Вскоре в кафе восстановился порядок: посетители вернулись к прежним занятиям, музыканты снова заиграли. Слегка побледневший Хельмут приблизился к нам и поклонился, говоря шипящей скороговоркой:
– Добрый вечер, господин Валленштайн. Вижу, вы сегодня не один. Все как обычно? – Я кивнул и мысленно порадовался: хоть узнаю вкусы барона, а то заказал бы что-нибудь не то, оправдывайся потом, с чего вдруг поменял привычки. – Пожалуйста, проходите, господа, я сейчас.
Хельмут еще раз поклонился и крикнул бармену:
– Людвиг, один кофе без сахара и сливок!
– Мне то же самое, – сказал Шпеер и двинулся за мной к столу.
– Два кофе, Людвиг, и пошевеливайся! Господа долго ждать не будут!
Мы сели за стол. Хельмут щелкнул зажигалкой, подержал пляшущий огонек над фитилями. Свечи затеплились, запахло растопленным воском. Толстяк пожелал нам приятно провести время и засеменил навстречу вошедшим в заведение офицеру и его спутнице в короткой шубке из чернобурки.
– Как меня бесят эти щелкоперы! – Макс недовольно фыркнул, поправляя узел черного галстука. Голубоватый кристалл в форме черепа засверкал на его перстне, отражая свет горящей свечи. – Страна трудится во имя Великой победы, а они пьют и гуляют без меры и совести. – Он яростно скрипнул зубами, сжимая жилистые пальцы в кулак, и метнул в меня злобный взгляд. – Богатые выродки!
В следующее мгновение оберфюрер сидел уже как ни в чем не бывало. Его лицо снова дышало спокойствием, а в холодных глазах явственно читалось безразличие. Я хотел спросить Макса, зачем он привел меня сюда, но помешал одноглазый Людвиг. Он подошел к нашему столику с подносом в руках, поставил перед нами чашечки с кофе, прищелкнув каблуками, кивнул и удалился к себе за барную стойку.
Макс двумя пальцами взялся за причудливо изогнутую ручку, поднес чашку к губам, сделал маленький глоток.
– М-м-м! Вкусно! Хельмут, чертяга, где-то еще умудряется доставать настоящий бразильский кофе.
Я тоже пригубил напитка. Кофе и в самом деле оказался приличным на вкус. Во всяком случае, в разы лучше современной быстрорастворимой бурды.
– Проклятые русские! Из-за их невероятного упорства война слишком затянулась. – Макс сделал еще один глоток и дзинькнул донышком о блюдце, возвращая чашку на место. – Когда Наполеон уходил из России, самая низкая температура была минус двадцать пять градусов. Прошлой зимой она опускалась до пятидесяти двух, а сейчас стабильно держится на отметке в минус тридцать пять. Такое в Московии бывает раз в полтора столетия. Вы думаете, это знак свыше?
Я пожал плечами и поднес чашку ко рту. Только разговоров о политике мне сейчас не хватало. Слишком скользкая тема с моим-то знанием дальнейшей истории.
Шпеер тем временем продолжал:
– Русские надеются, морозы помогут им справиться с нашим духом, но в этом и кроется их главная ошибка. Подобные испытания закаляют и воспитывают нацию, она становится более крепкой. Мы не собираемся отступать, временные лишения и тяготы пойдут нам только на пользу. За зиму мы накопим силы, лучше подготовимся к наступлению и уже этой весной возьмем проклятый Ленинград.
А там дойдет дело и до Москвы. Вот увидите, Отто, в середине лета фюрер будет принимать парад победы, приветствуя наши доблестные войска на Красной площади.
Я кивнул, старательно изображая из себя патриота. До мая сорок пятого еще далеко, вести сейчас пораженческие речи – все равно что подписать себе смертный приговор. К тому же мне глубоко плевать на веру фрица в скорую победу. Я просто хочу понять, для чего здесь оказался, выполнить предназначение и вернуться в родное время. Но для начала неплохо бы узнать, зачем Шпеер вытащил меня из дома.
Я так его об этом и спросил, на что получил ошеломляющий ответ:
– Фюрер ждет вас у себя в Бергхофе. У него возникли вопросы касательно вашей научной деятельности, и он хочет получить на них ответы. Он поручил мне доставить вас к нему.
– Когда поедем?
Шпеер встал, скрежеща стулом о кафельный пол, чуть сдвинул рукав кителя указательным пальцем и демонстративно посмотрел на часы.
– Сейчас.
Я чуть со стула не упал. Пульс зашкалил, ноги задрожали в коленях, тело налилось пугающей слабостью. Во рту пересохло.
– Но мне надо подготовиться, – прохрипел я. – Хотя бы взять документы.
– Позвольте дать вам совет, Отто. – Шпеер растянул губы в холодной улыбке. – Не стоит испытывать терпение фюрера. Он легко может сменить милость на гнев, и тогда… – Немец снова оголил зубы, и я заметил, какие у него острые, чуть выдающиеся вперед длинные клыки.
Несколько долгих секунд я пытался унять сердцебиение и справиться со стрессом. На помощь пришла дыхательная практика йогов. Я сделал глубокий вдох через нос, ненадолго задержал дыхание и выдохнул через рот. После третьего повтора я ощутил, как из глубины живота по всему телу волнами полилось умиротворенное спокойствие. Все верно: раз я не могу избежать неприятной встречи, нет смысла понапрасну тратить нервную энергию.
– Спасибо, Макс. – Я тоже встал со стула, опираясь обеими руками на столешницу, и посмотрел немцу в глаза. – Мы поедем или полетим?
– Любопытство еще никого не доводило до добра, – резко ответил Шпеер и дернул правой щекой.
«Контуженый или неврастеник, или и то и другое», – подумал я, вынимая из бумажника банкноту в десять рейхсмарок, положил деньги на стол и по взгляду немца понял, что не продешевил.
Пока сидели в кафе, ветер стих. Облака растворились в мазуте неба. Алмазная пыль звезд вкупе с крупным бельмом луны посеребрили крыши и фонарные столбы.
Вдоволь налюбоваться видами ночного города не хватило времени. Мы только вышли на крыльцо, как со стороны невидимой отсюда площади послышался нарастающий звук мотора. Вскоре из-за угла вывернул автомобиль с прикрытыми светомаскировкой фарами. Тарахтя двигателем, машина подрулила к кафе и заскрипела тормозами, останавливаясь напротив крыльца.
Я замер от удивления, глядя на плавные обводы крыльев, длинный капот с трехлучевой звездой над радиаторной решеткой и выпуклую крышу «мерседеса». Это был один из знаменитых на весь мир «фюрервагенов». Я видел их фотки в Инете, скажем так, в той еще жизни, а теперь вот довелось лицезреть легенду немецкого автопрома воочию.
Шпеер легко толкнул меня в плечо:
– Вы что застыли, Отто? Садитесь в машину.
Он открыл дверь, подождал, когда я сяду на заднее сиденье, захлопнул ее и сел рядом с водителем.
«Мерседес» рыкнул двигателем, заскрипел снегом под колесами и покатил по ночному Берлину. За окном замелькали черные скелеты деревьев и залитые лунным молоком силуэты городских зданий. Не желая терять время понапрасну, я откинулся на спинку удобного сиденья и, под ровный рокот мотора, стал вспоминать все, что узнал из тетрадей Валленштайна.
Итак, барон был единственным отпрыском знатного рода. С детства увлекался как мистикой, так и наукой и в Аненербе попал из-за этих увлечений. В тридцать восьмом году Валленштайн вернулся из Тибета с таинственным обломком. Подробнее изучив находку, он пришел к выводу, что это осколок древнего артефакта, неизвестно как попавшего на Землю. Может, он прилетел из космоса миллионы лет назад, а может, проник сюда из иного измерения.
Полученная с помощью этой штуки вакцина творила с живыми организмами чудеса, делая то, что мировая наука не смогла достичь и за десятилетия прогресса. Она давала человеку больше сил, многократно повышала устойчивость к огнестрельным ранениям, ускоряла регенерацию поврежденных тканей.
Препарат вполне мог стать идеальным средством для воплощения в жизнь идеи фюрера о создании сверхчеловека, если б не его побочные действия. У всех подопытных, после введения вакцины в мышечные ткани, происходило радикальное изменение внешнего вида. Барон пытался нейтрализовать отрицательный эффект, но все, чего ему удалось достичь после многочисленных опытов, – это придать жертвам его экспериментов звериный облик.
Гитлер узнал об исследованиях барона, предложил тому совместить биоинженерию с мистическими идеями – это с его подачи у проекта появилось название «Вервольф», то есть оборотень, – и потребовал создать универсальных солдат, способных склонить чашу весов в глобальной войне на сторону Германии. То, что они выглядели не как люди, его не пугало. Наоборот, в этом он видел сакральный смысл. Дескать, нелюди зачищают Землю от унтерменшев, освобождая жизненное пространство для избранных. В качестве стимула к активной работе и для устранения большей части административных барьеров, Гитлер дал Валленштайну звание штандартенфюрера СС, целый отдел в подчинение и пообещал по результатам исследований щедро наградить всех, кто был занят в этом проекте.
Все! На этом мои познания заканчивались. Если б у меня было время ознакомиться хотя бы с большей частью баронских записей, возможно, я смог бы сейчас выработать тактику поведения на предстоящей встрече. Хотя, чего там вырабатывать? Черт знает, что у Гитлера на уме. Ладно, буду надеяться на русский авось. Всегда помогало, вдруг и на этот раз кривая вывезет.
Глава 3
Мерседес» сбавил скорость, свернул налево, проехал еще немного и остановился. Я посмотрел в окно. За слегка запотевшим стеклом расстилалось белое поле аэродрома. Воздушный порт окружала живая изгородь из присыпанных снегом деревьев, казавшихся в неверном свете луны хребтом диковинного зверя. Метрах в тридцати от машины на открытой стоянке дремали серебристые тушки самолетов. За ними виднелись купола ангаров и гребни крыш складских помещений. Стволы зенитной артиллерии настороженно смотрели в темное небо. Самих зенитчиков отсюда было не видно, но я не сомневался: они дежурят возле орудий, готовые в любой миг открыть огонь по самолетам неприятеля, если те вдруг появятся в этой части Германии.
На краю взлетного поля средневековой башней возвышался цилиндр навигационной вышки с короной из трапециевидной чаши на вершине. Желтые окна диспетчерской ярко светились, щедро рассыпав вокруг высокой колонны лепестки отраженного света. Рядом с бетонной громадой жарился в лучах прожектора тонкий шест с танцующим на ветру красно-белым тряпичным конусом.
Я чуть подался вперед.
– Значит, мы все-таки полетим к фюреру.
– Да, – бросил Шпеер, глядя в лобовое стекло.
Прошло несколько минут. «Фюрерваген» по-прежнему вхолостую тарахтел двигателем. Монотонно шумел вентилятор печки, обогревая салон теплым воздухом. Я подождал еще немного и только решил узнать, когда будет наш самолет, как с неба на землю упали широкие столбы яркого света. Что-то тихо гудящее и огромное, как кашалот, зависло над нами.
Я прижался щекой к стеклу, но ничего не увидел, кроме алмазного блеска косо падающих снежинок. Жгучее любопытство царапалось внутри, как игривый котенок. Когда еще выпадет шанс увидеть дирижабль вживую, а не на старинных фотографиях. Я взялся за ручку стеклоподъемника, трижды крутанул ее. Стекло опустилось на пару сантиметров, еще больше подогревая не на шутку разбушевавшийся интерес. Громкий щелчок пистолетного затвора прервал попытку шире открыть окно и выглянуть наружу.
