Рюммери
Брэкки резко развернул и аж засиял.
– Ух ты! Свиное колено, – но потом почему-то смутился.
– Приятных снов, Брэкки.
– И тебе, – проговорил Брэкки, но все еще оставался стоять, переминаясь с ноги на ногу.
– Еще раз прости, Рюмси, я не бросил тебя, я действительно бегал за помощью.
Рюмси пристально посмотрела ему в глаза, которые у него хватило совести отвести, и одарила самой доброй улыбкой, на которую была способна.
– Не волнуйся; конечно же, я верю тебе, – тоже соврала она. – Я запомню твой поступок и никогда его не забуду.
Брэкки ушел, и Рюмси уснула, едва прикоснувшись к постели. Вопреки опасениям, ей не снились крысы. Вернее, не только они. Ей снился Брэкки. Он ссорился со своей матерью из-за Рюмси. Девочка наблюдала за ними как будто со стороны. Но потом сновидение поглотило ее полностью, постепенно растворив в себе. Она стала его частью. Словно бы теперь она – это Брэкки.
* * *– …о нас подумай, – продолжала мать, – мы не можем кормить чужих.
– Она ж не чужая. Родня ведь.
– Никакая она тебе не родня! От нее одно горе – мало нам своего? Это из-за нее моя сестра умерла. И староста, с которым она водилась. Эта девка притягивает беду.
– Но, мам…
– Я все сказала!
С матерью бесполезно спорить.
Брэкки, погруженный в свои проблемы, вышел на улицу. И тут же отмахнулся от переживаний. Как-нибудь все утрясется, это просто еще одно препятствие. Еще одно приключение. Брэкки поднял взгляд и мигом повеселел.
Разве может быть тоскливо под этим лазурным небом, по которому плывет это дивное голубое свечение, прозванное Птицей? Разве можно горевать, соседствуя с Вечным Лесом? Ведь из-за его опасностей ценишь жизнь и дорожишь каждым прожитым днем. А величественные скалы, какие тайны хранят они? Брэкки не раз слышал о загадочных пещерах внутри гор. Его манило к неизведанному, и он радовался, что родился в Счастливчиках, в такой родной и незнакомой деревне! Именно здесь ждут его неведомые приключения и славные подвиги!
Внезапно кто-то схватил его за плечо и толкнул.
– Здоров, младший братец.
Разбушевавшийся ветер вмиг сдул все его грезы и опустил Брэкки к земным негораздам. Обидно.
– Как дела, Крепп? – нехотя отозвался Брэкки.
– Даже не знаю, малыш Брэк, даже не знаю. Как всегда. Кисну в доме, пока ты шляешься, – лицо Креппа расплылось в ухмылке, а кулак сжался. – Должно быть, чувствуешь себя особенным, гуляешь, где хочется, пока я дом охраняю.
– Думаешь, если ты сильнее, то можно меня колотить? – отозвался Брэкки, не отводя взгляда от кулака.
Старший брат медленно приближался. Брэкки зажмурился.
– Я бы только радовался, если б ты хоть немного силенок набрал, только радовался: тогда бы оставаться дома пришлось тебе…
– Нечем заняться?! – прозвучал голос отца. – Где Рюмси?
Брэкки едва ли не впервые в жизни так обрадовался звукам чьего-то голоса.
– Половики чистит, – нехотя пробубнил Крепп.
– Помоги иди, – распорядился отец. – А она пускай отдохнет – заслужила.
Старший брат послушно ушел. Но Брэкки отчетливо услышал его ругань:
“Вечно тащишь в наш дом всякую дрянь, будто дерьмо на ботинке. Вечно тащишь”.
Брэкки прямо чувствовал недовольство брата и догадывался, что его бурчание не сулило ничего доброго. “Твои речи – тебе на плечи”, – проговорил мысленно Брэкки.
Отец скользнул по нему уставшим взглядом и тоже ушел.
Брэкки медленно опустился на землю и вздохнул. «Как быть дальше?» – задавался он вопросом, грызя ноготь и пытаясь сосредоточиться – глупая привычка.
Выход казался недостижимым, будто высота птичьих стай. Правда, Кир обещал завтра что-то интересное. Посмотрим. Авось повезет, и Брэкки наконец найдет что-то стоящее. Созерцание, как Рюмси приносит больше пользы, задевало его сильнее, чем он готов был себе признаться. Подумать только, девочка вчера – в первый же день поисков – заработала увесистый мешок зерна.
Брэкки оставалось надеяться, что Кир не подведет. «Зачем вообще это Киру?» – уже в который раз спрашивал себя мальчик. С едой у него явно нет проблем. Брэкки выплюнул огрызок ногтя и тут же спохватился.
– Попасть-пропасть, – выругался он, почесывая затылок в поисках плевка.
Еще не хватало, чтоб какая-нибудь ведьма нашла его! Мало ему горя? Он быстро подобрал отгрызенный кусочек ногтя и спрятал в кармашек, чтоб потом сжечь.
На Брэкки снова нахлынули холодные переживания. Скорее ночь луну разбудит, чем все решится само собой. Иногда и правда хотелось в Вечный Лес попасть, да там и сгинуть. Птица не даст соврать.
Мысли ползли со скоростью слабой улитки и все же заполняли своей слизью. Медленно, подобно гордыне, они созревали. Окутывая и успокаивая, будто сладкий грех. Обещая сберечь столь желанные мечты. И губы Брэкки постепенно разошлись в улыбке. Видимо, осколки надежды все же срастутся. Ответ оказался таким очевидным, что Брэкки удивился, как мог не заметить его раньше. Если он раздобудет много еды, то брат наконец оценит его. А мать перестанет докапываться до Рюмси. Радость легко сотрет весь мрак их тревог.
А Брэкки знал, где можно раздобыть еду. Чувство вины накрыло его лишь на мгновенье и оказалось смыто другим чувством – предощущением благих деяний.
Пока он шел, совесть все-таки еще несколько раз обращалась к нему, но Брэкки верил – это пройдет, а доброе дело останется. Брэкки даже представил, как отец – первый раз! – похлопает его по плечу и скажет: «Горжусь тобой, сынок».
Брэкки с неохотой вышел со двора. Как всегда, он представил себя внутри похожего на булаву – будто сухой плод макового цветка – шара. Шар в фантазиях мальчика затягивала зеркальная кольчуга – теперь никакая порча не страшна. Хотя это не избавило от боли в ногах, настолько сильной, что Брэкки чувствовал себя немощным стариком. При Рюмси он, конечно, не жаловался. Где ж это видано: девочка сдерживает боль, а мальчик ноет? А в том, что Рюмси уставала сильнее него, Брэкки не сомневался.
Соседский пес лаял так, будто уже завтра его собирались съесть. Хотя Брэкки не стал бы переубеждать его в обратном. Так как не имел уверенности на этот счет. Мальчик с жалостью посмотрел на животное: кожа да кости. Брэкки всегда мечтал о щенке, но теперь это непозволительная роскошь. Хотя если бы такая разъяренная от голода псина охраняла их дом, то Креппу не пришлось бы сидеть дома, и старший брат так не озлобился бы.
Солнце, отражаясь от бледных стен домов, безжалостно слепило глаза. Пока Брэкки шел, ему несколько раз встречались одноглазые уроды-диггены. Казалось, их становилось больше с каждым днем.
Один из гигантов безмолвно уставился на Брэкки. Все его эмоции выглядели преувеличенными в несколько раз. Когда дигген хмурился, то, казалось, он выжимает из своей морды все возможности, чтобы показать это. Если бы не один глаз, громадное тело и преувеличенные эмоции, он походил бы на человека. Но эта человечность нисколько не улучшала его внешности. Даже напротив, в ней отчетливее проявлялось его уродство.
Лишь завернув за угол и выйдя из поля зрения диггена, Брэкки решился сплюнуть в его сторону. Вначале нервно покосившись через плечо. Раньше он этого не сделал вовсе не потому, что боялся разгневать одноглазого. Разумеется, нет. И все же мальчик, растирая ногой свою слюну, снова опасливо огляделся: нет ли поблизости других диггенов, уж больно много их развелось.
Больше, чем диггенов, Брэкки терпеть не мог чертей. Он, правда, еще ни одного не встречал, но яростно ненавидел, ведь все так делают. А “все” не могут ошибаться.
И вдруг под ногами он заметил валяющийся на пыльной дороге полумесяц – настоящий, отливающий серебром. Брэкки уже хотел подобрать находку, но вовремя спохватился. Сокровище лежало аккурат на перекрестке, а каждому ведомо, что это злые ведьмы разбрасывают таким образом проклятье. Попробуй подбери – потом жизнь не мила станет.
– Чтоб я в Лес попал, да там и пропал, – выругался Брэкки. – Мало не дотронулся.
И двинулся быстрее от злосчастного места, а чтоб удостовериться наверняка, что не подхватил порчу, Брэкки воспользовался Вечным Листом. Он и так хотел это сделать, уж больно не нравилось ему идти туда, куда он шел. Но ничего не поделаешь, по шею или по колено – все равно в испражнениях бродить.
Мальчик достал из кармана сверток ткани и аккуратно высыпал себе на руку могильную землю. Затем прошептал свои опасения, сплюнул на ладонь и развеял негоразды через плечо. Брэкки не был суеверным – ведь быть суеверным к несчастью. Но лишняя предосторожность никому еще не помешала. Да и жить становится гораздо проще – если хоть немного верить в чудеса.
И Брэкки повезло. Зосик с парой своих дружков был здесь.
Зосик неуклюже размахивал мечом, а его подпевалы восхищались каждым ударом по невидимому противнику. Даже Брэкки понимал, что дети палкой орудуют лучше.
Завидев идущего к ним парня, Зосик перестал упражняться – если это можно так назвать – и вызывающе хмыкнул.
* * *– Только ж вы все не забирайте, – в который раз напомнил Брэкки.
– Не боись, Бгэкки, – на губах Зосика возникла наглая ухмылка. – Как договагивались. Вегно, гебята?
Ребята хищно захихикали.
Брэкки осмотрелся по сторонам и перешел на шепот:
– Так идем или как?
– Погоди чутка, – отмахнулся Зосик, вытирая вспотевший лоб. – Поглядим, нет ли диггенов.
Брэкки понимающе кивнул.
– И вот еще что, – проговорил мечник. – Мы сами спгавимся, а ты тут будь – ладушки?
– Так ведь… – начал Брэкки.
– Вот и хогошо. На стгеме постоишь – это ж самая важная часть, – ласково проговорил Зосик, хлопая Брэкки по плечу. – Точно увеген, что в доме никого нет?
Брэкки утвердительно кивнул.
– Какая беспечность.
Компашка за спиной опять загигикала. И они двинулись к дому, на старых, окованных изъеденным ржавчиной железом дверях которого висел венок из чертополоха.
Брэкки осмотрелся по сторонам. Вечный Лес забери, какое «на стреме»? Мальчик чувствовал замешательство. Все дома по соседству пустуют, он – Брэкки – даже лично помогал загружать повозки этим семьям, когда они уезжали в царство Гороха. Брэкки поморщился: неужели Зосик с шайкой хотели от него избавиться?
Раздосадованный, он стоял на разгулявшемся ветру, щурясь от поднявшегося песка и клубящихся мыслей, когда из-за дальнего угла вывернул огромный силуэт. Дигген? Брэкки присвистнул: стойте. Шайка Зосика тут же остановилась, делая вид, что занята разговором.
Тем временем здоровяк приближался. Брэкки смотрел на него с долей зависти. Это оказался не дигген, а человек. Но какой здоровенный! Парень – настоящая громадина, почти как эти противные одноглазые. Бычья шея, огромные ручищи, широченная спина, выпирающая от мышц грудь. Хотя лицо какое-то глуповатое, будто у тех же диггенов. А с какой легкостью он нес человека! У того, конечно, отсутствовали обе ноги и рука, но тем не менее здоровяк совсем не напрягался.
Был бы Брэкки такой здоровый, он бы всех заставил себя уважать.
Брэкки уже видел их однажды, рядом со своим домом. Здоровенный парень крутился возле соседского пса. С ними был третий – с лысой головой. И девчонка – рыжеволосая красавица.
Тем временем громадина положил калеку на землю и встал в стороне, словно не при делах. Калека походил на мертвеца, которого забыли положить в могилу. Наверное, попрошайка и его поводырь, решил Брэкки и, потеряв к ним всякий интерес, махнул рукой Зосику.
– Почему не пошел с ними? – прозвучал за спиной вопрос. – Ведь ты же их привел.
Брэкки оглянулся. Спрашивал калека. Мальчик, немного подумав, ответил:
– Они и без меня справятся.
Калека даже не посмотрел на него. Он только вздохнул, прежде чем заговорить снова.
– Нужно находиться в центре собственной жизни и не позволять чужим вытеснять себя на обочину.
Брэкки не нашелся с ответом, даже толком не поняв, что хотел сказать попрошайка. Мальчик снова перевел взгляд на парней. Те как раз входили в дом.
Двери за ними закрылись с такой силой, что слетел венок чертополоха. Сухие цветки тут же подхватил неутихающий ветер и унес в далекие дали – столь же чуждые, как и чужое горе.
Глава 4. Глаза, в которых умирает маленькое солнце
1
– Тут неплохо, – громко одобрил староста, чтоб перекричать бурлящий поток. Отойди он чуточку дальше, и его голос бы едва звучал. Рюмси даже не слышала, как за ее спиной птицы радуются весне.
Рядом шумела быстрая и сердитая горная река.
Рюмси вздохнула: наконец-то. Сил идти уже не осталось.
Возле реки, даже чтоб пройти совсем немного вдоль берега, нужно обходить камни, так, что десяток шагов превращается в сотню (возможно, и больше, но Рюмси пока считала лишь до ста).
– А за что на тебя злится мой отец? – непринужденно спросила Рюмси и зевнула.
Пожалуй, единственное, что ей не нравилось в рыбалке – это рано вставать.
– Только твой отец? – лукаво усмехнулся староста. – Я рассчитывал на куда большую часть деревенских.
Староста сегодня пребывал в хорошем настроении. Он обожал рыбачить.
– Так из-за чего? – нахмурила брови Рюмси.
Свинопас пожал плечами:
– Из-за диггенов, скорее всего. Я намеревался привести их в деревню и предложить работу, но, видимо, выбрал… неподходящее время.
Староста отвечал беззаботно, но Рюмси хорошо его знала и понимала, что тот огорчен.
– Всегда нужен подходящий момент, – проговорил он, подготавливая свою хитромудрую снасть. – В этом весь секрет.
– Секрет?
– Тайна, – пояснил Свинопас.
Рюмси была благодарна, что его руки заняты. Она терпеть не могла, когда староста мудрствовал, поднимая указательный палец.
– К примеру, в Дегее есть пытка, – продолжал Свинопас, – когда людей кормят лишь вареным мясом. Без каш, лепешек… только мясо. Вскоре у несчастного раздувается живот и все внутри гниет. Говорят, боль невыносимая.
Рюмси поморщилась. В Счастливчиках никогда не скрывали от детей ужасов жизни, подготавливая тех к трудностям сызмальства. “Если беречь от неприятных слов, не убережешь от жизни”, – твердила поговорка. Но иногда хотелось кое-чего не знать вовсе.
– Жуткое наказание, – говорил староста голосом безрадостным и далеким. – Но попробуй расскажи о нем в деревнях, страдающих от голода. Понимаешь, насколько глупо это прозвучит? Момент. Всегда нужен подходящий момент. – Тонкие губы изогнулись в горькой улыбке. – Даже чтобы умереть.
Рюмси осторожно подошла к реке, пытаясь отыскать прочную опору для ног на неровных камнях. Она опустила руки в воду и умылась, чтоб не хотелось спать.
Вода была холодной и невероятно чистой, а в некоторых местах пенилась белой, как молоко, пеной. Поток бежал быстро и сумбурно, с завихрениями и круговоротами.
Рыба иногда выпрыгивала из воды, словно насмехаясь над рыбаками, не способными ее поймать. Сети здесь легко сносило течением. Никто в Счастливчиках не умел ее ловить.
Никто, кроме старосты.
– Почему диггены вообще идут к нам? – нарушила молчание Рюмси. – Оставались бы возле своей Темной Горы.
– Догадываюсь, что приходят они к нам не из-за хорошей жизни, – хмыкнул Свинопас.
– Нам возле Вечного Леса… – Рюмси хотела плюнуть, но сдержалась. – Нам тоже здесь нелегко! Мы живем ближе всех к Вечному Лесу! Отец говорит, что диггены нужны нам, как… дерьмецо на пороге дома.
– Какой у тебя красноречивый отец. Хотелось бы узнать, что он говорит и обо мне, – сказал староста. Без злобы.
Рюмси, конечно же, знала, что говорил о нем отец, но предпочла промолчать.
– Похоже, им еще хуже, раз идут сюда. Я не прошу тебя любить диггенов. Но если уж ты решила их ненавидеть, то хорошо бы, чтоб также понимала и причину своей ненависти. А не презирала диггенов потому, что все так делают.
Рюмси пожала плечами, из-за чего чуть не уронила удочку:
– Отец говорит: «Хуже диггенов только черти», – сказала она неуверенно. – Диггенов все не любят.
– Да, это так, – согласился староста. – Но почти никто, если спросить, не сможет объяснить причину своей неприязни, кроме той, что диггены слегка… неприятны на вид.
Слегка? Быть может, Свинопас и не замечал, как выглядят одноглазые гиганты, но Рюмси их прекрасно помнила. Обозвать диггена слегка неприятным на вид то же самое, что наречь Вечный Лес немного опасным местом или утверждать, будто тухлые яйца имеют чуточку неприятный запах. Строением тела и даже чертами лица диггены, конечно, напоминали обычных мужчин, живущих в Счастливчиках, но были несравненно уродливее.
– Ты-то наверняка сможешь объяснить причину неприязни, – съязвила Рюмси.
– Смогу, – ответил Свинопас и протянул ей крючок, обмотанный цветными перьями. – Начнем с того, что не любят диггенов лишь простые люди, а торговцы и богачи их очень даже жалуют. Хотя и те не всегда терпят… своеобразный говор одноглазых. Дигген сильнее человека, но работает за ту же плату. Добавь сюда еще верность и надежность, и поймешь, почему их предпочитают людям. Но даже не отбирая работу, они, хоть и ненамеренно, пакостят людям.
– О чем ты?
– Представь, что работник отказывается трудиться за… лепешку, рассчитывая, что хозяин повысит оплату до двух лепешек. Ведь у того, по сути, не будет выбора – работу нужно сделать. Но тут приходят диггены – которые согласны работать и за лепешку… Оп-па! – неожиданно выкрикнул староста, подсекая и вытаскивая первый улов.
Когда рыба перестала трепыхаться, ее можно стало разглядеть получше. Рюмси залюбовалась пойманной рыбешкой. Казалось, словно кто-то разрисовал и отпустил эту рыбку обратно. Желто-зеленая чешуя с голубой каемкой, покрытая черными точками, сверкала в солнечных лучах. Более красивой рыбы Рюмси не видела.
– Почему она хватает перья? – спросила девочка – Это какое-то колдовство?
– Нет. Всего лишь обман. Рыба думает, что в воду упало насекомое, и пытается его съесть, – проговорил староста, бросая в мешок свой улов. – Лучше расскажи, что ты думаешь о диггенах. Интересует именно твое мнение, а не толпы.
Рюмси кивнула, вспомнив ужасное одноглазое чудовище. Диггенов сторонились и ненавидели. Вспомнила также, как люди ругались на гигантов и плевали в их сторону, а некоторые дети бросали в них грязь и даже камни.
Тем временем староста вытащил еще одну рыбину – даже побольше предыдущей.
Рюмси начала усерднее дергать удочку, желая тоже что-то поймать:
– Диггены меня пугают, – ответила она честно и просто. – И зачем они вообще тебе сдались? Отец считает, что голод может дойти до Счастливчиков и скоро нам тоже нечего будет кушать. Так еще и с ними делиться?
– Из-за голода, моя маленькая Рюммери, они и будут полезны.
– Съесть их хочешь? – пошутила Рюмси. Но староста шутку проигнорировал.
– Начнется хаос, и мне нужен тот, кто сумеет уследить за порядком. Диггены отлично подойдут.
– Но разве Большой Фешо и остальные не сумеют?
– Боюсь, что нет. Они местные. Станет хуже, и придется быть…жестче. Ведь люди не захотят молча умирать от голода. Чтоб выжить, они пойдут на все, на ужасные вещи. И мне нужен тот, кто тоже пойдет на ужасные вещи, чтоб их… усмирить. Трудно быть жестоким, если тебе придется наказывать людей, с которыми живешь в одной деревне и которых знаешь сызмала.
– Но разве беда не сплотит людей? – удивилась Рюмси. – Люди, наоборот, станут дружнее.
Свинопас резко расхохотался и посмотрел на нее так, словно она – ребенок, объясняющий старику, что выпавшие зубы скоро вырастут:
– Кто угодно сплотится перед бедой, но только не люди. Поверь. Каждый предпочтет думать о собственной шкуре.
– Дядя Свинопас, – начала Рюмси, прекрасно зная, что тот не любит, когда она его так называет. – Но ведь диггены могут кого-то покалечить. Они не безмозглые звери, но если кто-то прикажет, они…
– Рюммери, я же просил тебя. Десятилетние дети так не разговаривают. Тебе нужно скрывать свой… ум, – недовольно проговорил староста.
– Я же с тобой, тут больше никого нет, – ответила Рюмси, изобразив невинную улыбку.
– Со мной… – его голос смягчился. – Но будь осторожнее, – он вздохнул. – Иногда лучше промолчать. Понимаешь? Я ведь не прошу тебя прикидываться деревенской дурочкой.
Его шутка тоже не нашла отклика.
– Я и так местный урод, чего уж там, могу и дурочкой прикинуться, – проговорила Рюмси. – У меня, конечно, будут соперники, если ты все-таки приведешь диггенов. Но, думаю, когда те покалечат пару-тройку людей, меня полюбят сильнее.
– Да, скорее всего, покалечат, – задумчиво проговорил Свинопас.
Он всегда знал, когда необходимо ее поддержать и успокоить, а когда просто проигнорировать.
– Но кто-то пострадает в любом случае.
Свинопас поднял удилище, поправил “мушку” и забросил обратно.
Рюмси опешила. Она не ожидала, что может быть настолько плохо.
– Я, конечно, постараюсь сделать так, чтоб жертв было поменьше.
– Постараешься?! – Рюмси с укором взглянула на него. – Но ты ведь староста, ты должен заботиться о нас.
– Староста, – согласился Свинопас. – Конечно, не такой хороший, как мой дядя, но уж какой есть.
В свои десять лет она с уверенностью могла утверждать, что знает старосту лучше, чем кто-либо другой. Но даже она не всегда понимала, серьезен он или шутит.
Староста рассмеялся, но затем его смех резко оборвался:
– Вечный Лес! – выругался он, сорвав рыбу.
Все в Счастливчиках ругались подобным образом. Но если деревенские потом смачно плевались, не желая оставлять даже крохи этого слова во рту, то Свинопас никогда так не делал.
– Он ведь служил старостой до тебя. Верно? – спросила Рюмси, имея в виду дядю Свинопаса.
– Верно. Он был хорошим человеком – и старостой куда лучше меня. – Его пальцы ловко привязывали перья на новый крючок. – Жаль, что он погиб.
– Он был колдуном?
Староста кивнул.
– И его сожгли вместе с остальными? – продолжала расспрашивать Рюмси.
В деревне ходило множество слухов по этому поводу. Один из тех редких случаев, когда девочка радовалась, что от детей ничего не скрывали. Но Свинопас всегда знал больше остальных. Разве что еще Короч был таким же осведомленным.
– Да, – кивнул староста.
Рюмси заметила, что его пальцы начали дрожать, и он никак не мог привязать “мушку” к поводку.
– Последняя его просьба – чтоб я позаботился о деревне в его отсутствие. Из-за этого мы здорово поссорились. Мы вообще часто ссорились, – на лице Свинопаса промелькнула тень грустной улыбки. – Но я его очень любил.
Он умолк и добавил:
– Мы ведь даже не попрощались.
– Что там случилось? – Рюмси давно хотела об этом спросить и сейчас чувствовала, что пришло подходящее время.
– Колдунов, целителей, ведунов… короче говоря, всех, кто владел хоть крохами… способностей, собрали в одном месте и… сожгли. Жестоко предали.
Их считали всемогущими. Боялись, что они могут делать что хотят. А зачем переживать, если можно убить?
– Но в деревне говорили, что колдуны могли делать все.
Староста фыркнул:
– Это неправда. Тебе бы следовало знать, что не стоит доверять всему, о чем сплетничают люди, – горько усмехнулся он.
Рюмси удивилась. Даже до Счастливчиков доходила молва о всемогущих чародеях, хотя правда это или слухи, распускаемые темным и несведущим людом (как их часто называл Свинопас), оставалось загадкой.
– Но в деревне говорят, что колдуны могли уничтожить гору одним хлопком в ладоши. Они говорили это днем, – многозначительно проговорила девочка. – Днем врать нельзя!
– Дорогая моя Рюммери, я не утверждаю, что они врали. Но и не говорю, что они рассказывали правду. Люди иногда рассказывают то, что считают правдой, то, во что верят. Но это не значит, что их слова – истина. Из-за подобных мыслей и страхов и погибли колдуны, погиб мой дядя. А я остался старостой.
– Значит, то, что именно колдуны создали Птицу, тоже неправда?
– А вот это как раз правда. Заклинание умирающего колдуна имеет невообразимую силу. Представь, что могут сотворить десятки умирающих колдунов. Они последние силы истратили на то, чтоб создать Птицу, – его взгляд метнулся в небо, – и никто больше не смог обманывать.
– Ты хороший староста, – улыбнулась Рюмси, хоть и подозревала, что он рассказал далеко не все. – Люди это понимают, даже если и сердятся на тебя порой.
– Не умничай – дети так не разговаривают. И я не думаю, что люди долго будут меня терпеть, хоть я и стараюсь ради них. Но это к лучшему. Появится новый староста, возможно, лучше меня, – он подмигнул. – Может, даже ты станешь, когда-нибудь.
– Девушка… старостой?
– Чему ты удивляешься? До моего дяди старостой была Карига-целительница, – Свинопаса аж передернуло при этом имени. – Ох уж старая пиявка!
– Так то ж колдунья.
– Колдунья, – подтвердил Свинопас. – Но я же не колдун. Старостой вообще может стать кто угодно.
– Разве? Для этого ведь нужна мудрость, нужно знать много всякого.