Неспящая. Двоедушники
– Не знаю, я как-то не жалуюсь на это твоё тело, – проворчала я. – Может, всё-таки стоит поменьше мяч гонять на морозе?
– Да не в этом дело. Другое тело – оно и есть другое, – задумчиво высказался Макс. – Думал, разгоню постепенно до нужной кондиции, но мясо упорно сопротивляется.
Он приподнялся и, тяжело опираясь на руки, медленно сел и спустил ноги с дивана.
– А может, не зря сопротивляется? – предположила я осторожно. – Ты не усердствуй с этим разгоном – телу виднее.
Он взглянул на меня и скорчил смешную досадливую рожицу. А потом безнадёжно махнул рукой:
– Ладно, ерунда это всё. Не обращай на меня внимания. Сейчас ещё чуть-чуть передохну, и надо дровами заняться.
– Какими дровами?
– Теми, которые на днях закончатся. Нужно срочно заказать с доставкой.
Никита Корышев был вторым учредителем нашей коммуны. А по сути, он был первым, главным инициатором. И если Эрик занимался тем, чтобы мы все жили по правилам и умели помогать друг другу, то Никита полностью взял на себя хозяйственные хлопоты. Он знал, чего на сколько хватит, помнил, что скоро должно закончиться, разыскивал, где быстрее и дешевле заказать всё необходимое, вёл счета, искал спонсоров. Это меня совсем не удивляло. Макс и прежде был основательным и умелым во всём, что касалось бытовых проблем. А у Никиты, несмотря на всю его мизантропию, обнаружился талант менеджера. На этом две личности, живущие теперь в теле Корышева, прекрасно спелись. Но это, пожалуй, и было всё общее, что нашлось между ними.
Решив, видимо, что уже довольно с него отдыха, Никита встал с дивана, перебрался за компьютер, натянул наушники и принялся колотить по клавиатуре.
Наверняка он и не подозревал, что когда слушает музыку, у него на лице сразу рисуется всё, что он чувствует или чем озабочен. Сейчас на его лице отражалась не столько проблема дров, сколько смиренная печаль. Какая-то уж очень смиренная и совсем печальная.
Я ещё немного посмотрела на это и махнула ему рукой, он растерянно улыбнулся и стянул наушники.
– О чём думаешь?
– Да вот… – он кивнул на экран. – Думаю, что заказать: колотые, пилёные или кругляк. Кругляк, конечно, дешевле. Но возни с ним…
– Если вместо волейбола ваша дружная команда для разнообразия займётся заготовкой дров, хуже не будет никому.
– Тоже верно, – засмеялся Никита, набрал что-то на клавиатуре и финальным ударом по клавише ввода отправил заказ. Потом откинулся на спинку стула, потянулся, похрустывая суставами, и посмотрел на меня. – Хочешь, пущу за комп?
– Да мне вроде как незачем.
– А ты разве все тесты сдала?
– Не все, – буркнула я. – Бухучёт опять завалила.
Зимняя сессия на четвёртом курсе у меня не задалась. Как, впрочем, и все предыдущие. Всегда сдавала далеко не с первого раза. Но в этот раз как-то особенно не повезло.
– Что там заваливать-то? – фыркнул Никита.
– Ну, вот такая я бестолковая, значит! – разозлилась я.
Он нахмурился и поманил меня:
– А ну-ка, иди сюда. Иди, иди.
Я подошла, и Никита посадил меня к себе на колени.
– Эх, ты, двоечница, – вздохнул он. – Ну, давай помогу. Две головы всё лучше… Открывай свои тесты.
Я потянулась было к ноуту, но потом отмахнулась:
– Да не надо. Ни к чему это. Совершенно не нужно.
– Что значит «не нужно»? Тебе осталось совсем немного доучиться.
Ох уж, этот строгий тон. Ни с чем не перепутаешь. Макс, зануда…
– Чего ради, Максим?! Зачем мне этот диплом, если я собираюсь всю оставшуюся жизнь прожить в лесу?!
– Ты, и правда, собираешься жить здесь всю жизнь? – изумился он.
– А ты – нет?
– Я – нет, – подтвердил он уверенно.
– Ну-ка, ну-ка… И куда же ты собираешься переехать, интересно?
– Пока никуда. Но это место – не предел мечтаний, оно идеально только на данном этапе. Начнётся другой этап – будет видно.
– Ты далеко смотришь, – усмехнулась я, сглатывая слёзы. – Ты умный, тебе виднее. А мне всё равно. И уж диплом делопроизводителя мне точно не нужен – ни в лесу, ни в городе. Кто меня на работу возьмёт? Зачем я вообще в этот универ поступила?
– Видишь ли, знания и культура, накопленные человечеством, заслуживают того, чтобы каждый освоил посильный кусочек…
Я соскочила с его колен. Начнётся сейчас воспитательная беседа о пользе образования.
– Я уже освоила кусочек. Правда, дурацкий и бесполезный, но мне хватит. Хотя нет, я с удовольствием пошла бы в медицинский. На отделение паллиативной помощи.
Никита неопределённо скривился:
– Не поступить тебе. База слабовата.
– Да я в универ и не собираюсь, ты что?! Вот в училище можно было бы. Сиделка или процедурная медсестра из меня получилась бы хоть куда!
– Это верно.
– Но кто ж меня пустит?! – я почувствовала волну едкого гнева. – Это контактная профессия – кикиморам нельзя!
– Малыш, не расстраивайся…
И тут меня прорвало. Это изредка, но случалось.
– Ты достал меня уговорами! Бесполезными, идиотскими, пустыми уговорами! Ты не успокаиваешь меня, Макс, а только бесишь! Неужели это так трудно заметить?!
Он надул щёки, тяжело выдохнул, встал и вышел из комнаты, сняв по пути свою куртку с вешалки.
Я тихонько поревела пару минут, наскоро вытерла глаза, высморкалась и побрела его искать. Не-не, вообще-то я гордая, но я ещё и умная иногда бываю. Если виновата, я это признаю сразу.
Он стоял у раскрытой двери дровяного сарая, задумчиво смотрел в тёмную пустоту и курил. Курил!!!
– Ну, Ма-а-а-акс! Ну, что это такое?!
Он поднял руки вверх, словно сдаваясь, но сигарету не выпустил. Я подпрыгнула и выхватила её, благо при моём немалом росте это было совсем несложно.
– Максим, ну что ты, как маленький?!
– Я – как маленький? – фыркнул он. – А ты как кто тогда? Я курю раз в неделю. Ну, два. Не раздувай из этого проблему.
– Макс, я не верю, что у тебя не хватает силы воли бросить это дело совсем! – заявила я, затаптывая сигарету в снег. – Ты просто не хочешь бросать!
– Да, не хочу, – подтвердил он холодно.
– Сколько раз я тебя просила? Тебе что, плевать на мои просьбы? Или ты из принципа?
Он тяжело вздохнул:
– Нет, не из принципа. Просто мне это нужно.
– Макс, ты в жизни не курил, дыма даже не выносил! Это не тебе нужно, это всё чёртов придурок Корышев! – прошипела я. – Бес противоречия, мать его…
Он поджал губы и отвернулся.
– Да, это я, чёртов придурок Корышев. Сложно не признать очевидного, – сказал он, помолчав. – Но видишь ли… Это и раньше было непросто, когда подселения были регулярными, но временными. А сейчас, когда постоянно двоих в себе чувствуешь, а третьего ещё и помнишь, бывает настолько тошно, что вредные привычки становятся чем-то вроде спасительных ритуалов…
– Максюша, прости меня! – я обхватила его и крепко прижалась. – Прости! Не знаю, зачем я на тебя набрасываюсь…
Он обнял меня.
– Ты не виновата. Это раздражение – оно во многом органического свойства. Ты же знаешь: у кикимор портится характер, и у тебя он тоже испортился… чуть-чуть. Нам устроили жизнь, о которой мы не просили. Мы оба не виноваты. Важно, чтобы ты понимала, насколько хорошо ты справляешься со всем.
– Макс, ну как так можно? Какую бы дрянь я ни сказала, какую бы глупость ни выкинула, ты мне рассказываешь, какая я умница и молодец!
– Так ты и есть умница, – уверенно подтвердил он. – Ты… Ты моя родная девочка. Без тебя я ни в чём не вижу смысла. И когда ты впадаешь в отчаяние, у меня руки опускаются.
– Ты, и правда, веришь, что когда-нибудь мы сможем жить так, как захотим, и там, где пожелаем?
Он улыбнулся:
– Да. Верю. Что-то должно измениться.
– По щучьему велению, что ли?
– На щуку я бы не надеялся, – задумчиво проговорил он. – Только на себя.
– А что мы можем?
Он неопределённо пожал плечами:
– Выбор невелик, в общем-то. Как-то довести до сведения человечества, откуда берётся ККМР, и что надо делать на самом деле, чтобы кикиморы жили нормальной жизнью.
– Хочешь получить переходящее знамя главного городского сумасшедшего?
Он печально хмыкнул. Потом сказал твёрдо:
– Альтернатива мне нравится ещё меньше.
– А что ты считаешь альтернативой?
– То, о чём мечтал Баринов: чтобы кикиморы в мире стали большинством и, соответственно, нормой.
– Ой…
– То-то и оно, что «ой», – вздохнул он и промямлил: – Есть для нас с тобой и третий вариант, но я боюсь о нём даже заикнуться…
– Пограничье?!
Он кивнул.
– Правильно: и не заикайся.
Уйти из нашего мира в пограничный смежный – да я даже думать об этом не хотела после того, что со мной там произошло.
– Там есть не только маги-мерзавцы и лесные банды, там ещё есть много прекрасных мест, где можно нормально жить…
– Максим! А как мы всё это оставим?! Эрика, Веронику, ребят?!..
Он покачал головой и очень серьёзно проговорил:
– Никак. Никогда. Ты права: мы не сможем.
Я взяла его за руки и уткнулась лицом ему в грудь.
– Никита, не обижайся, хорошо?
– Да я и не думал даже, – беспечно отозвался он и сжал мои ладони в ответ.
Я бы не отказалась ещё так постоять, но Никита вдруг разжал руки.
– Очень интересно… – протянул он в недоумении.
Я выпрямилась и взглянула туда же, куда смотрел он. На стоянку, что была прямо перед нашим окном, въезжал большой, красивый и, несомненно, дорогущий джип.
– К кому-то гости приехали, – сказала я. – Интересно, к кому? Вроде у нас нет ребят с такой богатой роднёй.
Никита будто не обратил внимания на мои слова, потянул из кармана телефон, долго ждал ответа.
– Малер, ты спишь, что ли? – недовольно проговорил Никита. – Ну, так просыпайся. У нас гости… Нет, думаю, к тебе… Марецкий.
– Это – Лёха?! – изумилась я, кивая на джип. – Откуда ты знаешь?
– Он прошлой весной приезжал к нам в штаб на этой тачке, ещё новёхонькой. Хвастался. У меня память на цифры, я номер запомнил, – хмуро ответил Никита, убирая телефон.
Это точно, у Макса всегда была отличная память на цифры.
Глава 3
Мне хотелось бегом бежать навстречу нежданному гостю. Нет, вовсе не потому, что я скучала по Лёхе Марецкому. Всё проще: всем моим существом я сразу почувствовала, что Марецкий привёз какую-то неприятность. С некоторых пор исключений из этого правила не бывало.
Знала я Лёху давным-давно, с самых первых моих дней в роли «сестры» питерской надзорной дружины. Когда Марецкий был простым дружинником, а потом старшим группы, иногда я оказывалась с ним в рейдах. Он никогда не подводил, не подставлял, а если я, зазевавшись, подставлялась сама, он принимал меры, и было несколько эпизодов, за которые я была ему по-настоящему благодарна. Но была у него одна поганая черта, из-за которой глаза бы мои на него не глядели. Правила существовали для него только тогда, когда они приносили пользу ему лично. А с тех пор, как он пошёл вверх по карьерной лестнице, быть начальником стало для него удовольствием. И теперь он просто тащился от себя в роли начальника и стража законности и правил. Если раньше он запросто мог, например, избить кикимору, или запугать до чёртиков, или применить запрещённый препарат, когда это было ему на руку, то теперь ему куда больше на руку было строжайшим образом соблюдать все законы и предписания. И нещадно карать подчинённых за то, что совсем недавно легко позволял себе. Если буквальное исполнение законов разрушало чью-то жизнь, его это не останавливало.
Его общую въедливость и придирки ещё можно было терпеть, но когда Марецкий, став начальником дружины, уволил Эрика и сломал всю налаженную систему помощи кикиморам, это уже вытерпеть было невозможно. Конечно, то, как работала система Эрика, несколько отличалось от того, как она должна была работать по правилам и законам, но результаты-то были отличные! А кого это интересовало? Только не карьериста Марецкого.
И уж точно, Марецкий был последним из питерских дружинников, с кем я хотела бы увидеться после долгой разлуки.
Сейчас мне всё же хотелось бежать к нему бегом, чтобы быстрее опознать ту самую неприятность, которую он привёз, и не пустить её к нам на территорию.
Но Никита шёл медленно, и мне пришлось подстроиться под его размеренный шаг.
Пока мы шли от дровяного сарая к бараку, Марецкий вылез из машины и стоял, озираясь по сторонам и щурясь от яркого солнца. Видок у него был неофициальный: удобные форменные берцы и куртку – правда, без опознавательных эмблем – разбавляли голубые джинсы, местами вытертые добела.
Заметив нас, Марецкий довольно улыбнулся и приветственно взмахнул рукой.
– Здорово, Ладка! Как ты?.. Привет, Корышев!
Мне показалось, он хотел ещё что-то сказать, но не успел. На крыльцо вышел немного помятый и взлохмаченный Эрик.
Марецкий повернулся к нему:
– Ну, здравствуй, Эрик Генрихович!
Эрик сдержанно кивнул и внимательно уставился на гостя.
Марецкий подошёл и протянул руку.
Эрик помялся немного – то ли для вида, то ли и правда сомневался, стоит ли оно того, – но потом всё-таки протянутую руку пожал.
– Какими судьбами? – поинтересовался Эрик почти равнодушно. – Затеял внезапную инспекцию?
– Да ты что, Малер? Это же не моя территория, – засмеялся Марецкий.
– Вот это первое, что пришло мне в голову, – обронил Эрик.
– В смысле?
– В смысле – не перепутал ли ты территории, – пояснил Эрик, с трудом сдержав зевок.
– Ну, что ж ты со мной так? – усмехнулся Лёха, качая головой. – Врагом меня считаешь?
– Я тебе войну не объявлял, – отозвался Эрик. – Но и друзьями мы вроде как не становились… Впрочем, это неважно. Согласись, ситуация странная. Когда такой большой начальник приезжает на чужую территорию без сопровождения местных дружинников, это вызывает вопросы…
– Мне не нужно сопровождение местных дружинников, если я не на службе. Никаких проверок, Малер, не напрягайся. К тому же я и так в курсе, как вы тут устроились. Здешние ребята проверили вас за это время вдоль и поперёк. Нарушений нет, да и вообще они на вас не нарадуются – говорят, местной дружине от вас только помощь… Нет, я здесь исключительно частным образом.
– В гости, что ли? – равнодушно уточнил Эрик.
– Да.
– Вот не знаю даже, что тебе на это ответить, – пожал плечами Эрик. – Вроде как не положено прощаться с гостями, не напоив чаем на дорожку, но мне что-то очень хочется поступить именно так, как не положено.
– Так чай у вас всё-таки предлагают? – простодушно улыбнулся Марецкий. – Но не мне?
– Как-то так, да, – согласился Эрик.
Марецкий повернулся и пошёл к своему внедорожнику. Я решила, что он сейчас сядет и уберётся восвояси, но вместо этого он открыл заднюю дверь и подал кому-то руку, а затем и вторую.
Из машины неловко вылезла, почти что свалилась со ступеньки в руки Марецкого невысокая худенькая девушка в стёганом лыжном костюме. Обеими руками она прижимала к себе крошечного младенца в ярком комбинезоне с капюшоном. Марецкий убедился, что девушка твёрдо стоит на ногах, отпустил её и достал с заднего сидения большую спортивную сумку.
Приобняв девушку за плечи, Лёха повёл её к нам.
– Меня можете не поить, но, если вас не затруднит, ребята… – начал он.
– Проходите в дом, – коротко проговорил Эрик и пошёл вперёд.
Мы с Никитой побрели сзади, замыкая процессию.
Эрик провёл всю компанию на свою половину, подставил девушке стул:
– Раздевайтесь и ребёнка разденьте – здесь жарко. Малыша положите на кровать, так будет удобнее…
Никита всё молчал, но не сводил глаз с наших незваных гостей.
– Послушай меня, Эрик Генрихович… – начал было Марецкий, глядя, как его спутница хлопочет над ребёнком. – Я к тебе по делу приехал, и дело это очень личное и очень важное…
И тут распахнулась дверь, и в комнате появилась Вероника.
Марецкий осёкся и замер с полуоткрытым ртом.
Вероника немного побледнела, хотя с её кожей куда уж ещё бледнеть. Затем на её щеках мгновенно вспыхнули пятна нервного румянца. Она бросила вопросительный взгляд на Эрика.
– Всё хорошо, Вера, – спокойно сказал Эрик.
Она кивнула и, повернувшись к Марецкому, произнесла с усилием:
– Здравствуй, Алексей.
Марецкий нервно сглотнул и уставился себе под ноги, качая головой.
И тут подала голос девушка:
– Извините… Мне бы малышку помыть и переодеть…
– Конечно, – кивнул Эрик. – Вера, пожалуйста, проводи наших гостей в душевую. И потом… Как вас зовут?
– Ирина, – пролепетала девушка, подхватывая одной рукой ребёнка, а другой сумку.
– Веруша, и потом напои Ирину чаем, хорошо?
– Даже с печеньем, – улыбнулась Вероника и перехватила у девушки сумку. – Пойдём со мной. Осторожно, там ступеньки…
Мы остались вчетвером. Все молчали.
– Я не знаю, как вы это сделали, – пробормотал Марецкий. – Но должен признать, что никто и никогда ещё так меня не дурил, как это вышло у вас… Сошникова была мертва! Я сам это видел!
– Все это видели, – согласился Эрик. – Она и была мертва.
– Кто?
– Вероника Сошникова. Она действительно умерла на даче у Карпенко, и ты лично засвидетельствовал её смерть. Всё верно.
– А это, по-твоему, кто тогда?! – прошипел Марецкий, кивая на дверь.
– Это? Вера Малер, моя жена, – невозмутимо пояснил Эрик. – В девичестве – Герасимова. Документы в полном порядке. Как ты справедливо заметил, их тоже проверили вдоль и поперёк, как и всё здесь.
– И как вы это обтяпали?
– Никак, – пожал плечами Эрик. – Ты обознался. Моя Вера слегка похожа на покойную Сошникову, но и только.
– Слегка похожа?!
– Ну, да. Слегка похожа. Рыжая, кудрявая. Мой любимый женский типаж. Грешен, – невозмутимые глаза Эрика смотрели так невинно.
Марецкий всплеснул руками, но потом отмахнулся и в изнеможении присел на стул.
– Ладно, ребята… – сказал он обречённо. – Вы сделали из меня дурака. Вы меня переиграли. Я не верю ни одному слову из твоих, Малер, нелепых отмазок, но будем считать, что я поверил. Это будет наш маленький секрет. Если вы мне расскажете, что к чему, согласитесь, это будет уже не так интересно…
Никита, наконец, нарушил молчание:
– Что тебе нужно от нас, Марецкий?
Алексей вздохнул, посмотрел на Никиту, потом на меня и развёл руками:
– Мне нужна помощь, ребята. Я прошу вас приютить Иру и девочку.
– Какая группа? – уточнил Эрик.
– Третья, – поспешно сказал Марецкий, обводя беспокойным взглядом наши лица. – Третья, ребята! Честная железная третья!
– Ребёнок чей?
– Её. Две недели назад родила.
– Это понятно, – поморщился Никита. – Отец кто? Ты?
Марецкий кивнул.
Эрик угрюмо вздохнул. Никита нервно сложил руки на груди. Ситуация становилась предельно ясной и, как по мне – почти неразрешимой. Отказать… Как тут откажешь?! Согласиться… Ещё хуже.
– По условиям регистрации нашей коммуны, – начал Эрик, – пребывание на нашей территории детей-кикимор младше четырнадцати лет и здоровых младше шестнадцати возможно на срок не более двенадцати часов, причём дети не должны оставаться наедине со взрослыми кикиморами. И уж тем более мы не можем нарушать общие положения о родительских ограничениях для кикимор. А ты, Алексей, предлагаешь нам поселить тут нелегалов…
– Я не предлагаю, Малер, – возразил Марецкий. – Я прошу. Я очень вас прошу!
Эрик и Никита молча переглянулись. Это молчание накаляло воздух.
– Подставы боитесь? – то ли возмущённо, то ли обиженно воскликнул Марецкий. – Это не подстава, мужики! Я попал со всем этим… Помогите! Мне надо куда-то их пристроить!
– Если здесь найдут ребёнка, – сурово оборвал его Никита, – не только разлучат его с матерью, но и нас перетряхнут. Вполне могут просто закрыть и разогнать. Так что оставляй девушку. Место ей найдём: народ подобрался хороший, дружный, не обидят. А ребёнка увози от греха.
– Ребята, пожалуйста!
– Чем в детдоме или здесь под постоянным риском, ребёнку лучше быть со здоровым отцом, – сказал Эрик. – Оформи опеку, в чём проблема? Не хочешь карьеру портить – не признавай родство, просто оформи независимую опеку. Или что, дружинникам уже и это запретили?
Марецкий помотал головой и через силу ответил:
– Нет, не запретили пока… Но я не могу заниматься этим официально. Я женат, ребята. Жена не даст согласия… да ей и вообще знать нельзя!
Никита и Эрик уставились друг на друга.
– Нет, нормально, да? – со злостью проговорил Никита. – Двадцать первый век на дворе, а человек при высокой должности догадался, как жене изменять, а как резинками пользоваться, не додумался.
– Ты меня ещё поучи! – вскинулся Марецкий и, подскочив к Никите, цапнул его за воротник. – Чья бы мычала!..
Никита оторвал его руки и оттолкнул от себя:
– Да пошёл ты!.. Вот именно потому, что я сам в таком же положении, я и понимаю лучше всех, что ты себе устроил и на что обрёк этих девочек!
– Хватит! – повысил голос Эрик. – Замолчите оба.
Мой мудрый дядя выходил из себя очень редко. Даже когда его скручивало от ярости, он умел очень долго держать себя в руках.
Эрик прикрыл глаза, устало потёр лицо и произнёс со вздохом:
– Назови мне, Алексей, хоть одну причину, по которой твоя проблема должна стать нашей. Только подумай хорошенько: это должно звучать убедительно.
На Марецкого страшно было смотреть.
– Я не знаю, – сказал он совершенно убито.
Никита фыркнул:
– Ну, ты же почему-то привёз их именно сюда!
– А кроме вас, мне некуда больше их везти. Больше никто не поможет.
– Почему?
– Всем или наплевать, или боятся, – горько усмехнулся Марецкий.
– По себе судишь… – покачал головой Никита. – Полно укромных мест в самом Питере, где можно было найти приют. И я уверен: ты не хуже нашего их знаешь, эти места. Они все у тебя на примете, так или иначе. И не надо было так далеко тащиться.
Марецкий, наконец, поднял голову и обвёл нас взглядом:
– Да, знаю я… пару мест. Но…
Он замолчал, и Никита угрюмо закончил за него:
– …но и тебя там прекрасно знают. И почти наверняка укажут тебе на дверь. Или, помня твои благодеяния, подставят при первой возможности.
Марецкий кивнул:
– Что ж, так и есть. Я приехал сюда, потому что только вам доверяю. У нас были сложные отношения, но я доверяю вам полностью.
– Я тронут, – буркнул Никита. – А вот я лично доверял тебе куда больше, когда знал, что ты упёртый служака и карьерист. Тогда ясно было, чего от тебя ждать. А теперь, когда ты за своё кровное готов на всё, что угодно, я не знаю, на что этакое ты ещё способен…
– Ну, только не на то, чтобы заложить или подставить того, кто может спасти мою дочку и её мать! – рявкнул Марецкий в отчаянии и тут же мгновенно скис. – Я умоляю вас, ребята!..
– Эй, ну вы что?! – встряла я, хотя никто не спрашивал моего совета. – Прекратите! Нельзя так, ну что же вы делаете?! Эрик, скажи что-нибудь, наконец! Зачем эти дурацкие вопросы? Что вы от Лёхи хотите услышать?! Какая разница, что он скажет? А если ничего не скажет? Если бы его тут вообще не было?! Если бы эта Ира с ребёнком просто пешком к нам пришла? Прогнали бы?!
Эрик подошёл ко мне, приобнял слегка, шепнул на ухо:
– Успокойся, Ладка. Всё хорошо. Всё нормально.
Отпустив меня, он вышел из комнаты.
Марецкий без сил снова сел на стул. Мне было очень его жаль. Всё, что говорил ему Никита, было справедливо, но… Но зачем?! Даже если сейчас он со всем согласен, это ничего не изменит. Ни его не изменит, ни обстоятельства.
Никита шагнул к Марецкому, наклонился над ним, потрепал за локоть.
– Ладно, не раскисай. Что-нибудь придумаем, конечно, – сказал он уже значительно мягче. – И твой моральный облик, и наши с тобой прошлые конфликты тут вообще ни при чём. Просто твоя ситуация в нашу жизнь не вписывается вообще никак, вот и всё. Это понятно, я надеюсь?
Марецкий кивнул.
– И за тебя эту проблему до конца никто не решит, – добавил Никита.
– Я понимаю, – печально буркнул Марецкий. – А ты свою проблему решил?
– Решил, – улыбнулся Никита. – Мой брат оформил опеку. Уже несколько месяцев сын живёт у него, за городом. Брат с детьми возиться не умеет и не хочет, но мы с ним сразу договорились, как будем действовать, и нашли хорошую няню. Живут они отсюда далеко, но видимся теперь чаще.
– Ты молодец, – задумчиво констатировал Марецкий.
– Тебе просто время нужно, – уверенно сказал Никита. – Обдумай спокойно: есть много вариантов растить такого ребёнка в домашних условиях, не подвергая никого риску. В конце концов, можно найти не родственника, а просто добросовестного человека, который за разумные деньги формально станет независимым опекуном. На поиски такого человека нужно время. Мы присмотрим за девочками, пока ты будешь это улаживать.
– Спасибо, Корышев.
– Только учти, что мы можем спалиться. В души ребятам не влезешь. Кто-то и сдать может сгоряча, особенно если узнает, что это именно твоя дочь.