Метро 2033. Свидетели Чистилища

Глава вторая

Мы бодро топали по улице Советской. Насколько я помнил топографию этого чудесного городка, до Новинского шоссе, выводящего к моему Могильнику, еще идти и идти. Казалось, пятиэтажки с пустыми окнами и увитыми ядовитым плющом стенами не закончатся никогда. И тут черт меня дернул задрать голову и посмотреть в зенит. Бескрайнее небо вцепилось в меня, потянуло, засосало… Когда годами живешь под землей – у кого хочешь агорафобия разовьется. Выхватывать периферическим зрением тучи – далеко не то же самое, что осознанно поднять глаза и встретить ответный взгляд неба. Голова закружилась, грудь стиснуло стальным обручем, невыносимо захотелось забиться в какую-нибудь из заброшенных «хрущевок». Полцарства, что называется, за предлог, чтобы укрыться в подъезде!

– Стой! – дернула меня за рукав Мара. – Сюда лучше не наступать.

Я даже не понял, что она имеет в виду, позволил девчонке вести себя, будто слепого, затем кое-как собрался, надвинул поплотнее резиновый капюшон и ускорил шаг. Чтобы быстрее вернуться домой. Под землю.

Кстати, не все из местных были привязаны к Могильнику так же, как я. Многие считали, что давно пора выйти наружу, выгнать из монастыря волчью секту и устроить там птицеферму, раз фон нормальный. Тем более что напротив, в окрестностях психушки, сохранилось много скотных сараев – так докладывали сталкеры. В последнее время даже сходки устраивали по этому поводу – со спорами, переходящими в драки. Парня выскакивающим лезвием зарезали как раз на таком мероприятии.

Спорили о том, почему у монастыря не фонит. Кто-то говорил, что там благодать, а кто-то – что неизвестная аномалия, которая, может, еще хуже, чем радиация, на человека действует. Нынешние куровские староверы называли себя Свидетелями Чистилища и запугивали всех, кто хотел выйти на поверхность. У них такая идея была: вся эта Катастрофа – Конец Света, который Бог наслал за наши грехи. И те, кто смог выжить, еще не имеют права лицезреть новый мир. Чтобы такое право получить, они должны отсидеть какой-то определенный срок в Чистилище. Этим Чистилищем крысоеды назначили несчастный скифский Могильник, в котором скрывались от последствий Апокалипсиса. Вот интересно было бы посмотреть на коллективный когнитивный диссонанс, когда выяснилось, что помимо первого есть и второй Могильник с выжившими, и подземелья с засевшей под комбинатом бандой Босса. Наверняка в рядах староверов возникло много разногласий относительно того, являются ли все остальные тоже избранными. Иначе получалось, что они там в своем Могильнике два десятка лет блюли заповеди и придерживались всевозможных ритуалов, платочки беленькие носили и так далее – а по соседству другие люди не молились, не постились, даже наоборот – разными непотребствами занимались, а вот поди ж ты, тоже живехоньки! Обидно, наверное.

«Свидетели» раздражали меня всем, начиная с истерических голосов навязчивых проповедников и заканчивая одеждами, в которые они упорно рядились. Первобытно-общинный строй со всеми ценностями и укладом, естественно, прилагался. Впрочем, сегодня я имел счастье убедиться, что не все крысоеды одинаковы. Оказывается, встречались и такие, не разделяющие религиозных убеждений большинства представителей общины. А ведь это, на минутку, дочь главы староверов!

…Мы с Марой уже почти рысью продвигались по Советской, временами продираясь сквозь опутавшие асфальт стальные нити мутировавшего вьюнка. Я нещадно потел в своем резиновом коконе и совершенно непоследовательно завидовал девице в одной футболке и без респиратора. Неожиданно из-за потрескавшегося угла пятиэтажки появилась женщина лет тридцати с белесыми ресницами и каким-то коровьим, что ли, выражением лица. Она испуганно озиралась, но нас явно не заметила из-за разросшихся кустов. Потопталась у обочины и перебежала на нашу сторону дороги так робко, будто ожидала, что сейчас от светофора на нее помчится поток машин, навсегда застывших на стертой временем стоп-линии. Я даже не успел удивиться. Ветер донес обрывки ругани, и вскоре сквозь ветви кустов я увидел группу людей. Этих самых «свидетелей» в длиннополых льняных тряпках.

Даже мне стало не по себе, хотя что они могли мне сделать? Заболтать до смерти? А незнакомая женщина явно перепугалась еще больше. Заметалась, привлекая к себе внимание, снова выбежала на дорогу. Стояла бы спокойно, может, и не заметили бы ее среди кустов, но это ж нужно самообладание, а его у нее явно не водилось, тем более в стрессовой ситуации. От толпы тут же отделились два парня. В несколько прыжков они оказались рядом с женщиной, схватили ее под руки и поволокли к остальным. Та громко зарыдала; один из парней, не глядя, шмякнул ей ладонью по лицу; она затихла, продолжая сосредоточенно перебирать ногами.

Наблюдая за сценой, я упустил из виду Мару, а она в это время, оказывается, отломала длинную массивную ветку с густой порослью и выскочила с ней на дорогу перед парнями.

– Лизка, беги! – завопила девица.

И со всей дури стегнула своим разлапистым орудием ближайшего к ней парня. Он выпустил Лизину руку, но та не воспользовалась замешательством, хотя вторую руку в такой ситуации тоже можно было бы освободить без труда.

– Лизка… – В голосе Мары прозвучали огорчение и разочарование.

Староверы двинулись в нашу сторону. Вперед вырвался старикашка с кудлатой сальной бороденкой – то ли этот самый, то ли похожий встречался мне в нашем Могильнике, когда такая же вот толпа приходила проповедовать. За старикашкой, не отступая ни на шаг, следовала баба в кипенно-белом платке.

Дедок без предисловий вцепился Маре в рукав:

– Мария! Тебе надо быть внизу!

– Отстань!!! – Девушка яростно отдирала от себя его руки, но старикашка, как репей, тут же ловко перехватывался.

– Божена, где мешок? – крикнул он бабе в платке. – Накинь ей на голову!

Наблюдать дальше я уже не мог. Вынырнул из кустов, подбежал, отцепил это чудо природы от Мары. Она тут же скрылась в ближайшем подъезде, а я влип основательно. Старикашка уже висел на мне и орал в ухо, брызжа слюной:

– Верни мне дочь, безбожник! Где твоя совесть?

Рядом Божена с каменным выражением лица расправляла мешок, как будто всерьез готовилась засунуть меня в него. Два амбала продолжали выворачивать руки несчастной Лизке, которая смирилась и больше не издавала никаких звуков. Мне это все порядком надоело. Я схватил дедка за плечи, встряхнул. Цепкие лапки разжались.

– Вашу дочь вернуть не могу, поскольку у меня ее нет. Вот! Видите? Ни в карманах, ни в рукаве, ни за шиворотом. Мы с ней познакомились меньше часа назад. Вопросы есть? Нет? Тогда досвидос! – И я собрался уходить, но меня стали хватать за руки еще какие-то невменяемые. Они требовали немедленно спуститься под землю и никогда оттуда не выходить, потому что небо теперь не для людей и я что-то там нарушаю. Ага. Интересно, а сами они что, не люди? Почему сами-то тут шляются? Или перед Богом все равны, но некоторые равнее?

Кроме старца с сальной бороденкой, все незнакомые, не из нашего Могильника, да и запомнил бы я эти хари, если бы в гости такие пришли. С одной стороны, жаль: взывать к совести или голосу разума легче, когда оппонент тебе знаком. С другой стороны, очень даже хорошо: дойди дело до реальной потасовки, сворачивать носы и выбивать зубы психологически проще чужакам.

– Ищите ее, она там! – Отец Мары царственным жестом указал на подъезд пятиэтажки. – А его вниз!

Крайне глупо было вступать в конфликт – мне надо спасать брата. Да и ничего плохого или обидного этот приказ бесноватого лидера не нес: мы все жили «внизу». И «внизу» действительно нужно было проводить большую часть времени, чтобы сохранить остатки здоровья. В конце концов, я же сам не так давно, поддавшись приступу паники, стремился куда-нибудь заныкаться. Но вот тон отданного приказа меня просто-таки взвел, будто курок.

– А чего это ты раскомандовался? – полюбопытствовал я, повысив голос.

– Ты на кого орешь, безбожник? – Дедок даже задохнулся от удивления.

Тут вся эта малоприятная компания окружила меня, кто-то попытался шарить у меня по карманам, получил щелбан, за него, конечно, вступились товарищи… Дрались они из рук вон плохо, не то что мужики из нашего Могильника, мне даже прорваться сквозь их строй удалось, уронив по ходу дела нескольких блаженных. Я дернулся в сторону шоссе… И едва не напоролся на вилы, выставленные старушкой – божьим одуванчиком. Перестал сопротивляться. Не съедят же, в конце концов. Подумал так, и нехорошо мне стало. Голод может быть не только у нас. Если староверов те же беды затронули – еще как съедят, фанатики проклятые, глаза-то у всех совершенно безумные! Про волкопоклонников же говорили, что они охотятся на людей, а эти чем лучше? Христианского в них точно мало осталось.

На плечах повисли сразу трое. Я упал; они, конечно, пинать начали, подняться никак не получалось, респиратор чьим-то метким сапогом свернуло на ухо, нос всмятку…

– Ну что за безобразники! – раздался с небес певучий женский голос. – Матвей, скажи им!

От меня тут же отстали, я сел, отплевываясь. Глаза после близкого общения с землей еле открылись.

– Пойдем, Матвеюшка, – продолжала женщина. Я разглядел обладательницу кипенно-белого платка со славным именем Божена. Удивительное дело: бабу эту я совершенно точно не помнил, а вот ее тембр и интонации хорошо знал, потому что многократно слышал в своем Могильнике – обладательница певучего голоса частенько отмаливала заболевших в специально отведенных для этого местах за ширмой. – Не возись с дураком, его и так Бог наказал и пуще прежнего накажет. Лучше Машеньку найди, дочку свою, спасать ее надо.

– Ма-ри-я!!! – оглушительно взвыл старикашка, тряся бородой. – Мария, домой иди, шалава гулящая!

– Не кричи, не послушается она, – все тем же певучим говорком возразила Божена, беря его под руку, – раньше надо было воспитывать. Мамка-то ее в Бога не верила и дочь не научила, испортила ребенка.

– Я научу, – пообещал Матвей, – в стену замурую, еду на палке буду просовывать, взмолится на другой день.

– Ты еще поймай ее.

– Поймаю, никуда она не денется…

Дальше стало не слышно. Вся компания уже двигалась по направлению к Вокзальной улице и нашему Могильнику. Я заметил, что Лизка, из-за которой, собственно, я и получил этот чудесный опыт, резво топает вместе со всеми, и прилежание ее выглядит вполне добровольным.

Дождавшись, пока крысоеды отойдут достаточно далеко, я пошкандыбал в том же направлении. Надо, надо звать на помощь кого-нибудь из Могильника. Один я не справляюсь, уже убедился. Ради плюсика в карму, конечно, никто из соседей не пойдет, но гипотетический продуктовый склад, существовавший, правда, лишь в виде тушеночного духа, наверняка многих заинтересует. А какие еще варианты? Даже если и найду Жорку сам – его же наверняка кто-то удерживает, разве тут справишься в одиночку? Меня вон полудохлые религиозные фанатики одолели, пусть не умением, так числом. А те, кто брата утащил, пошустрее будут. Эх, автомат бы!..

И тут мне представилось, как Жорка валяется избитый в этих подвалах, задыхается и хрипит, а я иду не к нему, а совсем в другую сторону. Все плохо, что ни делай…

– Кир… – Вот же умеет она внезапно появляться, действительно «как из-под земли»! – Ты фонарик выронил. Держи.

– Мерси. Я не ронял, у меня его твои из кармана вытащили. Поздравляю, кстати: папаша у тебя просто чудесный.

Мара поморщилась:

– Да он нормальный был раньше, это все его новая жена.

– Ух ты! Сказки про злую мачеху по-прежнему актуальны?

– Что?

– Ничего.

– У тебя нос разбит. И глаз заплыл.

– Да неужели? – раздраженно процедил я сквозь зубы, прилаживая респиратор так, чтобы не сильно давил на расквашенный нос. Болит, зараза! Но не хрустит – стало быть, без перелома.

– А куда ты идешь?

– А я уже должен отчитываться?

– Не должен. Просто… ты ведь брата ищешь, я помочь тебе собиралась.

– Уже помогла, спасибо.

– Ты же сам полез.

– Лучше было спокойно наблюдать, как тебя запихивают в мешок? Кстати, ты в курсе? Твой родитель собрался замуровать тебя в стену и подавать еду на палке.

– Пусть поймает сначала, – безмятежно отозвалась Мара и вытащила очередную пастилку. – Хочешь?

– Тебя Босс по-нормальному не кормит? Или он сам тоже лакрицей питается?

Она нахмурилась.

– Ты бы не говорил, о чем не знаешь. Тем более если брата хочешь спасти.

Пробный камешек, брошенный мною наугад, отскочил обратно: из ответа Мары невозможно было понять, правильно ли я догадался, что ее работодателем является наш Босс. Ведь если мои подозрения верны, то, получается, он жив-здоров и находится где-то неподалеку, а общину перестал подкармливать, потому как надоело, а не потому что власть сменилась или, скажем, потому что помер он от несварения желудка.

Девушка остановилась посреди дороги и снова вытащила допотопные наушники. Интересно, на каком деревенском чердаке она их нашла? Таких и в нормальные-то времена не выпускали уже лет дцать. Неужели на складе Босса не нашлось чего получше?

Все же как странно выглядят ее светлые глаза в сочетании с черными волосами…

Со стороны монастыря донесся душераздирающий вой. Мара даже не пошевелилась. Конечно, ей же не слышно за битлами. А я стою рядом с ней, как идиот, и сам не понимаю, зачем теряю время. Лучше уж снова наудачу лезть в эти стремные коридоры и искать Жорку самому, чем надеяться на какую-то психованную меломанку.

Она вдруг посмотрела на меня в упор и сдернула наушники:

– Кир, я не люблю, когда мне не доверяют.

– А с чего я должен тебе доверять?

– А кому еще? Разве у тебя выбор есть? Ты же умный, понимаешь, что, кроме Босса, никто не поможет, а я с ним хотя бы знакома.

Логично, черт возьми. Мне захотелось спросить, какая ей выгода помогать мне. Но вместо этого поинтересовался:

– Ну хорошо, предположим, ты знаешь Босса и даже вхожа в число приближенных. Когда ты собираешься с ним поговорить?

– Ты же понимаешь: Босс – это Босс, к нему запросто не придешь, момент удобный искать надо.

И не поспоришь же! Боссы – они такие. Даже если они у нас с ней разные. Я вон нашего за четыре года ни разу не увидел, так чего же могу требовать от сопливой девчонки с плеером? Как получится – так получится. Но Жорка, может, десять раз уже умрет за это время…

– Давай ты поищешь этого своего… момента, а я все-таки по коридорам пошарю. Мы с братом не ели два дня, вдруг не дождется он обещанного спасителя?

Мара вдруг как-то просела и сгорбилась, будто шарик воздушный проткнули:

– Да не найдешь ты его в коридорах… – Голос прозвучал обреченно. – Лучше дождись меня. Я в монастырь схожу.

– Это еще зачем?

– Ну… попрошу, чтоб удача была.

– Ты разве такая же, как твой папаша?

Ее светлые глаза зло сверкнули.

– А он как раз в монастырь не ходит. Ему волков страшно. Поэтому и выдумал эту свою сказочку про Чистилище.

– Это не он, это тыщи лет назад придумали. Эх, молодежь, молодежь…

– Какая разница когда? Главное, с некоторыми до сих пор срабатывает. Ты же видел, как Лизка перестала дергаться и пошла с ними? А ведь ее там бьют. У нее муж, который из нее бесов каждый вечер выколачивает.

У меня перед глазами встали жалкие коровьи глаза этой несчастной Лизки.

– Не из-за вероучения же она пошла! – Я чувствовал, что меня необъяснимым образом задели слова Мары. – Как она одна прокормится, если уйдет?

– Да есть варианты, – спокойно возразила девушка, – к Боссу можно подрядиться на опыты, в ваш Могильник, в конце концов…

Нет, все-таки Мара плохо ориентировалась в жизни… в том, что осталось от жизни… В Могильнике самим жратвы не хватает. Раньше, может, и приняли бы, может, и рады были бы. Но сейчас… Кому нужна лишняя невразумительная баба второй молодости?

Мара сосредоточенно сматывала свои старые наушники.

– Этот монастырь правда работает, – сказала она. – Как-то раз, еще, наверное, года три назад, я совсем захандрила, и мне стало все равно, умру я от радиации или нет. Я решила забить на все запреты и пойти наверх. Проследила за нашими сталкерами, запомнила, где они на поверхность выбираются. Вышла на Советскую… Ну то есть это сейчас я знаю, что улица Советской называется, а тогда для меня это был какой-то дивный новый мир. Звуки, запахи, краски… Пусть все опасное и незнакомое, но я же в таком состоянии была, что мне на страх наплевать, даже на страх смерти. Думаю, хоть напоследок насмотрюсь на город. И как назло, вокруг лишь пятиэтажки раздолбанные, одинаковые до тошноты, никакого утешения. А мне хотелось красивого. Я знала, что за железной дорогой речка и церковь с куполами, мне отец про нее рассказывал. Я и пошла поглазеть на купола. Полюбовалась, хотела идти обратно и вдруг подумала, что раньше девушке нельзя было туда проникнуть, монастырь мужской ведь был. А сейчас все по-другому, сейчас многое можно из того, что раньше запрещалось. И я прошла мимо бывшей психушки, только я не знала, что это психушка, пока название на вывеске не прочла… И, короче говоря, зашла в монастырский храм. Там я упала на колени, хотя поначалу и мыслей таких в голове не было, и попросила, чтобы жизнь стала чуточку лучше. И очень скоро после этого наши выяснили, что в монастыре фон нормальный.

Если честно, симпатии у меня ее монолог не вызвал, особенно после общения с фанатиками. Но кое-что в голове начало складываться. Вспомнилось, какими были ее первые слова после нашего «знакомства»; вспомнилось, как она позже сказала: «Ты первый, кто не хочет меня изнасиловать»; вспомнилось, что она постоянно со страху забывает про свой нож с выкидным лезвием… Господи ты боже мой, неужели с ней это происходило не раз?! Неужели какие-то мужики, будь то жители Могильника или люди Босса, регулярно насиловали ее?! И когда же, интересно, это произошло впервые – уж не в тот ли день три года назад, когда она «совсем захандрила», когда ей стало все равно, умрет она от радиации или нет? Бедная девочка! Тогда понятно, отчего она такая… странноватая. Подобные вещи не могут не сказаться на психике. Пастилки, отсутствие противорадиационной защиты, патологическое бесстрашие по отношению к волкам-мутантам и вместе с тем – паническая боязнь незнакомых мужчин… Теперь вот еще вера в некие потусторонние силы при монастыре, которые девичьи желания исполняют… Да ведь она точно двинутая!

На всякий случай я попятился и осторожно покивал:

– Ну, может, и правда, что-то там есть. Почему ж не быть-то? Ты извини, мне пора, я за брата очень переживаю. Давай ты Босса своего попробуй достать, а я пока так поищу.

Она сердито мотнула головой:

– Нет. Так не надо. Только испортишь все. Лучше сиди ровно. Я быстро сбегаю, попрошу и – сразу к Боссу. Давай, короче, опять тут часика через три. Нет, я, наверное, могу и раньше успеть.

– Предлагаешь мне погулять, последнее здоровье попортить?

– Ты ж пастилок поел.

– Тебе пора зарегистрировать секту Свидетелей Пастилок, будешь иметь успех, – криво усмехнулся я.

– Дурак ты, Кир, хоть и в отцы мне годишься, – досадливо скривилась она. – Сама не знаю, зачем взялась помогать тебе. Хрен с тобой, иди в свой Могильник или куда хочешь. Лезь в нору. Прячься. Я через два часа подойду к вашему пролому, только не близко, мне неприятностей не надо. Там домик есть с дебильной башенкой, около него встретимся.

И она шустро потопала к железнодорожной насыпи, красно-белая розочка на черном рюкзаке мелькала меж кустов.

Прикольная она, конечно. Но эта ее махра в голове… Нет, ну как же жаль ее! Это ж такой возраст, когда любви хочется, нежности, признаний-откровений. Я же помню, как это у барнаульских девчонок было двадцать лет назад. Может, реалии и стали иными, да вот только в природе женской вряд ли сильно что-то поменялось. Как раньше, так и теперь им нужен любимый, принц, муж, хозяин очага, глава семьи, человек, который подарит все звезды и луну в придачу. Мне кажется, у каждой лет с тринадцати-четырнадцати голова этим забита. А тут… Ведь не жениться на ней хотели эти самые мужики, не любовью с ней заняться, не провести вместе ночь из-за взаимной симпатии и по обоюдному согласию, чисто «для здоровья». Нет, ее собирались взять силой, причем неоднократно собирались. И, вполне вероятно, регулярно брали. Тут любой чокнется от постоянного стресса. Хотя, возможно, Мара только прикидывается чокнутой. Без мозгов сейчас не выжить, тем более в одиночку. Вдруг мои выводы ошибочны и не было никаких изнасилований, психических травм и всего прочего, что мне напридумывалось? Вдруг она мне просто мозги пудрит в расчете, что пожалею и полностью доверюсь?