовал. Не всем дано хорошо чертить. – Просто я… Я просто к другим привык. Эти ничего, главное, что можно разобрать.
– Ну спасибо, – едко ответила она, оборачиваясь. Брови нахмурены, в глазах чистая, неразбавленная неприязнь. Ну, молодец, Голицын, нечего сказать, пришёл налаживать отношения с учительницей дочери…
– Простите. – Как одним взглядом она заставила чувствовать себя последним подонком? Рука сама потянулась к затылку, я рассеянно взъерошил волосы и посмотрел на зал. – Просто день такой… идиотский… Не стоило на вас срываться. У вас поставленная рука, только вы…
– Перестаньте, – перебила Виктория устало. – Правда, перестаньте. Вы же строитель, так? Понятное дело, мои чертежи для вас как для меня рисунки трёхлетки против эскизов выпускника художки. Там правда можно что-то разобрать? Если нет, попытаюсь объяснить на пальцах.
– На пальцах не надо, – улыбнулся я невольно. Один – один, я прошёлся по её творчеству, она вызвала вину. – Просто помогайте, когда попрошу.
– Не против музыки? – Виктория достала телефон, помахала им в воздухе.
– Почему нет?
Я ожидал чего угодно. Правда, от Чайковского до Зиверт, но то, что телефон вдруг закричал так, словно рожает демона в муках и никак не может разродиться…
– Ой, простите, – густо покраснела она, убавляя звук. Не сразу дошло, что это звонок. Виктория легко спрыгнула со сцены и отошла, тихо отвечая. Когда вернулась, я успел собрать первый домик. Несложная конструкция: фасад и опоры позади.
– Ещё раз простите. Подруга вернула звонок, который я поменяла перед школой.
– На уроках он тоже так звонит? – невинно поинтересовался я, собирая следующий домик. Улыбка дрожала в уголках губ, стоило вспомнить испуганное выражение её лица.
– Нет, конечно! – возмутилась она, и в этот момент я поймал взгляд. Не так даже: взгляд. Серые глаза, такие глубокие, опушенные густыми ресницами, без грамма косметики. Такой один раз увидишь – никогда не забудешь.
– Я шучу, – сказал зачем-то.
Виктория не стала отвечать. Включила что-то нейтральное, попсовое. Через час всё было закончено. Расставив декорации, мы переглянулось.
– Ну что, по домам? – спросил я бодро. Скорее бы: до времени, обещанного Насте, успею документы просмотреть.
– Да! И, Виктор, – она дружелюбно улыбнулась, – спасибо за помощь.
– Не за что, – ответил и ляпнул, не подумав: – Обращайтесь, если что.
Кто только за язык тянул? Потянул и дальше, когда я предложил:
– Вас подвезти?
– Спасибо, нет. Я недалеко живу.
Ну да, недалеко. Я тут с трудом квартиру снял, сколько же она получает? Или кто-то содержит? Любовник? Муж? Кольца вроде нет, но это не показатель. В любом случае, это не моё дело. Девушка красивая, что бы ей одной быть?
– До встречи, – сказала она, когда я спустился со сцены. Встречи? Значит, ещё помощь понадобится? Ну точно, нахрена ляпнул?
– На спектакле, – уточнила, заставив закатить глаза. Неужели так легко мысли прочитала?
– Я приду, – ответил, а прозвучало, как обещание. Конечно приду, как такое пропустить можно?
– Мы будем ждать. Ну, то есть, не мы, а Настя. Дети вообще родителей на таких праздниках очень ждут.
– Это я ещё по садику помню. – Вот это вообще зря сказал. Прозвучало так, словно хвастаюсь. Рука снова к шее потянулась, дурная привычка – как нервничаю, тереть начинаю. – До свидания, Виктория Максимовна.
– До свидания.
Хватит. Так до утра прощаться можно. Дань вежливости отдал, и ладно. Кивнул и вышел, пока в спину не полетели новые вопросы и предложения.
Девятая глава
Дождь барабанил по стеклу, дома было тепло и уютно, на плечах лежал любимый плед, в ногах мурлыкал Леви, рядом стоял кофе, впереди воскресенье – вроде бы всё прекрасно, живи и радуйся. Но я никак не могла поймать чувство долгожданного покоя. Последний час все мысли так или иначе сводились к Голицыну, и я никак не могла прогнать его из головы. Этот мужчина состоял из противоречий: то раздражающий, просто невозможный, то вежливый и обходительный. Какой из них настоящий решить до сих пор не получалось.