Найти зарытую собаку
Виктор бесцеремонно прервал старика, опасаясь, что он ещё долго намерен рассказывать небылицы.
– Ладно, дед! Заканчивай. Это у тебя не от воды, а от жары, глюки начались. В 102 года, такое бывает.
Обидевшись, старик махнул рукой на неблагодарных слушателей и скрылся за углом супермаркета.
– А с этим, что делать?
Стенин держал в руках забытую стариком банку и собирался вылить её содержимое на землю.
– Под пиво определю. Вот только помыть нужно, а то галлюциноген подцепим какой-нибудь и начнём бросаться друг на друга.
– Дай сюда.
Сергей снял крышку с банки, понюхал.
– Спорю на сто баксов, это обыкновенная вода. Эх, была, не была.
Матвеев вволю напился родниковой воды и предложил Виктору, последовать его примеру, но тот отказался.
– Благодарю, конечно. Как наименее ценный член экипажа, предпочту пиво.
Закончив бродить по магазинам, Виктор и Сергей вернулись к машине, где их ждал Талызин с охапкой бамбуковых удочек. Матвеев недоверчиво покосился на орудия лова, сложил всё купленное в багажник, не забыв поставить туда же, банку с родниковой водой. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, Сергей заметил.
– Поедем по окружной дороге, минуя Коломну.
Стенин, кивнул головой, одобряя выбранный маршрут.
– Делай, как знаешь.
Пятёрка выехала на узкую, неровную бетонку и затряслась, преодолевая, грубые дорожные швы. Объезжая очередную выбоину, Матвеев медленно, но всё же продвигался вперёд, пока не нагнал широченный трейлер, гружённый строительным вагоном. Обогнать грузовик, занимавший три четверти всей трассы, не удавалось, из-за нескончаемого потока встречного транспорта. Поневоле, Жигулям приходилось плестись с черепашьей скоростью. На малых оборотах автомобиль дергался, а двигатель на глазах перегревался и терял мощность. Машину, словно кто-то сзади держал за бампер. Резко приняв руль вправо, Сергей остановился.
– Это не езда. Переждём, пока дорога свободней не станет.
Первым из Жигулей выбрался Талызин и, изображая из себя бывалого шофёра, постучал ногой по колесу. Скрывшись за автомобилем от солнца, Матвеев посоветовал Алексею и дальше действовать в том же духе.
– Тряпку возьми. Выхлопную трубу нужно почистить. Видишь, чернее асфальта. Полдня едем с грязной трубой через всю Россию и никому, нет дела до этого. Даже, как-то неудобно перед народом.
Талызин задумался. Вскоре до него дошло, Сергей просто его дурачит, предлагая выполнить ему бестолковую работу.
– А пыль тебе с ушей не стряхнуть? Или шнурки погладить, чтобы движок не перегревался? Это я запросто.
Виктор, до той поры дремавший в машине, вылез на свет божий и вручил Алексею бутылку пива.
– На, охладись. А Матвееву не нальём. Он за рулём. Пускай, родниковую воду пьёт. Может, козлёночком станет.
Сергей вяло парировал.
– За козлёночка, ответишь.
В этот момент, мимо пятёрки, разбрасывая гравий, на большой скорости, пронеслись синие Жигули девятой модели. Отчаянно сигналя, легковушка почти упёрлась в задние колёса трейлера. Матвеева заинтересовало, сумеет ли настырная девятка совершить обгон или нет.
– Вот прёт! Как на пожар.
Уступая дорогу, трейлер, как мог, вывернул вправо и наполовину выехал на обочину. В следующее мгновенье послышался резкий визг тормозов и скрежет разрываемых металлических креплений. Освобождённый от пут строительный вагончик, сорвался с платформы грузовика, завис на секунды в воздухе и рухнул с высоты, сминая и разрывая на части синею девятку. Движение на трассе остановилось. Схватив аптечку, Сергей побежал к месту трагедии. То, что он там увидел, потрясло его больше, чем вид изуродованных тел в салоне раздавленного автомобиля. Погибшими оказались, два коротко стриженных вымогателя, с которыми они часом раньше, выясняли отношения около универсама Будапешт. Зрелище было ужасным. Голова водителя девятки, с остатками шейных позвонков оторвалась от туловища и валялась в луже крови под колесом строительного вагончика. Второй труп, также был расчленен. Верхняя часть погибшего, с головой и выдавленными из орбит глазами, покоилась на пассажирском кресле легковушки. Нижние, обезглавленные останки, от удара отбросило в придорожную канаву, о чём свидетельствовали ярко оранжевые кроссовки, торчащие из репейника. Закончив приводить в чувство водителя трейлера, к Матвееву подошёл Алексей.
– Ну что тут?
Сергей безнадёжно махнул рукой, показывая, он не нашёл нуждающихся во врачебной помощи и поведал о другом, от чего Талызин непроизвольно попятился назад.
– Неужели это те?
Несколько бравируя, Матвеев усмехнулся.
– Я так понимаю, они по наши души гнались. Да не догнали, а точнее, перегнали. Надо отсюда сваливать быстрей, пока гаишники не понаехали. А то в пробке до ночи стоять будем.
Стенин, изначально не пожелавший подходить к месту аварии, узнав подробности случившегося, спокойно заметил.
– Жаль лысых. Нужно было дать им триста рублей, как просили и морду набить баксов на триста. И нам прибыль и баньдюки бы уцелели. А в прочем… Что бог не делает – всё к лучшему.
Постепенно успокаиваясь, Сергей проехал ещё с пол сотни километров на юго-восток от Москвы, свернул с трассы и, ориентируясь по указателям, направился в село Константиново. Там, на высоком берегу Оки, проживала его родная бабка Анастасия.
Здесь, в красивом уголке России, в своё время родился великий поэт, Сергей Есенин.
Матвеев остановил машину возле знакомого дома и сразу попал в объятья Анастасии.
– Большой какой. Не узнаешь.
Анастасия, знала, внук приедет не один, а с гостями и наблюдала, как двое парней выгружают вещи из автомобиля.
– Кто ж такие будут?
Сергей, с шуткой представил друзей.
– Мои телохранители. Без них – никуда.
Бабка так и не смогла понять, кто такие телохранители. Она давно жила в другом измерении, и её повседневная жизнь ограничивалась простым треугольником: дом, церковь, магазин. А охраняла Анастасию, нарисованная неизвестным художником иконка, обрамлённая, почерневшей от времени бронзой.
Осваиваясь на новом месте, Талызин приметил в глубине бабкиного двора, небольшую баньку, предложив, попариться с дороги вечерком и непременно с берёзовыми вениками. Рубить Есенинские берёзки рядом с домом не поднималась рука. Матвеев и Алексей, снова сели в машину и отправились за вениками, в ближайшую от Константиново рощу. Желая внести свою лепту в банные приготовления, Стенин не стал сидеть, сложа руки, разыскал топор, собираясь нарубить дров для бани. Минут десять он прилаживался к полену, перекладывая топорище из одной руки в другую, наконец, размахнулся и резким движением, вонзил остриё топора в землю, едва не отрубив себе левую ногу.
На помощь к незадачливому дровосеку, поспешила бабка Анастасия.
– Ох, батюшка! Что же ты делаешь? Вас, Виктором величают?
Стенин кивнул, подтверждая, это мог быть только он и никто другой. Проблему с дровами, по возвращению, решил Алексей. В сарае, у Анастасии нашлась бензопила и Талызин, вспомнив свои якутские навыки, лихо расправился с кубометром сушняка.
Баня удалась на славу. Свежими берёзовыми доставалось кому по спине, кому по белёсому заду.
– Поддай, поддай!
Криком, увещевал Виктор, впервые попавший в эпицентр русской бани.
– Отпрянь в сторону, не то ошпарю. Сейчас добавлю. Берегись!
Сергей набрал черпак холодной воды и плесканул на раскаленный камень, который грозно зашипел, на мгновенье остыл и вновь накалился, требуя новую порцию воды, чтобы охладить свой пыл. Все московские запахи словно растворились в одночасье, а потревоженное обоняние улавливало запах полыни, свежего сена и родного дома. Хотелось закрыть глаза и как можно дольше наслаждаться покоем.
– Домой!
Голос Анастасии вывел всех из приятного оцепенения.
– Поторопитесь. Вечерять пора.
Действительно, подошло время ужина, но покинуть парную, не было сил, особенно у Алексея, застывшего на узкой лавчонке, возле остывающих каменьев.
– Да. Бывает же такое. Странное чувство. Ногой, рукой – не шевельнуть, а потаённой энергии скопилось, хоть в пору, горы сворачивать.
Талызин ещё что-то говорил, но Матвеев и Виктор, осоловевшие в чудо бане, его не слышали, сами, пребывая, в умиротворённом и чуть заторможенном состоянии. Тем временем, заходящее солнце, на глазах меняло цвет, превращаясь из ослепительно жёлтого, в багровое, плавно опускаясь, и уменьшаясь в размерах, чтобы утром, опять стать целым и не делимым, как всегда.
Анастасия повторно пригласила всех пройти в дом, и отведать нехитрую деревенскую пищу, без всяких заморских разносолов, зато с припасенной бутылочкой спиртного, по случаю приезда внука. Небольшой круглый стол был уставлен тарелочками, со свежими огурчиками, помидорами, всё приправлено растительным маслом. Блюдо с рассыпчатой картошкой, ломтики сала, да крупно нарезанный хлеб – заканчивали сервировку стола. Ненадолго отлучившись, Анастасия принесла из холодильника кувшин с квасом, настоянный на ржаных корках, с пузырьками и такой забористый, что от него перехватывал дух, и слезились глаза. Точно такой квасок, особенно утром, уважал тёска Матвеева – поэт Есенин.
– Ба, под спиртное, что взять?
Матвеев открыл створку потемневшего от времени буфета.
Анастасия поднялась со своего места, засуетилась.
– Там рюмки сталинские, в уголочке. Их и возьми, только протри. Они почитай без дела, лет тридцать стоят.
Пить из старинных, с двенадцатью гранями рюмашек – одно удовольствие. Целое поколение людей, кто держал их в руках, уже нет в живых, а они, вот на столе, неказистые, из дешёвого стекла, дождались своего часа, чтобы наполниться до краёв, опрокинуться под не хитрую снедь, и снова застыть за створками буфета, ожидая своего часа.
После застолья Сергей отогнал машину в глубь двора, вдоволь напился родниковой водой, припасённой по случаю в Бронницах и, последовав примеру друзей, завалился спать.
Засыпая, он вспомнил Людмилу, и её грустное сообщение перед отъездом. Рухнула очередная надежда в отношении возможного появления ребёнка. Пожалуй, это было единственной проблемой в их семье. Всё остальное, решалось как-то, само собой. Теща, всё чаще косилась на Матвеева, подолгу закрывалась с дочерью на кухне, выясняя, что и как, и кто виноват в отсутствии внуков. Будто кто сглазил…
Мягко ступая босыми ногами по половицам, к кровати, на которой спал Сергей, приблизилась Людмила.
– Так всё на свете проспишь. Думаешь, удрал от меня за сто вёрст, так и жена не нужна стала.
Матвеев понимал, это лишь сон, но прогнать, приятное, бередящее его сознанье виденье, не торопился.
– Родная, ты как здесь?
Людмила улыбнулась и не раскрыв тайны, своего внезапного появления, прошептала.
– Пойдём скорее. Я нам, в баньке постелила.
Семь свечей освещали баню. Сергей приметил, каким-то странным образом, перина деда перекачивала из избы в парную, где ещё не выветрилось тепло, а остывшие каменья без всяких дров, вновь зардели алым пламенем, словно приветствуя и радуясь, столь позднему появлению людей. Откинув кружевное одеяло, Люда юркнула в постель и, прикрывая сорочкой свои стройные ноги, позвала.
– Иди ко мне.
Утопая на мягкой перине, Матвеев обнял любимую женщину, удивляясь воспарившему под потолок кружевному одеялу. Разом, ярче вспыхнули свечи, потешаясь увиденной наготой; затем словно смутившись, стали поочерёдно вздрагивать, подчиняясь ритму разгорячённых тел. Свечи гасли одна за другой, пока не осталась последняя. Свеча потрескивала, билась в экстазе и как могла, сопротивляясь наступающей тьме. По углам бани метались тени, всё больше окружая свет от последней свечи. Свеча дрожала, тускнела под напором темноты. Тьма оказалась сильней. Она изловчилась и чёрной кошкой прыгнула на последнюю свечу, накрыв её всей своей тяжестью, торжествуя о содеянном. Свеча погасла…
Матвеев кубарем слетел с кровати, поднялся с колен и растерянно посмотрел по сторонам. В комнате никого не было. Бабка Анастасия ещё утром ушла за молоком. Со двора доносился шум работающей бензопилы. Это Алексей, вместо зарядки, обучал Стенина пилить дрова.
4
В июле 1990 года, еще до возвращения в Москву, Талызин дни напролёт безрезультатно обивал ноги в аэропорту Чульман, пытаясь достать билет на самолет и навсегда покинуть Якутию. Ему оставалось только завидовать льготникам, из числа, невесть откуда взявшихся в этих краях участников всех известных войн и гражданам, спешащих на похороны любимых родственников, которые словно сговорились и ушли на покой, именно когда Алексей собрался улететь домой. Талызин, конечно, мог попросить помощи у главного эскулапа и тот, позвонив, куда следует, с радостью отправил его в Москву, первым же ТУ-154, с глаз долой. Но обращаться к человеку, которого он презирал все эти годы, Алексей не согласился ни при каких обстоятельствах, даже под угрозой очередной зимовки. Была у Талызина одна отчаянная идея: купить на заработанные в Якутии деньги жигули и махнуть на машине через всю страну домой. Две причины мешали осуществить возможный автопробег. По большому счёту, автомобиль Алексею был не нужен и главное, у него отсутствовали водительские права, а без них, как известно, далеко не уедешь.
Так, никуда не улетев, Талызин в подавленном настроении забрёл на переговорный пункт и позвонил Матвееву.
– Привет москалям! Никак меня Серёга, Якутия не отпускает. Видимо, придется брать ноги в руки и прямым ходом в Москву. За год думаю, доползу.
Направляя разговор в нужное русло, Матвеев посоветовал Алексею отказаться от утомительной прогулки по сопкам и добираться домой иным способом.
– Ты говорил, машину выплатил, а я как раз сейчас в отпуске. Всё одно к одному и права у меня есть. Заодно – страну посмотрим, себя покажем. Встречаемся в Чите. Возьмём машину и где наша не пропадала, через неделю в Москве будем.
Талызин облегчённо выдохнул.
– Знаешь, говорят у дураков мысли сходятся. Примерно такой вариант моего освобождения, я и хотел тебе предложить.
Сергей рассмеялся.
– Ладно, решено. Я самолётом, быстрей, чем ты в Чите буду. До встречи.
В этот же день, оставив в прошлом свои мытарства в негостеприимном аэропорту, Алексей прибыл на железнодорожную станцию Беркакит и без проблем приобрёл билет на ближайший поезд. Через некоторое время состав дёрнулся и отошёл от платформы, пересчитывая колёсами стыки бамовских рельс. Тук, тук, день за днём, так и пролетели шесть лет, кобелю под хвост.
На жесткой плацкарте Талызина всю ночь одолевали кошмары. Вдруг, кто-то неожиданно сорвал стоп кран и под душераздирающий визг тормозных колодок, остановил поезд. От резкого толчка, Алексей свалился с верхней полки и угодил в руки, неизвестно откуда взявшихся эвенков. Аборигены заставили Талызина покинуть вагон, спуститься в распадок между сопок и привязали к дереву.
– За что?
Алексей с ужасом взывал к эвенкам, пытаясь освободить путы на немеющих руках.
– За что? Меня дома ждут. Я так давно не видел маму.
Только сейчас Талызин заметил, верховодил аборигенами, его заклятый враг – главный врач, сидевший на облезлом северном олене, почему-то задом наперёд, в драном, испачканном какой-то гадостью халате.
– Не торопись – сволочь московская. Удрать от меня захотел? Ну, уж нет! Держись! Сейчас тебе двухведёрную клизму с битым стеклом поставлю, за все твои подвиги в Якутии. Снимай штаны!
Не в состоянии вынести такого позора, Алексей схватился с эвенками в рукопашную, пнул оленя ногой в нос, но неудачно оступился, и падая куда-то вниз…, проснулся с больной головой, задыхаясь от едкой гари, пропитавшей весь поезд. Странно, но никто из пассажиров не метался в панике по вагону и не орал благим матом.
– Горим!
От дыма, у Талызина заслезились глаза, и перехватило в горле. Выясняя, что происходит, Алексей выглянул в окно. Повсюду, подбираясь к железнодорожной насыпи, сплошной стеной горела тайга; со слов бывалых, обычное дело для этих мест.
На вторые сутки, поезд, наконец, вырвался из дымовой завесы и прибыл в Читу. Как и договаривались, Матвеев встретил Алексея на вокзале. С самого начала, всё сложилось, как нельзя лучше: без проволочек оформили новую пятёрку, из семейства жигулей, прицепили транзитные номера и, не задерживаясь, поехали в Улан-Удэ. Сразу за городом, асфальтовое покрытие дороги, сменилось, только что отсыпанной щебёнкой и приходилось сбрасывать скорость, прижиматься к обочине, спасая машину от града камней, вылетающих из-под колёс встречных автомобилей. Не считая нескольких царапин на кузове, пятёрка не пострадала. Недалеко от столицы Бурятии, пришлось остановиться на первую ночёвку, вблизи быстрой сибирской реки. Матвеев вскоре захрапел, а Алексею не спалось. Он настороженно всматривался в тёмное небо, не узнавая привычное расположение звёзд, хмуро косился на луну, такую же круглую, как и лицо Далай – Ламы. Талызин почти пожалел, что впутал Сергея в это авантюрное путешествие, на не обкатанной машине, по забытым богом местам. Утром, наспех перекусив, поехали дальше, надеясь к полудню добраться до Байкала. Несмотря на тридцатиградусную жару, в холодной воде великого озера, искупаться не пришлось, и смыв дорожную пыль с потных физиономий, покатили дальше, с каждым километром приближаясь к Иркутску. Вечером, дорога по серпантину стала забирать вверх. Быстро темнело. Матвеев напряженно всматривался в даль, притормаживал на спусках, то прибавлял газ на очередном подъёме. По горам, да ещё ночью, он никогда не ездил, но, подбадривая себя, продолжал упрямо двигаться вперёд.
– Ещё немного, ещё чуть, чуть.… Ну, где же этот Иркутск?
Внезапно, Талызин подпрыгнул на своём месте, и, вцепившись руками в ремень безопасности, крикнул.
– Берегись! Уходи вправо, пока не поздно!
Как снаряд, выпущенный в лоб, на пятёрку, кувыркаясь по дороге, летел автоприцеп, видимо секундами ранее, отвалившийся от проехавшей по встречной полосе Нивы. Сергей резко вывернул руль и, срубив бампером две небольшие берёзки, чудом остановил машину в сантиметрах от пропасти. Унимая дрожь в руках, Матвеев сделал пятиминутную остановку и вновь пополз по неведомой дороге. Заночевали в пригороде Иркутска, притулившись к группе дальнобойщиков, к таким же авто бродягам, как и они сами. Пребывание в Иркутске началось с проблем. Оказалось, бензин и продукты питания, в этих краях, отпускались только по талонам и для транзитной публики были не доступны. Рванув из центра за Урал, Перестройка, придуманная Горбачевым, докатилась в Сибирь, и всё шло к тому, что с мешком денег, можно было запросто застрять в какой-либо дыре или того хуже – умереть с голода. На удачу, Алексей на одной из автозаправок, осуществил нехитрый бартер, обменяв несколько банок тушёнки на бензин. Так, не солоно хлебавши, но зато с полным баком горючего, пятёрка устремилась в сторону Красноярска. Во время непродолжительной остановки, Матвеев, поручив Талызину подкачать колёса, выведал у местного водителя КАМАЗа, какие ещё неприятности ждут их на дороге, в самое ближайшее время.
– Дело дрянь, Алексей. В Красноярске, вторые сутки дождь поливает, а нам, через Бирюсу переправляться. Это речка такая. Для Сибири, так ерунда, не сравнишь с Енисеем или Иртышем, но нрава крутого: после дождей, бывает, вода метров на пять выходит из берегов, и тогда паромная переправа встанет, на неделю, а может и больше. Придется без остановок ехать.
– А ты сможешь?
Талызин оценивающе посмотрел на Сергея.
– Итак, полдня за баранкой.
Матвеев крутанул ключом в замке зажигания.
– Попробую. Деваться некуда.
Шестнадцать часов непрерывной езды вымотали Сергея. У него едва хватило сил, успеть к последней переправе, заехать на деревянный настил парома, пробить торчащим гвоздем покрышку и под свист, выходящего из колеса воздуха, отключиться от усталости. Самой переправы, Матвеев не помнил. Очнувшись утром от тряски автомобиля, он понял, Алексей устанавливает запаску.
– Помочь?
Талызин отмахнулся.
– Сам справлюсь.
Размяв застывшие за ночь суставы, Сергей взглянул на противоположный берег реки. Там, безнадежно скопились более сотни машин, в ожидании, когда на убыль пойдет вода и начнёт действовать переправа.
До Канска, дорога петляла через вековую тайгу, ныряя в распадок, или карабкалась по заросшим лиственницей сопкам. Отдельные участки, так называемой магистрали, представляли остатки древнего гужевого тракта, где здесь и там, из полотна дороги торчали отполированные колёсами брёвна, не успевшие сгнить ещё со времён царя – гороха.
Красноярск запомнился могучим Енисеем и повсеместной продажей водки, в небольших, на стакан ёмкостях, именуемых в народе чекушками.
Недалеко от Кемерово, трассу перекрыл груженый Урал. Тяжёлая машина провалилась под мост, да так удачно, что своей кабиной заменила сломанный настил. Шофёр грузовика, проклиная всех на свете, позволял проехать по крыше своего автомобиля на другую сторону, только легковушкам. За услугу, он требовал с каждой малолитражки по десять рублей, ссылаясь на необходимость, заплатить трактористу из ближайшей деревни за вызволение, которому жизненные принципы не позволяли делать что-то бесплатно.
Очередную ночь коротали в Новосибирске. Настроение было приподнятым. Все живы, машина исправна, а завтра будет снова дорога, уходящая куда-то в даль. Сколько их ещё впереди? Утром выяснилось, после обильных дождей, на трассу М-5 на жигулях лучше не соваться; впереди, вплоть до Омска, девятьсот километров разбитой в пух и прах магистрали, по сравнению с которой, прогулка из Парижа в Дакар, выглядела бы детской забавой. Пришлось свернуть на юг и пробираться окольными путями через Северный Казахстан. Миновав селенье со странным названьем Карасук, Матвеев пару часов ехал по пустынным просёлкам, пока не сбился с пути. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались засеянные пшеницей поля, и ни одной захудалой деревушки поблизости. Приехали, одним словом. Когда Сергей уже собирался повернуть обратно в Новосибирск, рядом остановился красный автомобиль москвич с тюменскими номерами. Хозяин легковушки узнав в чём дело, предложил следовать за ним.
– Здесь, если не знаешь, всю жизнь по степям плутать будешь. Давай за мной, выведу.
Москвич, подняв пыль столбом, рванул прямо по пшеничному полю. Матвеев надавил на газ и, не отставая, понёсся следом, перемалывая колёсами почти созревший хлеб. Алексей вжался в сиденье, предчувствуя, по-хорошему такая гонка не закончиться. Так и произошло. Сквозь клубы пыли, Сергей едва успел затормозить, чудом не протаранив, застывший среди поля москвич. Шофёр из Тюмени скорбно стоял возле своей машины и матерился.
– Ну что за напасть такая! Два года назад, в этих местах, пробил бороной все четыре колеса, забытой ещё с посевной каким-то негодяем. И вот, снова то же самое. Спалить бы это поле. Всё равно, хлеб под снег уйдет. Запахали для галочки все дороги. Уроды.
К счастью, нашлись несколько запасных камер и общими усилиями раненный автомобиль поставили на колёса, что позволило в полдень добраться до основной трассы. Пожелав, друг другу удачного пути, москвич свернул на Павлодар, а Матвеев по разбитой грунтовке поехал на север.
До Омска, ещё нужно было ехать и ехать, когда дорогу в попутном направлении заполонило неизвестно откуда взявшееся стадо овец, бредущее без всякого присмотра, само по себе. Объехать эту лохматую живность, не представлялось возможным; со всех сторон к дороге подступали зыбкие пески и небольшие озерца с пересоленной водой. Оставалось смириться и пилить на первой передачи, пока не обкатанный двигатель машины, не стал перегреваться. Сергей скрипел зубами, расталкивая бампером животных, но, в конце концов, сдался и остановил автомобиль.
– Всё, перекур. Движок запорем, до Москвы пешком придется идти.
Талызин, негодуя, выхватил из-под ног монтировку.
– Ну, я сейчас им дам!
Он с яростью бросился на штурм бестолковых овец и, размахивая железкой, попытался расчистить дорогу. Но куда там. Поначалу, овцы шарахнулись врассыпную; через секунду, две, они вновь сгрудились перед жигулями.
– Брось. Гиблое это дело.
Матвеев, почти силой, усадил Алексея в машину.
– Переждём. Ещё не вечер.
Неожиданно, позади пятёрки, призывно просигналил грузовой фургон. Матвеев вылез из автомобиля и, показывая шофёру КАМАЗа на овец, развел руками. Водитель грузовика осмотрелся вокруг, аккуратно объехал легковушку и резко надавил на акселератор. Увеличивая скорость, КАМАЗ, как по волнам устремился вперед, по орущим овцам, перемалывая их своими колесами. Не мешкая, Матвеев рванул за фургоном, опасаясь, что взбесившиеся животные, замкнут свободный участок дороги. Тем временем, грузовик миновал живую преграду, и как ни в чём не бывало, покатил дальше. Сергей проехал ещё немного и, убедившись, овцы остались далеко позади, сделал привал вблизи небольшого озера. Состояние жигулей было ужасным: от налипших овечьих внутренностей и шерсти, белая пятёрка превратилась в красно-желтую, источала зловонье и смахивала на телегу, для сбора нечистот с местной скотобойни. Отмывать автомобиль пришлось основательно, и только ближе к ночи, Матвеев и Талызин, уставшие от дорожных потрясений, наконец, прибыли в Омск.