– А чего ж так?.. – уставил на него запухшие глаза собутыльник Арсения. – Чо, не по нутру пришлось?! – наклонив голову иронически хохотнул он.
– Ну что ты, Пахом, к человеку пристал, – осадил его хозяин. – Налей-ка лучше гостю… Давай к столу, чего у порога топчешься, – кивнул он Игнату.
Игнатий с кривой улыбкой подошёл ближе и, вытащив из-за пазухи штоф хлебного вина, водрузил посередине стола.
– Ого!.. – крякнул Пахом и подал ему уместившиеся в кружке остатки вина.
– Давай-ка, за знакомство, – взял он принесённый гостем штоф, налил себе и хозяину. Игнат пододвинул поближе стул и, подняв кружку, махом осушил до дна.
– Вот это по-нашему! – одобрительно кивнул Пахом и опрокинул свою. Захватив из чашки пригоршню квашеной капусты, он тут же отправил её в широко раскрытый рот…
Благодатное тепло медленно стало разливаться по телу Игнатия, пережитые тревоги ушли куда-то на второй план. Он повеселевшими глазами окинул запущенную горницу и остановил свой взгляд на Арсении: «Ведь это надо ж, как жизнь изменила человека за эти полтора года, что они не виделись!» – пронеслось в голове Игнатия.
– Ну, как твой Полкан – бегает ещё? – поморщившись от выпитого, сдавленно спросил Арсений.
– Бегает… – лениво пережёвывая кусочек чёрствого хлеба с хрустящей капустой, ответил Игнат.
– Полкан?! – выпучил удивлённые глаза Пахом. – Эт чево – кобель что ль?
– Жеребец мой!.. – раздражённо взглянул на него Игнатий. – Тесть его так обозвал. Говорит, что давным-давно у русских великий конь был, а сверьху у ево – грудь, руки и голова человеческа… О как!.. – поднял он палец вверх. – Потому и дал ему таку кличку.
– Поди, врёшь! – пододвинувшись ближе к Игнату, с сомнением вскрикнул Пахом.
– Это как же у коня – да человеческа голова?! – недоверчиво впялился он в глаза гостю.
– Ну, это вроде как сказание такое, – почёсывая затылок, пояснил Игнат.
– А-а-а, вона чо… Тода друго дело, – почесал всклоченную бороду Пахом.
– Да-а, здоров у тебя жеребец – за двоих тянет, а я вот теперяча – безлошадный, – пьяно покачал головой Арсений.
– Ну дык ты, давай, расскажи, с кем ходил, где был, – немного помолчав стал допытываться Пахом. – Как там, в горах-то?
Игнатий вкратце рассказал о своём участии в походе, отведя себе не последнюю роль в экспедиции и, естественно, упустив всё, что касается золота.
– Да-а, знакомы места, – прищурив глаза, протянул Пахом. – Исходил я Телеуцкую землицу вдоль и поперёк.
Гость с неподдельным интересом посмотрел на Пахома:
– Ты тож в горах побывал?! В экспедиции нанимался? – пододвинулся он поближе к рассказчику.
– Я? нанимался?! – расхохотался Пахом. – Это они меня нанимали – просили провести по неизведанным тропам. Да только я не шибко хотел связываться – платят мало, а работы невпроворот: сделай то, сделай это… Вот которы самолично интерес имели к Телеуцкой землице – это другой разговор: кто собирал всякие растения, кто камни да минералы выискивал, а кто и золотишком интересовалси – эти платили хорошо. Я им – и за проводника, и за толмача был, а каки работы – так для этого простолюдин нанимали.
Игнатий недоверчиво посмотрел на Пахома:
– Так что, и золотишко находили?!
– Находили… Чо, думашь, вру?! – угадал тот его мысли. – Я ещё мальцом был, когда отец, не желая отрабатывать повинность на заводах, бежал в горы, – начал свой рассказ Пахом, не забывая наполнять кружки.
Поскитавшись по Телеуцкой землице, пристали мы к инородцам и кочевали с ними, с одного места на другое. Всё сложилось хорошо: обзавелись лошадьми, баранами, да тут началась война джунгар с маньчжурами… Ох и досталось нам!.. – скорбно произнёс он, покачивая головой. – Эти супостаты никого не разбирали – убивали всех подряд, всё одно, кто ты: джунгар, инородец али русский… Наступил голод, от которого стали помирать люди. Дошло до того, что одичавшие от голодухи резали людей и питались человечьим мясом. Но и это ещё не всё: пошёл мор, болезни…
Пахом потянулся за кружкой, махом опрокинул её и, не закусывая, продолжил:
– Родные все погибли, от нашего улуса осталось с десяток человек. Вот мы и побежали к Бийской крепости защиты от иродов искать. Тогдашний комендант, как щас его помню – полковник Гарриг, принял нас под покровительство россейское. Почти всех куда-то отправляли, а меня вот приметил комендант, приглянулось ему, что по-русски говорю и инородцев язык понимаю, – ну и оставил при крепости. А когда поутишилось всё с инородцами – ну и я, вроде как, не надобен стал…
Пахом на минуту замолк, налил себе ещё вина и залпом опорожнил содержимое кружки.
– Эх, хороша!.. – утёрся он рукавом. – Ну дык слушай, чо дальше-то… Определили меня вместо рекрутского набора на заводы, приписали лес рубить да уголь для их надобностей из этого лесу выжигать – вернули к тому, от чего мой отец в горы бежал.
Поработал я там – вспоминать тошно, до чего изводили непосильным трудом простой люд. Многие не выдёрживали – бежали. Вот и я стал подумывать: податься в горы, а там меня ищи-свищи. Да, видать, Господь узрел мои мытарства и повернул всё по-другому. Стали приезжать к нам люди состоятельные, интерес имеющие к Телеуцкой землице, да и начальство экспедиции в горы собирать наладилось. Вот тут-то и приметили меня: сперва в экспедиции определяли, апосля и заезжие стали нанимать… Деньжата у меня завелись, хотел уже жениться – семью завести, да пока по горам мотался – невеста к другому сбежала. Осерчал тогда я шибко на жисть свою горемычную, ну и запил. Уже боле года гуляю – пока деньжата есть. А чо мне – один-одинёшенек… Вот только у меня товарищ, – кивнул он на задремавшего за столом Арсения, – завсегда, как родного принимает, – заплетающимся языком закончил Пахом…
– А это чо, всё уже?! – удивлённо раскрытыми глазами посмотрел он на опустевший штоф…
– Пойду я, пожалуй, – медленно встал Игнат и, пошатываясь, направился к двери.
– Ну дык, заходи когда. Всё втроём веселей! – крикнул ему вслед Пахом.
Пока Игнатий добрался до дома, его совсем развезло. Он открыл дверь в горницу, изогнулся всем телом, подался назад и, прищурив один глаз, лениво осмотрел помещение.
– Ты откель такой, Игнат?! – ахнула Пелагея. – Где ж это так нализалси?! Неужто за этим тебя Качка к себе потребовал?
Игнат что-то попробовал объяснить, но из уст его вырвалось только какое-то невнятное мычание. Он махнул рукой и, на ходу скидывая сапоги, в одежде бухнулся в кровать.
Следующее утро он встретил с невыносимо тягостным чувством – к похмелью после вчерашней попойки добавилось ощущение какой-то крайней тревоги.
Пережитое потрясение после визита к Качке вновь, беспощадно жаля мозг, захватило его мысли. Картины этой встречи наводили на него страх и сомнения.
«Может, только на словах оправдал его управляющий? А то, глядишь, появятся на пороге его посланники, накинут кандалы и упекут на пожизненну каторгу», – проплывали в голове невесёлые думы.
– Это что ж с тобой? Лица на тебе нету! – обеспокоенно заметила Пелагея. – Аль после вчерашнего худо так?
На вопрос жены Игнатий машинально обвёл рукой своё лицо.
– Ой, как худо! На душе чой-то шибко тревожно… – убедившись, что лицо на месте, мученически ответил он на вопрос жены.
– Ну дык, ясно от чего: когда те, двоя, в избу к нам ввалились, я, грешным делом, подумала, что ты умом тронулси. Самой аж жутко стало, – сочувственно произнесла Пелагея.
– Да-а уж, натерпелси я страху, особливо кода в кабинет к Качке вошёл, – согласился Игнат. – Как взглянул он на меня… Всё, думаю, повесит. А глазишшами-то так смотрить в упор – будто душу наизнанку выворачиват. До сих пор не верится, что домой живым вернулся…
– Ты вот что, Игнат, шибко-то не засиживайся, а маленько – да к работе приступай: руду доставлять завсегда возницы требуются, – перевела разговор в другое русло Пелагея. – В зиму всё одно – в горы за золотом не пойдёшь, а так хоть деньжат к весне маненько скопишь… Что ты думашь, Прохор на свои расходы возьмёт это дело? Да и договориться насчёт его доли надо бы – одному тебе не выручить добро. Останется лежать твоё золото в Телеуцкой землице – ни себе ни людям.
– Да, да, конечно… – поспешно закивал головой Игнат. – Пущай заходить, потолкуем с ним про то.
– Только ты смотри, со всей сурьёзностью к делу подойди, а не как в прошлый раз – закочевряжился, – пригрозила ему Пелагея. – А я для тебя снадобья у Агрипины попрошу, чтобы тревогу с души снять. В один день-то не пройдёт: травки попить надобно…
Кишнецовая водка
Порывистый северный ветер, свистя в голых ветках деревьев, подхватывал последние опавшие листья и гнал их по улицам слободы. Ворохами набивались они под изгороди, вставшие преградой на его пути. Чисто убранные огороды и поля навевали мысли, что вот-вот белое покрывало накроет отплодоносившую землю…
