Возрожденные полки русской армии. Том 7

С. Топорков229

АЛЕКСАНДРИЙЦЫ У ГОРОДА СВЯТОЙ КРЕСТ 12 ЯНВАРЯ 1920 ГОДА230

Изданный в 1957 году в Москве сборник документов, озаглавленный «Боевые подвиги частей Красной армии (1918—1922 гг.)» и случайно попавший в мои руки, заставил меня взяться за перо, чтобы опровергнуть непростительный вымысел и совершенную неправду, напечатанную на странице 89-й, в документе № 44 этого сборника. Этот вымысел гласит: «В первых числах февраля 1920 года… белые оставили ему (то есть 1-му кавалерийскому полку 28-й стрелковой дивизии. – С. Т.) три горных орудия, 72 пулемета, массу военного имущества, снаряжения, обозы, более 1500 пленных, причем целиком был взят в плен 5-й гусарский Александрийский полк».

На основании имеющихся в моем распоряжении воспоминаний, дневников и переписки участников этого события я позволю себе вкратце описать, что произошло у города Святой Крест 12 января 1920 года. Из нижеследующего читатель увидит, насколько указанный сборник опрометчиво, без всяких доказательств приписывает александрийцам то, чего никогда не было и не могло быть. Я буду подтверждать все факты указаниями на соответствующие источники.

С 24 октября 1919-го по 9 января 1920 года Александрийский гусарский полк, шестиэскадронного состава, с конно-пулеметной командой и при трех штаб-офицерах, шести ротмистрах и 21 обер-офицере, победоносно прошел Чечню и половину Дагестана, не зная ни одного неудачного боя. Действия полка, совместно с доблестными апшеронцами231, неоднократно были отмечены похвалами. Полк в это время был укомплектован так: 1-й и 2-й эскадроны, а также пулеметная команда – русскими бывшими стражниками и солдатами из больших и зажиточных сел, расположенных главным образом вблизи города Святой Крест. Для укомплектования остальных эскадронов были использованы инородцы, населявшие Ставропольскую губернию: 3-й эскадрон – нагайцы, 4-й эскадрон – каранагайцы, а 5-й и 6-й эскадроны – калмыки. Во всех инородческих эскадронах унтер-офицерские должности занимали русские.

31 декабря, поздно вечером, было получено приказание полку, в полном составе, идти походным порядком из города Темир-Хан-Шура в Петровск и грузиться там в вагоны. Дальнейший маршрут известен не был. Хозяйственная часть полка должна была грузиться в Шуре и следовать на станцию Минеральные Воды.

«Командующий полком полковник Доможиров232 созвал командиров эскадронов для обсуждения вопросов, связанных с погрузкой. Обсуждался вопрос также о настроениях и о боеспособности гусар» (рукопись полковника Вахрушева233).

К этому его принуждало общее положение, создавшееся к началу января 1920 года.

События развивались быстро.

«На главном Ростовском направлении отходили от г. Ростова на юг, Кавказская армия совершала отход от г. Царицына», «Между трактом Царицын – Ставрополь и Каспийским морем фронт имел прерывчатый характер, кроме нескольких местных очагов зелено-армейского восстания, в этом районе обозначилось наступление частей 11-й советской армии в трех направлениях – на с. Дивное, Святой Крест и Кизляр» (генерал Деникин, т. V, с. 260, 315).

Вскоре красными была захвачена линия реки Кумы: села Величавое, Урожайное, Владимировка и Левокумское. Их части подходили уже к Святому Кресту.

Таким образом, район укомплектования Александрийского гусарского полка большей своей частью был в руках красных. Некоторые гусары уже не возвращались из командировок и отпусков в эти места; в результате отпуска были прекращены.

Учитывая общее положение и возможность неустойчивости нижних чинов полка, уроженцев Свято-Крестовского района, и взятых в плен красноармейцев, командиры эскадронов обратились к командующему полком полковнику Доможирову с единодушной просьбой довести до сведения штаба войск Северного Кавказа, что район укомплектования полка прочно захвачен красными и что поэтому за боеспособность полка можно поручиться при действии его на всех направлениях, кроме Свято-Крестовского. Депеша была отправлена. Из штаба пришел ответ с извещением, что «полк на Свято-Крестовском направлении использован не будет».

«Пройдя рано утром 7 января станцию Прохладная, в 1 час дня полк прибыл в Георгиевск, откуда шла ветка железной дороги на Святой Крест, и каково наше было удивление, разочарование и огорчение, когда наши эшелоны были от ст. Георгиевск повернуты на север, именно в сторону Святого Креста. Однако долг остался долгом» (рукопись полковника Вахрушева «Суханов», с. 12).

«Штаб войск Северного Кавказа вполне сознавал всю рискованность, в какую ставился наш полк, но как мы узнали впоследствии, другого выбора у штаба не было» (дневник корнета Иванова234).

Последствия прихода полка в те места, где была произведена мобилизация, сказались тотчас же. Пока красные частично занимали город и окрестности – все шло относительно хорошо, наши гусары отлично дрались, выбивая красных из родных сел, но как только появилась возможность пойти домой из-за отхода красных, так началась тяга по домам. Один просился съездить часа на два в село Покойное, другой в Прасковею или к себе на хутор. Удержать их не было возможно. Всем, конечно, отказывали в отпуске, но уследить было трудно, и за первую ночь дезертировало много гусар. Некоторые к утру явились, а большинства мы больше и не видели. Кроме того, когда полк вечером стоял по улицам Святого Креста, дожидаясь отвода квартир, то появились разговоры о том, что красные теперь стали совсем другими: реквизиции у них отменены, что они хорошо одеты и т. д. Передавалось это якобы со слов местных жителей, но, поскольку можно было заметить, большинство гусар относились к этому недоверчиво. Конечно, все это имело свои последствия, сказавшиеся на следующий день – 12 января 1920 года.

В своем дневнике полковник Вахрушев отмечает:

«12 января с 6 часов утра началась сильная ружейная и пулеметная стрельба со стороны с. Покойное. Мы продолжали спокойно стоять по своим квартирам, не выводя лошадей. Наш 1-й эскадрон оставался все время на месте, потому что от него оставалось не более взвода. Его полуэскадрон с корнетом Позерном235 был выслан в разведку, и много гусар было в расходе: ординарцы и связь. Поэтому, ввиду его малочисленности, остаток эскадрона находился при штабе полка, который занимал станцию железной дороги. Половина 6-го эскадрона, которым командовал ротм. Вахрушев, занявший накануне с. Чернолесское, утром присоединилась к полку в Святом Кресте».

К этому времени, по приказанию командующего полком, все эскадроны, кроме 1-го, были выдвинуты на восток к селу Покойному. Корнет Иванов, бывший в это время в самом Святом Кресте с частью 1-го эскадрона при штабе полка, заносит в свой дневник следующее:

«Стоя в городе, мы долгое время не знали, что наши части отступают от с. Покойного. Совершенно неожиданно, около 8 часов утра, мы заметили, что по улице поспешно отходят кубанские пластуны. Спросили их – в чем дело? – и они сказали, что с. Покойное сдано и что красные уже входят в город. Мы вывели коней. Сюда стали подходить отступавший наш 5-й эскадрон и части других эскадронов, которым было приказано прибыть к штабу полка. Станция железной дороги находится несколько на отлете, западнее города. От нее жел.-дорожная линия почти прямиком тянется па юг и приблизительно в версте восточнее ее, так же почти прямо на юг, тянется река Кума, вытекающая из предгорья Кавказа. Таким образом, железная дорога и река Кума образуют коридор, в котором и разыгралась драма. Прибывшие к штабу полка эскадроны передавали, что наше положение становится серьезным и что в 4-м эскадроне полуэскадрон каранагайцев перешел на сторону красных. Это известие, конечно, неприятно было воспринято всеми».

Обозам было приказано отходить на юг, на станцию Воронцово-Александровское. «Эскадроны вышли на площадь, – продолжает корнет Иванов, – и увидели нашу пехоту, которая, сбившись в группы, стояла у домов. Сразу бросилась в глаза какая-то нерешительность и даже растерянность».

«Общая обстановка, – вспоминает полковник Вахрушев, – характеризовалась отсутствием каких-либо сведений о противнике; даже обычных слухов среди населения о передвижении красных не было. Это лишнее доказательство сочувствия населения нашему врагу. Мы действовали как бы вслепую. Из штаба Северного Кавказа ориентировки не было».

Между тем в самом городе уже была слышна стрельба и огонь артиллерии красных был открыт по станции, где стоял наш бронепоезд. На нашем левом фланге, слева от станции, были кабардинцы236, лава которых ясно нам была видна, а через некоторое время эта лава повернула назад и стала отходить по другой стороне железной дороги; этим отходом сразу был оголен наш левый фланг. За отходящими кабардинцами появилась лава красных и старалась зайти нам в тыл и перерезать линию железной дороги.

Небольшая часть 1-го, 2-го и взвода 5-го эскадронов и одна конная батарея пошли вдоль полотна, стараясь помешать красным зайти нам в тыл. Батарея открыла огонь по лаве красных и со стороны станции вышел наш бронепоезд, но красные в подавляющем большинстве так упорно наступали, что перешли через полотно и, дойдя до реки Кумы, отрезали нам путь отступления.

Положение становилось критическим, оставалось два выхода: идти пробиваться через лаву красных или же отходить в заросли камыша, который тянется вдоль реки Кумы. Полковник Винокуров собрал все бывшие здесь эскадроны, развернул их и повел на красных. Но едва эскадроны успели развернуться и немного прошли вперед, как от нашей лавы почти ничего не осталось. Многие гусары, несмотря на команду и угрозы, поворачивали своих лошадей и уходили в сады, прилегавшие к городу, а оттуда по своим домам. В лаве остались офицеры, вольноопределяющиеся и около 50 старых верных гусар.

«В полуверсте впереди, – пишет полковник Вахрушев, – мы увидели, как справа по одному в поводу наш 2-й эскадрон поднялся перед нами на бугор и, пройдя мимо группы красных, с красным флагом, медленно стал вливаться в ряды наступавшей на нас лавы. Момент был тяжелый. Сердце рвалось на части от сознания своего бессилия. Показательно то, что гусары, прежде чем перейти к красным, предложили офицерам и унтер-офицерам уехать».

Красные упорно приближались и прижимали нас к камышам. Нам оставался последний выход – уходить через реку Куму. Красные уже появились на берегу, когда наши части спустились вниз и переходили изгороди, заборы садов и бесчисленные рукава и притоки Кумы. В некоторых местах приходилось идти чуть не вплавь. Мороз был 15 градусов без снега. Шинели замерзали, лошади увязали в топи и падали. Наконец выбрались на дорогу среди камышей и тут стали присоединяться отставшие гусары, артиллеристы и пластуны.

6-й эскадрон, часть 4-го с ротмистром Килениным237, пулеметная команда вместе с пластунами, при поддержке бронепоезда, прорвались вдоль линии железной дороги и загнали в камыши часть лавы красных. Что касается 3-го эскадрона (ротмистр Янов238) и другой части 4-го эскадрона, то им удалось прорываться в юго-восточном направлении на село Праскавяя. Весь наш обоз, конечно, погиб.

В полку в этот день был убит лишь один офицер – корнет Кушковский239 и ранен в голову корнет Карпов. Тело Кушковского было вывезено.

Командир 2-го эскадрона ротмистр Гейне240 пишет:

«Артиллеристы, уже накануне державшие себя ненадежно, перешли к красным, крича: «Товарищи, не стреляйте». Мои гусары также сочли этот выход из положения наилучшим. Я выскочил оттуда только благодаря тому, что мой вестовой, подавая мне лошадь, сказал: «Уезжайте, господин ротмистр». Я поскакал к берегу Кумы. Льда не было, только корочка. На берегу реки я нашел своих и присоединился к ним».

Наконец, с большим трудом, переправились по наполовину разрушенному мосту через главное русло Кумы и вышли к селу Орловка и, не останавливаясь, пошли в село Архангельское, а оттуда на станцию железной дороги Плакетка.

Со станции Плакетка мы перешли в Стародубовку и заночевали, а штаб отряда перешел на станцию Маслов Кут.

Отход по камышам возможен был только небольшими группами, и красные не преследовали.

13 января в село Воронцово-Александровское подошли и другие части, оторвавшиеся от полка. Пришел ротмистр Янов с частью людей его 3-го эскадрона. Присоединился взвод 1-го эскадрона с корнетом Позерном. В 1-м эскадроне осталось лишь 36 гусар, остальные или разошлись по домам, или перешли к красным.

Весь полк тотчас же был сведен в два эскадрона: 1-й составлен из остатков 1-го, 4-го и 6-го эскадронов, а 2-й – из 2-го, 3-го и 6-го. Офицерский состав почти не изменился – был убит один корнет Кушковский. Командующий полком, все штаб-офицеры, шесть ротмистров, эскадронных командиров, 21 обер-офицер, 36 унтер-офицеров и до 300 гусар теперь составили дивизион, приведенный в полный порядок и уже «16 января попытки красных наступать со стороны Святого Креста александрийцами успешно ликвидированы, а 19-го уже высланы разъезды – ловили дезертиров» (дневник прапорщика Гринченко).

О каком же пленении «целиком Александрийского гусарского полка» повествует сборник документов Советской армии?

Позже, уже в феврале того же года, полк снова, в шестиэскадронном составе, расположенный в казармах Апшеронского пехотного полка во Владикавказе, принимает участие в усмирении восстания кермелистов, местных большевиков-осетин.

5 марта командование решило оставить Владикавказ без боя, и все понимали, что другого выхода не было, как отходить по Военно-Грузинской дороге в Грузию. Так и случилось.

Привожу выписку из «Записок» ротмистра Авакимова241:

«Своим гусарам мы, офицеры, объявили, что уходим в Грузию. Кто хочет идти с нами – пусть идет, кто не хочет – может идти на все четыре стороны. Многие гусары ушли, но все-таки от полка у нас осталось человек 400, считая и всех офицеров. Офицеры не бывшие на командных должностях стали в ряды эскадронов».

Далее – Грузия, лагерь у города Поти, а 10 апреля того же года Александрийский дивизион уже был погружен на французский транспорт «Дедерер-Сандор» и 11-го вечером пришел в Феодосию и вновь влился для дальнейшей борьбы в ряды Добровольческой армии.

Где же пленение полка? И можно ли назвать добровольно перешедших на сторону противника и дезертиров взятыми в плен? Я не стал бы возражать, если бы в сборнике документов было бы сказано, что красная конница Буденного разбила Александрийский гусарский полк, но, повторяю, фраза – «полк целиком был взят в плен» – не только неправда, но и неосторожный вымысел.

Д. Франк242

ИЗ РАССКАЗОВ СТАРОГО КАВАЛЕРИСТА. ДЕТИ – БЕЛЫЕ ВОИНЫ243

В 1919 году весной я занимал должность инструктора по подрывному классу в школе специалистов инженерного дела. Школа помещалась на Хотунке в Новочеркасске. Летом начались практические работы за городом около рощи, название которой сейчас я уже забыл.

Вскоре мое внимание обратила на себя группа детей и подростков, внимательно наблюдавших за производством подготовительных работ, а также и за взрывами рельс, столбов и фугасов.

Часть мальчиков была одета в скаутскую форму. Вскоре их старший, Вадим Клименко, попросил разрешения подойти поближе и посмотреть на приготовление подрывных патронов и сосредоточенных зарядов. Я не только разрешил, но и отдельно объяснил им производство работ. Таким образом, у меня завязались с ними дружеские отношения.

В конце лета я получил назначение командиром эскадрона Клястицкого гусарского полка244, заканчивающего свое формирование на севере Донской области, и связь моя со скаутами оборвалась.

Не успев закончить формирование, полк, в составе 4 эскадронов, выступил через Старобельск на север и вступил в соприкосновение с конницей Буденного. В непрерывных боях промелькнула осень, и настали дни, когда Добровольческая армия под напором превосходящих сил красных катилась к югу.

В начале декабря заболел командир полка, и я, как старший, вступил в командование полком. В ночь с 8-го на 9 декабря, ведя арьергардные бои, полк был отрезан от переправы через реку Донец у Кременной, прочно занятой красными, и очутился на тридцать верст в тылу у Буденного.

Пришлось меньше чем в сутки сделать с боями 105-верстный переход и переправиться по льду у Славяносербска, где полк соединился с частями генерала Мамонтова и откуда я, с остатком полка, благополучно добрался до Новороссийска. Тут уж была паника, красные ожидались со дня на день, и все, кто мог, уезжали на Кубань.

В штабе Донской армии я получил приказание отходить через Старочеркасск на юг в станицу Крымскую, на присоединение к дивизии генерала Чеснакова. Выступление было назначено на другой день.

Утром, когда мне доложили, что полк готов и построен на площади позади дворца Донского атамана, я вышел на крыльцо дома, где ночевал, и сел в седло на не совсем еще отдохнувшего после похода Ратмира, прекрасного араба Стрелецкого государственного завода.

Холодный и сырой, без солнца день. Настроение тяжелое – с болью в сердце мы расставались с Новочеркасском, с которым было много связано и где у многих из нас оставались близкие, по тем или иным причинам не могущие выехать из города.

Шагом я направился к полку, как вдруг ко мне подбежала группа из 5—6 моих старых знакомых – скаутов. Им было лет по 14—15.

– Господин ротмистр! Возьмите нас с собой, мы не можем здесь оставаться.

И молодые глаза с тревогой и надеждой впились в меня. Они шли около моего стремени. Я задержал Ратмира.

– Нет, друзья мои, не могу взять вас с полком. Бог знает, что нас ожидает. Вы еще дети и должны оставаться с родителями!

– Ради бога, возьмите нас! Мы все равно здесь погибнем в одиночку, ведь мы же будем бороться с красными! – Молодежь хватала меня за сапоги.

– Нет и нет! Без согласия ваших родителей я вас не возьму!

– Да они согласны, господин ротмистр! Они нас отпустили. Вот видите, и вещи с нами!

Действительно, у некоторых были небольшие узелки.

Но я категорически отказал им. Тогда они взмолились не уводить полк, а подождать минут пятнадцать, пока они приведут родителей. Это им было обещано, и они как горох рассыпались в разные стороны.

Поздоровавшись с гусарами и осмотрев небольшой обоз, я прождал обещанные пятнадцать минут, а для спокойствия совести прождал еще минут десять, и уже хотел скомандовать «По коням!», как увидел несущуюся ко мне молодежь, а позади них нескольких дам. Но ребят было уже теперь больше.

– Господин ротмистр! – обратилась ко мне одна из пожилых дам. – Мы согласны, мы сами просим, возьмите наших детей, спасите их, если это будет возможно. У некоторых из них отцы уже погибли, частью на германском фронте, а частью в Ледяном и Степном походах. У некоторых старшие братья на фронте. Все равно мы не удержим мальчиков, и они погибнут здесь от красных. А вот тут наши адреса – на всякий случай… – И дама сунула мне в руку записку.

Я приказал адъютанту построить мальчиков. Их было двенадцать. Старшему – Вадиму245 – было лет шестнадцать, а остальным по 14—15, – почти что дети. Каждый из них имел одеяло, а верхнее платье было разнообразно. Были гимназические шинели, были солдатские, а были и короткие, теплые куртки.

– Ну вот что, дети! Раз вас отпускают родители, я беру вас с собой, но помните, что с этой минуты – вы добровольцы, солдаты и должны исполнять все, что вам прикажут. Поняли?

– Так точно, поняли! – зазвенели молодые голоса.

– Ну а теперь прощайтесь с родителями. – И я отвернулся, видя, как матери душились в захвативших их слезах и дрожащими руками крестили и ребят, и меня, и наш полк.

Адъютант распоряжался назначением заводных лошадей под ребят, а вещи было приказано положить на повозку. Я приказал командиру 4-го эскадрона ротмистру Андиону назначить к ребятам солидного унтер-офицера.

– Полк, по коням – садись! – Заколыхались ряды, озябшие кони тропотили. – Равняйсь!

Умышленно затягиваю команды. Чтобы дать возможность ребячьей команде взгромоздиться на лошадей.

– Справа по три, шагом марш!

Гусары снимают фуражки и крестятся на купол Новочеркасского собора.

– Храни вас Христос и Царица Небесная! – слышится из толпы, и множество рук крестят вытягивающиеся эскадроны.

Тяжелый был это поход. То морозы, то распутица. Наконец мы доехали до станции Крымская. Многие из мальчиков от непривычки потерлись в седле и шли часть дороги пешком или садились на подводы. Из них была составлена отдельная команда и назначали их ординарцами и телефонистами.

Хорошо и четко несли службу мои мальчики. Один из них в Крыму был убит, двое ранены и отправлены в лазареты, а девять пришли в Галлиполи. Все они окрепли, возмужали. А когда была открыта в Галлиполи гимназия, их отправили туда доучиваться.

В августе 1921 года мы ушли в Югославию, в пограничную стражу, и я потерял связь с мальчиками, лишь изредка переписываясь с их старшим скаутом – Вадимом Клименко. А потом заглохла и эта переписка.

И вдруг в 1936 году я получаю письмо от одного знакомого полковника, жившего в Германии, в котором он мне сообщает, что меня разыскивает из Испании скаут Клименко. Мы списались, и я узнал, что маленькая группа продолжает держаться вместе. Когда же началась гражданская война в Испании, они сумели пробраться туда, чтобы продолжать борьбу с исконным красным врагом, борьбу, которой отдали всю свою молодую жизнь.

Жизнью своей они оправдали завет: «Будь готов!» – и протянули руку помощи борющимся против сил зла и лжи.

А. Аристов246

КИЕВСКИЕ ГУСАРЫ247

Еще в сентябре 1918 года группа офицеров-киевцев248, под председательством полковника А.Ф. Пущина249, обсудив современное положение, постановила: захватить сданный на хранение в Васильковский собор штандарт Киевского гусарского полка и под ним начать формирование Киевского полка в Добровольческой армии, для чего ехать на Дон.

Во исполнение этого постановления, в ближайший день, штабс-ротмистром Авдеевым и старшим медицинским врачом доктором Макиевским-Зубок250, после службы в городском соборе, когда настоятель храма показывал присутствовавшим офицерам достопримечательности храма, штандарт был спешно отнят от древка и вынесен, а через несколько дней тем же штабс-ротмистром Авдеевым благополучно доставлен на Дон.

Одновременно разными путями туда стали стекаться киевцы, старший из которых был полковник А.Ф. Пущин. Одновременно прибыло 13 офицеров-киевцев, и Главнокомандующий Добровольческой армией генерал Деникин разрешил формировать дивизион 9-й кавалерийской дивизии. Прибывший штандарт Киевского гусарского полка приказано было сдать на хранение в штаб Главнокомандующего, что и было исполнено.

Для формирования дивизиона был указан город Ставрополь. На формирование дивизиона поступали молодые люди, частью призванные по мобилизации из станиц и сел, занятых Добровольческой армией, а частью добровольцами, бежавшими из Советской России: юнкерами военных училищ, вольноопределяющимися и учащимися высших и средних учебных заведений. Уже через несколько недель, стараниями офицеров, дивизион 9-й кавалерийской дивизии представлял собой вполне сплоченную и дисциплинированную часть.