Бессердечное милосердие
Мое сердце жаждало перемен. У каждого отряда милосердия была закрепленная за ним территория, и мы кружили и кружили по нашей земле, обычно дважды в год посещая каждую деревню, а теперь мне не терпелось встретиться с Морскими Ведьмами, увидеть Пески Мерроу, взглянуть на знаменитые хижины ведьм, построенные на ветвях Опаленных Деревьев.
Но вот пересекать Болота Красных Ив мне вовсе не хотелось. Болота всегда были местом опасным, и в деревенских постоялых дворах у их границ местные рассказывали ужасающие истории.
Говорили, что люди исчезают в трясине за мгновение, а средь белых камышей там скользят нефритово-зеленые болотные гадюки, и укусы их болезненны, а то и смертельны. Но за последние годы среди камышей выросла деревушка, в которой, как говорили, жили только девушки, и возглавляла их женщина по прозвищу Королева-Затворница.
Смеющиеся, свободно болтающие люди в тавернах замолкали, заслышав ее имя, и даже закаленные в боях воины избегали произносить его, называя ее «женщиной в камышах».
Я надеялась, что мы незамеченными проскользнем через ее владения ночью.
Меж тем мы шли по холмам, раздвигая густую, как в конце лета, траву, шли мимо деревень и ферм, и за весь день встретили лишь молоденького темноглазого пастушка, который, взглянув на мой плащ Сестры Последнего Милосердия, вдруг мило улыбнулся.
Джунипер нашла у ручья последнюю в этом году бруснику, и мы съели ее на ужин вместе с толстым треугольником твердого орехового сыра.
В ту первую ночь нашего путешествия мы разбили лагерь у узкого, быстрого ручья, и радость излучала каждая из нас, даже Руна.
После ужина я вымыла волосы всем – Джунипер, Ови, Тригву и Руне. Некоторые Дарующие Милосердие не особо заботятся о своей внешности и со временем становятся грязными и оборванными, и это – их право, мы же все часто моемся – в снегу или, что много приятнее, в ручье. Тригв, в отличие от нас, смерти не приносил, но знал основы лечебного дела и уверял, что чистота тела сохраняет жизнь. Руна частенько ворчала по этому поводу, сетуя, что мыться часто – пустая трата времени, но Руна ворчала по любому поводу, и ворчание ее было таким же привычным, как восход солнца по утрам.
Последней голову я вымыла себе, и Тригв тут же захотел помочь мне причесаться. Я ему это позволила, и едва он провел пальцами по моим волосам, как плечи мои поникли, а сердце замерло.
Позже я сидела у огня, высушивая перед сном волосы. Ко мне подсела Джунипер.
– Протяни руку, Фрей.
Я так и сделала, и она что-то сунула мне в ладонь. Это был маленький зеленый флакончик. Я откупорила пробку и понюхала.
– Джунипер. – Я вновь вздохнула, на этот раз уже полной грудью. – Где ты это взяла?
Джунипер улыбнулась своей колдовской улыбкой, и в ее серых глазах заплясали озорные огоньки.
– Украла из парфюмерного магазина в Хейле. С днем рождения тебя, Фрей.
За спиной у меня прозвучал смех Тригва. Его забавляли ловкие пальцы Джунипер и ее бесстыдное воровство.
– Надеюсь, ты была осторожна. – Я смочила духами кончик указательного пальца и провела им по своему предплечью. В воздухе разлился экзотический цветочный аромат. – Я беспокоюсь о тебе, Джунипер. Ведь если тебя поймают, ты лишишься пальца.
– Не беспокойся, меня не поймают. – Джунипер погладила ладонью свои высыхающие кудри. – Я не краду того, чего вскорости хватятся.
Руна, не сводя с меня глаз, опустилась на колени рядом со мной и Джунипер.
– У меня тоже есть для тебя подарок. Возьмешь его или нет, мне все равно.
Подарок я взяла. Это был изящный плетеный кожаный ремешок для волос. Я наклонилась вперед и обняла обеих девушек. Джунипер немедленно прижалась к моему боку, Руна же поначалу напряглась, но через мгновение расслабилась.
– И я тоже принесла тебе подарок.
Из темноты появилась Ови, вернувшаяся после проверки ловушек. В руке она держала мертвого кролика.
Я улыбнулась.
– Мясо для завтрашнего рагу?
– Нет. Кое-что получше. – Ови вытащила из кармана пять красных грибков с белыми пятнышками. На устах ее блуждала улыбка, а голубые глаза мерцали. – Лукавые Варварские Грибы. Нашла их в лесочке неподалеку. Как насчет того, чтобы всем вместе отпраздновать твой день рождения и долгожданное расставание с ремеслом смертью?
Лукавые Варварские Грибы в Ворсленде встречались крайне редко, но были хорошо известны, потому что упоминались во многих наших историях, связанных с магией.
Если съесть много грибов, они действовали как яд, очень похожий на Голубое Семя. В поэме «Мать в лихорадке» злая женщина по имени Эльза убила двенадцать своих детей, накормив их супом из Лукавых Варварских Грибов.
Но грибы приносили галлюцинации. Герой «Песни Крови» съел такой гриб перед битвой и победил всех своих врагов во сне. И юный провидец в «Сумеркам приходит конец» съел Лукавого Варвара и поведал своему народу пророчество о войне.
Но больше всего гриб был прославлен старинной песней под названием «Ведьма в полете». В песне говорится, что Гриб дал Морским Ведьмам желанные крылья.
Я взяла у Ови самый большой гриб, а Джунипер принялась немедленно нашептывать:
Вкусив Лукавства красно-белого,И крыльями как смоль обзаведясь,Пронзили Ведьмы небо синее,Людишкам сирым оставив грязь…Последнюю строчку мы произнесли уже в унисон.
Я провела большим пальцем по шляпке гриба, обводя белые пятна.
– Может, съедим эти грибки, а потом потанцуем под осенней Луной, взывая к удаче?
Ови сунула гриб в рот. Руна положила в рот другой. Тригв, выбрав на ладони Ови самый маленький, взял его, подмигнул мне и принялся жевать. Я последовала его примеру. На вкус гриб был горьковато-сладким, с привкусом ореха.
Джунипер оказалась последней. Она засмеялась и взяла у Ови пятый гриб.
– Давайте полетаем, сестры.
* * *Ничего не происходило, а время тянулось медленно, как облака, скользящие по Луне.
Мы все, и даже Руна, сгрудились перед огнем.
Я чувствовала себя вялой… ленивой и усталой, но не сонной. Я чувствовала запах ближайшего ручья – чистый запах земли, камня и воды в воздухе. Я повернула голову и зарылась лицом в кудри Джунипер. Голова Ови лежала у меня на коленях, а у нее на коленях лежала голова Руны, а Тригв устроился на боку среди всех нас. Я коснулась кожаной повязки на глазу Ови. Затем расплела одну за другой ее косы, и ее голубые волосы рассыпались по моим ногам.
Джунипер что-то прошептала, а Руна смотрела на звезды.
Кончики моих пальцев начало покалывать. Покалывание, усилившись, устремилось по рукам вверх, затем по туловищу вниз, а оттуда – по ногам дальше вниз, к ступням. Ощущение было приятным, естественным, точно отогреваешься, придя к костру с холода, или не торопясь ешь после нескольких дней голодухи.
Я неспешно отделилась от девочек. Руки и ноги мои словно не принадлежали мне. Я поднялась на ноги. Сначала никто за мной не последовал. Затем чьи-то пальцы впились в мои пальцы, и меня мягко потянули, и вскоре мы все, взявшись за руки, встали вокруг костра.
Я подняла глаза, и ночное небо растаяло, упало мне на лицо, как мягкий черный плащ, плащ милосердия, края которого трепетали, словно шелковое платье иберской женщины.
Мы начали двигаться вокруг огня, и наши длинные волосы струились по спинам. Джунипер декламировала, Руна шептала, Тригв хрипло и тихо пел одну из старых песен. На своей щеке я чувствовала дыхание Ови, хотя ее губы были сжаты.
Вскоре наши ноги оторвались от земли, и это было так же знакомо и безопасно, как сон. Я выгнулась грудью вперед и запрокинула голову. Вверх и вверх.
Мое сердце ударилось о Луну.
Тригв сжал мою руку. Я почувствовала прикосновение его ноги к моей, а мой локоть оказался на его бедре, его длинные волосы, развевающиеся на ветру, спутались с моими. Мы поднимались все выше и выше.
Я закрыла глаза, подняла руки и закричала.
То не был крик страха.
То был крик крови. Крик, исходящий от кожи, плоти и костей. Я почувствовала в ладони скользкий от пота клинок. Пахло солью, сосновой смолой и смертью. Я посмотрел вниз. Увидела там, у своих ног пропитанную кровью траву и трупы…
Я снова закричала и почувствовала, как меня ножом разрезает чернота неба.
Джунипер тоже теперь кричала:
– Нанте, нанте.
То было слово Морских Ведьм, отгоняющее прочь тьму.
И снова:
– Нанте, нанте, нанте!
И Звезды. Нашему воплю вторили тысячи лучезарных звезд.
А затем вдруг…
Тишина.
Скользя по ночному небу, словно серебристые Луны, мы тонули. За нашим скольжением наблюдали сотни мерцающих маленьких глаз – звезды.
А мы скользили. Скользили.
Все вниз.
Вниз, вниз.
Мы упали обратно, к костру. В кучу рук и ног, прядей волос, костей и лоскутов кожи. Все сплелось вместе. Сплелось в гобелен Милосердия.
– Нанте, – вновь прошептала Джунипер.
А мы погрузились в сон.
– Нанте.
Семь
– И как долго она, по-твоему, здесь висит?
Прикрыв рукой глаза от солнца, я посмотрела на верхушку толстенного сухого дерева. Справа от меня, прямой, точно столб, замер мрачный Тригв.
– Дня два, а может, и все три.
Я вынула кинжал из ножен на голени.
– Так снимем же ее.
Из-под кожаных ремней, опоясывающих грудь, нож вытащила и Ови.
– Не против, если это сделаю я? Ведь по деревьям я лазаю лучше всех.
Дело происходило на перекрестке дорог в миле от городишка Левин. Деревьями-виселицами в Ворсленде никого не удивишь, и это дерево было одним из них. Молодое поколение ярлов для решения разногласий предпочитает голые бои или же, на худой конец, не столь зрелищные судебные бои, однако большинство предводителей постарше придерживаются традиций и по-прежнему прибегают к повешению.
Повешенная была светловолосой, одетой в незатейливую синюю тунику, а ее совсем юный возраст выдавала безупречная кожа босых стоп.
Джунипер сунула руку в один из своих многочисленных карманов, извлекла оттуда кусочек дерева и пробормотала:
– Помолюсь за нее.
У нее в руках была дощечка из Пепельного Сердца – загадочного дерева, растущего только в Ибере. Морские Ведьмы верили, что оно при надлежащем использовании выгоняет демонов из мертвецов. Руна бросила Джунипер коробок с огнивом, и Морская Ведьма принялась сноровисто разжигать ладан. Он занялся, и ноги повешенной окутали клубы дыма.
Ко мне повернулась Ови и положила мне на плечи руки. Затем одной ногой вскочила на мои ладони, сложенные лодочкой, и я ее подбросила. Руками она обвила серый ствол и, слегка раскачиваясь, стала карабкаться вверх. Оказавшись на нужной ветке, она улеглась на нее и полоснула ножом по петле.
Мы с Руной поймали тело бедняжки и осторожно опустили его на землю. Джунипер встала на колени рядом и принялась окуривать тело ладаном.
– Фрей, – прозвучал у моего уха встревоженный голос Тригва. – Как поступим с покойницей? Ведь в петле ее оставили неспроста, и рано или поздно они непременно вернутся.
– Знаю. – Я выпрямилась и, прищурившись от яркого света, оглядела дороги, ведущие к перекрестку. – Сжечь ее тело мы не сможем – дым будет виден издалека.
Ови сняла полосу ткани с шеи девушки и указала на клеймо в форме небольшого круга с двумя линиями, наискось пересекающими его. Таким знаком клеймили только совершивших тяжкие преступления – клятвоотступников, воров, поджигателей и убийц.
– Понятно, почему ее казнили, – послышался из-за клубов дыма голос Джунипер.
– Поди узнай теперь, почему именно. – Я вздохнула. – И почему оставили здесь висеть.
– Поспеши же, Фрей, – произнес Тригв, не отрывая взгляда от ведущей в Левин главной дороги. – Необходимо срочно принимать решение.
И тут послышался топот копыт по утрамбованной земле.
Всадниками могли быть только люди из знати.
Лохматые ворслендские лошаденки были быстрыми, но низкорослыми и выдерживали лишь вес ребенка, а на грациозных и рослых лошадях из Ибера верхом ездили только самые богатые жители Ворсленда – ярлы, да еще, возможно, предсказатели. Ну, и, конечно же, воины ярла.
– Всадники уже близко, – прошептала Джунипер. – Быстрее же!
Моего плеча коснулась Руна, и я обернулась. Руна указала большим пальцем на деревянную табличку у едва приметной тропинки, проложенной между тисами.
– Если не ошибаюсь, то покойников хоронят именно там.
Листва и стебли лозы почти полностью скрывали слова, вырезанные на деревянной табличке, но я все же разглядела на ней лицо Зеленой Женщины – несомненный знак того, что неподалеку находится кладбище Элшей.
– Именно то, что нам сейчас и надо, Руна. – Я кивнула. – Давайте же поторопимся.
Руна наклонилось к мертвой девушке и просунула одну руку под ее шеей, другую – под коленями. Глубоко вдохнув, подхватила тело, быстро пристроила его у себя в руках поудобнее и устремилась к тропе, а затем дальше по ней, не обращая ни малейшего внимания на то, что волосы покойной метут землю. Мы немедленно последовали за Руной, и стволы и гибкие ветви тисов с осенними листьями почти сразу укрыли нас от взоров с дороги.
Вскоре за нашими спинами, не останавливаясь, проскакали мимо всадники, и у меня отлегло от сердца.
Через полмили заброшенная, заросшая тропка вывела нас под открытое небо и дальше запетляла по распаханному под пары полю, и облака отбрасывали на его борозды подвижные тени. Тишину нарушали лишь веселое щебетание пеночки-веснички да звук шагов Руны, медленных и тяжелых из-за ее печальной ноши.
* * *Утром того дня мы все проснулись с головной болью, кроме Джунипер, которой уже доводилось есть Лукавые Варварские Грибы, когда она жила с ведьмами, и вместе с Тригвом она заварила для всех особый одуванчиковый чай, исцеляющий при отравлении.
Все утро Джунипер задумчиво рассматривала небо.
– Если пятерым является одно и то же видение, то в видении этом, несомненно, заключен особый смысл. С Морскими Ведьмами такое порой тоже случается. – Джунипер отхлебнула из кружки, и пальцы ее скользнули по горлу вниз, будто она подталкивала чай в его движении к желудку. – И хоть все видения и подобны волнам на море, Матушка Хаш непременно захочет поподробнее разузнать о том, что мы видели, – и о полетах, и о сражениях, и о крови. Ведь видение видению рознь – одни подобны зимнему шторму и сметают все на своем пути, другие лишь нежно ласкают прибрежный песок. Даже самое явственное общее видение-мечта – только первый шаг на тернистом пути к его воплощению в жизнь.
Руна рассмеялась.
– После пяти грибков на пятерых чего только не увидишь!
– Тише, Руна.
У меня и без ее смеха раскалывалась голова. Тригв подал мне кружку с чаем, и я ее немедленно опустошила.
– Тернистый путь не всегда плох. – Ови потерла ладонью место, где когда-то был глаз. – Кто знает, чему нам суждено научиться? Знания на плечи не давят.
* * *Покой пустынного поля нарушали лишь жизнерадостные птичьи трели. Я оглянулась. Щеки Ови раскраснелись. Руна угрюмо шла, поднимая клубы пыли. Укрыться от солнца было негде, и жара, да еще и последствия прошлой ночи уже основательно измучили нас. Хоть чай и воскресил меня, тело болело, как после побоев.
Руна перекинула тело висельницы на другое плечо. По ее лицу градом катился пот. Тригв посмотрел на нее хмуро.
– Руна, давай я ее понесу.
Та покачала головой.
– Если женщину повесил мужчина, нести тело должна женщина. Я сама справлюсь.
Мы почти добрались до рощицы, и тут Руна сбилась с дыхания. Она была сильнее любого из нас, но даже для нее пройти полмили с мертвецом на плече было нелегко. Мы сбавили темп, но в конце концов все-таки добрели до кладбища. На мгновение замерли, не решаясь сделать первый шаг к незатейливым темным каменным надгробиям, тянувшимся рядами.
Никому из нас не доводилось прежде бывать на кладбищах, да и само существование подобных мест нам казалось неправильным, неестественным – под ногами всюду кости, а духи умерших, не в силах воспарить в Холхаллу, мучаются здесь.
В давние времена в этой лощине состоялось сражение. Ворсы бились с Зелеными Женщинами, прибывшими из-за Молчаливого моря.
Битва развернулась холодным весенним утром, на рассвете. Племя Зеленых Женщин было повержено, но сражались они неистово, и даже поражение не сломило их. Побежденным выделили клочок земли, и они погребли своих павших в землю, как велели их боги. Неподалеку предали огню тела своих и ворсы. Там копали могилы, жгли костры. Закономерный конец любой битвы.
Прошедшей зимой в доме умирающей богатой вдовы на стене рядом с пылающим очагом я увидела гобелен. На нем было изображено сражение – Зеленые Женщины стремительно нападают на одетых в меха мужчин с зелеными татуировками на руках и груди.
Облик этих женщин показался мне знакомым, и Джунипер предположила тогда, что струны моей жизни щиплет один из богов, вершащих судьбы людей, и, возможно, однажды Зеленые Женщины сыграют важную роль в моей жизни.
Мы вырыли для покойницы неглубокую могилу в пустовавшем углу кладбища, затененного деревьями. У нас были только наши руки да кинжалы, но, к счастью, земля после недавнего дождя оказалась податливой, а Ови отыскала большой плоский камень, и он послужил нам лопатой.
Засыпав могилу, мы сложили поверх нее небольшие камни, надеясь, что они помешают волкам бесчинствовать. Джунипер опустилась на колени и прочитала одну из ведьмовских молитв.
Мы с Руной встретились взглядами, и, похоже, подумали об одном: ремесло смерти мы отринули, но смерть нас не отпускает.
Я вытерла испачканные грязью руки о свою коричневую тунику, подвигала вперед-назад плечами, унимая боль в затекшей спине и огляделась. На поле неподалеку мужчина и девочка слаженными движениями убирали ячмень.
Знали ли они повешенную девушку? В таком городишке как Левин, не могли не знать. Считают ли они, что ее казнили справедливо или оплакивают ее смерть?
Устроившись меж могильных плит с символами племени Зеленых Женщин, мы быстро позавтракали сыром и ранними яблоками. Тригв не спускал глаз с горизонта.
Откусив яблоко, Руна вдруг поднялась и положила руку на край надгробья.
– Фрей, в путешествии нам понадобится серьезное оружие, а кинжалы наши – оружие невесть какое. – Она задумчиво потерла щеку. – На западном побережье других кладбищ нет, и такого шанса у нас уже не будет.
Я не сразу поняла ее.
– Да, ты права. Я хотела просить об этом ярла Рота, но иметь свое оружие намного лучше.
Ови склонила голову и положила руку на нож.
– Красть у мертвых – к беде.
Джунипер соединила большой и указательный палец в жесте Морских Ведьм. Он значил «благородная кража» – несомненно, идея Руны пришлась ей по сердцу.
– Руна права – нам позарез нужно настоящее оружие. Хотя бы для похода через Болото Красных Ив.
Я взглянула на Тригва.
– Что Книги Таинств Англонов говорят о кражах у мертвецов?
Тригв пожал плечами.
– Смотря кто эти мертвецы.
Я вздохнула и потерла затылок.
– Сестры Последнего Милосердия ничего не берут у мертвых, но мы больше не Сестры. Так обзаведемся же добротной сталью.
* * *Вскоре после смерти Сигги ремесло смерти свело нас с семьей из Фрема. Эти люди из Элшленда направлялись морем на юг. Они были расхитителями могил, а расхищение могил во Фреме – такое же обыденное занятие, каким когда-то в Ворсленде было пиратство.
Мы встретили их на горе близ Нинда в самый разгар Зимы. Сгущались сумерки. Я догадалась, откуда они родом, не только по мягкому певучему говору, но и по крошечным серебряным фигуркам сов у них на груди. Многие фремиши-скитальцы поклонялись полусове-получеловеку – богу по имени Король-Странник, благоволившему ко всем, кто кочует по белу свету.
Кроме отца, матери и бабки, в их семье было пятеро детей – две девочки постарше и три мальчика. Волосы у всех были каштановые, а глаза – бледно-голубые, как у Ови.
– Здесь, в Ворсленде, подходящих могил вам вовек не сыскать, – нахмурясь, заверила их привалившаяся к можжевеловому дереву Руна.
– Знаем. – Голос матери семейства звучал приятно, и его не портил даже весьма заметный акцент. – Мы здесь проездом. Бабушка очень больна и странствовать больше не может. Так помогите же нам.
Я смерила взглядом старуху, и от меня не ускользнули многочисленные заплаты на ее штопаном шерстяном платье и вытертый подол ее юбки.
– А вы заплатите?
– Конечно, но не много, поскольку мы небогаты.
– Да мы многого и не просим.
Я подошла к пожилой женщине. Она была невысокой и худощавой, с потускневшими от времени темно-каштановыми волосами до пояса. Ее согнутая в три погибели фигура выдавала то, что она всю свою жизнь провела с лопатой в руке. Грустный взгляд старухи был проницательным. Она сама вовсе не считала себя немощной.
Джунипер собрала вокруг себя детей и принялась нашептывать молитву.
Я посмотрела на Руну, но та отвернулась. Тогда я взглянула на Ови, и она одобрительно мне кивнула. Я достала фляжку с вайтом и протянула ее женщине. Она сделала глоток обжигающего напитка и вернула мне фляжку.
Перед смертью человека, как известно, одолевает жажда.
Я провела рукой по шее подопечной. Кожа ее была сухой и тонкой, словно старая, выгоревшая на солнцепеке бумага.
– Просто расслабься, лапушка.
Другой рукой я зажала ей рот и нос. Так учила меня Сигги – будет меньше крови. Может, так родным будет легче. Женщина была слабой, и сопротивляться долго не могла.
Когда дело было сделано, я положила ее на землю рядом с можжевеловым деревом. У мужчины глаза были мокрыми, а женщина ни слезинки не проронила.
Была ли женщина из Фрема неистова в годы своей молодости? Мне казалось, что да, была. И жила насыщенной жизнью, полной приключений и риска. А теперь все кончено. Кем бы она ни была прежде, чем бы ни занималась – все будет забыто, затеряно во времени, как будет стерто из памяти даже название ворслендского холма, на котором мы стоим.
* * *Я копала и копала и за два коротких дня из Сестры Последнего Милосердия превратилась в расхитительницу могил. Под ногти забивалась земля, острые камни ранили костяшки моих пальцев; одежда сделалась тяжелой от грязи и пропитавшего ее пота. Но копать мне нравилось. Трудная работа, однако работа настоящая. Мне нравилось чувствовать землю пальцами и ощущать движение мускулов под кожей.
Видимо, из меня все же получилась бы неплохая фермерша.
Я отогнала эту мысль.
Никогда.
Фермерство не сделало бы меня счастливой. Быть привязанной к одному месту и заниматься одним и тем же из года в год точно не по мне.
Я вздрогнула и подняла взгляд на небо.
Боги непременно сбивают спесь с того, кто грезит о слишком многом.
Раскапывать могилы мы закончили к концу дня и теперь стояли над ними, обливаясь потом и щурясь от лучей заходящего солнца. Перед нами под щитами цвета нефрита лежали останки четырех Зеленых Воительниц. Топоры, как и рассказывалось в песнях бардов, были погребены вместе с ними.
Я опустилась на колени и пошарила по земле и костям черными от грязи пальцами. Нащупав наконец металлический предмет, извлекла его на свет божий. Топор был легче и короче привычных ворсам боевых топоров.
Вчетвером мы стояли посреди кладбища и сравнивали свои находки. Все найденные нами топоры походили друг на друга, и на рукоятке каждого было выгравировано изображение Зеленой Женщины в одежде из листьев. Натри их маслом, и они засияют как новые.
Добывать оружие для себя Тригв наотрез отказался, и к его выбору я отнеслась с уважением.
Напоследок мы принялись закапывать землей могилы древних воительниц.
– В балладе «Земли и Огня» упоминаются двенадцать женщин – девять умерших и три живых, – сказала я. – Мне кажется, у нас в руках оружие четырех воительниц из песни, возможно, самых храбрых, самых неистовых и самых…
– Довольно, Фрей. – Руна, многозначительно взглянув на меня, продолжила засыпать доставшуюся ей могилу.
Наконец могилы были восстановлены, и Джунипер вознесла к небу молитву о прощении за потревоженный покой воинов, а я молча помолилась Валькрии о том, чтобы та даровала нам возможность употребить добытое нами оружие должным образом, а именно – в сражении.
Мы побрели назад к дороге, а в спины нам бросало косые лучи заходящее осеннее солнце.
Невольно на ум мне пришло:
Четыре Сестры Последнего Милосердия стояли на перекрестке рядом с деревом-виселицей.
Похоже на строки из саги ворсов.
И в руке каждая держала топор, только что вырытый из древней могилы.
Я улыбнулась.
Восемь
Я слышала, что Морские Ведьмы частенько кидают ракушки, а затем, точно по рунам, читают по ним судьбу, но за все годы, что Джунипер была с нами, мне не доводилось видеть, что бы она проделывала подобное.
Через два дня после того, как мы похоронили повешенную девочку, мы завтракали яблоками под старым дубом. Именно тогда Джунипер вытащила колоду потертых зеленых карт. Она откинула волосы за ухо и, шепча себе под нос молитву, принялась тасовать колоду. Подсняла ее и вытащила одну за другой восемь карт. Разложила их рядком на разбросанные у нее под ногами медно-красные листья дуба.