«Распрячь коня и бросить телегу с рудой?! – пронеслось у него в голове. – Но что он скажет начальству? Чем покроет убытки?»
– Игнатий, помоги! – что есть мочи заорал Арсений.
– Ишь чего захотел! Забрался в эту трясину, так выбирайся как знаешь, –злорадно пробурчал себе под нос Игнат.
Заскрипевши, обломилась не выдержавшая нагрузки ось, и телега с грузом завалилась набок.
– Люди!!! – истошно завопил возница, видя, как конь, пытаясь вытащить поломанную телегу, всё глубже увязает в этом месиве. – Подмогните, не дайте животине погибнуть!..
Из крайнего дома деревни выбежал взлохмаченный парень, вскочил на неоседланную лошадь и галопом помчался к речной переправе.
– Бросай телегу! Не то коня угробишь! – ещё с берега заорал он.
На всём скаку, поднимая тучи брызг, парень мигом добрался до Арсения.
Бедное животное, выбившись из сил, уже не сопротивлялось своей горькой участи.
– А-а!!! Пропади она пропадом эта руда вместе с телегой! – заорал Арсений и, утопая выше пояса в грязи, кинулся распрягать лошадь. Вдвоём с парнем они освободили животное от тяжёлого груза и общими усилиями помогли лошади выбраться на твёрдое место.
– Ну вот, теперь можно ехать, – запрыгнул в телегу Игнат и, постёгивая лошадь, направился к берегу.
Он подъехал к броду и, погоняя коня, двинулся через переправу.
– Бери правее! – закричал ему деревенский, показывая подходящее для проезда место. – А я подмогну тебе на берег выехать.
Выбравшись на твёрдую землю, Игнат подошёл к сидевшему в горестном раздумье Арсению и, сокрушённо качая головой, громко запричитал:
– Ой, беда-то кака случилася! А я-то маленько запоздал… Кинулся было кузнеца искать, да как услыхал твой зов, так сломя голову назад.
– Да толку теперь об этом говорить! Телегу уже не вытащишь, и груз, вон, в реку вывалился, – горестно кивнул Арсений на торчавшие из воды оглобли. – Благодарность Богу да этому пареньку за то, что лошадёнку вызволил… Ты хоть скажи, как тебя кличут? – повернулся он к местному.
– Егоркой… – бойко ответил паренёк. – А с телегой мы тебе подсобим, счас мужиков соберу, – лихо запрыгнув на коня, пообещал Егорка.
Вскоре из деревни показались четверо верховых.
– Ну, чо, мужики, давай верёвками оглобли зацепим да четырьмя лошадьми потянем, – скомандовал хриплым басом невысокий мужичок, сбрасывая наземь смотанные верёвки.
– Я мигом! – схватил конец Арсений.
– Да куды ты! Сиди уже… Глянь-ка, как ухайдокалси. Петрован, хватай верёвки да за оглобли привяжи, – крикнул хрипловатый долговязому мужику, присевшему рядом с Арсением.
– Это я враз!.. – спохватился тот и, пробравшись к возу, ловко привязал оглобли.
– Тяни! – крикнул он.
Верёвки натянулись, и заскрипевшая телега медленно стала вылазить из грязи.
– Давай, давай! Ещё чуток!.. – кричал с берега мужичок.
– Ты вот что… – подошёл к Арсению Егорка, – давай-ка до нас. Куды такой мокрый да грязный, так и захворать недолго. Баню истопим да бабы твою одёжу состирнут, и телегу починим – вон, Никифор быстро всё изладит, – кивнул паренёк на командовавшего невысокого мужичонку. – Он у нас в Буранове первой мастеровой по ентому делу.
– Да неловко как-то мне… Нечем с вами рассчитаться, в дороге весь поиздержался, – развёл руками Арсений.
– А мы с тебя ничего и не просим, – ответил ему Никифор. – Господь воздаст… – добавил он.
– Ну, вы тута давайте, кумекайте, а я задёрживаться не буду, – подал голос Игнат, в уверенности, что все трудности позади. – К ночи, поди, до дому доберусь, – подстегнул он коня, довольный, что всё так удачно сложилось…
Приехавшего без груза Арсения ожидало сильное недовольство начальства. Приказчик даже слушать не захотел его объяснений.
– Выплатишь мне вдвойне за руду… – кричал он, потрясая маленьким волосатым кулачком. – Это жа надо – пустому вернуться!.. Ишь, бездорожица ему помешала – утопил короб с рудой… А как жа другия доехали – и ничего?!
– Помилуй, ваше благородие, отколь мне такие деньги взять, – взмолился Арсений.
– Где взять, говоришь?.. – прищурил глаза приказчик. – А вон, лошадёнка-то у тебя ладная. Вот и приведёшь её завтра в заводску конюшню, – самодовольно растянул он в улыбке пухлые женские губы.
– Да это как же – лошадь отдать?! – упав на колени, воскликнул Арсений. – Ведь хлебушко садить пора приходит – как же пахать без коня?!.. Да и один он у нас кормилец-то!
– Ничего, на себе вспашете, – отвернулся приказчик, давая понять, что разговор окончен.
Арсений вскочил, кровь бросилась ему в лицо:
– Нет, погодь!.. – положил он тяжёлую руку на его плечо. – Да у меня одни бабы в семье: девкам ещё шестнадцати нету, а жена ногами мается. Это что же – я на их пахать буду?! – с блеснувшими от гнева глазами произнёс возчик.
– А ты их цугом[9 - Цугом – друг за другом.] запряги, – довольный своей шуткой, прыснул в рыжие усы приказчик.
– Ах вот как?! – вскрикнул Арсений. – Значит, цугом, говоришь?! – яростно вращая глазами, приподнял он за грудки шутника.
– Караульный!.. Убивают!.. – закатив белёсые глазки, прохрипел приказчик.
Сей же час подскочившие двое дюжих служивых повалили Арсения на землю.
– В карцер его! – залившись краской ярости, завопил приказчик. – Это как жа ты, собака, на государева служащего руку посмел поднять!..
Рассудив, что рабочих для завода не хватает, начальство распорядилось всыпать Арсению пятьдесят плетей, забрать лошадь, а самого отправить с приказными на выжиг угля.
Каждый день отмахивал он семь вёрст в сосновый бор на реке Барнаулке, где отрабатывающие подушный оклад крестьяне из разных уездов Колывано-Воскресенской губернии валили лес, складывали в кучи брёвна, одерняли, осыпали и выжигали уголь для барнаульского завода…
Тяжкая работа к концу дня валила с ног – сил уже не было идти назад, и Арсений располагался на ночь с товарищами, где у жаркого костра за кружкой вина каждый делился о своих невзгодах. Так мало-помалу пристрастился он к чарке, плюнул на пошедшую наперекосяк жизнь и уже редко заявлялся домой.
Вино и довело его до того, что жена, намаявшись от пьянства и побоев мужа, забрала детей и уехала в деревню к матери. А Арсений пропил всё, что можно, запустил хозяйство и перебивался случайными заработками, а иногда и воровством…
Игнатий тряхнул головой, отгоняя нахлынувшие воспоминания, и уверенно поднялся на крыльцо. Открыв дверь, он очутился в душной и грязной горнице. За грубо отёсанным столом, покрытым рваной скатёркой, сидел Арсений и какой-то незнакомый Игнатию человек с грязным и опухшим лицом, мало чем отличающимся от лица хозяина. На столе возвышался почти осушенный штоф хлебного вина, вокруг которого была расставлена простецкая закуска.
– А-а-а, Игнат – проходи! – пропитым голосом радостно отозвался хозяин.
– Давненько ты у меня не был. Забываешь строго сотоварища. Все отвернулись от меня: жена Ефросинья бросила и детей увела, бывшие дружки стороной обходят… Вот только Пахом не забывает, – укоризненно взглянул на гостя Арсений.
– Да вот, в экспедиции по горам промотался – будь она неладна, – оправдался Игнат.
