Когда профессор отошел, Глеб сказал:
– Тема наша мне нравится, раньше таких у нас не было, широкая, занимайся, чем хочешь – «Влияние культур и цивилизаций древности на литературу и искусство XIX-XX веков», да и командировки. Хорошо. Люблю путешествовать.
– Во всем этом, знаешь, что радует? Я надеюсь, что наш шеф не предложит нам ехать хотя бы в Ирак.
– Кто знает.
Я смотрел на моих учеников, нарочно отойдя в сторону, чтобы еще раз обдумать, как с ними лучше сейчас говорить, не рассказывая всего, и не вовлекая во что-то, возможно, небезопасное. А ведь сначала тому человеку удалось заинтересовать меня, особенно копией необычного минойского рисунка. Случилось это на прошлой неделе, он сел рядом на конференции и несколько раз пытался со мной заговорить. Он был невысок, полноват, с острой короткой бородкой. Мне запомнились его улыбка и что-то в манере общения, какая-то скрытая то ли наглость, то ли развязность, которая не сразу проявлялась, когда он был в ком-нибудь заинтересован, как во мне тогда. Хотя даже и вначале он говорил с напором и странные вещи.
– Я читал ваши работы, в последнее время вы ведь что-то ищете?
Чтобы как-нибудь от него отвязаться, я неожиданно для самого себя произнес:
– Тайну Атлантиды.
Лучше бы я этого не говорил, похоже, он совсем не понимал шуток. Лицо его выглядело ошарашенным, брови поползли вверх. Но тут я отвлекся, докладчику задали интересный вопрос, когда я снова обернулся к моему собеседнику, он пристально смотрел на меня.
– Значит, так оно и есть. Он был прав. Вы и про Шлимана знаете?
– Вы, наверное, меня не так поняли, это была шутка, про Атлантиду.
– Но ведь вы, профессор, интересуетесь Шлиманом и крито-микенской культурой, а гипотеза о связи Крита с Атлантидой сейчас многими разделяется.
– Я смотрю на это несколько иначе, да и при чем тут Шлиман?
Объявили перерыв. Все поднялись и пошли в буфет. Я тоже хотел встать. Но тут он гордо положил передо мной лист бумаги, и я, озадаченный остался. На ксерокопии я разглядел два нечетких рисунка и две надписи. Изображения отличались изяществом линий и выразительностью фигуры лежащего мужчины и мелких деталей.
– Что вы об этом думаете?
– Похоже на копию рисунка на гемме или фреске минойской эпохи. Надписи напоминают: длинная -линейное письмо А, короткая – иероглифы на Фестском диске. Я не специалист конкретно в этой области, но из того, что я видел, не припоминаю подобного сюжета.
– Вы не могли это видеть, о нем знают очень немногие. А что вы скажете о лежащем воине? Там вдали, посмотрите, мелко изображен еще кто-то. Похоже, что здесь какое-то страшное преступление древности.
– Да, очень выразительное изображение. Не знаю, может быть, мужчина на первом плане действительно убит или принесен в жертву. Вот тут рядом с ним – четкий знак лабриса, священного топора. Скорее всего, это жертвоприношение. Но даже если это преступление, убийство, почему оно вас так интересует? Не собираетесь же вы расследовать то, что произошло более трех с половиной тысяч лет назад.
– Не расследовать, а искать. У меня есть другая версия, – глаза его как-то странно блеснули. – Это предупреждение, может быть, даже магическое предупреждение, убитый человек поплатился за то, что узнал или стремился раскрыть некую тайну – тайну, заключенную в этом слове, надписи. А почему бы и нет? Может быть, тайну Атлантиды.
Я разочарованно посмотрел на него.
– Я не говорил про Атлантиду. Но надпись действительно интересна. Откуда это у вас?
Он гордо взглянул на меня.
– От Шлимана. Мне пришлось проделать некоторые архивные разыскания и, как видите, небезуспешно. Не кажется ли вам, что это может быть чем-то вроде Розеттского камня для Шампольона. Билингва. Два языка.
– С той лишь разницей, что оба – и линейное письмо А, и иероглифы не расшифрованы. Объяснить одну загадку через другую невозможно.
– Разрешите подарить вам эту ксерокопию. Мы надеемся на сотрудничество с вами.
– В чем? Я специалист по средневековью, а та тема, которой я сейчас занимаюсь… – Я не договорил.
– Вы ученый, интересующийся и Шлиманом, и Критом. Кроме того, есть еще одна причина, я скажу о ней позже. Вы спросили, откуда это у меня. Мой шеф, весьма влиятельный бизнесмен, кстати, у него самые широкие интересы, в том числе и в области литературы, и культуры. Некоторое время назад он дал мне задание поискать документы по своей генеалогии и по всему, что с ней связано. Ну, знаете, сейчас многие такими вещами интересуются. Я поработал в архивах, но никаких документов о титулах или особых заслугах его предков не нашел. Но отыскал кое-что, что его очень заинтересовало. Мой шеф оказался потомком человека, скажем некоего господина N, близко знавшего Шлимана, а потом и его детей, живших в России. Господин N был не только знаком со знаменитостями, но и сам являлся яркой личностью, более того, возглавлял некое движение или скорее организацию, название которой вам знать не обязательно, назовем их условно «дорийцами». Она была довольно влиятельной, но даже вам, профессор, думаю, о ней неизвестно. Потому что, с одной стороны, они не афишировали свою деятельность, скорее конспирировались, а с другой, кто бы ее заметил, ведь Россия со второй половины XIX века буквально бурлила колоритными личностями и группировками, тут и нигилисты, и нечаевцы, и террористы, теософские общества, а там еще и Блаватская, все себя рекламировали в разных формах и весьма шумно. Так вот, деятельность организации господина N была как-то связана со Шлиманом. Я нашел воспоминания N, где он рассказывает, как пытался помешать Шлиману, остановить его, отговорить от занятий археологией, путешествий, развода с Екатериной, а вот впоследствии с детьми Шлимана, жившими в России, с его сыном Сергеем, господин N, кажется, сотрудничал. Однажды в его бумагах я и нашел этот рисунок, который передал ему Сергей Шлиман, получивший его от отца.
– Но если это не фальшивка, подобно открытой в 1912 году амфоре, в которой якобы находились предметы из Атлантиды, найденные Шлиманом и спрятанные, сохраненные его детьми, почему бы вам этот рисунок не опубликовать? – спросил я.
Глаза моего собеседника почти хищно блеснули.
– У нас другие цели, но как интересно, что вы упомянули о тех предметах из Атлантиды. Значит, он прав, и мой шеф не зря ему верит. Мы хотели бы сотрудничать с вами, у нас большие возможности и мы можем предложить такое финансирование, какое вам и не снилось.
– Но что вы, собственно, от меня хотите?
– Сейчас расскажу. То, о чем писали журналисты в начале XX века было, действительно, подделкой, но ее смогли сделать именно потому, что кто-то знал или предполагал, что где-то существует настоящий талисман Шлимана из Атлантиды, что-то вроде философского камня, в нем скрыто тайное знание древних. И, по словам господина N, сын Шлимана ему об этом говорил. Вы нам можете помочь в поисках его.
– Вы ошибаетесь, – ответил я с холодной вежливостью, – я не верю в талисманы из Атлантиды.
– Но подумайте сами. Ведь многие пишут, что удача Шлимана почти сверхъестественна. Он, как царь Минос, превращал в золото все, до чего дотрагивался. Два величайших открытия, два огромных клада, троянский и микенский – и это сделал человек, даже не имевший приличного образования, коммерсант, а не археолог. Так вот, возможно, в одном из своих путешествий еще до раскопок Трои, скорее всего в Египте, он и нашел это. Кстати, в Египет он ездил и в конце жизни. Правда есть версия, что Шлиман обнаружил талисман в России. Ваш коллега, Афанасий Никитич, искал его в Градонеже. Наверное, то был талисман с Крита, а Крит, как признают многие современные ученые, и есть Атлантида, или, как считают другие, наследник тайной мудрости Атлантиды наравне с Египтом. Обратите внимание – вся история с троянским кладом окутана мистической дымкой, начиная с того, как Генрих с женой Софией тайно вывозили сокровища из Турции в платьях Софии, потом в Греции прятали их в разных местах, в сарае, дупле смоковницы. Тут могло случиться что угодно. Кстати, и в XX веке – опять мистика, опять странная судьба у троянского клада, он исчез на многие десятилетия – и только сейчас выставлен в Музее изобразительных искусств. Тут много тайн. И существование талисмана все объясняет.
– В одном я с вами согласен, открытия Шлимана – это, действительно, загадка, которую мы не замечаем и мимо которой проходим. Почему именно ему удалось их сделать, почему минойская цивилизация, погрузившись в забвение, открыта только через три тысячи лет, и почему все же открыта? В этом есть тайна, но я подхожу к этой тайне совсем с другой стороны.
– Не важно. Наверное, так даже лучше. Вы знаете, экстрасенс, с которым мы работаем (Так, подумал я, уже близко к моему средневековью – теперь появляется придворный колдун, чего только нет у наших новых русских.) сказал, что именно вам и вашим ученикам что-то будет открыто, он даже предрек где. И если вы не верите в то, что мы ищем, пожалуй, еще удобнее. У нас свои цели. Но как относительно финансирования и сотрудничества? У нас есть разные проекты, которые могут вас заинтересовать.
Поначалу я воспринимал его с юмором, хотя он и не был похож на тех людей, увлеченных то Велесовой книгой, то поисками автора «Слова о полку Игореве» или Атлантиды, работы которых и мне приходилось рецензировать, но чем дальше, тем все более я чувствовал, что он был другой породы, здесь было что-то иное, и это начинало беспокоить меня.
А он вдруг предложил мне еще участие в своем новом издательском проекте.
– У господина N есть последователи даже и сейчас. Смотрите, какая интересная книжная серия, она будет просто притягивать успех. Наш отдел маркетинга просчитал, что тут возможна огромная прибыль.
Прочитав заглавие рекламного проспекта, который он мне дал, – «Проклятия и зло в истории человечества. Новый исторический проект» – я заметил:
– Извините, я готическими романами и романами ужасов не интересуюсь.
– Вы не поняли. Такие издания будут опираться на реальные исторические факты. Нужно только осветить их и вскрыть заложенный в них смысл.
Одна из тайн истории – а что если есть идущая из древности некая огромная разрушительная сила и эта энергия, эти флюиды разрушения действуют и сознательно, и бессознательно. Сознательно – как проклятие, жрецы, проклинающие Эхнатона и разбивающие его статуи, проклятие Атридов и многое другое. А бессознательно – дорийцы, гунны, готы…
Глаза его сверкнули.
– Эта сила древняя. Вы сами знаете, что в том периоде древней истории, которым вы сейчас занимаетесь, люди еще не придумали имени зла. Дьявола изобрели много позже. – И когда этот странный человек говорил о проклятии зла, меня не покидало ощущение, что он знает, о чем говорит.
Однако историко-культурные обоснования, которые он подвел под свой издательский проект, нельзя было назвать ни примитивными, ни безумными. Не ограничиваясь чисто коммерческими выкладками, он говорил о вещах, от которых мне становилось жутковато. Некое анонимное движение, организация разрушения, флюиды которого, по его мнению, распространялись на всю историю мировых цивилизаций, он обосновывал всем известными фактами. В его странной речи было все: проклятие жрецов и разрушенные шедевры Амарны, Атриды и дорийцы, уничтожившие микенскую культуру, готы и даже гибель археолога Маринатоса от несчастного случая на раскопках на Санторине. (О ней он так странно говорил, как будто сам там присутствовал). Он даже улыбнулся, нет, ухмыльнулся как-то удовлетворенно, от чего в его заурядной внешности мелькнуло что-то будто виденное мною раньше где-то совсем в другом месте. Он упомянул и разрушение церквей в советский период и даже почему-то предложил мне написать роман о дорийцах.
– Вы хотите, чтобы я писал о некой дьявольской силе разрушения?
Он настойчиво повторил:
– Начало этого зла, когда у него еще не было имени, Вам ли не знать, профессор, что дьявол – это позднее изобретение человечества.
Он говорил, а мне представился вдруг сияющий, светлый мир, которого лишилось человечество. Каким бы он мог быть, если бы все эти статуи Праксителя, Фидия, все чудеса света, дворцы, храмы, деревянные церкви встречались бы на каждом шагу, мы бы проходили мимо, и души наши были бы светлее. И я вдруг почувствовал то иное, что меня зовет.
