Multi venerunt, или Многие пришли
– Но у нас нет лопаты, – растерялся Дюран.
– У нас нет лопаты и, к тому же, нам некогда. Что ж, сейчас я попрошу тех людей нам помочь, – священник кивнул в сторону мужчин и женщин с мотыгами и лопатами, которые работали в поле. – Эй, вы из какой деревни?
Один мужчина крикнул в ответ:
– Из Сомбре.
– Сделайте доброе дело – предайте тело этого человека земле, – обратился к ним священник.
– Мы похороним его, – пообещал мужик с мотыгой и спросил:
– А как его звать?
– Сержант Томас.
– Что ж, мы похороним сержанта Томаса, – сказал мужик.
– Снимите труп с лошади и положите его возле дороги, – приказал солдатам падре и добавил: – Конечно, плохо, что Томаса похоронят не католики. Придётся поручить это скорбное дело катарам.
– Это даже хорошо! – сказал Бертран.
– Хорошо, что похоронят сержанта? – нахмурился падре.
– Это, конечно, не очень хорошо. Хотя хорошо, что освободилось место сержанта… Кажется, я говорю не совсем то, что следует, – пробормотал Бертран, заметив негодующий взгляд священника. – Вообще-то, хорошо, что хоронить бедного Томаса будут катары, а не католики. Они похоронят его совершенно бесплатно. А католики содрали бы с вас деньги, падре.
– Что ты сейчас сказал? – спросил падре Антонио.
– Похоже, я опять сказал не то, что вы хотели бы услышать. Я понимаю, что поскольку сержант был воином, а не священником, то и деньги на его похороны вроде бы должны давать мы, а не духовное лицо, то есть вы, падре. Однако у нас, солдат, денег намного меньше, чем у вас, священников, и поэтому в данном случае именно вам пришлось бы немало заплатить за погребение, если бы сержанта взялись хоронить католики.
Тут Бертран увидел, что падре побелел от негодования и поспешил заверить его:
– Впрочем, мы с Дюраном могли бы похоронить нашего сержанта совершенно бесплатно. Правда, Дюран?
– Совершенно бесплатно! Нам ради нашего сержанта ничего не жалко. Даже своих сил, – согласился Дюран.
– Хоть бы ты помолчал, Дюран! – поморщившись, проговорил падре Антонио.
– Если вы, падре, обиделись на то, что я сказал про католиков, так это зря. Я сказал чистую правду. Я сам католик и знаю, что говорю. Так вот, я сам ни за что не согласился бы хоронить неизвестного мне человека просто так, без платы, – сказал Бертран.
– И я не стал бы бесплатно хоронить незнакомого мне человека, хотя я католик и, как положено, соблюдаю пост и вовремя причащаюсь, – гордо произнёс Дюран.
– Вы когда-нибудь умолкнете? – раздражённо прохрипел падре Антонио. – Я устал от вашей болтовни. Закройте рты и не задавайте мне вопросы!
Солдаты спешились и положили тело сержанта возле дороги, а потом снова сели на лошадей и поспешили за падре Антонио, который уже съехал с основной дороги и направил свою лошадь по тропе, проложенной по полю.
Тем временем к телу Томаса подошли два мужика с лопатами. Они остановились, дожидаясь, когда священник и солдаты отъедут подальше, а потом принялись рыть могилу возле дороги.
Падре Антонио ехал молча. Следовавшие за ним солдаты тоже некоторое время молчали, а потом Дюран произнёс нараспев:
– Вот мы сейчас едем мимо Сомбре по полю и почему-то не заезжаем в эту деревню.
– Хорошая дорога проходит через Сомбре, но мы едем по кочкам, – растягивая слова, грустно вторил Дюрану Бертран.
– Вы решили извести меня? – возмутился падре Антонио.
– Мы вовсе не хотим извести вас, падре, – сказал Бертран.
– Хочу вам сказать, что стихи у вас получаются плохие и трубадуры вы бездарные, – проворчал священник.
– Вы ошибаетесь падре, мы не поём и не сочиняем стихи. Это мы таким образом пытаемся спросить вас, не задавая при этом вопросов, – пояснил Дюран.
– Это уже интересно, – усмехнулся падре Антонио.
– Ведь вы запретили задавать вам вопросы, а узнать очень хочется, – сказал Дюран.
– Но мы не хотим вас разгневать, – добавил Бертран.
– И что же вы хотите узнать? – поинтересовался падре Антонио.
– Мы проезжаем мимо Сомбре, по задам этой деревни, и катары, наверняка, сейчас нас не видят. Кажется, именно из-за этого мы не едем по хорошей дороге, – снова принялся нараспев бубнить Дюран.
– Я могу вам сказать, что теперь мы выполняем тайную миссию. И нам не следует лишний раз попадаться на глаза местным жителям. Особенно спешить нам не следует, но и задерживаться тоже нельзя, – разоткровенничался падре Антонио.
– И неизвестно, куда мы держим путь. А ведь мы такие голодные и уставшие, – спустя некоторое время начал бубнить Дюран.
– И никому нет дела до того, что мы сильно проголодались и страшно устали, – вторил ему Бертран.
– Все добрые католики в это время едят мясо, запивая его вином, а у нас маковой росинки не было во рту со вчерашнего вечера, – грустил Дюран.
– Так вы замолчите, наконец? – спросил священник.
– Вопросы могут задавать лишь нам, а мы можем лишь грустить и страдать, – проговорил Бертран.
– Хватит! Молчите! – закричал падре Антонио. – Как только въедем в лес, сразу сделаем привал, и вы отправитесь в деревню за едой.
– Вот это правильно! – обрадовался Дюран.
– Оказывается, жизнь может быть прекрасной, – повеселел Бертран.
Всадники въехали в рощу и спешились на поляне, неподалёку от деревни. Падре Антонио сел на бревно и вытянул ноги. Потом взмахом руки он подозвал к себе Бертрана и Дюрана и выдал им по монете.
– Сходите в деревню и купите что-нибудь поесть. Только не смейте воровать и ведите себя тихо! – приказал падре. – Помните: вы нужны для выполнения чрезвычайно важного задания.
– В катарской деревне не купишь птицу, мясо и доброе вино, – вздохнул Бертран.
– Разве только морковь и рыбу, – сказал Дюран.
– Ступайте в деревню и купите хоть какую-нибудь еду, – устало произнёс падре Антонио. – И постарайтесь никому ничего не рассказывать о себе.
Бертран замер и прислушался.
– Кажется, в деревне кудахчут куры, – обрадовался Бертран. – А ещё говорят, будто катары не держат птицу.
– Идём! Кажется, скоро мы вдоволь наедимся, – сказал Дюран, и солдаты направились к деревне.
Дюран и Бертран возвратились не с пустыми руками. Каждый из них нёс по две курицы со свёрнутыми головами, держа их за лапы. На шее у Бертрана висела вязанка вяленой рыбы.
– Как вижу, ваш поход в деревню оказался успешным, – заметил падре Антонио, который всё так же – вытянув перед собой ноги, сидел на бревне.
– Нам принесли четыре курицы и вязанку вяленой рыбы, – похвастал Бертран.
– Мы их купили у хозяина дома на краю деревни, – сообщил Дюран.
– Очень хорошо. А теперь разведите костёр и пожарьте птицу, – распорядился падре Антонио.
Солдаты принесли хворост, и вскоре рядом с бревном, на котором сидел священник, заполыхал костёр. Куры были ощипаны, выпотрошены и нанизаны на прутья, которые Бертран и Дюран разместили над огнём на воткнутых в землю рогатинах. Когда куры поджарились, священник и солдаты принялись за трапезу. Насытившись, падре спросил:
– Вы не заметили в деревне крытую повозку?
– Нет, никакой повозки в деревне мы не увидели, – ответил Бертран.
– Он путешествует на такой большой повозке, которую не скроешь. Так что он ещё сюда не подъехал, – проговорил себе под нос падре Антонио.
– Как жаль, что мы не смеем спрашивать о ком, идёт речь, – проговорил Дюран.
– И не надо спрашивать. Лучше чаще заглядывайте в Сомбре и, как только в деревне появится большая крытая повозка, запряжённая парой лошадей, сразу же доложите мне, – потребовал падре Антонио.
– Как я понял, мы здесь остаёмся надолго, – произнёс Бертран, стараясь не задавать вопросы.
– Ты не ошибся, – кивнул падре.
Солдаты и священник заночевали в лесу, возле костра. Падре Антонио объяснил, что ночевать в деревне им не следует, потому что там местные жители могут задавать им лишние вопросы.
На следующее утро солдаты с распухшими от комариных укусов лицами снова направились в Сомбре. После полудня Бертран и Дюран вернулись из деревни и стали рассказывать про увиденную повозку.
– Большая крытая повозка остановилась возле дома старого катара Мартина, – сообщил Дюран.
– Как рассказали стоявшие неподалёку зеваки, на повозке прибыли рыцарь, его оруженосец и священник. Вместе с возничим они зашли за дом Мартина и там трапезничают за столом под открытым небом, – поведал Бертран.
– Это он! – прошептал падре Антонио. – Он прибыл в Сомбре. Наверняка он направляется к переправе через Рону. Теперь надо спешить, чтобы подготовиться к встрече.
Тут послышались крики, доносившиеся из деревни, а со стороны дороги донёсся топот лошадиных копыт.
– Интересно, кто сейчас проскакал по дороге? Сходите и осторожно посмотрите, что там стряслось? – попросил падре Антонио Бертрана и Дюрана.
Солдаты ушли и вскоре возвратились.
– Во двор к старому Мартину зашёл темноволосый кудрявый мужик и стал кричать, что конокрады увели у него лошадей, – рассказал Дюран, благоразумно умолчав о том, что этот кудрявый мужик ещё упоминал об украденных у него накануне четырёх курах и вязанке вяленой рыбы.
– Повозка всё ещё стоит возле дома старого катара? – поинтересовался падре Антонио.
– Да. Распряжённая повозка стоит возле дома, – сообщил Бертран. – Наверняка, гости останутся ночевать в Сомбре.
– Тогда собирайтесь. Седлайте лошадей, и – в путь! – вставая с бревна, приказал падре Антонио.
– Но ведь скоро стемнеет! – воскликнул Дюран.
– Нам здесь больше нечего делать. Хватит кормить комаров. Я теперь уверен, что он направляется к той самой переправе через Рону по дороге, которая проходит через Сомбре, – сказал падре Антонио. – До наступления темноты мы можем отъехать довольно далеко и опередить его. Следующий привал сделаем в лесу, когда наступят сумерки. Нам нужно время, чтобы подготовиться.
Бертран и Дюран не стали спрашивать, к чему именно им предстоит готовиться. Они переглянулись и, вздохнув, стали седлать лошадей.
Глава 5. Хрустальный храм
Грегуар и Вероника зашли в дом. Бросив взгляд на незаконченную картину, которая лежала на столе, юноша сказал:
– Хорошо, что ночевавшие в доме гости не испортили моё творение.
– Если бы они это сделали, ты сам был бы в этом виноват, – заметила Вероника. – Тебе уже давно следовало убрать со стола холст, краски и кисти.
– Я не успел. Слишком неожиданно нагрянули в ваш дом гости. Можно я продолжу работу?
– Что ж, можешь продолжить заниматься рисованием, а, если хочешь, мы побываем на службе, которую проводят Совершенные катары, – предложила Вероника.
Грегуар насторожился. Он намного больше узнал о катарах и их вере после жаркого спора вольнодумцев – философа Персиваля и художника Данье, а также катаров – старика Мартина и трубадура Патриса с ярыми поборниками католичества – бароном Симоном де Монфором и легатом Пьером де Кастельно.
– Ты хочешь пригласить меня на службу в вашу церковь? – спросил юноша.
– Катары не возводят такие церкви и храмы, как католики. Но я хочу пригласить тебя на службу в место, которое вполне может именоваться храмом. Его в народе называют Сrystallinus sacrarium.
– Хрустальный храм. Красивое название.
– Не только название, но и само место, где по праздникам молятся катары, изумительно красиво.
– Я хочу побывать в Хрустальном храме. Я пойду с тобой, – с радостью согласился Грегуар.
– Путь предстоит неблизкий. Место, куда мы направляемся, находится в горах. Мы поедем туда на лошадях. Дорога опасная, – предупредила Вероника.
– Я готов ехать! – с радостью согласился Грегуар.
Он был готов отправиться куда угодно, лишь бы только как можно больше времени находиться рядом с Вероникой.
– А кто ещё из наших знакомых поедет туда? – поинтересовался Грегуар.
– Кроме нас, туда отправятся мой дедушка, Персиваль, Данье и Патрис, – сообщила Вероника.
В дом зашёл Мартин и спросил внучку:
– Ну, как, ты уговорила нашего гостя поехать с нами?
– Он согласился, – улыбнувшись, сказала Вероника.
– Седлай Аврору! А ещё надо подумать, где нам взять ещё несколько лошадей.
– Жаль, у Давида угнали лошадей. Вряд ли теперь он даст нам оставшуюся у него лошадь.
– Теперь с нами поедут наши друзья. Придётся просить лошадей по всей деревне. А лишних лошадей у жителей Сомбре мало. К тому же, большинство жителей собираются сами ехать на праздничную службу, – посетовал Мартин.
Грегуар убрал со стола краски и кисти в сундучок. Наскоро позавтракав, Мартин, Вероника и их гости стали собираться в дорогу. На службу направилось больше половины взрослых жителей Сомбре. Все они были облачены в тёмные одежды. На чёрных поясах у них была изображена пчела. Лошадей на всех не хватило. Многие юноши везли девушек перед собой. Взобравшись на Аврору, Грегуар посадил Веронику перед собой.
– Почему жители Сомбре не взяли с собой детей? – поинтересовался Грегуар.
– Детям в Хрустальном храме нечего делать. Сегодня состоится «соnsolomentum» – таинство Утешения. Этот обряд проходят только взрослые люди. Лишь тот, кто сердцем и разумом принял веру катаров, может быть допущен до этого таинства, – объяснила Вероника.
Среди выехавших из деревни катаров своей одеждой выделялись гости Мартина.
– Разве Патрис не катар? – удивился Грегуар, обратив внимание на то, что юный трубадур был одет иначе, чем жители Сомбре.
– Он почти катар. По крайней мере, он думает, как катар, хотя и не соблюдает все обряды. Патрис давно мечтает получить Утешение, да только он постоянно носит с собой нож. А это, за редким исключением, для катаров неприемлемо. Сегодня, наверно, он тоже попытается пройти обряд Утешения, – рассказала Вероника.
– В том, что на катарское богослужение поедет Патрис, я не сомневался, – сказал Грегуар.
– А в том, что туда отправимся мы с Данье, ты сомневался? – спросил Персиваль, услышавший слова Грегуара. – Так вот, я еду, потому что никогда раньше не бывал в Хрустальном храме катаров, но очень хотел его увидеть.
– А я собираюсь после посещения Хрустального храма, написать картину, основываясь на своих впечатлениях, – добавил Данье.
К процессии присоединились десять всадников – мужчины в чёрных куртках и штанах и женщины в чёрных платьях. Они выехали с дороги, которая шла со стороны Ольне.
– Вот и наши соседи из Ольне подоспели, – сказала Вероника.
– Это подъехали католики? – удивился Грегуар. – Ведь ты говорила, что в Ольне живут католики.
– Да, это так и есть, – подтвердила Вероника.
– А что они собираются делать в вашем храме?
– То же самое, что и остальные – каждый из них будет молиться о спасении своей души. Ведь и ты будешь делать то же самое.
– Верно, как-то забыл, что я католик, – смутился Грегуар.
– Многие католики Окситании считают себя одновременно и катарами. Они полагают, что таким образом они с большей вероятностью спасут свои души, – пояснила Вероника.
– Никогда не слышал о таких католиках, – признался юноша.
Он посмотрел в сторону, где синели окутанные туманной дымкой горы, и поинтересовался:
– Мы направляемся к тем горам? Так далеко?
– Да. Нам предстоит проехать по просторному полю, преодолеть невысокие холмы, переправиться вброд через речку и подняться в горы.
– А кто у вас, катаров, ведёт службу?
– Наши епископы. У нас ведь, как и католиков, есть епископы. И в жизни мы следуем заповедям Великого Учителя не на словах, а на деле. А ты что о нас думал, Грегори?
– Раньше я мало задумывался о сути веры катаров и считал, что эта вера плохая, поскольку прельщает некоторых католиков и уводит их из лона католической церкви. А теперь я не знаю, что и подумать. Мне кажется, что я сам понемногу становлюсь еретиком, – проговорил Грегуар.
– Моих единоверцев католики называют еретиками, потому что нас меньше. К тому же, настоящим катарам нельзя убивать даже животных, а не то, что людей. Поэтому катары в земном мире Тьмы отступают перед католиками с их уверенностью, что можно убивать людей во имя веры, но катары в итоге победят в высшем духовном мире – мире Света.
– Как всё сложно в этом мире! – проговорил Грегуар и, задумавшись, надолго умолк.
Всадники сначала ехали по полю, затем по холмистой местности. В полдень они приблизились к мелководной речке с каменистым дном, которую лошади преодолели вброд. Затем ехавшие впереди всадники направили лошадей в гору. Процессия растянулась. Лошади, одна за другой, пошли по узкой тропе, которая вилась по крутым склонам – то поднималась, то спускалась в небольшие уютные зелёные долины, а потом снова уходила в гору.
Когда Аврора направилась вверх по склону, Грегуар попытался прижать к себе Веронику, но девушка отстранилась.
– Что с тобой? Ты переживаешь? – спросил Грегуар.
– Ты должен догадываться, из-за чего я переживаю. Ещё хорошо, что сейчас мне не придётся публично исповедоваться в совершённом грехе. Сегодня это будут делать те, кто решил получить Утешение, – зардевшись, сказала Вероника.
Грегуара прошиб холодный пот, когда он представил, что Веронике предстоит публично каяться в грехе, который они совершили.
«Всё-таки, покаяние при всём народе – это уже слишком! Надо будет всерьёз подумать, стоит ли увлекаться учением катаров? Вот и этому юноше, возможно, придётся публично каяться в грехах» – размышлял Грегуар, глядя на Патриса, ехавшего перед ними на гнедой кобыле.
Местами тропа проходила рядом с пропастью. У Грегуара кружилась голова, когда он бросал взгляд в пропасть. Один раз Аврора оступилась, и вниз с грохотом посыпались камни. Грегуар вздрогнул и побледнел. К его удивлению, Вероника не испугалась. Оглянувшись и увидев бледное лицо юноши, она сказала:
– Не волнуйся. Аврора не сорвётся вниз. Она уже привыкла ходить по этой тропе.
– Ещё далеко? – спросил Грегуар, мечтая о том, чтобы подъём закончился, как можно скорее.
– Уже слышно, как шумит водопад. Мы почти пришли, – ответила Вероника.
Один за другим, всадники стали заворачивать за выступающий утёс. Вскоре Грегуар увидел низвергающиеся в глубокое ущелье потоки воды. Тропа в этом месте проходила между ревущим водопадом и скалой. Всадники по очереди скрывались за завесой мельчайших брызг, летевших от водяных струй.
Когда Аврора проходила мимо водопада, в лицо Грегуару и Веронике стали впиваться колючие брызги, сверкавшие под лучами солнца, которые пробивались сквозь струи воды. Патрис заехал в зияющий в скале проём. Грегуар и Вероника последовали за юным трубадуром и попали в небольшую пещеру, на тёмных стенах которой горели три тусклых смоляных факела. С низкого влажного свода падали гулкие капли. Патрис слез с лошади. Вероника и Грегуар тоже спешились. Они привязали своих лошадей к устроенной в пещере коновязи, возле которой всхрапывали лошади, на которых прибыли катары и их друзья.
Патрис, Грегуар и Вероника проследовали по длинному подземному коридору и оказались в просторной пещере с высоким сводом, которая была ярко освещена огнями нескольких десятков факелов, закреплённых на стенах. К ним подошли Персиваль и Данье.
Поражённый красотой пещеры, Грегуар с восторгом рассматривал сияющие бесчисленными искорками гранитные стены и свод. Это сверкали вкрапления кристалликов горного хрусталя, на которые падали отблески горевших факелов. Стены и свод пещеры казались хрустальными. Юноша не мог поверить, что видит эту красоту наяву. Затаив дыхание, Грегуар смотрел на белёсые наросты, похожие на пики, которые свисали со свода. Мраморные камни самых причудливых форм, выступавшие из земли и стен, располагались по всей пещере. Словно статуи, изваянные ловкими руками неведомых скульпторов, эти образования напоминали людей в длинных одеждах, различных животных или же походили на кусты и невысокие корявые деревца, стоявшие без листвы.
– Ничего подобного я никогда в жизни не видывал! – признался Персиваль, осматривая пещеру.
– Какое великолепие! – прошептал Данье. – Ради того, чтобы увидеть такую красоту, стоило рисковать и ехать на лошади по узкой горной тропе.
– Сrystallinus sacrarium! – прошептал потрясённый Персиваль.
Грегуар, потрясённый увиденным, не сразу обратил внимание на толпу людей в чёрных одеждах, которая собралась в центре пещеры. Они молча стояли перед расположенным возле дальней стены прямоугольным каменным постаментом, на который по высоким ступеням взошёл высокий седобородый старец в чёрном балахоне. На груди у старца на верёвке висела книга. Внизу, возле каменных ступеней расположились пять седовласых бородатых мужчин и три женщины, которые были облачены в такие же чёрные балахоны, как и старец с книгой на груди. Они повернулись лицом к остальным катарам, собравшимся в огромной пещере.
По четырём углам постамента, в больших мраморных подсвечниках, стояли четыре огромные ярко горевшие свечи. Кроме того, на постаменте располагалась вертикальная мраморная плита с выступающим равнолучевым крестом, который был обрамлён кольцом. Чуть выше креста в плите находилась прорезь в форме летящей птицы. Над этой прорезью в плиту был вмурован большой кристалл горного хрусталя. За мраморной плитой, на стене пещеры были закреплены несколько больших факелов, пламя которых освещало прорезь в плите и насквозь просвечивало вмурованный в плиту прозрачный кристалл. Казалось, будто в Хрустальный храм влетает огненная птица, несущая катарский крест, а над птицей сияет солнце, на которое был похож сверкающий гранями кристалл, ставший золотистым от пламени факелов. Неподалёку от мраморной плиты на треножнике стояла большая бронзовая чаша, в которую стекала тонкая струйка воды из подземного родника, бившего из стены пещеры. Вода изливалась из переполненной чаши и по жёлобу стекала за постамент.
Под высоким сводом пещеры гулко разнёсся громкий голос седого катара.
– Кто этот человек? – шёпотом поинтересовался Грегуар.
– Это наш епископ – Совершенный катар, – пояснила Вероника.
– Что он говорит? Я не могу разобрать слова.
– Епископ читает начало евангелия от Иоанна. Мы признаём только это евангелие, если не считать благой вести от Итамара. Мы с тобой стоим очень далеко. Надо подойти поближе. Там будет хорошо слышно, – предложила Вероника.
Грегуар и Вероника направилась к центру пещеры, и встали позади толпы, рядом с Мартином. К ним подошли Персиваль и Данье. Патрис смог протиснуться сквозь толпу и добрался до каменных ступеней, которые вели к постаменту.
Теперь Грегуар отчётливо слышал слова, которые нараспев произносил епископ.
– Подумать только! Епископ читает евангелие в пещере, а у меня такое ощущение, будто мы находимся в прекрасном храме. Только я не встречал храмов, красивее, чем этот! – проговорил потрясённый Грегуар.
– Причём заметьте, этот пещерный храм красив лишь внутри, а снаружи вокруг нет ничего, кроме обыкновенных гор и серых скал. И в этом я вижу глубокий философский смысл. Вера катаров, не пышная внешне, полна внутренней энергии добра и любви, – отметил Персиваль.
– Насчёт того, что горы в этих местах обыкновенные, я не соглашусь, – возразил Данье. – Ты, Персиваль, вероятно забыл, какой величественный прекрасный пейзаж мы видели, когда поднимались по горной тропе. Разве ты забыл, какой невероятно красивый могучий водопад низвергается перед входом в пещеру?
– Несомненно, водопад красив. Однако подобных водопадов я видел немало, а такая чудесная пещера, похоже, одна. Потрясающая красота Сrystallinus sacrarium должна пробуждать в людях добрые мысли и чувства, – сказал Персиваль.
– Вернувшись в Тулузу, я примусь за работу. Я должен написать Хрустальный храм катаров, – решил Данье.
– Не советую тебе этого делать, – сказал Персиваль.
– Почему? – удивился художник. – Подобных картин я не видел. Это будет необычайная картина. Я её выполню на большом холсте. Вот только меня смущает, что я не смогу передать всю красоту этого пещерного храма.
– Меня смущает иное, – сказал Персиваль. – Ведь как только люди, вроде Симона де Монфора или Пьера де Кастельно, увидят твою картину, они сразу же примутся разыскивать этот храм катаров, чтобы его уничтожить. Солдаты станут рыскать по горным тропам и выслеживать катаров, направляющихся в эту пещеру. К тому же, алчные люди замыслят разорить катарский храм, стены которого покрыты кристалликами горного хрусталя, а в мраморную плиту вмурован большой кристалл. А ведь ты, Данье, наверняка приукрасишь действительность. Я тебя хорошо знаю. На картине ты изобразишь позолоченный постамент, а мраморную плиту с катарским крестом ты дополнишь вкраплёнными в неё разноцветными драгоценными каменьями. Но даже если ты этого не сделаешь, о месте тайного моления катаров будет чрезвычайно интересно узнать папским шпионам.
– Ты преувеличиваешь опасность, – сказал художник.
– Это ты её недооцениваешь. Не удивлюсь, если тебя самого подвергнут пыткам, чтобы узнать о местонахождении Хрустального храма.