Минут через пятнадцать я уже не чувствовал от холода пальцев рук и ощущал зверский ГОЛОД. От этого у меня в голове застрял один очень простой образ – тарелка горячего ароматного борща, а рядышком нарезанное сало с прослойками мяса, россыпью тмина, чеснока… В избе топится печь, от которой по комнатам расходится тепло. Я плотно поел и лежу в новой фуфайке под одеялом. Мне тепло и комфортно. А сестрёнка собирается в поле вязать лён.
– Сынуля! – слышу я голос батьки. – Хватит сопли на кулак наматывать! Шевелись!
Постепенно от стресса и холода мой организм начал вырабатывать небывалое количество тепла, словно старый утюг с углями. Пальцы постепенно отогревались. Я вошёл во вкус. Но ресурсов моей тощей поэтической натуры «кожа да кости» надолго бы не хватило. Голод усиливался до нестерпимой боли в животе.
– Перерыв на обед! – послышалось через пару часов.
Приехала полевая кухня.
Я настолько сильно хотел жрать, что немедленно телепортировался к источнику пищи. Растолкав всё ещё весёлых женщин в платках и хмурых мужиков с примами, я бросился к раздаче, как на амбразуру. Сожрав две порции ненавистной гречки с ещё более ненавидимой тушёнкой, я уселся на колесо полевой кухни и достал из левого кармана конфету «Барбарис», которую утром незаконно стащил из серванта. Конфетуля была так прекрасна, что я не мог сдержать улыбки счастья.
– …лето было холодное, долгунец не успел созреть. Пока скосили, пока просушился… – услышал я голос бригадира, который курил в сторонке с мужиками.
– Ну что, как самочувствие? – вдруг откуда не возьмись появился батяня.
Я достал из правого кармана карамельную конфету «Рачки», вручил ему и сказал:
– Не дождётесь!
Он закурил.
– Надо работать поживее, а то так ничего не заработаем.
Я незаметно развернул в левом кармане следующую конфету «Грильяж» и быстро запихал в рот.
– Холосо, я постараюшь. Будешь ещё конфету?
– Давай.
Я снова вручил ему «Рачки».
Мы ещё немого посидели, а потом нам определили следующие валки для вязки снопов. Мне даже начало нравится.
Обратную дорогу дядя Коля уже так не гнал. За день он изрядно набрался впечатлений, поэтому ехал аккуратно. Кассету Марины Журавлёвой зажевало, поэтому он грустил. Женщины всё также чему-то радовались, мужики продолжали непрерывно курить, а бригадир хмуро считал валки у каждой пары работников, чтобы по приезду сразу же рассчитать.
Я всю дорогу молчал и глядел на извилистую дорогу, которая оставалась позади.
Заработали мы совсем немного. Батька расстроился. Я тоже. Платили очень мало. Тут, как говорится, зарплата маленькая, зато работа тяжёлая и сложная, поэтому непременно соглашайтесь. Но по-другому денег не заработать.
Пришли домой, умылись, сели за стол. Топилась печь и тепло расходилось по комнатам.
– Ну, что, интеллигенция хренова, – усмехнувшись, обратилась ко мне мама, запуская поварёшку в кастрюлю. – Как прошёл день?
– Нормально, – пожал я плечами, глядя на то, как она наливает мне в такую же, как у батьки, глубокую тарелку ароматного борща и с умным видом бывалого агронома заявил: – Лето было холодное, долгунец не успел созреть. Пока скосили, пока просушился…
Поели. Батька ушёл курить в сени, мама начала мыть посуду, а сестрёнка сидела перед телевизором. Я незаметно достал из кармана куртки фантики из-под съеденных в поле конфет и бросил сестре под кровать. Как ни в чём не бывало сел за стол, открыл тетрадь и начал записывать:
«Уходит вдаль дорога через чащу,
А я прицепе самокрутку заверну.
Жизнь на воле может быть и слаще,
Но соль не помешает и борщу…».
Агроном наносит ответный удар
Во время завтрака в новостях снова показали Ельцина, которого я очень ловко пародировал, чем не раз смешил родителей.
– А ну-ка, сынуля, скажи: дорогие россияне!.. – предложил отец.
– Нет, – смущённо ответил я.
Немного распогодилось. Было солнечно, но уже довольно прохладно и ветрено. Отец отправился ремонтировать крышу мастерской. А мне, как городскому мальчугану, недавно переехавшему в деревню, большую часть времени заняться было нечем. Разве что читать. В кладовке хранились пыльные связки книг, где мне попалась «Занимательная агрономия». Полистав книгу и вскользь прочитав кое-какие параграфы, я отправился на улицу.
Заметив отпрыска, бесцельно слоняющегося по двору, отец крикнул:
– Сынуля! Подай молоток.
Я взял молоток и поднявшись по лестнице, передал отцу.
Сейчас батька начнёт этим молотком забивать ржавые выпрямленные гвозди, и мой словарный запас пополнится новыми яркими словами и словосочетаниями. Надо быть рядом.
Кроме того, в книжке по агрономии я, как весьма смышлёный пятиклассник, прочитал много чего непонятного, поэтому решил кое-что уточнить:
– Пап, а что лучше, озимая или яровая картошка?
Отец зачем-то напихал себе в рот гвозди, которые поочерёдно забивал.
– Фто?! – ловко придерживая гвозди то ли нижней, то ли верхней губой, произнёс он озадаченно.
– Я говорю, что лучше: озимая картошка или яровая?! – повторил я громко.
– Фто, млять?!…
Отцу хотелось сказать что-то ещё, но он не мог, потому что для произнесения некоторых слов у него слишком много гвоздей было зажато губами. Если забить ещё два-три гвоздя, и можно будет сказать. Но нет, вопрос задали сейчас. Он молчит. Только гвозди невнятно брякают что-то на «ять»
– Ну, ладно, если вспомнишь, то скажешь. А я, пожалуй, пойду, у меня дела, – сказал я.
Я вернулся домой и снова начал познавать азы агрономии. Ближе к обеду я отправился в летнюю кухню, стоящую отдельно от избы. Мама месила тесто, вытирая тыльной стороной ладони лоб.
– Мам, а зачем нужен серп? – спросил я.
– Чтобы урожай собирать.
– Картошку?
– Нет. Пшеницу, например, – раскатывая по столу куски теста, пояснила мать. – Сейчас серпом уже никто не пользуется. Вручную урожай не собирают. Зерноуборочные комбайны для этого есть. И вообще, что ты слоняешься из угла в угол?..
