– Можешь сделать мне одолжение?
– Какое?
– Оставь миссис Уэлс дома, – попросил Оливер.
– Ты о чем это… – начал было Паттерсон, неумело разыгрывая удивление.
Оливер улыбнулся.
– Послушай, Сэм… – мягко сказал он.
Паттерсон засмеялся.
– О’кей, – произнес он. – Прощайте, миссис Уэлс.
– Мне-то что, – сказал Оливер, – но Люси уже кинула камешек в твой огород.
– Ах, Люси, – промолвил Паттерсон.
Он почувствовал нарастающую волну смущения и понял, что в это лето больше не приедет на озеро, ни с миссис Уэлс, ни без нее.
– Добровольное общество жен, – сказал Оливер, – встает на защиту своих членов.
Они молча проехали несколько миль. Затем Оливер снова заговорил:
– Сэм, как тебе этот парень? Баннер?
– То, что надо, – отозвался Паттерсон. – Думаю, он принесет Тони пользу.
– Если не сбежит, – сказал Оливер.
– Что ты имеешь в виду?
– Люси устроит ему сладкую жизнь, – усмехнулся Оливер. – Ручаюсь, через неделю она напишет, что парень едва не утопил Тони или научил его ругаться, и ей пришлось его уволить. – Оливер покачал головой. – Господи, какое трудное дело – воспитывать единственного ребенка. И к тому же больного. Иногда, когда я смотрю на него и думаю о том, каким он станет, когда вырастет, меня охватывает дрожь.
– Нормальный вырастет парень, – сказал Паттерсон, заступаясь за Тони, хотя в душе он разделял опасения Оливера. – Зря волнуешься.
Оливер только хмыкнул в ответ.
– Чего ты ждешь? – спросил Паттерсон. – Тебе нужны гарантии, что он станет губернатором этого штата или чемпионом мира по боксу в тяжелом весе? Что ты от него ждешь?
– Нет, – после минутного раздумья сказал Оливер, снижая скорость, – я не хочу, чтобы он сделал нечто выдающееся.
Оливер усмехнулся.
– Пусть он будет просто счастлив.
– Не беспокойся, – сказал Паттерсон, – имея таких родителей, он будет счастлив. Это фамильное свойство.
Оливер улыбнулся, и Паттерсон заметил в улыбке друга иронию и горечь.
– Я рад, что ты так считаешь, – сказал Оливер.
«Откуда в нем это? – подумал Паттерсон, внезапно вспомнив осенившую его несколько часов назад на лужайке мысль о том, что Оливер разочарован жизнью. – Имея все, он не чувствует себя счастливым. Чего еще он ждет от судьбы?»
Глава пятая
Спустя неделю Люси написала Оливеру, что Баннер – сущая находка. Молодой человек завоевал расположение Тони, терпеливо уступив мальчику инициативу в их сближении. Баннер очень забавен, писала она, он искусно не позволяет Тони переутомляться. Он умеет развлечь Тони даже в дождливые дни.
К концу второй недели Люси уже не знала, что ей писать мужу, – к этому времени Джеф объяснился ей в любви.
Сначала она посмеялась над его словами, преднамеренно разыгрывая роль удивленной взрослой женщины, чего ей никогда не приходилось делать раньше. Поначалу она решила рассказать об этом Оливеру и попросить у него совета, как себя вести, но испугалась его насмешек и передумала. Затем она снисходительно позволила юноше поцеловать ее – пусть сам увидит, как мало это значит для них обоих, потом Люси поняла, что не станет писать Оливеру.
Следующие три дня ей удавалось не оставаться с Джефом наедине, и раз десять она едва не сказала, что ему лучше уйти, но все же и этого она не сделала.
Люси относилась к числу тех женщин, что обретают невинность в браке. На редкость привлекательная, Люси не сознавала в полной мере всей силы воздействия своей красоты на мужчин, и ее кажущаяся неприступность удерживала многих от попыток ухаживания.
Единственным примечательным исключением был случай с Сэмом Паттерсоном, когда он, изрядно выпив и оказавшись вдвоем с ней на террасе загородного клуба, обнял ее; она не сопротивлялась, на мгновение ошибочно приняв дружескую симпатию к нему за влюбленность.
– Люси, дорогая, – прошептал он, – я хочу тебе кое-что сказать, я…
По его тону Люси догадалась, что именно хочет сказать ей Сэм, и решила: лучше ей этого не слышать.
Она выскользнула из его объятий, добродушно рассмеялась и спросила:
– Ну-ка, Сэм, признайся, сколько рюмок ты сегодня опрокинул?
Он посмотрел на нее пристыженно, оскорбленно, почти трагически.
– Алкоголь тут ни при чем, – сказал Паттерсон, повернулся и ушел в клуб, а она подумала – это же Сэм, все знают его штучки; войдя, она стала, забавляясь, считать женщин, с которыми у Сэма Паттерсона были романы; о трех Люси знала точно, о двух других – почти наверняка и об одном догадывалась. Она никогда не говорила Оливеру об эпизоде на террасе, ему бы он не понравился, они перестали бы видеться с Паттерсоном, и все бы от этого только проиграли. Паттерсон никогда не упоминал о том вечере, она – тоже, он канул в Лету, их совместной жизни с Оливером шел тогда только пятый год, и теперь ей казалось, что его вовсе не было.
Верность Люси питалась не столько моральной установкой, сколько соединением любви, благодарности и страха перед мужем. Она считала, что Оливер спас ее от неуверенности в себе, мучившей Люси в юности, и память об этом много лет почти автоматически сдерживала мимолетные чувства, которые порой вызывали в ней другие мужчины.
Несмотря на врожденную галантность, по своей неопытности Джеф не умел сразу оценить степень доступности того или иного объекта. Привлекательный внешне, он держался поначалу на удивление скромно и неожиданно для Люси выпалил свое признание, когда они отдыхали на лужайке после ленча, во время дневного сна Тони, составлявшего обязательную часть его режима.
К полудню над озером воцарилось безмолвие, утренний ветер стих, насекомые, казалось, задремали. Люси, в цветастом бумажном платье, сидела, прислонившись к дереву и скрестив лодыжки; раскрытая книга лежала у нее на коленях обложкой кверху. Джеф опустился на одно колено в нескольких футах от нее, как футболист, отдыхающий во время короткой остановки игры. Пожевывая травинку, он время от времени срывал новый клеверный лист, изучал его, а затем бросал на землю. В тени деревьев веяло прохладой, и Люси, кожа которой еще хранила память о свежести утренней воды, ощущала, что сейчас она переживает тот восхитительный миг, который хочется задержать на вечность.
Джеф был в линялых джинсах и белой футболке без воротничка, с короткими рукавами. На фоне блестящей зелени его кожа цвета красного дерева выгодно оттенялась белизной ткани. Когда Джеф срывал очередной листок, Люси видела, как мягко натягиваются сухожилия под темной кожей его гладкого мускулистого предплечья. Босые худые ступни Джефа, загоревшие слабее других частей тела, казались Люси по-детски трогательными. «За эти годы, – подумала Люси, – я забыла, как выглядят юноши».
Джеф склонился над клевером, зажатым в руке.
– Всю жизнь, – сказал он, – я провел в безуспешных поисках.
– Чего? – спросила Люси.
– Клевера с четырьмя листиками. – Он отбросил растение. – Вы полагаете, это важно – найти его?
– Исключительно важно, – сказала Люси.
