В самом здании клиники охраны нет. Только в холле барски развалился на диванчике медбрат в белом халате. Он давил на пульт, пытаясь привести в порядок забарахливший от нашей глушилки телевизор. Хотя, какой он там медбрат. Больше похож на бандита – и по манерам, и по слоновьим габаритам.
Гости, зашедшие в главную дверь, обозначились восклицанием:
– Оставаться на месте. Милиция.
Тип в халате попытался вскочить и начал хорохориться:
– Куда?! Это частные владения! Где судебное постановление?
– Получи!
Изящными, прямо как в балете, и стремительными движениями наши бойцы распластали верзилу на полу. Опять щелчок наручников. Так, уже двое нейтрализовано.
Бойцы растеклись по клинике, выходя по курсоуказателю на внутренней стороне забрала шлема на те самые точки со схемы – обитателей объекта. Их надо нейтрализовать.
Клиника внутри выглядела куда богаче, чем снаружи, и походила больше на дорогой отель. В номерах люкс отдыхали вип-больные. Пара медсестер и небритый неприятный тип, отдаленно напоминавший врача, пили коньяк в ординаторской.
Рожа у врача, как и у медбрата на входе, тоже была вполне криминальная. Однако халат отутюженный, на груди висел бейджик с надписью «Доктор Штайн».
В ординаторской оказался незапертый высокий металлический шкаф, в котором стояло помповое ружье. Доктор Штайн, услышав шум в коридоре, даже хотел, было, его схватить и принять решительный бой, но быстро раздумал, узрев направленные на него стволы. И тут же начал верещать про судебное постановление на обыск. Так и повизгивал, пока его морду не утопили в пушистом толстом ковре, покрывшем пол ординаторской.
Мы с Лешим не без азарта наблюдали на экране, как персонал клиники, издающий возмущенные крики, а то и недостойный для служителей Асклепия площадный мат, согнали с обоих этажей в просторную комнату для консилиумов. Там каждому вкатали по инъекции, отключив минимум на три часа. Нормально наши ребята сработали. Без эксцессов, если не считать нескольких увесистых оплеух для особо непонятливых.
Досталось и пациентам. Вообще, эти самые пациенты в количестве всего лишь четырех единиц были неоднозначные и подозрительные. Два мускулистых бугая, жирный кавказец и хлипкий араб. Не походили они на обычных больных, страдающих от болей в пояснице. Очень уж они нагло пытались качать права, а один дернулся на нашего бойца, да еще потянулся за пистолетом в тумбочке. Вразумили непонятливых быстро и жестко. Несколько прочищающих сознание и чакры ударов по ребрам и шее. И по укольчику в предплечье.
– Ни хрена они не больные, – сказал Леший, глядя на это безобразие.
– Беглые? – уточнил я.
– Похоже на то.
Клиника «Здоровое тело» специализировалась в числе прочего на пластических операциях. Не удивлюсь, если тут перекраивали личины тем, кто мечтает скрыться от правосудия. Почему такое лучше делать в центре Москвы, а не на заимке в далекой Сибири? Так оборудование здесь дорогое и навороченное. Специалисты на загляденье. И крыша властная, судя по всему, очень хорошая, учитывая, что сюда не лез ни один контролирующий орган из Минздрава. И другие фискальные службы со слезами несбывшихся надежд на обогащение обходили стороной такое сладкое местечко.
Усыпили всех, кроме доктора Штайна, которому еще предстояло провести нас с экскурсией по местным подвалам.
На экране возникла дверь в подвал, вполне годная для противоатомного бункера. Там, наверняка, и находится нужное нам.
Подвалы – это для нас не просто архитектурный элемент. Это такой отдельный мир, где разгораются страсти и хранятся тайны, обтяпываются самые грязные делишки. Сколько таких подвалов имеется у «Фрактала». А сколько я штурмовал – это были тайные лаборатории, закрытые тюрьмы, склады запрещенных вещей и схроны. В этих подземельях витает душная аура темных и подлых делишек, которая и притягивает таких охотников, как мы.
Доктора Штайна подвели к двери, и старший штурмовой группы спросил:
– Как открыть дверь?
– Там ничего нет! – засуетился доктор. – Дверь запечатана чиновниками гражданской обороны!
– Хорош нам уши греть, лепила, – положил ему тяжелую медвежью лапу на спину старший группы. – Я печати не вижу. Зато вижу цифровой замок, идентификатор пальца и голоса. Думаю, у тебя есть допуск. И ты сейчас им воспользуешься!
– Нет у меня ничего! – крикнул доктор. – Только у хозяина клиники!
– Ну как скажешь, – покорно согласился старший группы. – Мы сейчас взорвем эту дверь вместе с половиной здания. Только перед этим тебя на порог положим.
– Я ничего не знаю!
Старший группы отошел на пару шагов от доктора. Приценился. Поднял руку. Хлопок пистолета.
Штайна откинуло на пару шагов, он ударился спиной о стену – на белоснежном халате расплывалось красное пятно.
– Следующий выстрел в коленную чашечку, – деловито поведал старший. – Ты лишишься ноги. А если и потом будешь тупить, останешься без головы.
– Суки-и, – простонал он, зажимая рану на плече – обильно кровоточащую, но не опасную для жизни и здоровья.
– Не обижайся. Работа такая, – хмыкнул старший.
И доктор Штайн заскулил, глядя на поднимающийся ствол. Когда тот уперся ему в коленную чашечку, то воскликнул в отчаянье:
– Тормози, отморозок! Я открою!
– Сколько там народу? – спросил старший.
– Четверо, – просипел доктор. – Охранники. Специалист. Ну и эти там еще… Ну…
– Эти, – хмыкнул старший. – Оружие?
– Не знаю. По положенности. Это не мои дела!
Доктор Штайн настучал код. Приложил ладонь на детектор. И подал команду голосом. Замок щелкнул. Ну, здравствуй, пещера Кощея.
На экране замелькали картинки. Рванула светошумовая граната. Выстрел грохнул. Хлопки. Полутьма.
Включился инфракрасный режим с зелеными силуэтами. Потом вспыхнул яркий свет, ослепивший экран. И вернулось четкое изображение.
Мы увидели коридор с грязно-зелеными стенами. На полу валялись три тела. Одно явно мертвое. Еще одно истекает кровью. Третий подвальный охранник легко ранен – лежит на полу, руки на затылке, и скулит, чтобы его оставили в живых. На полу валяются автомат и помповик.
Коридор длинный. По обе стороны шли глухие металлические двери, выкрашенные единообразно-безобразным желтым цветом. Наши бойцы распахивали их ногами. Осторожно проникали в помещения.
На экране возникали лабораторные помещения с кушетками-каталками, шкафами, медаппаратурой. Потом шли складские помещения с полками, коробками, большими алюминиевыми бидонами и металлическими контейнерами с надписями на иностранных языках.
В просторной, ярко-освещенном медицинской комнате со столами, кушетками и шкафами обнаружился человек. Он стоял, гордо уперев руки в боки, пока его не уронили на пол. Его запястья затянули пластиковые путы, которые лучше наручников. Потом камера взяла в фокус морду пленного.
– Свиделись! – воскликнул я, глядя на возникшее на экране лицо Василиска. – Здесь он все же, негодяй!
Потом лаборатории и склады закончились. Пошли оранжевые двери с маленькими окошками, похожие на двери тюремных камер.
Бойцы отодвигали засовы. Некоторые камеры были пусты. В других были люди. Один лежал, привязанный на каталке, в бессознательном состоянии. Другой забился в угол – глаза безумные, трясся, как осиновый лист, и причитал что-то невнятное.
– Дальше двигайте! – велел по рации Леший. – Не зевайте!
В самом конце коридора располагалась лаборатория, заполненная хирургическими инструментами, какими-то странными и устрашающими механизмами, наводящими на мысли о средневековых пыточных казематах. На просторном медицинском ложе, являвшем собой сложную механическую конструкцию с подъемами, фиксаторами, лежал не подававший признаки жизни Эскулап. В вене его торчали иглы, трубочки уходили во чрево массивного кубического аппарата кондового коричневого цвета. Пленник был весь обклеен датчиками, как доска объявлений рекламками компьютерных услуг. Судя по пульсирующим звукам и перемигиваниям аппаратуры, жизнь в нем теплилась!
– Нашли, – я вытер рукой выступивший на лбу пот, откидываясь в кресле.
– Нам нужно туда! Срочно! – горячо воскликнул бородатый плюгавенький врач – ближайший помощник Эскулапа, которого мы взяли с собой для оказания неотложной помощи. Он с самого начала мероприятия шептал едва слышно молитвы небесам, чтобы те отдали нам его любимого шефа живым. Главное, живым, а здоровье уж он постарается ему вернуть. И вот мечта сбылась. Теперь пора действовать.
– Наш выход,– кивнул я.
Штабной фургон тронулся с места и въехал в уже открытые ворота клиники. Остановился во дворе.
Мы с Лешим прошли к месту зачистки. За нами следовал врач с объемистым белым чемоданом.
В лаборатории врач бросился к бездвижному Эскулапу, витиевато выматерившись под нос. Схватил шефа за руку. В глазах блеснули слезы. Но давать волю чувствам он не стал. Ощупав пульс, распахнул свой чемоданчик и принялся скупыми движениями истинного мастера колдовать над больным.
– Как он? – спросил я с опаской.
– Да, похоже, что ничего фатального и необратимого, – выдал заключение врач. – Прям сейчас и приведем в себя.
– Гора с плеч, – выдохнул я. – Работайте!
Мы с Лешим оставили врача заниматься своим делом. И прошли в медицинское помещение, где стоял на коленях со сведенными назад руками Василиск.
Спецназовцам, которые держали его на мушке, было не по себе. Я и сам будто натолкнулся на упругую преграду – такая темная энергия и ярость плескались вокруг этого неопрятного и плохо выбритого человека. Он вроде бы пытался пробиться энергетическим давлением в сознание присутствующих, тянул, как чудище из глубин, щупальца к нашим душам.
– Тварь какая непотребная, – покачал головой боец, невольно отступая от пленника. – Может, лучше его прикончить?
– Торопиться не будем, – я присел на колено рядом с Василиском. – Ну, вот и встретились.
– Кто дал вам право? – прошипел он.
– Трансплантологией балуешься? – полюбопытствовал я.
– Это не мое, – зашипел змеей Василиск. – Я экспериментатор!
– Экспериментатор? Проводишь опыты с чипированием на живых людях. Потом разбираешь их на органы. Чтобы ничего не пропало. Я прав? – посмотрел я ему в глаза.
Он промолчал.
– Ты, гнида, навел на Эскулапа? – продолжал давить я.
– Я не хотел! – вскрикнул он. – Они вышли на меня! Я не мог отказать!
Похоже, играть в героя и что-то скрывать он не собирался с самого начала.
– Раздавить бы гадину, – прошипел Леший, с ненавистью глядя на клиента. – По его вине столько боевых товарищей полегло.
– Спрашивайте с тех, в чьих руках я сам находился в качестве жертвы, – изрек пафосно Василиск.
– И с кого же нам спросить? – поинтересовался я. – Фамилии, адреса, явки, может, поведаешь?
– На что мне фамилии конченых болванов?! Документов не спрашиваю. Теневой босс это богадельни Михаил Михайлович.
– Где его искать? – подался вперед Леший, ощущая запах добычи.
– Через полчаса обещал быть, – спокойно произнес Василиск. – Вот сами его документики и проверите…
Глава 6
Такой небольшой подарок от диспетчера судеб. Теперь нам не надо бегать за инициатором всех этих безобразий. Сам в лапы идет, как нерестящийся лосось к бурому медведю. Остается лишь взять его – без шума и пыли.
– Запросы какие-нибудь делает перед прибытием, пароли там, кодовые слова? – спросил я. – Как заходит на территорию?
– Какие коды? – захихикал Эскулап. – Как к себе домой заваливается, быдляк пещерный. И охрана на воротах ему в пояс кланяется.
– Он в лицо охрану знает? – осведомился Леший.
– Да никого он не видит, кроме себя! На редкость спесивый индюк.
Как действовать – понятно. Нужно позаимствовать у сторожа, пребывавшего в состоянии оцепенения и по этой причине вербовке не подлежащего, его форму ЧОП «Башибузук». Обрядить в нее нашего бойца и усадить на стульчик у ворот. У того будет одна задача – раскланяться с прибывшими и пропустить машины во двор. И чтоб гости ему поверили.
Да если и не поверят – не беда. Главное, чтобы хозяин появился здесь. Обычно этот Михаил Михайлович рассекает на двух черных понтовых лимузинах. И никуда он не уйдет. Расставим наши машины так, чтобы в случае чего блокировать транспорт прибывших. На крышу клиники отправим снайпера с ночной оптикой, чтобы контролировал двор и подъезды к клинике…
Если чего-то сильно ждешь, каждая последующая секунда, приближающая к моменту истины, дается все тяжелее и напряженнее. Когда время подходило, мне уже казалось, что от меня вот-вот брызнут молнии.
Длинный лакированный черный «Крайслер» с тяжелой мордой и черный же «Мерседес» прибыли вовремя.
Мы сидели с Лешим в ординаторской. И смотрели на экран, на который сбрасывались изображения с наспех прилепленной на крыше видеокамеры и с дрона.
Видно было, как наш боец в маскараде открывает ворота. Он низко поклонился, как крепостной барину. Два черных приземистых лимузина въехали на территорию клиники.
Они остановились посреди бетонного круга. «Крайслер», похоже, был бронированный. Боится, выходит, Михаил Михайлович за свою шкуру. Хотя против таких искушенных ребят, как мы, никакая броня не поможет. Есть нам, чем аккуратно продырявить эту консервную банку.
Распахнулись дверцы «Мерседеса». На асфальт картинно спрыгнули телохранители в количестве трех обремененных излишним весом и мышцами человеко-единиц. Тяжко же им в такую жару, да в черных костюмах. Но положение обязывает. Всем своим видом они выражали нереальную крутость и являли собой непробиваемый щит для клиента.
Все понятно. Это больше тупые быки и лизатели всяких мест хозяина, чем действительно хранители тела. Пыжатся, надуваются, но пространство не контролируют. Зато смотрят преданно. Ну, дети малые. Даже жалко их стало где-то по-человечески. Не своим делом заняты. Им бы тележки с цементом катать – цены бы не было при их физических возможностях.
Только один из бодигардов меряет внимательным взором окрестности. Этот, кажись, самый опасный.
Наиболее отожравшийся бугай почтительно склонился и распахнул дверцу лимузина. И на асфальт ступило его благородие! Крупный, седой, мордатый, с прямой осанкой, в синих брюках и белой рубашке, да еще с галстуком-удавкой. Оглянулся вокруг настороженно. Что-то ему не нравилось – это было заметно. Но он переборол секундную слабость, неторопливо, степенно лебедем поплыл меж синих елок к главному входу.
Не доходя до ступеней, он остановился. Вытащил из кармана брюк телефон. Нажал на кнопку. Встряхнул телефон. Можно понять его дискомфорт. Связь не работала.
Босс задумчиво оглянулся на свою машину. Провел ладонью по подбородку. Что-то спросил у маячащего за ним бугая, а тот только подобострастно развел руками.
– Да чего кота за хвост тянуть? – азартно воскликнул я. – Поехали!
Леший с хищной улыбкой кивнул и дал сигнал на захват.
Из клиники и пристройки вывалили наши спецы, держа на мушке всю гоп-компанию. Послышались крики:
– Милиция! На землю! Руки за голову!
Ноль эффекта. Быки, типа, прикрывают босса. Один сдуру даже потянул руку к подмышечной кобуре. И тут же рухнул с простреленной ногой.
Водитель бронированного лимузина попытался завести мотор. Но его вытряхнули из-за руля и ткнули мордой в асфальт.
Другой телохранитель повел мощными плечами, рыча что-то нечленораздельное. Настоящий бык, глаза кровью залиты. Вообще, такого срубить не так легко, особенно вошедшего в боевой раж. Но наши ребята сеанс боя без правил устраивать не собирались. Разряд в семь тысяч вольт, потом еще один для закрепления – туша благополучно свалилась на землю и задергалась.
Большой босс, как положено истинному хозяину жизни, медленно и с каким-то космическим презрением поднял руки вверх.
– Пошли, перекинемся словечком с клиентом, – кивнул я Лешему.
Мы спустились во двор с главного входа.
Я подошел к Михаилу Михайловичу, или кто он на самом деле. Этот черт смотрел на меня не столько испуганно, сколько напряженно. Просчитывал в уме, как выкручиваться будет. Руки он держал вверх, но как-то небрежно и высокомерно, демонстрируя, что это для него ничего не значит.
– Представьтесь, из какого вы подразделения милиции, и в связи с чем это беззаконие, – потребовал он ровным убедительным голосом высокопоставленного ревизора.
– Милиция? – засмеялся я. – Ну ты размечтался, фантазер.
– Если это заказ на меня, я дам вдвое больше, – не терял самообладания и не качал права клиент, чем вызывал даже некоторое уважение.
Я подошел к нему, внимательно посмотрел в глаза.
– Знакомые все лица, – я вспомнил, что видел эту морду по телевизору в новостях. – Михаил Гриценко. Меценат. Спонсор высоких наук и искусств. Что, чипы приехал проверять?
– Я приехал переговорить насчет лечения, – невозмутимо произнес Гриценко. – Это, знаете ли, не моя больница.
– И подвал не твой?
– Какой к хренам собачьим подвал?! – в его голосе все же прорвалось злое раздражение.
– Понятно. Значит, разговор у нас будет долгий и болезненный… Этого в машину, – кивнул я на Михаила Михайловича. – Остальных нейтрализовать. Но не наглухо. Передадим чекистам, пусть разбираются.
Из помещения вышел Эскулап в сопровождении нашего врача, поддерживавшего его под локоть. Быстро же его в сознание привели. Он покачивался от слабости. Но у него хватило сил расплыться в широкой улыбке при виде Гриценко.
– Помню наши проникновенные разговоры и ваш тактичный садизм, Михаил Михайлович, – сладкоголосо произнес Эскулап. – Мы продолжим эти беседы. Только придется поменяться ролями. А то иначе скучно.
Гриценко побледнел. И вдруг неожиданно твердо произнёс:
– Да никогда ничего вы от меня не узнаете. Можете хоть сейчас пристрелить.
– Никогда не говори никогда – это даже в дешевых телесериалах утверждают, – хмыкнул я.
– Никогда! – вдруг Гриценко дернулся.
Я ему хрястнул кулаком в живот, вышибая дыхание, так что он не успел дотянуться зубами до вшитой по старой шпионской традиции в воротник ампулы с ядом и упал на колени.
– Живой, – сказал Эскулап, необычайно резво для своего состояния здоровья подскочивший к пленнику.
– Дозу ему, – кивнул я нашему бойцу.
Тот моментом все понял и вкатил шприц прямо в плечо пленника.
Гриценко обмяк. Надо обшмонать его качественно. Как бы он еще сюрпризы не заготовил на черный день. Он нам нужен живой. И разговорчивый…
Глава 7
Ну, вот мы, прямо как гномы, уже в очередном подвале. «Оплот-два» не пострадал во время боевых действий. Похоже, десты о нем не знали. И опять мы пытаемся здесь, под землей, расплетать узлы, которые завязались наверху, на поверхности.
Сегодня в нашем подвале новый постоялец – Михаил Михайлович. Валяется обездвиженный в боксе. И остается решить, как и когда будем его приводить в чувство. Он может оказаться важным свидетелем, поэтому желательно, чтобы им занялся лично Эскулап. А тому самому требуется травматолог, хирург, психолог и куча врачей, чтобы прийти в себя…
Хотя нет, я недооценил нашего боевого товарища. На своей базе, где ему знаком каждый закуток, Эскулап, доковыляв до своих врачебных владений, проглотил горсть таблеток, шикнув на сопровождавшего его коллегу:
– Сам знаю, что мне можно и нельзя. Работать надо! Засучив рукава! Вон, у нас страда на дворе!
Для человека, которого еще недавно пытали, Эскулап держался отлично. Только кривился от боли, когда задевал препятствие рукой с глубоким ожогом на коже, а также пальцем с выдранным ногтем.
– Это они только разогревались, – пояснил Эскулап, заметив мой сочувствующий взгляд на себе. – Больше для смеха старались. Это же смешно – тыкать зажженной сигаретой в живого человека. Вон, Михаил Михайлович лично в меня тыкал.
– Значит, Гриценко над тобой издевался лично, – прищурившись, произнес я.
– Исключительно для удовольствия.
– Понимаю, почему он теперь так тебя боится.
– И поделом боится, – многообещающе произнес Эскулап. – А в отношении меня основная программа ожидалась впереди. Они кого-то ждали, поэтому не увечили пациента сильно. Вы очень вовремя нарисовались. Теперь Гриценко ответит по полной программе.
– Для начала он должен просто ответить на вопросы, – предупредил я. – А потом делай с ним, что хочешь…
Пока Гриценко отходил от укола, я просмотрел его досье, которое мне скинули координаторы. Итак, у нас в руках профессиональный предатель. Бывший сотрудник внешней разведки КГБ СССР. Продал свою контору, страну, чудом избежал уголовного наказания за шпионаж. Продавал друзей, партнеров по бизнесу, даже родственников. И богател, насасывался кровью, как диванный клоп. Деньги, деньги, деньги.
Интересно, как он жив до сих пор с такими замашками? Но ведь как-то выжил. Умудрился заручиться поддержкой где-то на Олимпе российской власти. Но вот только крыши часто съезжают, а иногда и слетают. И тогда под открытым небом рискуешь попасть даже не под щадящие осадки или град, а под метеоритный дождь. Что, наконец, и произошло с этим авантюристом.
Гриценко подозревал, что его веревочке приходит конец. И что попался в лапы тем, кто куда хуже, чем чекисты и самые отмороженные бандюганы. Иначе не потянулся бы своими клыками к ампуле с ядом. Джеймс Бонд хренов.
К допросу все было готово. Пленнику вкатили стимулятор. Привели в себя. И вот мы вдвоем расселись на привинченных к полу стульях в комнате для допросов – мрачной, серой, освещенной бледным неоновым светом.
– Поговорим начистоту? – спросил я.
– Не смешите мои тапки, – хмыкнул Гриценко.
– Что, вашего сотрудничества с органами ждать не приходится? – поинтересовался я.
Слова про «органы» немного его ободрили. Органы не убивают задержанных. Он все мучился мыслью – в чьи руки попал. И ФСБ или милиция – это был бы просто щедрый подарок судьбы.
– Меня мои коллеги, советские чекисты, в свое время ломали и сломать не могли. А уж они в этом деле мастера были, не чета нынешним. Неужели думаете, вам удастся, – с насмешкой спросил пленник.
– Время такое было, – сказал я с максимально милой улыбкой. – Перестроечное. Тебя, гнида, не ломать надо было. А стрелять в лоб. И многих проблем бы мир избежал.
– А вот за эти слова ты ответишь, – вдруг неожиданно начал снова петушиться Гриценко. – Вы же не бандиты, а контора. И, значит, я вечно тут сидеть не буду. Выйду. И вот тогда-а…
Я с интересом посмотрел на него:
– Ты это серьезно, Иуда?
Он хотел что-то кинуть в запальчивости, но собрался с силами и промолчал.
– В «процедурный», – коротко велел я прибежавшим на мой звонок бойцам…
Когда Гриценко распластали и привязали во врачебном кресле в «процедурном кабинете» для допросов при активном психологическом сопротивлении объекта, он весь с лица опал. Но продолжал по инерции и на кураже держаться. И все скрипел про произвол, и что с рук нам не сойдет, есть кому за него, сиротинушку, заступиться.
Стойкий он был. И, по большому счету, глупый. Так и не понял, куда зарулил на лихом авто своей позорной, но насыщенной жизни.
А потом появился Эскулап с доброй улыбкой доктора Айболита и ласково осведомился:
– А кто это у нас тут такой грозный?
Гриценко продержался некоторое время. Психологического блока у него не было, но какими-то психологическими методиками противодействия он владел, видимо, еще со времен службы в КГБ СССР. Но в итоге все равно сломался. Все ломаются у нас с Эскулапом, когда мы работаем на пару.
После двух инъекций Гриценко, наконец, запел, и теперь остановить его было трудно. Начал он издалека, со своих давних мерзких дел.
– Мои кураторы в Англии. Давно, в восемьдесят пятом, я завербован Интеллидежнт сервис в Австрии. Потом был провал. Арест. Помог развал Союза. КГБ стало ни до чего. А еще тогда объявили амнистию всем, кто проходил по статьям о государственных преступлениях. В общем, выкрутился. Потом на меня вышли уже в середине девяностых. И потребовали, чтобы я платил по обязательствам. Но уже не те люди, что меня вербовали.
Он говорил и говорил. Как на всеобщем помешательстве в обществе вылез наверх и стал депутатом Государственного собрания Российской Федерации. Как участвовал в хитрых коррупционных схемах и собирал компромат на своих партнеров. Как создавал инвестфонды и гнал деньги в оффшоры. Но чтобы он ни делал, всегда выполнял то, что ему приказывали зарубежные кураторы. Поскольку его подъем состоялся благодаря им. И за это он готов был служить им верой и правдой. Пока платили, конечно.
Недавно ему выдали задание, изумившее его. Никаких схем средств ПВО красть не надо, никаких финансовых диверсий или актов вредительства в Космическом агентстве России. Всего лишь достать старинный Золотой листок, который находится где-то в Москве.
– Много заплатили за заказ? – спросил я.
– Раза в три больше, чем за куда более худшие дела. Обычно из них лишнего цента не вытянешь, – с ноткой обиды, еле шевеля губами, произнес патентованный Иуда.