– Понятия не имею, – пожала она плечами. – Это такое счастье было, что я даже спрашивать не стала, чтобы не сглазить. Интересно, что ему деньги были начислены. Я звонила, чтобы он их забрал. Но дома трубку никто не брал. Он живет один, так что и спросить некого.
– Он так щедр, что решил подарить свои кровные деньги родному институту? – заинтересовался я.
– Жаден, как Плюшкин, – презрительно скривилась хранительница. – Но тут пренебрег своим правилом удавиться за каждую копейку.
– Были, значит, причины, – отметил я.
– Да ясно, что за причина! – взорвалась Анна Михайловна. – Вещь оказалась ценная! Притом настолько, что даже такого скупердяя лишние две тысячи рублей теперь не волнуют… Вот же мерзавец! Не хотела его брать. Чувствовала, что на пушечный выстрел нельзя подпускать к фондам. Проектор наш его протежировал.
– Это который голубь сизокрылый? – усмехнулся я.
– Да все они там… Тьфу, – Анна Михайловна презрительно скривилась, а потом устало спросила: – Что, уголовное дело будет?
– С этим пока повременим, – веско уронил я…
Глава 8
– Ну, Вадик! Ну, паскудник! – возмущался Писатель, подрыгивая на мягком сиденье в салоне моего «Ниссана Ночь» цвета морской волны. – А я его, тварь хитровыделанную, еще жалел!
– В связи с чем? – полюбопытствовал я, крутя баранку.
– Он в филиале Госархива работал. Там образовалась недостача документов. И он фигурировал в числе главных подозреваемых. Знаете, на международных аукционах хорошо идут документы советского периода. Наши исторические деятели тысячи бумаг подписали и тысячи резолюций поставили. И все это в архивах. А автограф какого-нибудь известного наркома на аукционе может стоить долларов пятьсот, а то и тысячу, пусть там даже это приказ о выделении эшелона гвоздей на строительство моста через Днепр. Единиц хранения с такими подписями в Госархиве даже не миллионы, а больше миллиарда. Сопрешь пару сотен – никто и не заметит.
– Но заметили, – я крутанул руль и обогнал приземистый легковой электромобиль «Фольксваген» – такие в последние два года все больше покоряли столицу, хотя толку от них в нашем климате немного.
– Компетентные товарищи узнали, что документы стали всплывать на западных аукционах. Сойфера задержали. Он тогда часто мелькал в СМИ, как пламенный сподвижник оппозиции и разоблачитель ГУЛАГов. За него была организована целая информационная компания. И я сдуру подписал письмо деятелей культуры в его защиту.
– Проявили доброту в ущерб объективности. Бывает, – кивнул я с усмешкой. – И вот получили в ответ полной ложкой. Ведь наверняка хотели с этим Золотым листом своей доли сенсаций и славы. И где оно?
– Сенсация лопнула, – печально вздохнул Писатель.
– Вот поймаем негодяя. И что, опять будете письма в его защиту строчить?
– Каждый человек имеет конституционное право иногда побыть дураком, – сказал Писатель. – Теперь мне все понятно. Меня он пригласил взглянуть на Золотой лист, как эксперта. Убедился, что в его руках богатство. И тут же умотал с ним за бугор.
– Ну да, – согласился я, прикинув, что это еще лучший вариант. Гораздо хуже, если Предмет в руках деста. Такое возможно. Но мне все же в это не верилось.
Мы проехали через Рижскую эстакаду и углубились в новый район, где выросли веселенькие и какие-то на вид несерьезные многоэтажные кубики, напоминавшие конструктор «Лего».
А вот и жилкомплекс «Гнездо». Он состоял из разноцветных зданий, кольцами опоясывающими зеленые дворики с детскими площадками, скверами и автомобильными стоянками.
Место престижное. В этой реальности Писатель оказался куда более востребован. Книг написал в два раза больше, а тиражей их хватило на новую трехкомнатную холостяцкую квартиру в «Гнезде». С женой развелся десять лет назад. Она укатила в Литву, забрав двух дочек. Так что жил он тут один-одинешенек.
Перед въездом в комплекс Писатель попросил:
– Высадите здесь. Загляну в магазин. Холодильник мой пуст, темен и холоден, как Арктика зимой.
– В Арктике атомоходы, моржи и медведи, – резонно заметил я.
– А у меня – три пельменя.
Я остановил машину около длинного стеклянно-бетонного супермаркета «Восьмерочка», достаточно бюджетного и доступного для всех слоев населения. В отличие от гламурных «Эко-магазинов», один из которых гордой и финансово неприступной для смердов крепостью сиял напоказ своими витринами через дорогу.
– Надеюсь, прощаемся ненадолго, – вылезая из салона, произнес Писатель. – Я теперь ваш консультант. В любое время готов и в окоп, и на пулеметы.
– Вам нестерпимо хочется еще раз увидеть Лист Весны, – улыбнулся я.
– Лист Весны. Значит, так это называется, – Писатель аж причмокнул, будто пробуя слова на вкус, и согласно кивнул: – Хочется до дрожи.
– Куда же мне теперь без вас, – сказал я.
Бодрой походкой Писатель взбежал по ступеням супермаркета. В огромные стеклянные окна супермаркета я видел, как он с тележкой отправился опустошать полки.
Что-то мешало мне отчалить прочь. Я откинулся на обитой натуральной лайковой кожей спинке сиденья. И сильно призадумался. Во мне невольно нарастала тревога.
С дестами мы обычно ходим одними дорогами. И совсем нетрудно спрогнозировать, что враг рано или поздно обратит внимание на Писателя. Получается, что этот человек под угрозой. В той реальности его уже брали в заложники, и мне пришлось проводить операцию освобождения заложника. Как бы в этой все не повторилось.
Надо бы приставить ему охрану и наружное наблюдение. Мало ли что. Заодно, может, подвернется возможность использовать его как живца и словить на него жирную рыбешку.
Минут через десять Писатель вышел из супермаркета. Сосредоточенный, с объемистым пакетом, даже не глянув на мою машину, он целеустремленно зашагал по улице. Явно погружен по самую макушку в свои думы о негодяе Сойфере и утраченном раритете.
Я тронул машину с места и неторопливо поехал следом.
Вот он свернул в арку «Гнезда» и исчез из поля зрения. И тут уже у меня внутри все взвыло тревогой. Сейчас что-то будет!
Я аккуратно наддал газу и заехал в ту же арку.
Успел вовремя! Писатель как раз подходил к своему подъезду, когда к нему подкатили «гоблины».
Я моментом срисовал обстановку. Двое человекообразных. Один тыкает Писателю в нос какой-то корочкой. Другой на подхвате, готовый кинуться в бой. Поодаль стоит красная «аудюха», а в ней, в ожидании, за рулем скучает еще один субъект.
В общем, помяни черта!
Я выскочил из салона «Ниссана» и направился к гоп-компании. Писателя злодеи уже запихивали в красную «Ауди», зажав с двух сторон и не обращая внимания на его возмущение и вялое сопротивление. Бедолага выронил пакет с логотипом «Восьмерочки», из которого выкатились кочан капусты и банки с ветчиной и зеленым горошком.
«Ауди» была какая-то неопрятная и помятая. Да и «гоблины» выглядели небрежно и неухожено, одеты затрапезно – мятые брюки, футболки, кроссовки. Неприлично отправляться на лихое дело, не приведя в себя в должный порядок. С людьми все же идешь общаться. Вот только от этой своей внешней запущенности они не становились менее опасными.
Ну что, прощупаем ситуацию. Народная театральная самодеятельность нам в помощь.
– Мужики, и куда это вы Авенирыча тащите?! – заорал я что есть силы. – Вы че, конкретно опухли? Это ж мой сосед!
«Гоблины» невольно замешкались с «упаковкой» клиента в средство его перемещения.
– ФСБ! – махнул удостоверением один из человекообразных – долговязый и слабо выбритый, с нервно дергающимся лицом и злыми глазами, похоже, бывший в этой шобле за старшего.
– Да ладно те гнать, мужик! Че я, ФСБ не видел! – растягивая по блатному слова, я пододвигался ближе. – Гопари вы тухлые!
– Вали отсюда, баран, – коброй прошипел долговязый. – Пока не урыли.
