Майор Казанцев и Европейский Халифат

Ему бурно хлопали. Особенно старались мои соседки.

– Вынужден распрощаться. Дела, – ответив быстренько всего лишь на часть вопросов, объявил Писатель.

Сойдя со сцены, он бодро направился к выходу. Я прощально улыбнулся дамам и устремился следом.

Машины у Писателя не было. Автобуса он ждать не стал. Направился до метро пешком – идти было минут десять.

Солнце уже склонилось и пропало за домами, а вместе с ним исчезли и его немилосердно жарящие лучи. Но все равно было душно и жарко.

Как же жестко в этом мире и зло солнце. А жара острая, агрессивная. Не укутывающая, а жалящая, как песок в пустыне в пыльную бурю.

Следуя в отдалении за Писателем, я привычно пытался засечь чье-либо постороннее наблюдение. Но ничего не заметил. Да и ощущения чужого внимания у меня не было. Значит, спокойно можно идти на контакт.

Догнал я его, когда он уже подходил к метро «Тихорецкая». Здесь плотно толпился народ. На кругу дымили дизелями десятки автобусов.

– Леонтий Авенирович, можно занять минуту вашего драгоценного времени? – учтиво окликнул я.

– К сожалению, я сильно тороплюсь, – опасливо покосился на меня Писатель.

– У меня весьма интересная тема для разговора, – настаивал я, вовсе не собираясь упускать его. – И взаимовыгодная. Вы не пожалеете.

– Позвоните мне на днях, – из нагрудного кармана красной рубашки в голубую полоску он вытащил и протянул мне визитку. – А сейчас мне и правда некогда.

Ну что же, пускаем тяжелую артиллерию в ход. Я предъявил удостоверение и произнес строго и непоколебимо, как настоящий продолжатель дела НКВД:

– Нам нужна ваша консультация. Тот случай, когда возражения не принимаются.

– Но…

– И мы готовы заплатить, – подсластил я пилюлю.

Писатель посмотрел на меня внимательнее. И мне показалось, будто тень невнятного узнавания мелькнула в его глазах. И быстро пропала.

– Ну ладно, – он достал из сумочки на поясе смартфон и вскоре уже елейным голосом заливал: – Наина Алексеевна. Нижайше прошу перенести нашу встречу. Обстоятельства, понимаете ли, они порой выше нас… Да, хорошо… Я вам весьма обязан… Да, до понедельника…

Дав отбой, он укоризненно произнес:

– Из-за вас я перенес очень важную встречу.

– Наша встреча куда важнее, – заверил я. – И интереснее. Давайте найдем место, где спокойно переговорим за чашкой чая…

Глава 6

Мы сидели на красных диванчиках друг напротив друга, как положено на переговорах. А вокруг кипела буйная суета. Выкрикивали раздатчики тонкими голосами номера заказов. Щелкала касса. Смеялись в шумных компаниях студенты. Посетители носились с подносами, глядя, где приткнуться поудобнее.

Писатель сразу объявил, что ни в какие рестораны и пивнухи следовать он не намерен, это все мелкобуржуазные атрибуты, а он личность демократичная, ему хватит и «Макдональдса». Тем более до оного ровно двести метров.

В принципе, выбор места для переговоров неплох. Шумно, многолюдно, внимания в этой суете на двух мирно беседующих людей среднего возраста никто не обратит. Только кофе здесь на редкость дрянной, в картонных стаканчиках. Но на то он и фастфуд, чтобы хоть сколь-нибудь искушенному человеку потреблять его только через усилие воли. А вот студентам нравится жевать гамбургеры. Тем более многие ребята здесь подрабатывают. А потом на заработанные деньги здесь же и питаются. Круговорот биг-маков и их потребителей в природе.

Писатель был слегка взвинчен и всем своим видом показывал, что делает мне одолжение, Уже несколько раз кидал демонстративные взгляды на наручные часы, стрелка которых подползала к восьми. Вместе с тем он был страшно заинтригован. Любопытно – это базовая основа его личности. Он готов сунуть свой нос хоть в провода трансформаторной будки, если ему скажут, что там живет какая-то будоражащая воображение тайна.

– Не беспокойтесь, я вас подброшу до дома, – заверил я его, улыбаясь самой располагающей улыбкой из своего богатого набора.

– Я ни о чем не беспокоюсь, – буркнул он. – Кроме того, что на меня обратила внимание ваша организация со столь неоднозначной репутацией.

– Ой, только не говорите, что пепел замученных диссидентов стучит в ваше сердце, – хмыкнул я.

– Не стучит. Для этого я слишком большой патриот моей страны. К сожалению, гораздо больший, чем наши органы, которые не уберегли от развала Красную Империю, – в голосе Писателя зазвучали обличительные нотки.

Политический диспут в мои планы не входил, поэтому я примирительно поднял руки:

– Сдаюсь, Леонтий Авенирович. И принимаю всю вину нашей конторы за развал СССР. За то, что мало стреляли. Или много – теперь уж не поймешь. Нам же разговор предстоит об истории куда более древней.

– Я весь внимание, – подобрался Писатель.

Все же опыт двух жизней полезен. Если бы не моя старая память, я бы прошел мимо Писателя. Мало ли шарлатанов писало о Золотой библиотеке. Ну, еще один чудак, помешанный на прошлых цивилизациях, доморощенный мистик и философ. Но все не так просто.

Старьевщик находит искомое не столько из-за того, что он такой умный, сколько потому, что мистическим чутьем умеет находить Нити. То есть людей, предметы, обстоятельства, которые приводят к Предмету. Нити бывают обычные, которые рвутся от малейшего натяжения. Но встречаются Нити Ариадны. Те, которые ведут через Лабиринт к цели.

В той жизни, в поисках Свитка Тамаха Ан Тира, именно Писатель был главной моей Нитью Ариадны. И здесь он книгу накатал про Золотую библиотеку. Случайность? Нет, с Нитями случайностей не бывает. Что-то мне подсказывало, что и в этом мире он играет схожую роль.

– У нашей организации возникли некоторый интерес к Золотой библиотеке инков, – произнёс я как-то легко и обыденно.

Писатель посмотрел на меня с удивлением, а потом объявил с видимым удовольствием:

– Очень рад, что теперь и спецслужбы признали – это не фальшивка и не легенда!

– Пока еще никто ничего не признал, – попытался остудить я его пыл.

– Признали! Иначе вас бы здесь не было!

– На чем основывается ваша уверенность в реальности библиотеки? – полюбопытствовал я.

– Долгие годы переписки и с Бланком Лопесом, первым обнаружившим эту библиотеку. И с его партнером, известным исследователем древностей Эдуардом фон Дэникеным.

Писатель поведал мне то, что я и так знал, но я его не прерывал, давая втянуться в саму тему. Этой истории больше десяти лет. Известный на весь мир Эдуард фон Дэникен, занимавшийся поиском следов инопланетных астронавтов в истории Земли, написавший массу книг и снявший гору фильмов, неплохо поднявшийся на этом, однажды выдал сногсшибательную сенсацию. Якобы спелеолог Бланк Лопес отвел его в толщу гор, расположенных в Эквадоре. Там их ждала Золотая библиотека с письменами инков. Общепринято мнение, что доколумбовая цивилизация инков, занимавшая огромные пространства Южной Америки, пользовалась только узелковым письмом, но это не так. Была у них и нормальная письменность, запрещенная жрецами – мол, на нее прогневались боги, послав голод и бунты провинций. Образцы этой письменности на золотых листах якобы и были в пещере в Эквадоре. А еще там имелись таинственные письмена допотопной цивилизации.

Шум поднялся до небес. Книга фон Дэникена стала бестселлером, документальный фильм взял большие сборы. Сенсация жила и не думала угасать. Потом начались странности. Бланк Лопес, вроде поначалу и подтвердивший наличие Золотой библиотеки, вдруг начал скрываться от общественности. Однажды вообще заявил, что ничего знать не знает, и ему это вообще все неинтересно. Началась склока между партнерами. Дэникен стоял на своем. Но никто из них объяснить не мог, почему в наше время победного шествия всяческой электроники с места событий не было ни одной завалящей фотографии. Отговорки типа – аппаратура там не работает, выглядели обычным оправданием жуликов. Так что история темная. Я бы вообще в нее не поверил, если бы не знал, что Лист Весны и Лист Лета существуют. Иначе меня просто не направили бы на Поиск. «Фрактал» никогда не искал несуществующие Предметы.

– Постепенно интерес к Золотой Библиотеке угас, – Писатель отхлебнул капучино и отодвинул с сожалением пустой стаканчик. – Но два года назад начались странности. Дэникен и Лопес неожиданно помирились и затеяли новый совместный проект. Они вели какие-то подводные исследования. Дэникен рапортовал, что будет большая сенсация. Намекал, что найдут новое хранилище сокрытых знаний. А потом они свернули экспедицию без объяснения причин. Хранили молчание оба. Мне кажется, что-то они нашли такое, о чем даже неудержимый фон Дэникен побоялся поведать миру.

– Если это не очередная дутая сенсация, – подал я голос.

– Не-а… Я проанализировал каждую строчку их писем в мой адрес. Знаете, Дэникен вовсе был не пустомеля, каковым его считают. Врать он, конечно, любил, но никогда не врал без основы. За всеми его легендами хоть что-то, но стояло. И за этой историей стоит нечто реальное. Есть эта библиотека. Где-то в скалах, недоступная никому, – с непоколебимой уверенностью произнес Писатель.

– Кто теперь подтвердит все это, – вздохнул я. – И Дэникен, и Лопес мертвы.

– Оба почти синхронно скончались в прошлом году. Вам, представителю органов, не кажется это странным?

– Скажем так, настораживающим.

– Вот именно. Странным и настораживающим, – победно объявил Писатель, пододвинув к себе второй стаканчик капучино – он предусмотрительно взял их сразу два. – Есть еще один момент. Предметы из этой библиотеки не первое десятилетия расползаются по миру. Началось это задолго до открытия Лопеса.

– Ходили слухи, что отдельные листы из библиотеки могли оказаться в России, – закинул я удочку.

– Один точно оказался!

– С чего вы взяли? – осведомился я, радуясь, что разговор сам тек в нужное русло, даже подталкивать не было необходимости.

– С того, что я держал его в руках, – огорошил Писатель.

– Где?! – не сдержал я эмоций.

– В Институте государственного управления. Это такой заповедник, где за счет российского правительства готовят агентов влияния Запада. Вся профессура глубоко ненавидит страну и с этим чувством учит таких же студентов, – в его голосе зазвучал обличительный металл. – С расформированного Института архивов и делопроизводства в ИГУ было передано немало исторических материалов.

– И там Золотой лист? – удивился я. – Откуда?

– В двадцатые годы в Институт архивов свозили документы старого режима, не представлявшие интереса для новой советской власти, но полезные для подготовки студентов. Всякие дворянские сутяжные дела, докладные столоначальников по сбору урожая. То, что сегодня вдруг на вес золота стало, поскольку давно утрачено. Как-то залетел к студентам-архивистам и этот Золотой лист. Вообще-то он белый, из какого-то очень крепкого сплава золота. Никто и не принимает его за золото, иначе давно бы на обручальные кольца переплавили. Народ у нас шустрый.

– Вас-то как к нему допустили?

– Есть у меня знакомый Вадик Сойфер. Кандидат исторических наук, преподаватель ИГУ и ответственный за архив. Месяц назад он попросил о консультации. Я приехал к нему на работу. Он отвел меня в подвал, где у них хранятся архивные материалы. Достал картонную папку с западно-немецкими и китайскими гравюрами, в том числе на металлических листах. Как правило, начало двадцатого века… Ну, я и ахнул, увидев легендарный Золотой лист.

– Почему решили, что это именно он? – осведомился я.

– Частично письмена схожи с теми, что мне присылал фон Дэникен. То есть этот раритет аналогичен листами в Золотой библиотеке.

– И как он появился в нашей стране, притом в неизвестно какие времена? – все еще не верил я в удачу.

– Есть много на свете, что и не снилось… Ну, вы в курсе цитаты.

– В курсе, – заверил я.

– Так вот оно и есть, – хмыкнул Писатель. – Что не снилась нашим мудрецам…

Я посмотрел на часы и произнес:

– Сегодня уже поздно. Поедем завтра утром к вашему знакомому в институт.

– Но…

– Вы ведь теперь мой консультант, – я вынул из кармана и протянул заранее подготовленный конверт, где лежала тысяча евродолларов.

– Я не могу взять деньги непонятно за что, – в Писателе взыграла щепетильность.

– За консультацию, – успокоил я его совесть. – Берите. Это не последний конверт.

Писатель изрек нечто нечленораздельное и гордое, но конверт кинул в свою сумку.

Ну, вот и началось наше сотрудничество. Надеюсь, оно будет успешным… Завтрашний день покажет…

Глава 7

Проректор ИГУ по общим вопросам являл собой эдакого хлыща лет тридцати пяти от роду, в статусных шмотках, тщательно прилизанного, с женственной динамикой движений, поз и маникюром на ногтях. Он занимал просторный кабинет на последнем этаже высотки института у метро «Механический завод».

Мебель в кабинете была современная, дорогая и модная – сталь, никель, кожа. Несколько странно в официальном учреждении смотрелись гимнастическая стенка и беговая дорожка с ЖК-экраном и звуковым сопровождением. Видимо, проректор сильно заботился о том, чтобы содержать себя в товарном виде.

Мое удостоверение майора ФСБ вызвало у него презрительную усмешку. Еще более презрительно он скривился, увидев постановление о производстве выемки и поручение о производстве следственных действий. Их мне привез ранним утром командир моей группы прикрытия Леший, заверив, что они подлинные, и такое уголовное дело действительно находится в производстве Центрального следственного управления ФСБ России.

– Вы не шутите, надеюсь? – снисходительно бросил проректор, глядя на меня, как на неразумное дитя.

– Шутить с такими документами отучают на первом курсе Академии ФСБ, – отозвался я.

– Дело, возбужденное по факту контрабанды культурных ценностей… – процитировал проректор с выражением постановление. – Объясните, причем тут наш институт?

– Имеются основания полагать, что предметы и документы, имеющие значение для дела, находятся среди ваших учебных материалов, – скучным казенным тоном произнес я.

– И я должен вас пустить в фонды на основании этой филькиной грамоты? – проректор ткнул пальцем в лежащее перед ним постановление. – Или лучше мне позвонить сразу в Кремль?

Господи, как же утомляют дураки, которых их партнеры по противоестественным сладострастным утехам рассадили в великое множество теплых кресел с солидными названиями и большим денежным содержанием. Проектор же, не хрен собачий! А в прошлом, наверняка, какой-нибудь массажист или, скорее, фитнес-тренер – вон у него какая нездоровая страсть к гимнастическим снарядам.

– А мне лучше вызвать спецназ и задержать должностных лиц, препятствующих следствию? – вперил я пристальный взгляд в переносицу хозяина кабинета. – Можете жаловаться хоть лично Президенту. Но это поручение следователя будет исполнено. Любой ценой.

– У вас какой-то юношеский задор, – скривился проректор. – Не по чину, господин майор.

– Хватит болтать попусту. В общем, так. Вы даете все, что мне нужно. Или я беру это сам. Возможно, с причинением травм и увечий – моральных и физических, – я чуть приблизился через стол к проректору, использовав прием «кувалда» – такой ментальный удар, подавляющий волю объекта. И добавил с усмешкой. – Хотя болезненные травмы вам могут и понравиться.

Проектора передернуло, и он слегка опал со своего красивого мужественного лица. Как и следовало ожидать, у этого гламурного существа психика слабовата. Еще пару таких психических ударов, и из него можно будет вить любые узлы – хоть морские, хоть изящным бантиком. Но мне такое счастье даром не нужно. Этот чинуша, почему-то решивший, что ему все позволено, и так сделает, что надо.

– Ну, хорошо-о-о, – жеманно протянул проректор, возвращая себе барственный вид. – Мы же законопослушные люди.

Он нащелкал на внутреннем телефоне, стоявшем в ряду похожих аппаратов на столе, нужный номер. Скупо уронил в трубку начальственное указание. И вскоре в кабинете возникла худая до изнеможения, но очень стильно одетая дама лет пятидесяти, заведовавшая всеми институтскими фондами. Смотрела она на окружающих недобро и, похоже, относилась к полезным служебным существам породы бульдог.

– Алина Михайловна. Господин из ФСБ будет проводить у нас следственные действия. Окажите ему необходимую помощь, – снисходительно махнул рукой проректор.

Дама строго посмотрела на меня, видимо, справедливо полагая, что я больше похож на пирата с Ямайки, чем на доблестного сотрудника органов контрразведки. Но возмущаться не стала. Только указала на дверь и повелела добрым тоном и словом постового милиционера:

– Пройдемте!

Писатель ждал меня в коридоре. Я кивнул на него, отрекомендовав:

– Это наш консультант.

– О, вы теперь служите в ФСБ, Леонтий Авенирович? – язвительно осведомилась дама, глянув на Писателя, судя по всему, давно ей знакомого.

– На что нищий литератор с голодухи не пойдёт, – только и развел руками тот.

– Ну да, ну да, – дама вдруг совершенно по-человечески и иронично улыбнулась, и стало понятно, что она не бульдог, а актриса, подстраивавшаяся под царящие в этом клоповнике сумасшедшие нравы. – И что вам нужно, товарищ из ФСБ и нищий литератор?

– Папку с западно-немецкими и китайскими гравюрами – поведал Писатель. – Инвентарный номер двадцать девять сто один.

– Не вижу проблем, – сказала Анна Михайловна. – Она в подвале, куда перенесли все архивные материалы.

Как я понял, благодаря именно ее стараниям в подвале все находилось в идеальном порядке. Поэтому долго искать папку с гравюрами не пришлось.

– Вот, – главная хранительница институтских сокровищ сверила номера по книге учета и положила объемистую, больше метра в длину, папку на большой деревянный стол в центре подвала, освещаемый тремя сильными настольными лампами. – То, что вы искали.

Писатель открыл папку. Я стоял за его спиной, наблюдая, как он лихорадочно просматривает ее содержимое.

Итог был таков. Папка – в наличии. Содержимое в виде старых гравюр – оно тоже на месте. А единственный лист, который нужен мне, как водолазу кислород, отсутствовал.

– В этой папке он был, – растерянно произнес Писатель. – Я же видел.

Анна Михайловна, поняв, что происходит нечто экстраординарное, глубоко вздохнула от гнусной неожиданности и на миг даже как-то потерялась, сникла. Но тут же собралась. Стала деловито и быстро листать журналы учета, пересчитывать страницы. В итоге вынужденно согласилась:

– Одного листа не хватает!

Она посмурнела, как грозовая туча. Представляю, сколько сил ей стоило содержать тут все в порядке. И вдруг недостача. Да еще выявлена чекистами. Наблюдая за ней, я уверился в глубине души, что она не при делах. Для нее это все как гром среди ясного неба.

– И кто же его мог взять? – сдерживая чувства, нарочито спокойно произнес я.

Сказать, что я испытал разочарование – это ничего не сказать. Второй раз за время Поиска быть рядом с обещанным Предметом и хватать вместо него воздух – это хорошенько бьет по нервам Старьевщика, всем существом нацеленного на результат. Да и в момент кульминации Поиска просто так Предметы не пропадают.

– Понятия не имею, кто взял, – раздраженно произнесла хранительница.

– Понимаете, Анна Михайловна? – вкрадчиво произнес я. – Вещь та очень ценная. Ее пропажа – это уголовщина.

– Кто сказал, что вещь ценная? – пошла в наступление хранительница. – Помню я ее. Никто даже не определил, что это такое. Какой-то алюминиевый новодел. Таких гравюр на металле…

– Вы уж поверьте мне, – заверил я с безупречной убедительностью в голосе.

Она устало махнула рукой и вздохнула:

– Да понимаю… Вы не представляете, какой хаос был в фондах до меня. И сколько сил стоило навести в институтском хозяйстве порядок, особенно, когда это надо тебе одной… А кто взял? Да нечего и гадать. Этот прохвост Сойфер!

– А где он сейчас? – осведомился я, с угрюмым и, вместе с тем, с каким-то сладким предвкушением прикидывая, как жестко, с толком и расстановкой, буду вышибать Предмет из старшего преподавателя.

– Две недели как уволился, – ответила Анна Михайловна.

– С чего бы? – удивился я делано.

– Понятия не имею, – пожала она плечами. – Это такое счастье было, что я даже спрашивать не стала, чтобы не сглазить. Интересно, что ему деньги были начислены. Я звонила, чтобы он их забрал. Но дома трубку никто не брал. Он живет один, так что и спросить некого.

– Он так щедр, что решил подарить свои кровные деньги родному институту? – заинтересовался я.

– Жаден, как Плюшкин, – презрительно скривилась хранительница. – Но тут пренебрег своим правилом удавиться за каждую копейку.

– Были, значит, причины, – отметил я.

– Да ясно, что за причина! – взорвалась Анна Михайловна. – Вещь оказалась ценная! Притом настолько, что даже такого скупердяя лишние две тысячи рублей теперь не волнуют… Вот же мерзавец! Не хотела его брать. Чувствовала, что на пушечный выстрел нельзя подпускать к фондам. Проектор наш его протежировал.

– Это который голубь сизокрылый? – усмехнулся я.

– Да все они там… Тьфу, – Анна Михайловна презрительно скривилась, а потом устало спросила: – Что, уголовное дело будет?

– С этим пока повременим, – веско уронил я…

Глава 8

– Ну, Вадик! Ну, паскудник! – возмущался Писатель, подрыгивая на мягком сиденье в салоне моего «Ниссана Ночь» цвета морской волны. – А я его, тварь хитровыделанную, еще жалел!

– В связи с чем? – полюбопытствовал я, крутя баранку.

– Он в филиале Госархива работал. Там образовалась недостача документов. И он фигурировал в числе главных подозреваемых. Знаете, на международных аукционах хорошо идут документы советского периода. Наши исторические деятели тысячи бумаг подписали и тысячи резолюций поставили. И все это в архивах. А автограф какого-нибудь известного наркома на аукционе может стоить долларов пятьсот, а то и тысячу, пусть там даже это приказ о выделении эшелона гвоздей на строительство моста через Днепр. Единиц хранения с такими подписями в Госархиве даже не миллионы, а больше миллиарда. Сопрешь пару сотен – никто и не заметит.

– Но заметили, – я крутанул руль и обогнал приземистый легковой электромобиль «Фольксваген» – такие в последние два года все больше покоряли столицу, хотя толку от них в нашем климате немного.

– Компетентные товарищи узнали, что документы стали всплывать на западных аукционах. Сойфера задержали. Он тогда часто мелькал в СМИ, как пламенный сподвижник оппозиции и разоблачитель ГУЛАГов. За него была организована целая информационная компания. И я сдуру подписал письмо деятелей культуры в его защиту.

– Проявили доброту в ущерб объективности. Бывает, – кивнул я с усмешкой. – И вот получили в ответ полной ложкой. Ведь наверняка хотели с этим Золотым листом своей доли сенсаций и славы. И где оно?

– Сенсация лопнула, – печально вздохнул Писатель.

– Вот поймаем негодяя. И что, опять будете письма в его защиту строчить?

– Каждый человек имеет конституционное право иногда побыть дураком, – сказал Писатель. – Теперь мне все понятно. Меня он пригласил взглянуть на Золотой лист, как эксперта. Убедился, что в его руках богатство. И тут же умотал с ним за бугор.

– Ну да, – согласился я, прикинув, что это еще лучший вариант. Гораздо хуже, если Предмет в руках деста. Такое возможно. Но мне все же в это не верилось.

Мы проехали через Рижскую эстакаду и углубились в новый район, где выросли веселенькие и какие-то на вид несерьезные многоэтажные кубики, напоминавшие конструктор «Лего».

А вот и жилкомплекс «Гнездо». Он состоял из разноцветных зданий, кольцами опоясывающими зеленые дворики с детскими площадками, скверами и автомобильными стоянками.

Место престижное. В этой реальности Писатель оказался куда более востребован. Книг написал в два раза больше, а тиражей их хватило на новую трехкомнатную холостяцкую квартиру в «Гнезде». С женой развелся десять лет назад. Она укатила в Литву, забрав двух дочек. Так что жил он тут один-одинешенек.

Перед въездом в комплекс Писатель попросил:

– Высадите здесь. Загляну в магазин. Холодильник мой пуст, темен и холоден, как Арктика зимой.

– В Арктике атомоходы, моржи и медведи, – резонно заметил я.

– А у меня – три пельменя.

Я остановил машину около длинного стеклянно-бетонного супермаркета «Восьмерочка», достаточно бюджетного и доступного для всех слоев населения. В отличие от гламурных «Эко-магазинов», один из которых гордой и финансово неприступной для смердов крепостью сиял напоказ своими витринами через дорогу.

– Надеюсь, прощаемся ненадолго, – вылезая из салона, произнес Писатель. – Я теперь ваш консультант. В любое время готов и в окоп, и на пулеметы.

– Вам нестерпимо хочется еще раз увидеть Лист Весны, – улыбнулся я.

– Лист Весны. Значит, так это называется, – Писатель аж причмокнул, будто пробуя слова на вкус, и согласно кивнул: – Хочется до дрожи.