– Рад, что ты смог добраться сюда незамеченным, – сказал Гипнос.
– Сам знаешь, меня ничто не остановит.
– Это какой-то кошмар: все сидят по домам в заточении, по улицам ходят патрули и арестовывают людей.
– Все из-за болезни. Но скажи, ты видел хоть одного зараженного, у тебя есть хоть один знакомый, кто заболел? – спросил вошедший Марк. Гипнос покачал головой.
– Отец Зефиры спешил. Он так испугался болезни, что установил диктатуру и убил страну. Я не намерен этого терпеть, но мне нужна твоя помощь. Сможешь провести меня до выхода из города? Я думаю, ты знаешь пути.
– Что ты задумал?
– Кое-что очень нехорошее.
Нет, Гипнос не сказал лучшему другу, что было у него на уме. Он не сказал, что зрело в его голове этот месяц, который астролог провел в абсолютном одиночестве. Мысль, заполнившая все его существо, не отпускавшая ни на минуту.
Огни патрулей были отчетливо видны в ночи, так что легко было понять, где находятся отряды. Куда сложнее было обойти их, не попадаясь на глаза. Несколько раз Гипнос и Марк были на волоске от поимки. Но друзьям удалось добраться до окраин города.
– Ну все, спасибо, Марк. И прощай.
– Увидимся, Гипнос.
– Вряд ли.
Гипнос ушел, а Марк в задумчивости отправился ко второму пункту назначения той ночи. Его беспокоило поведение Гипноса, его неразговорчивость в доме. Но в друге своем он не сомневался никогда. Теперь же ему предстояла еще одна задача. Случилось так, что во время карантина Марк разбирал летописи в библиотеке своего наставника. Среди пергамента он нашел крайне интересные записи, очень древние. Обретенными знаниями он теперь хотел поделиться с близким человеком, с самым близким человеком. Он уже несколько раз пробирался в этот дом в этот месяц. Сделать это в очередной раз не составляло никакого труда. Забравшись по выступам на второй этаж, он запрыгнул в окно спальни Зефиры, которая тоже ждала его в эту ночь. Во время прошлых визитов она рассказала Марку о пленнице отца. Прокуратор не скрывал от дочери ситуации. Теперь Марк мог сам кое-что рассказать. Он положил на стол перед Зефирой фолиант и раскрыл на странице с закладкой. На пожелтевшей бумаге виднелся рисунок дерева, в корнях и кроне которого находились сферы. Десять сфер на виду и одна как будто за деревом. Все надписи были на древнем языке.
– Да, немало времени ушло, чтобы все это перевести, но оно того стоило, Зефи.
– Что здесь написано, Марк?
– Это оккультные записи. И рисунок – Древо мира. Сферы – Сефироты, ничего не напоминает? Кетер, Бина, Хохма и прочие – краеугольные камни мироздания. И один скрытый – Да’ат. Сефира Даатская, так зовут главу культа? Интересно, не правда ли?
– Думаешь, эта женщина взяла себе псевдоним в честь Сефиротов?
– Тогда она должна быть крайне просвещенной. Учитель сказал, что этот древний фолиант, скорее всего, переписан с еще более древнего текста. Мне кажется, во всей Республике единицы знают о Сефиротах.
– В истории с Сефирой что-то не так, мы упускаем нечто важное, но что?
За окном тем временем заиграл рассвет. К утру астролог добрался до своей цели – до черного города на вершине Безымянных гор. Еще будучи здесь первый раз, Гипнос понял, что судьба не просто так привела его сюда. Верил, что он вернется. Мысль, что зародилась в нем тогда, теперь оформилась. «Они не нападали, не преследовали, нет, они ждали нас, приветствовали нас», – думал он. Гипнос шел по улицам базальта к циклопическим воротам, где вновь увидел демона (такое название он дал существу с барельефа), расправившего свои пульсирующие крылья. Гипнос предстал перед ним и рухнул на колени. Демон приблизился к нему и положил свою черную когтистую лапу на плечо астролога. Они поняли друг друга. Гипнос узрел бескрайний космос, увидел извивающиеся бесконечные щупальца бога, что скрыт за вратами. Бесконечный как Уроборос, неодолимый как время. И врата – окно в царство бога, в царство Вечного Врага, что не был сокрушен, но лишь спал за пределом. Этот город – источник. Источник, которым была взращена Магда. Какая ирония – проигравшие победители. Звезды коллапсировали в разуме Гипноса. Черная кровь полилась по его венам. И Гипнос переродился.
***
Снова стояла звездная ночь. В своем ложе восседал Прокуратор в задумчивости. Террасу освещали факела. Он каждую ночь теперь сидел вот так во дворе, размышляя. Из дома к нему вышла его дочь, Зефира. Она встала перед ним, сложив руки за спиной, в ожидании, когда отец обратит на неё внимание. Прокуратор медленно поднял голову и посмотрел на дочь уставшими, постаревшими глазами.
– Что случилось, солнце мое? – спустя пару мгновений спросил он.
– Отец, все что ты делаешь – неправильно. Нельзя же просто держать людей взаперти. Как в тюрьмах.
– Доченька, у меня от тебя секретов нет. Ты знаешь, с чем мы сражается. Скоро мы окончательно избавимся от этой заразы. До тех пор я не сниму карантин. Мы казнили всех зараженных, которых обнаружили, максимально гуманно. Им уже было не помочь.
– Это чудовищно! – прокричала девушка, сильнее сжимая руки за спиной.
– Что там у тебя за спиной?
– Ничего, – машинально ответила Зефира, все сильнее сжимая за спиной связку ключей.
– Прости. Я за тебя беспокоюсь. Я не переживу, если тебя коснется поветрие.
Ответ отца растрогал девушку. Своими посветлевшими глазами она окинула папу. И увидела, что происходит у него за спиной. Из пруда позади прокуратора поднималась черная фигура, от которой клубами валил густой туман. Фигура была вооружена мечом о двух лезвиях. Кожа была почти прозрачной. Ужасающее чувство осознания охватило Зефиру, когда она взглянула в лицо незваного гостя. Существо тем временем занесло двойной меч над Прокуратором.
– Отец, берегись! – выпалила дочка, рванувшись к отцу.
Одна секунда, одно мгновение отделяли Прокуратора от смерти. Он сумел уклонится и тут же кинутся к дочери ровно перед тем, как его ложе разлетелось в щепки под ударом лезвия. Зефира схватила отца за руку, и они побежали прочь, демон – за ними. В голове существа горели мысли: «Сначала – прокуратор, за ним – Сефира. И да прибудет на земле царство единственного божества – Тиз’Карафракса, Извечного врага!».
– Куда мы бежим, Зефи?
– Я все обдумала, папа, – от быстрого бега оба они задыхались, – только она может помочь нам. Только Сефира. Те люди, она не заболели – они очистились. Я знаю, кто нас преследует, ему самому нужна помощь.
– Я не верю! Она безумна, она сектант, она враг, зараженная.
– Отзови стражу от её камеры!
Они добежали до тюрьмы, но и преследователь не отставал. Подбегая к камере Сефиры, Прокуратор позвал стражников на помощь. Они, вооруженные гладиусами выбежали вперед, навстречу демону. Тот взмахнул один раз мечом, и двое стражников были располовинены. Зефира стала в панике открывать двери камеры, перед этим врезавшись в неё. Теневая фигура в разбеге размахнулась для удара. Но из камеры вышла Сефира с расставленными руками, словно зная, что ей нужно делать. С улыбкой она заключила преследователя в объятья и держала его несколько секунд. Она держала его без силы, даже с нежностью, а по его щекам потекли слезы. Еще мгновение, и он загорелся ярким пламенем. Тогда Сефира Даатская отпустила его, он бежал по улице. В итоге, опаленный, но очищенный Гипнос упал в канаву. Прокуратор с дочкой смотрели на всю эту сцену, забившись в угол. Первой встала Зефира. Она подошла к спасительнице.
– Спасибо, Сефира, – промолвила она.
– Не за что, доченька, – ласково ответила пророчица… и потрепала Зефире голову.
Прокуратор не успел схватить дочку до рокового момента. Зефира упала на руки отца. Он держал её, в глазах застыла паника.
– Милая, милая, ты как?
–Все хорошо, папа, лучше, чем когда-либо, – сквозь глупую улыбку говорила она, глаза её сияли, – кстати, я долго таила от тебя… но спрошу открыто: ты не против, если я выйду замуж за Марка?
Отец держал Зефиру на руках, прижавшись головой к её лбу. Когда он поднял глаза, Прокуратор увидел, что Сефира Даатская пропала: ни в камере, ни в тюрьме её не было. Он понес дочь на руках домой. Он был морально уничтожен.
Следующим днем ни одного облака не было на ярко-синих небесах, солнце яростно обжигал своими лучами землю. Словно и не было карантина. Люди высыпали на улицу, они гуляли и обнимались; в воздухе царила атмосфера веселья. Вот, Марк с Зефирой идут рука об руку, они счастливы. Вот, весь в бинтах, Гипнос общается с Агнесс на самые интересные темы. За ночь все перевернулось: патрули отказались арестовывать людей и теперь ходили вместе со всеми с улыбкой на лице. Под давлением нового общества Триумвират отрекся от власти. Республика была упразднена. Государственность исчезла, что будет дальше, неясно. Анархия? Хаос? Возможно. Сефира Даатская победила.
Во всей этой радостной толпе сильно выделялись двое мужчин, чьи лица были мрачными. На телах их была простая одежда цвета пустыни. Уверенными шагами шли они к дому Прокуратора. Прокуратор был у себя дома, развалился на ложе. От его былого величия не осталось и следа: он весь исхудал и словно состарился за одну ночь еще сильнее. Впервые был он небрит, оброс щетиной. Когда дочку его поразило проклятие «любви и слабоумия», у бедного отца и правда ничего не осталось. Кроме того, он фактически провалил задание, выданное ему Триумвиратом Магды. Осталось только одно. Двое мужчин вошли внутрь, как песчаная буря.
– Господин прокуратор, – отозвался один из них охрипшим голосом, – вызывали?
– Да, – глухо отозвался Прокуратор, – каждый из вас получит по пять тысяч золотых монет за выполнение моего задания.
– Отлично. Кого мы должны отправить на тот свет?
– Сефиру Даатскую, – он описал внешность и повадки своего врага. Внутри Прокуратора змеей свернулась тьма, не он, а она говорила теперь, – И… и принесите мне её черное сердце.
Прокуратор остался один. Он вышел на террасу, где на маленький столик он поставил чашу и небольшой пузырек с черной жидкостью внутри. Вот избавление, вот выход. «Зачем ты пришла? Почему я не убил тебя, сразу как увидел? Почему не расправился потом? – вопрошал в пустоту Прокуратор: -Зачем ты пришла и разрушила мою жизнь, жизнь честного человека? Вот оно, твое добро – разрушенная страна? Республика, Триумвират, а самое главное – моя дочь. Все пропало. Она теперь как безумная бездумно слоняется по улицам с тупой улыбкой вместе со своим поэтом. Это конец. Наши дети безумны. Нет спасения».
На вершине амфитеатра, свесив босые ноги и болтая ими, сидела Сефира и наслаждалась видом города, затопленного солнцем. На глазах поблескивали робкие слезы радости. Она почти жадно вдыхала воздух. Рукой Сефира игралась с бантами в волосах. Когда сзади неё появились две мрачные фигуры, она спокойно встала и повернулась к ним:
– Я знаю, зачем вы здесь, но я вас прощаю…
Прокуратор ожидал их в своем доме. Два мешка с монетами были приготовлены. Убийцы вошли в дом. На их лицах не было улыбок от ожидания предстоящей награды.
– Дело сделано, господин.
– Вот ваша награда. Покажите сердце.
Убийца засунул руку под мантию. Когда он вытащил её, все присутствующие обомлели. В руке наемник держал сияющий кристалл.
– Что это? – вскочил прокуратор.
– Тут было сердце, клянусь!
– Давай сюда, берите награду и убирайтесь.
Кристалл и правда, напоминал по форме сердце. Прокуратор широкими шагами шел к амфитеатру. Погода изменилась: дул холодный ветер, на небе появлялись черные тучи. С Кристальным сердцем в руке он шел по опустевшим улицам. И куда все пропали? Прокуратор вышел в центр гигантского пустого амфитеатра. Ветер трепал его одежды и волосы. Он выставил руку с кристаллом вперед, к солнцу, которое вот-вот должны были закрыть черные тучи. И сквозь кристалл Прокуратор увидел все: на что он обрек мир, на что обрек себя. Ужас объял его. Но только на мгновение. Страх порождается незнанием и неопределенностью. Человек, который точно знает, что его ждет, не будет бояться. В голове Прокуратора пульсировали слова Сефиры Даатской: «Иногда добро – это просто добро». Смотря на ужасающее солнце умирающего мира, он произнес:
– Ну, здравствуй, Вечность!
Возможно, еще есть шанс, он сам в это не верил. Придя домой, он откупорил пузырек, вылил содержимое в чащу и выпил черный яд. Было ли то, что случилось с миром, предсмертным проклятием Сефиры, или это было последствием её отсутствия – неясно. Все умирало медленно. Люди еще с древности думали, что все закончится быстро и красочно: Армагеддоном, огнем, апокалипсисом. Нет, все было не так, но угасание было неизбежно. На это могли уйти года, даже века, тысячелетия, но конец был неизбежен. Того мира, в котором жили когда-то граждане республики, больше не существовало. Уже не будет той жары, весна уже не принесет радости.
В один момент из-под земли стали вылезать мертвецы. Скелеты слонялись повсюду, не нападая, но рассыпаясь в песок. Со временем мертвый костный песок стал заполонять землю, превращая некогда плодородные земли в холодную пустыню. Улыбки так навсегда и застыли на лицах «очищенных» Сефирой людей. Люди, которых поразило проклятие «любви и слабоумия», как называл его Прокуратор, стали преображаться: все они стали походить друг на друга. Лица всего народа смешались и образовали один облик, который принял каждый, кто пал жертвой проклятия. Не все подверглись этому одновременно, но это все равно коснулось всех, полное обращение оставалось неизбежно. Народ республики преобразился не только телами, но и разумом – души тоже перемещались, образовав единую субстанцию, единую личность. Один ужасный, безумный разум стал управлять их телами. Ирония заключалась в том, что те личности, что при жизни были сильнее и властнее других, и в проклятии вышли на первый план. Народ-монстр стал называть себя Магдой.
На крыше таверны за круглым столом сидели двое: Гипнос и Агнесс. Песок почти доходил до крыши, по нему они и взобрались. Двое молча взирали на умирающий мир, изредка отряхиваясь от костного песка.
– Это конец, мой дорогой друг, – Обращался Гипнос к Агнесс и взял её за руку.
– Да, все умирает, грядущего нету, – с улыбкой отвечала она.
Они совершенно спокойно ко всему этому отнеслись. Проклятие уже стучало об стеклянные стенки их разумов, но у них еще были силы сопротивляться. На улице появились два человека, что, покачиваясь, шли, поддерживая друг друга.
– Смотри, это Марк и Зефи, – обратила внимание Агнесс.
– Бедняги, как они были счастливы тогда, и как несчастны сейчас!
– Все проходит, и это пройдет.
Они молчали, а потом одновременно высказали одну и ту же мысль, что сформировалась у них в душе: «Они не заслужили тех же страданий, что и мы».
***
Ночной лес. Лагерь в овраге. В центре горит костер, согревая двух уставших егерей. Они на стороже, в округе все обтянуто нитками с колокольчиками. Если кто-то и появится, они об этом узнают и будут наготове.
– Могло быть и хуже, – прервал молчание один из них, – нас пока не убили.
– Это временно, – язвительно ответил второй, – Мы в лесах, тут даже стен нет.
– Назвался егерем – ночуй под елкой.
– Цыц, ты слышишь?
Колокольчики звенели в ночной темноте. Судя по звуку, кто-то направлялся прямо к их лагерю. Товарищи схватились за арбалеты. В свет от костра зашел мужчина. Старик в истрепанной старой одежде.
– Ты кто? Что ты здесь делаешь?
– Господа, у вашего костра не найдется место для уставшего путника?
Егеря смутились, но все же пригласили старика к костру. Ночь была спокойная, а сна все же не было ни в одном глазу. И тут егеря попросили рассказать старика какую-нибудь историю, ведь старые люди, по их мнению, всегда знают много интересных историй. И он стал рассказывать интересные истории о, судя по всему, выдуманном государстве. Во время рассказа старик думал: «И все-таки люди живы! Видимо, это потомки тех, кто находился в самых глухих деревнях». Ему вдруг очень понравилось рассказывать такие «сказки». Видеть интерес в глазах незнакомых людей было так приятно. Наутро он ушел в неизвестном направлении, и егеря больше никогда в жизни не встречали этого загадочного сказочника.
***
Прокуратор часто думал, почему проклятие, уничтожившее его родину, не только не задело его, но и сделало бессмертным. Зачем все это, почему он? Тогда в полном отчаянии он выпил яду. Но яд не прервал существование Прокуратора. Ничто не могло с тех пор прервать его. Он знал, что его проклятие заключается в вечности, что Сефира обрекла его на это, чтобы он сохранял память о сгинувшей цивилизации, пусть в виде сказок.
***
Город в пустыне. В пустыне жаркой, не такой, как холодная пустыня родины Прокуратора, который уже много веков называет себя Сказочником. Базар, смуглолицые торговцы зазывают покупателей. Добрый на вид старик со светлой кожей, контрастирующей с кожей местных жителей, идет по улице, осматривает прилавки. Вот, он подошел к одному шатру. Там продаются разноцветные пестрые одежды. Его внимание привлек сине-золотой наряд.
– Наподобие таких носят астрологи Либерпорта, – заметил он.
– Либер-что? – спросил торговец.
– Либерпорт, величественный торговый город на воде. Прекрасное место. А какие карнавалы там проходят!
– О, да вы, я смотрю, путешественник из далеких земель.
– Очень далеких.
– Тем не менее, вы прекрасно знаете Куэроский.
– Я вообще полиглот. Эх, знал я одного астролога. Хороший был юноша, но с характером. Он один раз чуть не убил меня, но я не в обиде. Он сам не знал, что делал. Что ж, я возьму наряд.
***
За окном ночь, по мостовой барабанит дождь. В кресле перед камином отдыхал, читая книгу, граф Эдмунд Лайтбрингер, владелец мануфактуры по производству зеркал. Его особняк находился недалеко от города Викториации близ горы Пик Грифона. Его покой нарушил привратник.
– Мой лорд. У нас на пороге появился странный старик в сине-золотых одеждах. Просит крова на ночь.
– Законы гостеприимства не позволяют мне отказать, пусти его.
Сказочник зашел в гостиную. Эдмунд Лайтбрингер взглянул на путника, который каким-то образом совсем не промок под дождем.
– Будь моим гостем, старче. Присаживайся, слуги скоро принесут вина и горячей еды. А пока расскажи, куда путь держишь и чем занимаешься? Спрашиваю из любопытства, это не допрос, – он улыбнулся.
– Путь держу в Винную долину, говорят, там прекрасно и интересно. Ни разу там не был. Что касается профессии, я – Сказочник. Хожу по миру и рассказываю истории да легенды.
– Расскажи и мне что-нибудь.
Скрипнула лестница, ведущая наверх. Сказочник обернулся, и сердце его на секунду остановилось. Сверху спускалась девочка, как капля воды похожая на Сефиру Даатскую. На вид ей было лет пятнадцать. Сказочник тут же успокоил себя: «Это не она, мне просто показалось. Сефиры давно нет на белом свете. Столько веков прошло. Хотя, какое поразительное сходство!».
– Папа, кто это? – спросила она.
– Гость, милая, Сказочник, – Ответил Эдмунд, после чего представил свою дочку, – моя любимая дочь, Элизабет, – он снова обратился к девушке, – Лиза, почему ты не спишь? Уже поздно.
– Я услышала разговор здесь, внизу, и мне стало интересно.
– Ну ладно, спускайся к нам. Старец расскажет нам интересную историю.
И сказочник рассказал. Он поведал историю о четырех верных друзьях, что отправились в горы, чтобы там обнаружить древний город из базальта, мрамора и обсидиана. Город в лучах предзакатного солнца. Очевидно, он немного скрасил эту историю, теперь он знал все истории, произошедшие с его народом, память Ленга сохранилась в нем.
– Это правда? – спросила Лиза в конце повествования, – Это было на самом деле? А что насчет Марка и Зефиры? Они поженились?
– Да, да и еще раз да, дорогуша, – ласково ответил старик, – все сказки реальны, просто время изменяет их, преображает. Они принимают новые черты и теряют старые. Но так даже интереснее. Простая ситуация может стать основой великой легенды, а трагедия целого народа лишь сказкой на ночь.
Эдмунд Лайтбрингер отправил свою дочь спать, а сам всю оставшуюся ночь разговаривал с гостем.
Первый либрариант
Шел холодный апрельский дождь, по небу медленно плыли облака пепельного цвета. Для Эба, бывшего егеря, это был особенный день. Он подошел к окну и слегка отодвинул шторы, оглянул улицу, что постепенно превращалась в реку. Меж стука дождя Эб пытался расслышать шум шагов. Но как бы он ни напрягал слух, у него не получалось уловить заветные звуки. “Время еще есть, – прошептал егерь себе под нос, – хорошо, приведу все в порядок”. Первым делом мужчина побрился: борода напоминала ему о былых днях скитаний по лесам. Это были не те воспоминания, к которым ему хотелось обращаться в такой день. Эб прибрался в доме, надел свой самый приличный костюм, после чего уселся в кресло и закурил трубку. Да, для Эба это был особый, серьезный день. День, когда его убьют.
Он понял это, когда начал ловить подозрительные взгляды в толпе, а ночью прямо под его домом стали ходить странные люди. Во время сна Эб слышал их шепот: слух егеря был крайне острым. Он даже знал, за что его казнят. Эб мог избавится от этого, но приговор подобное действие не отменило бы. Нет, даже его характер бы не позволил бы ему струсить, попытаться спастись. Он не станет бежать, не станет уничтожать предмет, из-за которого за ним придут. Вместо этого, он положил себе свой приговор на колени. То была большая книга в грубо сделанном кожаном переплете. Эб встретится со смертью лицом к лицу и усмехнется. Так было уже не раз. В прошлом с улыбкой на лице он расправлялся со своими врагами. Их ужасные гримасы, звериные лица мелькали в этот момент перед его глазами. Хотел бы он, чтобы и в этот раз можно было справится метким выстрелом из лука или внезапным ударом кинжала, но нет. Он не возьмет себе такой грех на душу.
А дождь все барабанил. “Если бы они вломились бы сразу, как я сел в кресло, было бы легче. Почему они медлят? – рассуждал про себя Эб, после чего достал сделанный из бронзы крест Элеоса, единственного из богов, после чего проговорил ему: я прожил хорошую жизнь. Бродил на природе, искоренял тьму, что поджидает нас за порогом. Слышишь ли ты меня сейчас? Достанется ли мне место на небесах?”. Через пару улиц от его дома находился храм, чьи шпили поднимались высоко к небесам. Прямо сейчас сотни людей молились там, упав на колени перед витражами, сделанными из стекла разных оттенков золота. И людям во время молитвы кажется, что, несмотря на дождь, идущий на улицах, сквозь витраж льется яркий свет. Эб думал об этом. Не сходить ли ему в храм, исповедаться под конец жизни, сбросить тоску и думы?
Тут он осекся. Сквозь шум дождя он услышал шаги. Кто-то вступил на крыльцо его дома. Эб сжал ладони в кулак. Сердце его забилось чаще. Вот сейчас. Пора, пора. В дверь постучали. Бывший егерь медленно поднялся с кресла. “Вот скоты, решили в кои-то веки повести себя культурно, дверь не выбили. Как хотят, открою”. Но пороге стоял пацан лет пятнадцати. Он был промокшим до нитки, но тем не менее улыбался.
– Здравствуй Эб, – сказал он егерю, который побледнел, увидев мальчика, – я зайду?
– Нет, Генри, только не сегодня, – голос Эба слегка надломился, – уходи. По-хорошему прошу, уходи.
– На улице дождь, неужели ты меня прогонишь? – шутливо ответил пацан.
Эб нервно оглядел улицу. Она была пуста. Ни одной живой души в городе. На секунду он поглядел на Великий храм, о котором думал некоторое время назад. Дождь разбивался о крыши храма, создавая водопады. Вдали виднелся приближающийся просвет. Через минут десять дождь затихнет, а затем с новой силой ударит по городу. Вид этот слегка успокоил душу Эба.
– Ладно, – вздохнул он, – заходи, Генри. Просушись и иди. Скоро дождь ненадолго прекратиться, сможешь вернутся домой.
Парнишка зашел внутрь, а Эб еще раз оглядел улицу, после чего вошел внутрь и запер дверь. С Генри Эб познакомился во время одного из своих походов в лес Солистеррас на севере от города. Компания детей игралась в руинах храма, который располагался в глубине леса. Старинное здание было разорено с десяток лет назад, еще в те времена, когда сама мысль выйти за стены города вызывала страх в душе. Эхо той эпохи и по сей день раздается по лесам и горам, по болотам и степям. Детям в лесу находится было не безопасно от слова совсем. Дикие звери были бы для них наименьшей угрозой. Дети, однако, не слушали опытного егеря. Вместо этого, они решили поиграть с ним в прятки. Подыгрывать им Эб совершенно не собирался. Он встал посреди руины и громким голосам начал рассказывать детям историю, с ним приключившуюся:
– Весело вам тут, детишки? А хотите знать, что тут случилось пару лет назад? Мы с другими егерями решили устроить здесь привал. Развели огонь, смеялись и шутили. Пили эль. Прекрасное было время… пока ночь не настала. То, что мы выставили дозор, нам не помогло. Зверолюды, такие твари поганые, напоминающие человека, только с рогами там, или клыками, окружили нас. Друга моего, Анхеля убили одним метким броском копья. Он только и успел, что предупредить нас о нападении. Мы выжили. Четверо из десяти. Один скончался днем позже. Ему повредили живот, он умирал медленно и очень мучительно. Я отделался потерянным глазом. А вот моему родному брату Лусио повезло меньше: лишился руки. Знаете, что было страшнее всего? Видеть глаза этих тварей. Лицами-то поганцы на людей похожи, но взгляд, взгляд звериный, яростный, полный злобы. Так вот, вы думаете, люди так просто не стали этот храм отстраивать? Единожды территория зверолюдов – всегда территория зверолюдов. Они учуют кого здесь, позовут остальных и порежут вас, а затем сожрут потроха. Солнце как раз скоро сядет. Я-то уйду, благо сноровки не потерял, к вечеру буду в городе. А вы как? Наигравшись тут, потеряв сил, сможете успеть до темноты?