В целом, констатируем: психологи (работающие в рамках того, что находится ещё на стадии пред-науки, но не осознающие этого) не готовы к такому, – когда огромное количество людей одновременно заявляет одно и то же без какой-то очевидной причины или выгоды. И у автора есть подозрения, почему не готовы: потому что это «не их война».
Где-то психологи сразу не берутся за интересную тему и её раскрытие, хотя, казалось бы, всё для них: например, смутная тревога, беспричинное беспокойство, необъяснимое волнение, в целом неприятные предчувствия у людей, сдающих билеты или просто опаздывающих на вокзалы, аэропорты, в порты, благодаря чему на транспортных средствах, переживших крушение, заполняемость пассажирами оказывается в среднем около 60%, а на тех, которые без происшествий прибывают в пункт назначения, 75—78%. Ничего себе разница; но… Не хватаются за такое мозговеды, хотя статистика за много десятилетий, обработанная математиками, даёт надёжную почву. Берись за эмоции и чувства – и открывай, двигай своё направление, развивай. Но нет – и понятно, почему: приём сигналов из будущего подсознанием вообще ни в какие рамки никакой науки не лезет…
Может, у психологов получалось бы эффективнее доказывать, что миллионы взрослых, адекватных, самостоятельных, неглупых, внимательных и не состоящих на учёте у психиатра граждан страдают неведомой формой деменции, если бы против их построений, помимо людской памяти, не стояли также сохранившиеся здесь и там свидетельства «прошлого прошлого». Их мы, развивая работу по раздаче наименований, назовём «инфостатки».
Смикшированные воедино «информационные остатки» – которые блогеры за годы привыкли называть просто «остатки» – всё же специальный термин (а не просто что-то типа «объедки») и подчёркивает, что даже если следом от былой реальности является предмет, материальный остаток, для нас всё равно важна именно информационная составляющая о мире до мутации, которую он несёт.
Улик немного – но они есть; а что же стало «орудием убийства» былой реальности в отдельных её фрагментах, мы и выясним в ходе дальнейшего расследования/исследования. В следующих главах будут выявлены способы обнаружения подобных «улик» и наиболее вероятные места для их поиска. Выставлять против этого «ничего не вижу, ничего не слышу» и «всё на месте, все живы-здоровы; с чего вы взяли, что что-то случилось?», не принимая заявления свидетелей в своём ведомстве, – это, мягко говоря, слишком по-детски для людей с дипломами, званиями и регалиями. Хотя это простительно обывателю, который склонен отвергать невероятные феномены, находящиеся от него на расстоянии вытянутой руки…
Среднестатистический гражданин по поводу эффекта ФЭМР в отношении этапов, обозначенных в заголовке, если не остановится на такой заурядной реакции, как огульное отрицание, обычно не проходит дальше стадии торга. Действительно, двинуться дальше и засесть в депрессию, раз и навсегда – потому что феномену конца и края не видно, и его удовлетворительного объяснения тоже – это нерационально…
«Прозревшие», то есть столкнувшиеся с эффектом, на переходе к стадии гнева обычно реагируют так, что это очень напоминает период репрессий 1937-1938-го г.г. в СССР (когда НКВД огульно сажало людей в тюрьмы и даже расстреливало по надуманным обвинениям): «Это какая-то чудовищная ошибка!.. Как такое можно было допустить!.. Кто надо – должен разобраться в этом!.. Какие-то нерадивые и невнимательные начальники виноваты!.. Надо найти единственно верный, самый правильный и авторитетный источник и узнать правду из него, он не обманет!..».
Находящиеся на стадии гнева в основном обуреваемы требованием, обращённым к лицам, хорошо ознакомленным с эффектом и уже находящимся на стадии принятия: «Ну так объясни, объясни, что это такое, откуда берётся?! Сейчас же, скорее!.. Если немедленно не объяснишь мне природу эффекта, тогда я… буду считать что его нет!». Здесь, к сожалению, можно констатировать (и это как раз паханое поле для автора и его познаний в истории науки): подобный скороспелый замах – это всё равно что, топая ножкой в каком-нибудь 1610-м году во Флоренции, вопрошать «Да почему же ты, Галилео Галилей, не открыл ещё все законы движения планет и вообще динамики? Ты же и каменные ядра вместе с перьями с башни бросал, и в телескоп смотрел, – ну так говори!». Потому что сначала Галилей завершил свою научную работу, сделав всё, что мог, потом скончался, потом прошло 40 лет, и лишь тогда соответствующие законы сформулировал Ньютон. Развитие науки – это не судорожные попытки подогнать под ответ, не начётничество в духе «этого не существует, это всё ошибки»; это не «дадим феномену наименование – и будем считать нашу работу сделанной», не казуистика пустословов, вынужденных симулировать авторитетность и статусность. Это долго и постепенно.
Стадия торга характеризуется готовностью идти на любые компромиссы со своей памятью и допускать существование всяческих вариаций. Например, «скульптор же сделал несколько вариантов статуи… художник же написал несколько вариантов картины…». Безусловно, на стадии художественного замысла и черновиков это возможно, более того, даже очень не помешает. Но когда произведение стало всемирно известным, знаковым, на протяжении многих десятилетий воспроизводится в полиграфии в десятках миллионов экземпляров, от марок до плакатов, попадает и на киноэкраны, – несколько вариантов?.. Чтобы что? Чтобы люди не заскучали от однообразия?.. Чтобы так уж сразу не опознавали?..
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
