Погребенный великан
– Вчера вечером в деревне внизу я разговаривала с женщиной, сведущей в снадобьях. Она много рассказала мне про мою болезнь, но, когда я спросила ее про хмарь, ту, что заставляет нас забывать только что прожитый час так же быстро, как утро, прожитое много лет назад, она призналась, что понятия не имеет, что это такое и откуда берется. Однако она сказала, что есть тот, кто сведущ достаточно, чтобы это знать, и что это вы, отец Джонас из горного монастыря. Поэтому мы с мужем и отправились сюда, хотя до деревни сына, где нас ждут с нетерпением, этим путем добираться куда труднее. Я надеялась, что вы расскажете нам про хмарь и как нам с Акселем от нее освободиться. Может, я и глупая женщина, но мне показалось, несмотря на все разговоры о пастухах, что вы с мастером Вистаном говорили про ту самую хмарь и что забытое прошлое вас с ним очень заботит. Так позвольте же мне спросить у вас и у мастера Вистана. Знаете ли вы, что наводит на нас эту хмарь?
Отец Джонас и Вистан переглянулись. Потом Вистан тихо сказал:
– Госпожа Беатриса, хмарь, о которой вы говорите, наводит дракониха Квериг, которая бродит по этим вершинам. Однако монахи из этого монастыря охраняют ее, и уже очень давно. Бьюсь об заклад, что, если им откроется, кто я такой, они тотчас же пошлют за солдатами, чтобы меня уничтожить.
– Отец Джонас, это правда? Хмарь наводит дракониха?
Монах, словно вернувшись из забытья, повернулся к Беатрисе.
– Пастух говорит правду, госпожа. Это дыхание Квериг стелется по земле и крадет у нас память.
– Аксель, ты слышал? Хмарь наводит дракониха! Если мастер Вистан или тот старый рыцарь, которого мы встретили по дороге, убьют эту тварь, наши воспоминания вернутся! Аксель, почему ты молчишь?
Аксель и вправду впал в задумчивость, и, хотя он расслышал слова жены и заметил ее волнение, все, чем он смог на это ответить, это просто протянуть ей руку. Прежде чем ему удалось подобрать слова, отец Джонас обратился к Вистану:
– Пастух, если вы знаете, какая вам грозит опасность, зачем вы медлите здесь? Почему не берете мальчика и не уходите?
– Мальчику нужен отдых, да и мне тоже.
– Но вы же не отдыхаете. Вы рубите дрова и шатаетесь вокруг, словно голодный волк.
– Когда мы пришли, ваша поленница была почти разобрана. А ночи в горах холодные.
– Мне вот еще что любопытно, пастух. Почему лорд Бреннус за вами охотится? Уже много дней его солдаты прочесывают эти края, пытаясь вас найти. И в прошлом году, когда здесь проходил еще один человек с востока, который хотел выследить Квериг, Бреннус принял его за вас и отправил людей на поиски. Они приходили сюда и расспрашивали о вас. Пастух, кем вы приходитесь Бреннусу?
– Мы были знакомы в детстве, когда были еще меньше, чем этот мальчик.
– Вы пришли в эти края по делу, пастух. Зачем рисковать им ради сведения старых счетов? Вот что я вам скажу: берите мальчика и отправляйтесь своей дорогой, прежде чем монахи закончат свое собрание.
– Если лорд Бреннус окажет мне любезность и сегодня ночью явится за мной, мне придется остаться и встретить его лицом к лицу.
– Мастер Вистан, – заметила Беатриса, – не знаю, что там между вами и лордом Бреннусом. Но, если вам поручено убить великую дракониху Квериг, умоляю, не позволяйте себя отвлечь. Свести счеты успеете потом.
– Госпожа права, пастух. Я боюсь даже спрашивать, зачем вы нарубили столько дров. Послушайте нас, сэр. С этим мальчиком перед вами открывается великая возможность, которая может больше никогда не представиться. Забирайте его и отправляйтесь в путь.
Вистан задумчиво взглянул на отца Джонаса и вежливо склонил голову:
– Я рад, что встретился с вами, отче. И прошу прощения, если ранее обратился к вам без должного уважения. А теперь позвольте нам с мальчиком вас оставить. Я знаю, что госпожа Беатриса все еще ждет совета, а она – женщина мужественная и добрая. Прошу вас, сохраните силы, чтобы уделить ей внимание. Большое спасибо за совет, и прощайте.
Лежа в темноте и все еще надеясь, что его одолеет сон, Аксель пытался вспомнить, почему все время, проведенное в келье отца Джонаса, он так странно молчал. На то была какая-то причина, и даже когда Беатриса, торжествуя, что выяснила, откуда берется хмарь, с восклицанием повернулась к нему, он смог только протянуть ей руку, по-прежнему не говоря ни слова. Его мучило сильное и необъяснимое волнение, которое почти погрузило его в сон, хотя каждое сказанное слово по-прежнему беспрепятственно достигало его ушей. У него было чувство, словно он стоит в лодке на зимней реке, вглядываясь в густой туман, зная, что тот вот-вот разойдется, открыв яркие краски расстилавшегося перед ним пейзажа. Его охватило нечто, похожее на ужас, смешанный с любопытством, – или чувство еще более сильное и мрачное, – и он твердо сказал себе: «Что бы это ни было, дайте мне это увидеть, дайте мне это увидеть».
Он действительно сказал это вслух? Может быть и так, и в тот же миг Беатриса повернулась к нему и воскликнула: «Аксель, ты слышал? Хмарь наводит дракониха!»
Аксель не очень хорошо помнил, что случилось после того, как Вистан с Эдвином вышли из кельи отца Джонаса. Должно быть, молчаливый монах Ниниан ушел вместе с ними, наверное, за мазью для раны мальчика или просто для того, чтобы отвести их обратно, незаметно для чужих глаз. Так или иначе, они с Беатрисой и отцом Джонасом остались втроем, и последний, несмотря на раны и утомление, тщательно осмотрел его жену. Монах не стал просить ее снять одежду – к облегчению Акселя, – и, хотя воспоминание об этом тоже было туманно, перед ним возникла картина, как Джонас прижимает ухо к боку Беатрисы, сосредоточенно закрыв глаза, как будто изнутри могло пробиться какое-то едва различимое сообщение. Еще Аксель помнил, как монах, моргая, задал Беатрисе череду вопросов. Бывало ли ей плохо после того, как она выпьет воды? Беспокоила ли ее когда-нибудь боль в затылке? Вопросов было много, и Аксель уже не помнил их все, но Беатриса на один за другим отвечала отрицательно, и чем дальше, тем довольнее становился Аксель. Он встревожился лишь один раз, когда Джонас спросил, замечала ли Беатриса кровь у себя в моче, и та ответила, что да. Но монах кивнул, словно это было нормально или соответствовало его ожиданиям, и тут же задал следующий вопрос. Чем же закончился осмотр? Аксель вспомнил, как отец Джонас сказал с улыбкой: «Стало быть, идите к сыну и ничего не бойтесь». И сам Аксель добавил: «Видишь, принцесса, я всегда знал, что это пустяки». Потом монах осторожно опустился обратно на ложе и лег, переводя дыхание. В отсутствие Ниниана Аксель поспешил наполнить чашку монаха из кувшина и, поднеся ее ко рту недужного, увидел, как на его нижней губе выступили крошечные капли крови, растворившиеся в воде. Потом отец Джонас поднял взгляд на Беатрису и сказал:
– Госпожа, вы, кажись, счастливы узнать правду о том, что называете хмарью.
– И вправду счастлива, отче, потому что теперь нам есть куда идти.
– Будьте осторожны, потому что это тайна, которую кое-кто ревностно оберегает, хотя, возможно, будет лучше, если она выйдет на свет.
– Не мое это дело беспокоиться о том, тайна это или нет, отче, но я рада, что мы с Акселем ее узнали и теперь можем поступать соответственно.
– Однако так ли вы уверены, добрая госпожа, что хотите избавиться от хмари? Разве не лучше некоторым вещам оставаться стертыми из памяти?
– Может, для кого-то и так, отче, но не для нас. Мы с Акселем хотим вернуть счастливые мгновения жизни, которую прожили вместе. Сейчас мы их лишены, словно тать в ночи прокрался в наш дом и украл у нас самое драгоценное.
– Однако хмарь скрывает все воспоминания, не только хорошие, но и плохие. Разве не так, госпожа?
– Мы и плохие воспоминания примем, даже если они заставят нас рыдать или дрожать от гнева. Разве же это не общая наша жизнь?
– Значит, госпожа, плохие воспоминания вас не страшат?
– Чего же в них страшного, отче? Любовь друг к другу, которая сейчас наполняет наши с Акселем сердца, говорит нам, что путь, который привел нас сюда, не опасен, и не важно, что сейчас его скрывает хмарь. Это как сказка со счастливым концом, и даже ребенок знает, что не стоит бояться ведущих к нему поворотов судьбы. Мы с Акселем хотим вспомнить прожитую вместе жизнь, какова бы она ни была, потому что дорожим ею.
Под потолком над головой у Акселя, вероятно, пролетела птица. Вздрогнув от этого звука, он понял, что на пару минут действительно уснул. Еще он понял, что стук топора прекратился и наступила тишина. Воин уже вернулся в келью? Аксель ничего не слышал, и ничто за черным силуэтом стола не указывало на то, что на стороне Эдвина в комнате спит кто-то еще. Что же сказал отец Джонас, осмотрев Беатрису и покончив с вопросами? Она ответила, что да, ей приходилось замечать кровь в моче, но он улыбнулся и спросил что-то еще. «Видишь, принцесса, – сказал Аксель, – я всегда знал, что это пустяки». И отец Джонас улыбнулся, несмотря на раны и усталость, и сказал: «Идите к сыну и ничего не бойтесь». Но вопросов монаха Беатриса никогда не страшилась. Он знал, что она страшилась вопросов лодочника, ответить на которые было потруднее, чем на вопросы отца Джонаса, вот почему она так радовалась, что узнала причину хмари. «Аксель, ты слышал? – торжествовала она. – Аксель, ты это слышал?» Ее лицо светилось от счастья.
Глава 7
Акселя трясла чья-то рука, но к тому времени, как он сел на кровати, фигура уже переместилась в другой конец комнаты, согнулась над Эдвином и шептала: «Быстрее, мальчик, быстрее! И ни звука!» Беатриса тоже проснулась, и Аксель, ежась от холода, нетвердо встал на ноги и потянулся вниз, чтобы сжать протянутые к нему руки жены.
Стояла еще глухая ночь, но снаружи доносились голоса, и внизу во дворе, без сомнения, горели факелы, потому что на стене напротив окна рябили полоски света. Разбудивший их монах подтащил к ним мальчика, еще полусонного, и Аксель узнал прихрамывающую походку отца Брайана прежде, чем лицо последнего вынырнуло из темноты.
– Друзья мои, я попытаюсь вас спасти, – сказал отец Брайан по-прежнему шепотом, – но вам следует торопиться и делать, как я скажу. Сюда пришли солдаты, человек двадцать, а то и тридцать, и они хотят вас схватить. Они уже загнали старшего из братьев-саксов в ловушку, но он оказался живучим и отвлекает их внимание на себя, давая вам возможность спастись. Спокойно, мальчик, стой! – Эдвин метнулся было к окну, но отец Брайан дотянулся до него и схватил за руку. – Я хочу отвести вас в безопасное место, но сначала нам нужно незаметно выйти из кельи. Внизу на площади солдаты, но их взгляды прикованы к башне, где держит оборону сакс. С Божьей помощью, они не заметят нас, когда мы будем спускаться по наружной лестнице, а тогда худшее уже будет позади. Но ни звука, чтобы не привлечь их внимания, и будьте осторожны, не оступитесь. Я спущусь первым и подам сигнал, когда выходить. Нет, госпожа, придется оставить котомку здесь. Будет достаточно, если вы сами спасетесь!
Они пригнулись у двери, слушая томительно медленные шаги отца Брайана вниз по лестнице. В конце концов, Аксель осторожно выглянул в дверной проем и увидел факелы, мечущиеся в дальнем конце двора, однако прежде, чем разобрать, что происходит, он заметил отца Брайана, который стоял прямо под ним и неистово махал руками.
Лестница, спускавшаяся по диагонали вдоль стены, была почти вся в тени, кроме одного участка, почти у самой земли, залитого светом полной луны.
– Иди сразу же за мной, принцесса. На двор не смотри, смотри под ноги, чтобы видеть ступеньки, а не то убьешься насмерть, и, кроме врагов, на помощь никто не придет. Передай мальчику то, что я сейчас сказал, и давай спускаться.
Вопреки собственному совету, Аксель во время спуска не смог удержаться и бросил взгляд на двор. В дальнем конце вокруг круглой каменной башни, возвышавшейся над зданием, в котором накануне монахи проводили собрание, толпились солдаты. Они размахивали горящими факелами, и в их рядах явно царило смятение. Когда Аксель был уже на полпути вниз, двое солдат отделились от остальных и побежали через площадь. Он был уверен, что их заметят. Но солдаты исчезли в дверном проеме, и уже скоро Аксель с облегчением провел Беатрису с Эдвином в сумрак крытой галереи, где ждал отец Брайан.
Спутники последовали за монахом по узким коридорам, некоторые, возможно, были те же самые, по каким они проходили до этого с молчаливым отцом Нинианом. Часто они оказывались в полной темноте, ориентируясь на ритмичное шарканье шагов провожатого, подволакивающего ногу. Наконец они зашли в келью с частично обвалившимся потолком. Внутрь проникал лунный свет, открывая взгляду штабеля деревянных коробов и поломанной мебели. Аксель почувствовал запах плесени и стоячей воды.
– Мужайтесь, друзья, – сказал отец Брайан, перестав шептать. Он зашел в угол и теперь отодвигал стоявшие там предметы. – Вы почти в безопасности.
– Отец, – обратился к нему Аксель, – мы благодарны вам за спасение, но, пожалуйста, расскажите нам, что случилось.
Отец Брайан продолжал расчищать угол и ответил, не поднимая глаз:
– Для нас это загадка. Солдаты явились сегодня ночью без приглашения, хлынули в ворота и заполонили наш дом, точно он их собственный. Они потребовали выдать им двух молодых саксов, которые недавно сюда прибыли, и, хоть они и не упомянули ни вас, ни вашу жену, я бы не стал рассчитывать на любезное обхождение с вами. Этого мальчика они точно хотят убить, что прямо сейчас и проделывают с его братом. Вам нужно спасаться, а поразмыслить о том, что у них на уме, можно будет потом.
– Еще сегодня утром мастер Вистан был для нас чужим, – сказала Беатриса, – но нам неловко бежать, когда ему грозит такая ужасная участь.
– Солдаты еще могут нас догнать, госпожа, потому что мы не заперли за собой ни одну дверь. И если тот парень окажется настолько храбр, что купит вам спасение, пусть даже ценой собственной жизни, вы должны с благодарностью его принять. Под этим люком – тоннель, вырытый в стародавние времена. Он ведет в лес, и когда вы из него выйдете, то окажетесь далеко от преследователей. Помогите же мне его поднять, сэр, потому что для меня одного он слишком тяжел.
Даже вдвоем им пришлось потрудиться, чтобы поднять крышку люка, пока она не откинулась под прямым углом, открыв взгляду квадрат цветом чернее ночи.
– Пусть мальчик идет первым, – сказал монах, – потому что уже много лет этим ходом никто не пользовался, и кто знает, не обвалились ли ступени. А он ловок, и если упадет, то не расшибется.
Но Эдвин что-то говорил Беатрисе, и она перевела его слова:
– Мастер Эдвин пойдет на помощь мастеру Вистану.
– Скажи ему, принцесса, что мы еще сможем помочь Вистану, если выберемся через этот тоннель. Говори мальчику что угодно, но убеди его поторопиться.
Пока Беатриса говорила, в мальчике словно произошла какая-то перемена. Он безотрывно смотрел на дыру в полу, и его глаза, отражавшие свет луны, вдруг показались Акселю какими-то странными, словно он постепенно попадал под действие чар. Беатриса все еще говорила, когда Эдвин подошел к люку и, не оглядываясь, шагнул в темноту – и исчез.
Прислушавшись к его затихшим шагам, Аксель взял Беатрису за руку:
– Пойдем, принцесса. Держись поближе ко мне.
Ведущие вниз ступени из плоских, утопленных в землю камней были низкими и достаточно твердыми на ощупь. В свете из люка над головой им был виден небольшой отрезок пути, но как только Аксель обернулся, чтобы заговорить с отцом Брайаном, как люк захлопнулся с оглушительным, как им показалось, грохотом.
Все трое остановились и какое-то время стояли неподвижно. Вопреки ожиданию Акселя, воздух был не таким уж спертым, ему даже показалось, что он чувствует слабое дуновение ветра. Стоявший где-то перед ними Эдвин заговорил, и Беатриса шепотом ему ответила. Потом тихо сказала:
– Мальчик спрашивает, почему отец Брайан закрыл за нами люк. Я ответила, что он, скорее всего, очень торопился спрятать тоннель от солдат, которые могут вот-вот войти в келью. Но все равно, Аксель, мне это тоже показалось немного странным. И разве не он сейчас загораживает дверь мебелью? Если мы обнаружим, что путь перекрыт землей или водой, ведь святой отец сам сказал, что уже много лет здесь никто не ходил, то как же мы вернемся и откроем ее, ведь она такая тяжелая, а теперь на ней еще и навалено всего?
– Странно, согласен. Но нет оснований сомневаться, что в монастырь пришли солдаты, разве мы сами только что не видели их своими глазами? У нас теперь нет выбора, кроме как идти дальше и молиться, чтобы тоннель благополучно вывел нас в лес. Скажи мальчику, пусть идет вперед, но медленно, и держится рукой за эту замшелую стену, потому что, боюсь, дальше будет только темнее.
Однако, продвигаясь вперед, спутники обнаружили, что в тоннель откуда-то попадал слабый свет, и иногда им даже удавалось рассмотреть силуэты друг друга. Их ноги время от времени удивлялись внезапным лужам, и не единожды за эту часть пути Акселю казалось, что он слышит над головой какой-то шум, но, поскольку ни Эдвин, ни Беатриса не подавали виду, что тоже его слышат, он отнес его на счет своего разыгравшегося воображения. Но тут Эдвин вдруг остановился, и Аксель, шедший следом, чуть было не налетел на него. Он почувствовал, как Беатриса сжала ему руку, и они на миг замерли в темноте. Потом Беатриса придвинулась к нему еще ближе и тишайшим шепотом проговорила, дыханием согрев ему шею:
– Аксель, ты это слышишь?
– Что, принцесса?
Рука Эдвина предупреждающе дотронулась до Акселя, и они снова замолчали. Наконец Беатриса сказала ему на ухо:
– Рядом с нами кто-то есть, Аксель.
– Наверное, летучая мышь, принцесса. Или крыса.
– Нет, Аксель. Я его слышу. Это дышит человек.
Аксель снова прислушался. И тут совсем рядом с тем местом, где они стояли, раздался резкий звук, похожий на звонкий удар, – три раза, потом четыре. Посыпались яркие вспышки, за которыми последовало крошечное пламя, которое тут же выросло, осветив силуэт сидящего человека, а потом все снова погрузилось во мрак.
– Не бойтесь, друзья мои, – сказал голос. – Это всего лишь Гавейн, рыцарь Артура. И как только трут загорится, нам станет видно друг друга получше.
Снова послышались удары кремня, наконец свеча вспыхнула и загорелась ровным пламенем.
Сэр Гавейн сидел на черной кочке. Было понятно, что сиденье из нее неудобное, потому что он согнулся под странным углом, словно готовая упасть гигантская кукла. Свеча у него в руке отбрасывала на его лицо и верхнюю часть туловища дрожащие тени, и он тяжело дышал. Как и прежде, на нем были доспехи и туника, меч, вынутый из ножен, был под углом воткнут в землю у основания кочки. Рыцарь окинул их суровым взглядом, переводя свечу с одного лица на другое.
– Значит, вы все здесь, – наконец произнес он. – Теперь я спокоен.
– Вы удивили нас, сэр Гавейн, – сказал Аксель. – Чего ради вы здесь прячетесь?
– Я здесь уже давно, пришел раньше вас, друзья мои. Но с мечом и в доспехах да при моем великом росте, который вынуждает меня спотыкаться и пригибать голову, я не могу идти быстро, и вот вы меня и догнали.
– Это вряд ли можно назвать объяснением, сэр. Зачем вы шли впереди нас?
– Чтобы вас защитить! Горькая правда в том, что монахи вас обманули. Здесь, внизу, обитает чудовище, и они решили избавиться от вас с его помощью. К счастью, не все монахи думают одинаково. Ниниан, молчун, незаметно привел меня сюда, и теперь я должен вывести вас в безопасное место.
– Новости просто ошеломительные, сэр Гавейн. Но сначала скажите, что это за зверь. Что он собой представляет и не угрожает ли он нам прямо сейчас, пока мы здесь стоим?
– Считайте, что угрожает, сэр. Монахи не отправили бы вас сюда, если бы не были уверены, что вы с ним повстречаетесь. Они всегда так делают. Людям Христа негоже использовать ни меч, ни даже яд. Поэтому тех, кому они желают смерти, они отправляют сюда и уже через пару дней забывают, что вообще это сделали. О да, таковы их методы, особенно у аббата. К воскресенью он может даже убедить себя, что спас вас от солдат. А деяния того, кто рыщет по тоннелю, если они вообще придут ему на ум, он предаст порицанию, или наоборот, назовет волей Господней. Что ж, давайте посмотрим, какова будет Господня воля сегодня ночью, когда рядом с вами идет рыцарь Артура!
– Так вы говорите, сэр Гавейн, – спросила Беатриса, – что монахи желают нам смерти?
– Они точно желают смерти этому мальчику, госпожа. Я пытался убедить их, что в этом нет необходимости, даже поклялся увезти его подальше от этих краев, но нет, они меня не послушали! Они не хотят рисковать тем, что мальчишка сбежит, даже если мастер Вистан будет схвачен или убит, ведь кто поручится, что в один прекрасный день за ним не явится кто-нибудь другой. Я уверял, что увезу его подальше, но они боятся того, что может случиться, и желают его смерти. Вас с вашим добрым супругом они могли бы пощадить, но вы неизбежно стали бы свидетелями их деяний. Предвидь я все это, поехал бы в этот монастырь? Кто знает? Тогда мне казалось, что это мой долг, а разве нет? Но я не мог позволить, чтобы осуществились их замыслы насчет мальчишки и невинных супругов-христиан! К счастью, не все монахи думают одинаково, знаете ли, и Ниниан, молчун, незаметно привел меня сюда. Я намеревался пройти вперед вас намного дальше, но в доспехах и при моем непомерном росте – сколько раз за все эти годы я его проклинал! Разве в таком высоком росте есть хоть одно преимущество? На каждую грушу, которую я сорвал, приходилась стрела, угрожавшая мне, ведь она миновала того, кто пониже!
– Сэр Гавейн, – спросил Аксель, – а что это за зверь, который, вы говорите, здесь обитает?
– Я никогда его не видел и знаю только тех, кого монахи отправили сюда на погибель от него.
– А он из тех, кого можно убить обычным мечом в руках простого смертного?
– Что вы имеете в виду, сэр? Я – простой смертный, отрицать не стану, но я – рыцарь, хорошо обученный, которого всю долгую молодость пестовал великий Артур, научивший меня встречать любого противника с радостью, даже когда страх пробирает до костей, ведь если мы смертны, то, по крайней мере, должны проявить себя в глазах Господа, пока ходим по этой земле! Как и все, кто стоял бок о бок с Артуром, я сражался с вельзевулами и чудовищами, а также с черными замыслами людскими и всегда следовал примеру своего короля, даже в разгар жестокой схватки. На что вы намекаете? Как вы смеете? Вы там были?Я там был, сэр, и видел все этими самими глазами, которые смотрят на вас сейчас! Но что с того, что с того, друзья мои, это разговор для других времен. Простите меня, у нас есть другие заботы, конечно же, есть. О чем вы спросили, сэр? Ах, да, зверь, да, я понимаю, что он чудовищно свиреп, но это не демон и не дух, и, чтобы его убить, вполне хватит меча.
– Но, сэр Гавейн, – спросила Беатриса, – вы в самом деле предлагаете нам идти вперед по тоннелю, зная то, что мы знаем?
– Какой у нас выбор, госпожа? Если не ошибаюсь, путь обратно в монастырь нам заказан, но та же самая дверь может в любой миг открыться, и в тоннель хлынут солдаты. Нам не остается ничего другого, кроме как идти вперед, и, если зверь не преградит нам путь, скоро мы окажемся в лесу, вдалеке от преследователей, потому что Ниниан заверил меня, что тоннель надежен и в хорошем состоянии. Поэтому давайте тронемся в путь, пока не догорела свеча, другой у меня нет.
– Аксель, мы можем ему доверять? – спросила Беатриса, не заботясь о том, чтобы сэр Гавейн не расслышал ее слова. – У меня голова идет кругом, и не хочется верить, что добрый отец Брайан нас предал. Однако какая-то доля правды в словах рыцаря есть.
– Давай последуем за ним, принцесса. Сэр Гавейн, мы благодарны вам за заботу. Пожалуйста, отведите нас в безопасное место, и будем надеяться, что зверь задремал или убежал рыскать в ночи.
– Боюсь, настолько нам не повезет. Вперед, друзья мои, и да пребудет с нами мужество. – Старый рыцарь медленно поднялся на ноги и вытянул вперед руку, в которой горела свеча. – Мастер Аксель, пожалуйста, возьмите свечу, потому что мне нужны обе руки, чтобы держать меч наготове.
Спутники пошли по тоннелю: сэр Гавейн впереди, потом Аксель со свечой, Беатриса, державшая его за руку, и Эдвин, замыкавший шествие. Они не могли идти иначе как гуськом, потому что проход оставался узким, а потолок, с которого свешивались мох и жесткие корни, становился все ниже, пока даже Беатрисе не пришлось пригнуть голову. Аксель изо всех сил старался держать свечу повыше, но сквозняк в тоннеле усилился, и ему часто приходилось опускать ее и прикрывать пламя рукой. Однако сэр Гавейн не жаловался, и его маячившая перед ними фигура с мечом на плече ни разу не замешкалась, выбирая дорогу. И тут Беатриса вскрикнула и потянула Акселя за руку.
– В чем дело, принцесса?
– Ох, Аксель, стой! Я на что-то наступила, но ты слишком быстро отвел свечу.