Пристанище для уходящих. Книга 1. Облик неизбежности

Сложно представить, что он принесет. Завтра я встречусь с отцом. Интересно, я похожа на него? Так странно думать, что где-то есть незнакомый мне человек, который может ограничить мою свободу. А если мы с ним не поладим? Вдруг ему не понравятся мои способности? Хотя с чего они должны ему понравиться, если из-за них на меня объявлена охота, и гибнут люди.

И почему Ник отговаривался туманными намеками? Он ведь явно что-то знал. Хотя, если он хранил чужие тайны, нечестно заставлять его отвечать. Или там что-то настолько страшное, что он предпочитает держаться подальше? И хочу ли я знать?

Слишком неуютно и непонятно. Одиночество не помогло отвлечься от тягостных размышлений. Нужно занятие. Я тщательно обыскала комнату, обнаружив одеяла, пледы, полотенца и прочий хлам. Заглянула в дверь за шкафом и обомлела. Душ! Не веря своему счастью, подскочила и выкрутила краны. Так и есть, настоящий душ с горячей водой!

Выходить не хотелось. Таким душем я пользовалась от силы несколько раз в жизни. Келли не стеснялась поливать меня холодной водой и уверять, что так гораздо полезнее. Я тяжело вздохнула. Я больше никогда не узнаю, что она думает обо мне или своем сыне. Острое чувство потери настигло внезапно и неотвратимо. На секунду стало больно дышать: в груди будто возник тяжелый камень и перекрыл доступ воздуху. Я судорожно вздохнула и стало немного легче. Но камень теперь навсегда останется внутри: пока я жива, буду помнить, что Келли больше нет.

Потом я попыталась отстирать одежду. Грязь размазалась по джинсам, а левый рукав рубашки оторвался окончательно. Я потянула правый, но он не поддавался. Я тянула и тянула, пока не послышался треск ниток. Чертова рубашка, почему ты не слушаешься? Еще немного усилий, и рукав отлетел в другой конец комнаты. Рубашка изъездила со мной Колорадо, Юту и Неваду. Оторванный рукав на полу вызывал чувство беспомощности и потери. Я подобрала его и долго сидела в обнимку с вырванными крыльями.

При дневном свете дом выглядел сердито. Словно он приготовился к приему жильцов, распахнул все двери, но никто не приходил, проигнорировав надежды деревянного великана. Куда все делись? Я бродила по комнатам, рассматривая старые диваны, громоздкие шкафы с толстыми ручками, темные деревянные стены. На стенах висели фотографии. Повсюду как попало стояли разные безделушки. Большие и круглые часы на каминной полке пробили два – как раз, когда я на них смотрела. Над ними висела картина с пионами, а рядом лежала маска, отороченная перьями, с другой стороны стояла костяная фигурка слона. Это что-то значило для людей, которые здесь живут, напоминало им о чем-то важном. Может быть, они недавно посещали Африку? У меня ничего не осталось от прошлой жизни, кроме перочинного ножа, кулона и фотографии, да смятых долларов, которые я даже не успела потратить. Я проверила задний карман – все на месте. Джинсы почти высохли, но не стали чище, нечесаные волосы лезли в глаза. Я чувствовала себя неряхой и ничего не трогала, боясь испачкать.

Хлопнула дверь, и я притаилась в углу за креслом, тревожно вслушиваясь. Вроде похоже на крики детей. Донесся голос Лорейн и другие незнакомые голоса. Я присела на корточки, но тут же отругала себя за глупость. Я же не вломилась в чужой дом, и меня не арестуют, а если Лорейн найдет меня на полу за креслом, то истратит весь запас драконьего огня. Я прокралась на шум и выглянула из-за двери.

Лорейн хозяйничала на кухне, видимо, найдя выход из ситуации с брокколи и кукурузой. За столом сидели дети: парень-подросток, девочка, наверное, уже школьница, и совсем малыш. Из укрытия я не могла рассмотреть, мальчик это или девочка. И не могла определить, сколько им всем лет. Слишком мало я была знакома с детьми. Подросток, возможно, чуть младше меня, а малыш едва ли доставал мне до бедра. Он держал в руках игрушку и бил ею по столу. На него никто не обращал внимания. Подросток рассказывал Лорейн о школе, девочка болтала о чем-то своем. Лорейн отвечала то одному, то другому, расставляя на столе тарелки и приборы, и даже успевала пожурить малыша. Интересно, что он ощутил, когда Лорейн до него дотронулась?

Девочка, видимо, сказала что-то смешное, потому что все разом засмеялись. Я наблюдала за ними и теряла ощущение реальности. Никогда не видела, как большая семья собирается вместе. Но это я – ненастоящая. Я пришла из другого для них мира и ничего не понимаю в их делах.

– Тереза, не хочешь присоединиться к нам?

Испуг пригвоздил к месту. В кухне воцарилась тишина. Лорейн смотрела на меня так, словно прицеливалась. Они все смотрели. Я несмело сделала вперед несколько шагов и замерла, не понимая, чего именно они ждут. Я должна сесть за стол или помочь Лорейн? Или стоит уйти и не мешать? Я чувствовала себя косулей на водопое в засуху: вроде положено перемирие, но ведь всем известно, что на самом деле это сказки, и косулю съедят.

Подросток окинул меня ироничным взглядом и отвернулся. Девочка смотрела широко распахнутыми глазами, а малыш забыл про игрушку, показывая на меня пальцем. Мгновение спустя с криками приветствия девочка бросилась в мою сторону. Малыш посмотрел на нее и ринулся следом. Я отпрянула и уткнулась в стену. Их горячие прикосновения превратили меня в звенящую струну, а крики вызывали болезненную вибрацию. Пока я по очереди становилась каждым из них, мир вокруг терял понятные очертания. Ощущение воды в ушах оказалось очень кстати – оно заглушило какофонию звуков. Неожиданно идея побегать, издавая бессмысленные вопли, показалась не такой абсурдной.

Я подняла голову и наткнулась на недовольный взгляд Лорейн. Если бы я знала, чего она от меня хочет, сделала бы сразу. Лорейн что-то сказала. Я с ужасом прислушалась к ее гудению, и от неловкости замутило.

Девочка тоже загудела – я видела, как быстро двигаются ее губы, но не слышала слов. Малыш прыгал рядом, хватал меня за руки и тянул за собой, его сестра тоже потянула за руку. Я позволила им усадить себя за стол и застыла, пытаясь разобрать проступающие сквозь гудение слова. Девочка поставила передо мной стакан с соком, тарелку, положила кукурузу и тефтелю. Подошел малыш и пихнул в руку игрушку. Я растерянно рассматривала плюшевого слоненка, борясь с желанием выковырять ему глаз и посмотреть, что внутри. Думаю, это было не мое желание. Девочка сунула вилку, но я долго не могла сообразить, что с ней делать. Так и сидела с вилкой в одной руке и со слоненком в другой, пережидая эффект гудения и ваты, а когда рискнула поднять голову, увидела, что все смотрят на меня. Не представляю, что они обо мне думали. Наверное, считали полной кретинкой. И я даже спорить не буду.

Через какое-то время звуки стали не такими резкими, и я попыталась поесть, одновременно следя за беседой. Малыш оказался мальчиком по имени Бен, девочку звали Саманта, а подростка Джереми. Они обсуждали пропущенные в Портленде события – тренировку, детский спектакль, визит к врачу. Я рассматривала одинокую тефтелю на тарелке. Несправедливо обвинять меня в их неурядицах. Я не хотела ничего менять, не хотела прятаться от убийц и уж точно не хотела тонуть в чужих эмоциях.

– Тереза, ты не ешь мяса? – вдруг спросила Лорейн.

Я испуганно посмотрела на нее, опасаясь драконова огня, но по выражению лица Лорейн не смогла определить, насколько все плохо.

– Э-э-э, ем, просто не хочу, спасибо, – пробормотала я. В руках снова появилось ощущение хрупкого трепетного тельца кролика и плоских эмоций существа, которое не может изменить свою судьбу, как и осознать ее. Зато олени могут. И единственный убитый мною олень до сих пор иногда смотрел из темноты укоризненными глазами.

Лорейн нахмурилась, смутив еще больше, но ничего не сказала. Когда все поели, она выставила нас из-за стола и велела идти во двор. Саманта и Бен вцепились в меня мертвой хваткой. Похоже, я для них как новая игрушка, только еще интереснее: я ведь умею говорить и ходить.

– Тебе нужна экскурсия, – безапелляционно заявила Саманта.

Спустившись с крыльца, я обнаружила себя посреди настоящей фермы: амбар, еще несколько строений, трактор на поле. Над всем этим возвышался большой двухэтажный дом с зелеными клумбами под окнами.

Во дворе жили две огромные собаки. Я любила животных, но эти сначала испугали. Они вели себя шумно и слишком дружелюбно. Погладив одну, я ощутила сытое довольство и поистине щенячий восторг от ласки. Любопытно, но не более того.

Саманта таскала меня по ферме, показывая посадки и рассказывая о тайниках под камнями и досками. Бен бегал за нами, а Джереми остался в доме. Я изо всех сил старалась избегать физического контакта с детьми, но они словно поставили себе цель – обнимать меня без остановки. Каждый раз мир превращался в вибрирующую струну или это я в нее превращалась. Зависит оттого, с какой стороны посмотреть.

Часа через два Саманта усадила меня за домом и разложила «сокровища»: заколки, банты, записные книжки и блокноты с рисунками, марки, разноцветные пуговицы, стекляшки, бусины, монеты. Я безучастно внимала ее рассказам о том, как к ней попала каждая вещь, не в состоянии разделить восторг и опасаясь прикосновений. Тогда его придется испытать, а звуки уже утратили четкость, значит, апатия не за горами. Сегодня на меня обрушилось слишком много эмоций. Своих и чужих. Хотелось уйти, забраться на дерево и пересидеть там, но я так устала, что совершенно не было сил подняться.

Саманта прервала рассказ о разноцветных камнях, которые собирала в прошлом году в Майами, и участливо поинтересовалась:

– Ты чем-то больна?

Хм, наверное, так я выгляжу со стороны.

– Нет. Извини, просто устала.

– Я попрошу маму тебя не ругать, – доверительно произнесла Саманта и добавила: – Ты странная.

Она произнесла фразу так, будто это снимало с меня все обязательства. Как будто странности делали меня сродни ненормальным, которых нельзя упрекать, потому что они не в себе.

Я не нашлась, что ответить. Завидев вдалеке Бена, который, судя по всему, тащил весь запас игрушек в нашу сторону, я заставила себя подняться. Если сейчас же не останусь одна, то окончательно потеряю себя. До вечера пришлось прятаться за сараем, под лестницей большого дома и на дереве у курятника. Пока сидела на дереве, показалось, что из окна второго этажа на меня смотрит Джереми, но, когда глянула второй раз, никого не увидела. Патрульная машина сверкала на солнце за сараем. Я удобно устроилась в ветвях и впервые за последние четверо суток почувствовала себя в безопасности.

Жизнь этих людей была совершенно другой. Они семья, они есть друг у друга, и у них есть дом. Они всегда будут частью этого места и смогут вернуться, если захотят. Мне же, шептал внутренний голос, вряд ли суждено обрести пристанище. Я могу уйти прямо сейчас, и Нику больше не нужно будет волноваться за безопасность близких. Но тогда я ничего не узнаю о своих родителях и о таинственном Викторе. Выходит, все, что делала для меня Келли, было зря?

На крыльцо вышел Ник. К нему подбежали Бен и Саманта. Он поговорил с ними и внимательно оглядел двор. Если он ищет Джереми, то тот так и проторчал целый день в комнате. Не представляю, что там можно делать столько времени.

Ник отправил детей в дом и спустился с крыльца, озираясь по сторонам. Он подошел ближе, и я впервые заметила, как он похож на Келли. Будет несправедливо, если уйду. Келли отругала бы, прознав, что я замышляю побег.

Я тихонько спустилась с дерева и обошла сарай. Ник стоял ко мне спиной и оглядывал поле.

– Тереза! – крикнул он.

Так он меня ищет?

– Да.

Он дернулся и обернулся. Во взгляде мелькнуло удивление, как будто он ожидал увидеть кого-то другого. Когда замешательство на его лице потухло, Ник недовольно произнес:

– Лорейн зовет ужинать. – Развернулся и направился к дому.

Я стояла, мучительно раздумывая, что делать. Встречаться с Лорейн совершенно не хотелось. Да и с детьми тоже. Будет ли грубостью, если я приду позже, когда все поужинают? Или вообще откажусь от ужина? Сегодня я уже ела. Ник обернулся и остановился, вопросительно глядя на меня. Он слишком похож на Келли, чтобы это игнорировать.

– Когда ты отвезешь меня к отцу?

– Завтра утром.

Я вздохнула и поплелась за ним.

Лорейн встретила меня непроницаемым взглядом, Джереми усмехнулся, Саманта дулась, а Бен снова поделился игрушкой. Я шмыгнула за стол, представляя, что я маленькая-маленькая и меня никто не видит. Одна из кукурузин на тарелке.

– Тереза, тебе не нравится кукуруза? – звонкий голос Лорейн напомнил, что я вовсе не желтый кругляшок на белом поле. Я испуганно дернулась, подыскивая ответ. Никогда не рассматривала еду с точки зрения «нравится – не нравится». Еда нужна для поддержания сил, не более.

В голове пронеслось то, что мне по-настоящему нравилось: прогулки в одиночестве, купания в горных озерах, новорожденный олененок и его заботливая мать, пение птиц на рассвете, удовольствие от понравившихся книг, усталость от пробежки, восторг от преодоления высоты, когда залезала на высокое дерево или карабкалась на скалу. Я любила все, что становилось частью меня. Значит ли это, что я люблю кукурузу? Ведь, когда я ее съем, она станет частью меня.

– Лорейн, я еще раз тебя прошу, спокойнее. – Ник устало откинулся на стуле.

– Я всего лишь стараюсь быть приветливой хозяйкой. – Лорейн едко улыбнулась.

Я уставилась в тарелку. Лучше не лезть, чтобы не попасть под драконов огонь жены Ника.

Саманта вспомнила смешной случай про кукурузу в школе, и все отвлеклись на нее. Я вздохнула с облегчением. В доме пахло теплом и уютом. Хотелось закрыть глаза и не двигаться, а еще убрать всех людей и остаться в тишине и одиночестве.

– А теперь спать. – Лорейн выхватила у меня из-под носа тарелку и добавила ее в стопку грязной посуды у раковины.

– Хочу купаться, – заявил Бен.

– Горячей воды нет, – голос Лорейн сочился недовольством. – Кто-то все слил!

Я огорчилась. Жалко, я надеялась еще постоять под горячим душем. Неужели Джереми? Не мог же он торчать целый день в ванной? Я глянула на него. Он смотрел на меня с ехидной улыбкой, вертя в руках вилку.

– И теперь этот кто-то моет посуду холодной водой. – Лорейн забрала у Джереми вилку и застыла, глядя на меня. Джереми улыбнулся еще шире, а Ник скривился, не решаясь спорить. – Новая порция нагреется только через пару часов.

И тут до меня дошло. Запылали щеки, и предыдущее желание стать незаметной показалось жалким подобием по сравнению с безумным чувством неловкости и стыда, которое затопило сейчас.

Я еле дождалась, пока все уйдут с кухни, быстро перемыла посуду и спряталась в комнате. Скорее бы это закончилось, скорее бы уехать. Я ощущала себя воробьем в орлиной стае – боялась привлечь внимание и выдать себя неловким жестом. Вообще-то, все это уже случилось. Я забралась на подоконник, с тоской рассматривая поле за окном.

И подпрыгнула от стука в дверь. Лорейн по-хозяйски зашла в комнату и решительно направилась к кровати.

– Нашла тебе одежду. – Не смотря на меня, она положила на кровать разноцветное тряпье. – Выбери, что подойдет.

Развернулась и молча ушла.

Подождав, я поворошила кучу, с удивлением рассматривая платья. Никогда их не носила и не собираюсь. Так, платья и юбки прочь. Нашла рубашку в клетку, почти как у меня, и в раздумьях уставилась на свою. Нельзя же ее просто выбросить. Джинсы тоже  еще послужат.

Проснувшись в три часа ночи вполне бодрой и отдохнувшей, я долго лежала, боясь нарушить покой этого дома. Не хотелось бродить призраком по чужому пристанищу. Волнение сбивало дыхание, неизвестность нового дня пугала. В конце концов, неуютное беспокойство выгнало из кровати. Я побродила по дому, рассматривая фотографии на стенах, цветы в вазах и подушечки на диванах.

У входа висела куртка Ника. Я вытащила из заднего кармана джинсов фотографию: Ник – подросток и молодая Келли улыбались, стоя рядом на фоне солнечного дня. Фотография принадлежала не мне, я была лишь временным хранителем. Я попыталась разгладить ее и выправить уголок, но безуспешно. Тогда просто положила ее Нику в карман. Достала бумажник и изучила водительские права: судя по адресу в правах, теперь Ник живет на другом конце города. Я с самого начала шла не в ту сторону. Перед глазами снова встала сцена убийства Келли и тот Рыжий. Может, он и не хотел убивать, но случившееся совершенно его не смутило, он просто дал указания найти меня. Что за человек такой?

В конце концов я вышла из дома, залезла на крышу и долго сидела, наблюдая за первыми признаками рассвета и думая о том, что меня ждет. Сегодня я встречусь с отцом. Он расскажет, почему меня вырастила Келли, а не он. Наверняка мои способности помешали нам быть вместе, недаром Келли не разрешала их использовать. Почему, когда мне было три года, мы снова не смогли остаться в Портленде? А моя мать? Кто она? Что с ней? Вдруг она умерла? Келли ничего о ней не знала или просто делала вид? Келли много чего скрывала, возможно, она просто не хотела говорить о ее смерти. Тогда новая информация не принесет облегчения, а сделает только хуже. И что делать после встречи с отцом? Если мы не поладим, я с ним не останусь. Просто не смогу.

Солнце пыталось меня согреть, но я все равно неуютно ёжилась под его лучами.

В доме зашевелились, застучали, заговорили. Голоса звенели и перекликались, в них появились тревожные нотки. Что случилось? Я аккуратно спустилась к краю крыши, чтобы послушать. Во двор выбежал Ник, за ним Лорейн и Саманта. Они вертели головами во все стороны. Ищут собак?

– Лорейн, я просил тебя быть помягче!

– Ты носишься с ней как с писаной торбой, – рявкнула Лорейн. – Не вижу в этом смысла!

– И ты добилась своего! Она сбежала!

Они говорят обо мне!

– Если ищешь причину обвинить меня, – воскликнула Лорейн, – то…

Раздосадованная собственной глупостью, я крикнула:

– Я не сбежала.

Саманта и Ник завертели головами, а Лорейн сразу посмотрела наверх. Я встретила ее яростный взгляд. Ник тревожно распахнул глаза, Саманта открыла от удивления рот.

– Пожалуйста, слезай, Тереза, – преувеличенно вежливо сказала Лорейн. – Завтрак через пятнадцать минут.

Она скрылась в доме. Ник и Саманта смотрели на меня, пока я спускалась. Завтрак прошел в безмолвии. Я чувствовала себя ужасно. Меня нужно изолировать от общества, я совершенно не приспособлена к совместному существованию с другими Homo Sapiens.

– Тереза, собирайся, нам пора. – Ник поднялся из-за стола, многозначительно не глядя на жену. – Отвезу тебя к отцу.

Я вернулась в комнату и надела новую рубашку, а старую замотала в комок и пихнула подмышку. Не могла оставить ее здесь, даже поверженную. Зашла в ванную и уставилась на себя в зеркало. Всклокоченные волосы и чумазые щеки – не лучший вид для первой встречи с отцом. Умылась и причесалась. Вот так вроде лучше.

Убедившись, что кулон и ножик лежат в заднем кармане, я спустилась. Ник ждал у двери.

– Готова?

Я кивнула, но, скорее, автоматически.

Ник положил мне руку на плечо, и меня пригвоздило к полу сердитой настойчивостью, виной и решимостью. От неожиданности я споткнулась и чуть не упала. Ник подставил руку, но я схватилась за дверь, избегая прикосновений, а потом, скатившись с крыльца, юркнула в машину и застыла, глядя перед собой.

Ник молча завел машину. Нас никто не провожал. Я думала о его детях: наверное, хорошо, когда есть семья, которая о тебе заботится. У меня такого не было. Неужели все матери такие? Почему дети ее не боятся?

– Шон все подготовил, – произнес Ник. – Он тебя спрячет. Не переживай по поводу тех людей. Тебя не найдут.

Я вздрогнула. У Ника не очень хорошо получалось успокоить, наоборот, внутри зарождалась паника. А вдруг все же найдут? Но поводов для волнений и без этих мыслей было хоть отбавляй. А если я не понравлюсь отцу? А если он мне не понравится? И что тогда делать? Я ведь никогда его не видела. Келли говорила, что я должна отстаивать свою свободу, но можно ли бороться против родителей? Если он не знает о способностях, придется искать способ встретиться с матерью.

Провожая взглядом бесконечные деревья, я боролась с желанием выскочить из машины и скрыться в лесу. Страх – вот, что я чувствовала все время с того момента, как услышала гудок GMC у подножья Маунт Худ и увидела испуганное лицо Келли. Она сдерживала чувства, скрывая от меня безнадежность ситуации, не давая моему страху осознать себя. Или это я такой тугодум, что только сейчас осознала опасность. Наверное, они выследили ее в Грешаме, когда она приехала за покупками. Сколько же времени нас «пасли»?

Машина позади привлекла мое внимание. Она давно ехала за нами. Меня пробрала дрожь.

– Ник!

– Да? – Он напрягся.

– Та машина нас преследует. – Мне казалось, я контролирую панику в голосе.

Он посмотрел в зеркало заднего вида и улыбнулся:

– Нет, это Хэнк. Я попросил друга из полиции прикрыть и проверить, не будет ли кто-то ехать за нами. Если бы он заметил «хвост», он бы уже позвонил. Так что все нормально, не переживай. – Он покосился на меня. – Молодец, что заметила.

Что ж, можно надеяться, что сегодня никто не умрет. Я закрыла глаза, чтобы выровнять дыхание.

Ник задумчиво спросил:

– Как считаешь, она была счастлива?

Келли почти ничего не рассказывала о себе, но я надеялась, что знала ее лучше, чем кто-либо другой. Даже лучше Ника. Она была аскетична и строга, требовательна и сурова, проповедовала минимализм и не терпела ложь и притворство, казалась холодной и отстраненной. Но у меня было преимущество: я знала, что она нашла свое призвание, строго следовала выбранному пути и жила в гармонии с собой.

– Да, она была счастлива, – произнесла я с уверенностью, и он благодарно кивнул. – Но скучала по тебе. Очень сильно. И была бы с тобой, если могла.

Ник помолчал и тихо произнес:

– Тогда ты сможешь понять своего отца.

Я опешила, разглядывая профиль Ника, но он больше ничего не сказал.