Царь Дмитрий. Московская история

Эти последние слова он произнес с весьма равнодушным видом, давая понять царевне, что ей не следует надеяться на ответные чувства.

Князь Голицын, появившийся в дверях покоев, избавил Гришку от продолжения неприятного разговора, и, чтобы покончить с ним, он тотчас же вышел. Принц Густав последовал за ним, снова надеясь преодолеть холодность, с которой тот встречал любовь царевны. Видя, что растопить его сердце не удается, принц перестал заговаривать на эту тему.

Трудно передать, как горька была царевне мысль о том, что ей не суждено никогда быть любимой. «Неужели, – говорила она Велике, – мне не стоит даже надеяться когда-нибудь тронуть его сердце? Он видел мою слабость и не воспользовался ею? За что мне такое несчастье? Я равнодушна к двум принцам, которые обожают меня, и я унижаюсь понапрасну ради человека, чье происхождение, быть может, значительно ниже моего». Слезы и рыдания прервали ее стенания; преданной Велике хотелось утешить ее, но никакие слова не могли унять ее боль. В этот момент ей сообщили, что царь желает ее видеть.

Принц Иоанн26, видя, что все его ухаживания не трогают царевну, и опасаясь, как бы разные заслуги не принесли Густаву то, в чем ему, Иоанну, было отказано, сумел заставить действовать в своих интересах Худуна и Мстиславского, приближенных царя. Он обещал им солидное вознаграждение, если они сумеют сделать его счастливым. Они указали Борису, что пришло время сделать выбор в пользу одного из принцев, прибывших ко двору в надежде жениться на царевне. Они добавили, что по политическим соображениям принц Иоанн предпочтительнее принца Густава. Последний, взойдя на трон после смерти своего отца, увезет царевну в Швецию, в то время как Иоанн, обязанный ему своим счастьем, останется навсегда при дворе и будет поддерживать его сына-царевича. Худун и Мстиславский указали на опасность укрепления мощи врага, и без того весьма грозного. Царевна стала бы для Густава поводом для волнений в империи, которую он, возможно, даже захочет отобрать у царевича, неспособного защитить страну. В конце концов, они так настроили его уже слабеющий разум, что он согласился выдать царевну за принца Иоанна и тотчас же послал за ней, чтобы объявить свою волю.

Царевна, не подозревая о намерениях отца, вытерла слезы и поспешила в его кабинет, где он объявил ей, что сделал выбор в пользу принца Иоанна, и велел ей относиться к нему как к суженому.

Эти слова так удивили ее, что она не нашла в себе сил ответить. Борис, не мысливший, что она может воспротивиться его воле, принял ее молчание за согласие, и вышел из кабинета. Она последовала за ним, пряча боль внутри себя.

Оказавшись в своих покоях, она бросилась на постель и дала волю вздохам и слезам, не в силах более сдерживаться. Она так жалобно сетовала, что Велика крайне обеспокоилась состоянием своей госпожи. Она опустилась рядом на колени и спросила о причине ее страданий.

«Мало того, – отвечала та слабым голосом, то и дело вздыхая, – что меня не любит тот, кого я полюбила, так меня выдают за того, кто мне ненавистен. Я должна стать женой принца Иоанна». От горя у нее перехватило дыхание, и стоны сделались единственными признаками жизни, которые она подавала.

В этот момент князь Шуйский вошел в ее покои. Он не в силах был далее бороться со своей страстью и пришел объявить о ней той, что являлась ее объектом. Царевна уважала его и позволяла ему приходить без предупреждения. Увидев его, она зарыдала пуще прежнего. Что за зрелище для влюбленного! Он бросился на колени, устремив на нее взгляд, полный нежности и печали. «Вам ли плакать, сударыня? – сказал он. – Грусть – удел несчастных. Кто смеет нарушать спокойствие вашей души и причинять вам горе? Говорите же, сударыня, говорите, и, если в моих силах утешить вас, располагайте моей жизнью». «Увы, – ответила она с трогательной слабостью, – моей беде нельзя помочь. Отец хочет, чтобы я вышла замуж за датского принца, – продолжала она. – Силы Небесные! Неужели вы допустите, чтобы этот брак совершился?»

Эти слова глубоко опечалили князя. «Нет, сударыня, – воскликнул он в порыве страсти, – нет, вы никогда не станете женой принца, даю вам слово. Я не смогу видеть вас в объятиях этого недостойного соперника? Чтобы он обладал вами? Чтобы он видел вас каждую минуту, тогда как другие влюбленные томятся, не смея даже заявить о своей любви к вам? Но что я такое говорю? Я не в силах больше сдерживать в своем сердце страстную любовь к вам. Простите, сударыня, это дерзкое признание, долгое время уважение заставляло меня лишь тихо вздыхать, я сдерживал свои рыдания. Я всегда скрывал от вас свою страстную любовь, я бы скрывал ее и впредь, если бы мое сердце, теряющее всякую надежду, было мне подвластно. Пускай моя нежнейшая любовь не обижает вас, я обещаю молчать о ней, лишь мои глаза будут всегда говорить вам, что я ваш самый верный поклонник».

Царевна была так взволнована и так удивлена его словам, что не нашла в себе сил прервать его. Она относилась к нему с уважением и вниманием, его советы нередко направляли ее поступки, и эти его чувства к ней привели ее в отчаяние, ей хотелось, чтобы он позабыл о них или никогда больше о них не упоминал. «Вот и вы, Шуйский, – ответила она, – объявляете себя моим врагом, вы, на кого я рассчитывала как на верного друга. Но я хочу верить, что вы только что сказали мне все это не подумав, и я готова все забыть, чтобы мне не пришлось наказывать вас за дерзость. Впредь никогда не говорите со мной о любви, не которую я не хочу и не должна отвечать».

Князь был более возмущен равнодушием, с которым она произнесла эти слова, нежели самым резким ответом. Он увидел, что она испытывала к нему презрение, и был сражен горем. Однако в надежде разрушить ее будущий брак и, быть может, в один прекрасный день добиться от нее взаимного чувства, он спрятал свою боль и гнев, и решил сделать все возможное, чтобы помешать счастью своего соперника.

Он подумал, что следует сообщить принцу Густаву о предпочтении, которое было отдано принцу Иоанну. Он отправился к принцу и объявил о выборе царя, стараясь всячески настроить его и против соперника, и против царя. Даже не будучи влюбленным в царевну, Густав был раздосадован, узнав, что ему предпочли принца Иоанна. Он полагал, что его слава и доблесть должны были бы предотвратить столь несправедливой выбор, и он решил употребить все средства, чтобы добиться его отмены. Он поблагодарил князя Шуйского за предупреждение, не желая знать, какие соображения им двигали. Князь смотрел на все лишь с точки зрения собственного невезения в случае, если кому-либо из двух принцев отдадут предпочтение. Между тем, видя охвативший Густава гнев, он подумал, что тот пойдет на все, лишь бы разрушить счастье принца Иоанна, более того, он надеялся воспользоваться их враждой и уничтожить двух соперников их же силами.

Тем временем принц Иоанн был вне себя от восторга: он страстно любил царевну, а Борис пообещал ему ее. Близость счастья вызвала в нем невероятное волнение. Конечно, он не был уверен, что любим ею, но не верил, что никто никогда не сможет получить это преимущество. Желая знать, как она восприняла волю своего отца, он направился в ее покои, откуда как раз вышел князь Шуйский. Увидев печаль на ее лице, он был очень тронут. «Я не ожидал, сударыня, – сказал он, – увидеть в вас так много грусти в день, как мне казалось, предназначенный лишь для радости. Вы противитесь счастью, которым царь наградил меня? Я был бы очень огорчен, сударыня, если бы причинил вам боль. Мое постоянство и моя любовь смогут завоевать ваше сердце, но, если они останется закрытым, я не хочу вас неволить. «Сударь, – ответила она, с бесконечной тоской, – нам не дано прислушиваться к своему сердцу, когда вершатся наши судьбы. Дочь царя, жертва варварской политики, может лишь повиноваться, не следует ждать от нее ничего иного».

«Так вы, сударыня, – отвечал он, – повинуетесь против своей воли, вы невинная жертва, которую я силком потащу к алтарю? Нет, чтобы ни говорило мне сердце, я не стану злоупотреблять правом, данным мне вашим отцом. Вы свободны, сударыня, я не желаю, чтобы вы принадлежали мне иначе, как по собственной воле. Я не буду счастлив ценою терзаний вашего сердца».

«Повторяю вам, сударь, – ответила ему царевна, – я знаю, что значит послушание. Оставьте мое сердце в покое, и вот вам моя рука».

«Без вашего сердца, сударыня, – ответил он, – смогу ли я быть счастливым? Именно сердце ваше я хотел бы затронуть? Все мои ухаживания, все мои вздохи – ради чего они были, как не ради вашего сердца, которое мне ценнее всех корон вместе взятых».

«Однако, – сказала она, – мне кажется, вам не о чем особенно беспокоиться. Если бы вы хотели угодить мне, вы бы посоветовались со мной, прежде чем просить моей руки у отца. У вас были свои причины, я не желаю их знать. Вам удалось убедить царя, он велел мне относиться к вам как к будущему супругу, я повинуюсь его воле, – добавила она, уронив несколько слезинок, которые не сумела сдержать, – не требуйте от меня большего». С этими словами она встала и заперлась в своей комнате. Принц знал, что она тайно ненавидела его так же сильно, как он пылал к ней страстью. Сначала он почувствовал острую боль, но удовольствие от одержанной над соперником победы утешило его. Он решил, что долг сделает с сердцем царевны то, чего не сумела сделать любовь, что она полюбит в качестве супруга того, кого ненавидела как поклонника. Он покинул ее покои и спустился в дворцовый сад, где его должны были ожидать Худун и Мстиславский.

Идя по аллее с двумя приближенными царя, он увидал принца Густава. Принц же, преисполненный намерения разрушить его счастье любой ценой, едва завидев его, решил с ним драться. С этой мыслью Густав подошел к нему и, заявив, что желает поговорить с ним без свидетелей, отвел его в небольшую рощицу в конце аллеи. Смерив его надменным взглядом, Густав сказал: «Принц, докажите мне, что вы достойный соперник. Я пытался завоевать сердце царевны, не прибегая к позорным ухищрениям, вроде подкупа ее отца. Я хотел видеть в вас равного себе и оспаривать ее лишь с помощью своих добродетелей, не упоминая о преимуществах, данных мне от рождения и достаточных для того, чтобы заполучить ее. Теперь же я узнал, что вы подкупили министров и приближенных царя, чтобы склонить его в свою пользу».

«Сударь, – отвечал принц, – я считаю, что в любви, как на войне, все средства хороши для обеспечения победы. Если у вас достаточно уверенности в собственных добродетелях, чтобы полагаться лишь на них одних в борьбе за сердце царевны, почему я должен подражать вам?»

В этот момент Худун и Мстиславский появились у входа в рощу. Заметив, с каким настроем Густав подошел к своему сопернику, они испугались, что он нападет на него и что принц Иоанн уступит его силе, и пришли разнять их. Густав, видя, что его план не удался, удалился, бросив на принца угрожающий взгляд.

Тем временем Гришка, ни о чем не подозревая, прогуливался в другой части сада и мечтал о том, как в скором времени отнимет у Бориса скипетр. Пересекая одну из аллей, он увидел царевну с ее служанкой. Он хотел избежать встречи с ними и, стараясь не попасться им на глаза, вошел в небольшую беседку, находившуюся поблизости, и присел в глубине на скамью из дерна.

Царевна, не заметив его, некоторое время продолжала гулять, печально глядя себе под ноги и не произнося ни слова, затем она решила отдохнуть в той самой беседке, где он укрылся от нее. Поскольку внутри царил сумрак, ему несложно было спрятаться. Царевна некоторое время молчала, а затем, непрестанно вздыхая, обратилась к любимой Велике.

«Видишь, как все время жестока ко мне судьба, мне кажется, она хочет излить на меня весь свой гнев. Мало того, что она зажгла меня пламенем неразделенной любви, так те сердца, от которых я хотела бы безразличия, становятся чувствительными и преследуют меня. Роковая красота, плохую службу ты мне сослужила. Отчего ты бессильна перед единственным сердцем, которое я желала бы покорить? В довершение всех моих несчастий князь Шуйский любит меня и только что признался мне в этом. Мне страшно, милая Велика, роковое предчувствие терзает меня и волнует непрестанно, мне кажется, что его страсть принесет мне одни лишь несчастья. Признаюсь, я ценила его, но он не должен был злоупотреблять этим. Я постоянно замечаю его дурные свойства, которые он тщетно стремится скрывать, осознание этого тревожит и печалит меня. Он, не задумываясь, пойдет на самые страшные преступления, напрасно он пытается скрыть свой свирепый и жестокий нрав, его гложет чрезмерное честолюбие, у него жестокое сердце, ради своих целей он готов на все. Пока еще я льщу ему, я сдерживаю его, чтобы предотвратить несчастья, которых я опасаюсь. Не за вас я боюсь, принцы-соперники, пускай он принесет вас в жертву, если захочет, но, если однажды я увижу, как от его удара падешь ты, мой возлюбленный, я погружусь в пучину отчаяния. Ибо я все равно люблю тебя, несмотря на твое безразличие. Похоже, любовь связала накрепко два сердца, которые судьба развела в разные стороны. Ах, Велика, думала ли ты когда-нибудь при виде толпы поклонников, стремящихся угодить мне, что однажды мне суждено будет полюбить неблагодарного, который ответит мне одним лишь презрением! В недобрый час я повстречала его! Я не могу не любить его, что-то глубоко внутри меня влечет меня к нему, раскрывает для него мое сердце. Услуга, которую он оказал мне, лишь ускорила мое поражение, я хотела лишь быть ему благодарной, но почувствовала нечто большее. Его ласковые взгляды в мою сторону заставили меня поверить, что он разделяет мою страсть. Обманувшись таким образом, я, увы, уже не пыталась побороть свои чувства, втайне мне даже нравилось подчиняться им. Но я полюбила неблагодарного, бесчувственного человека! Моя боль становится вся острее, меня хотят выдать замуж за принца, к которому я чувствую непреодолимую ненависть. До тех пор, пока любовь не поселилась в моем сердце, я безропотно ожидала уготовленную мне судьбу, я приняла бы ее без страдания. Ежели мне теперь не суждено быть вместе с возлюбленным, я скорее выберу смерть, чем буду принадлежать кому-то другому».

Таким образом царевна выражала свою боль, и благородство не позволило Гришке оставаться равнодушным. Ему стало жаль ее: она была красива, обладала тысячей добродетелей и была в него влюблена. Ответив на ее нежность, он мог рассчитывать в один прекрасный день взойти на отцовский престол, не подвергаясь опасностям сражений. Это были весомые доводы, и любой другой уступил бы им, но он слишком ненавидел весь род Бориса, чтобы оставить его на престоле.

В этот момент Велика заметила, что в беседке кто-то был и слышал их разговор, она вскрикнула и шепнула царевне, что ее подслушали.

Видя, что его обнаружили, Гришка не стал больше прятаться. Поскольку царевна не назвала его в своих стенаниях, он решил притвориться, что ему ничего неизвестно. Он сказал, что она может рассчитывать на его молчание, что он не намерен использовать то, что случайно услышал, и хотел тотчас уйти. Царевна была так удивлена и обеспокоена тем, что ее тайна раскрыта, что почти не в силах была остановить его. Его присутствие напоминало ей о ее слабости, стыд за подобное признание вызывал в ней муки гордости и любви. Однако мысль о том, что, возможно, узнав о ее страданиях, он смягчится, возродил надежду в ее сердце. Она была рада, что случай раскрыл ему то, в чем ее гордость и добродетель всегда мешали ей признаться.

«Почему вы бежите от меня, – сказала она, – отчего вы не используете мою тайну так, как мне бы того хотелось? Ибо, в конце концов, вы не можете не замечать, что я люблю вас, вы прекрасно видите, что вы – единственная причина моих страданий, но вас это ничуть не трогает».

Сердце героя вовсе не бесчувственно, ему жаль, что он вынужден причинять страдания, он сочувствует даже боли врагов, лишенных добродетели. Гришку весьма тронуло такое проявление любви, решимость его улетучилась, ненависть притупилась, жажда мести, всегда наполнявшая его сердце, уступила место другим, более кротким желаниям, мужество едва не покинуло его, чувство жалости обезоружило его гнев. Он со вздохом подумал, что не может полюбить царевну, такую очаровательную и такую нежную.

Царевна же была поглощена своими переживаниями. «Что сулит мне ваше молчание, – произнесла она с трогательным бессилием, – вы вздыхаете, но вздох ли это ненависти или любви? Откликается ли ваше сердце на мою боль? Могу ли я надеяться на такое счастье? Увижу ли я того, кто ответит на мою любовь, разделит мою нежность, будет вздыхать обо мне, как я вздыхаю о нем?.. Нет, мне не следует обольщаться».

Наконец, он ответил: «Не думайте, сударыня, что я равнодушен к вашему очарованию и добродетели, – я восхищаюсь ими непрестанно. Я был бы счастлив посвятить вам и свое сердце, и свою жизнь, если к тому не было непреодолимых препятствий. Да, сударыня, в самый момент нашего рождения Силы Небесные устроили так, что нам не суждено быть вместе, я с сожалением повинуюсь судьбе. Большего я сказать вам не могу, всей моей решимости едва хватает, чтобы не поддаться вашему очарованию».

С этими словами он вышел из беседки, оставив царевну в глубокой печали.

«Что он хотел сказать, – обратилась она к Велике, – этими словами, произнесенными так тихо и со вздохом. Я хотел бы посвятить вам свою жизнь и свое сердце. Что за препятствие мешает моему счастью? Каково его происхождение, его имя? Он скрывает от нас и то и другое, без сомнения, он является нашим врагом, но, если это так, не сможет ли любовь нас примирить? Что это за тайна, которую я не могу постичь? Он добавил, что он не смеет сказать мне большего. О жестокий! Вы уже сказали слишком много, вам не дозволено любить меня! В самый момент нашего рождения Силы Небесные устроили так, что нам не суждено быть вместе… Отчего же вы не сказали мне, что это за препятствие, мешающее моему счастью? Почему вы не договорили? Вы боялись усилить мою боль? Неопределенность, в которую вы погрузили меня, куда как страшнее. О, милая Велика, как же я несчастна! Теперь он знает меня, он знает самого себя, и он сказал мне, что мне не на что надеяться, что я не должна вовсе обольщаться».

Однако, когда ее боль слегка утихла, она начала прислушиваться к голосу разума и увидела некоторую надежду в продемонстрированной им чувствительности и решила, что со временем она, быть может, добьется большего. Вот так мы всегда тешим себя малейшей надеждой, хватаемся за нее, сколь бы призрачной она ни была, она утешает нас, придает нам сил, и мы не чувствуем себя окончательно несчастными, пока эта надежда не рассеется.

Тем временем Борис, узнав о ссоре между принцем Густавом и принцем Иоанном, решил предотвратить всякое ее продолжение и удалить Густава любой ценой, и вскоре ему представилась подходящая возможность.

Принц Иоанн, опасаясь силы соперника, считал счастье слишком зыбким, пока тот стоит у него на пути. Вознамерившись избавиться от него любым способом, он выбрал восемь смельчаков и посулил им щедрое вознаграждение за убийство Густава. Чего только негодяй не сделает за деньги! Злодеи пообещали выполнить поручение, не гнушаясь никакими средствами.

Однажды вечером, когда Густав вместе с Гришкой возвращались из дворца, на них напали в отдаленном переулке. Гришка тотчас схватился за шпагу и поразил первого нападавшего. Густав, обнаружив в нем столь храброго защитника, отважно последовал его примеру, расчищая себе путь ударами шпаги. Однако, пока Гришка противостоял двум наиболее отчаянным злодеям, остальные окружили Густава и набросились на него с такой яростью, что, как он ни защищался, они одолели бы его числом, если бы поблизости случайно не оказался князь Шуйский с тремя слугами. Убийцы в страхе бежали, успев легко ранить Густава в правую руку.

Князь, узнав своего соперника, был раздосадован тем, что спас его от смерти, но он хорошо освоил искусство притворства, поэтому не выдал своих мыслей и даже отвел его в свой дворец, где его рану перевязали.

На следующий день весь двор узнал об опасности, которой подвергся принц, но Борис не только не рассердился на принца Иоанна, считавшегося зачинщиком этого предательского нападения, но и весьма холодно принял Густава, который пришел просить справедливости, сказав ему, что он сам это заслужил и должен винить только себя. Возмущенный столь малым участием Густав не смог удержаться от ответа, гордо заявив, что в один прекрасный день он станет королем и тогда припомнит все обиды, сразу после чего он удалился.

Высокомерный Борис не стерпел подобной угрозы и хотел немедленно арестовать его, но, не будучи в состоянии вести кровопролитную войну против короля Швеции, он не стал ничего предпринимать без своего Совета. Он тотчас собрал Совет и изложил свой план, и поскольку Совет целиком состоял из сторонников принца Иоанна, все единогласно высказались за арест Густава. Однако это решение не удалось сохранить в секрете, Густава предупредили, и он поступил так, как подсказывало ему благоразумие. Он попрощался с Гришкой и спешно бежал от несправедливости царя и трусливых происков недостойных соперников27.

Царь желал лишь убрать его с глаз долой и с неохотой пошел на столь крайние меры, поэтому не стал его преследовать, а принц Иоанн и князь Шуйский были рады избавиться от серьезного соперника. Хотя принц Иоанн и был уверен, что царевна питала тайную ненависть к нему, он все равно хотел обладать ею. Он попросил царя исполнить свое обещание, и царь, которого больше не смущало присутствие принца Густава, с удовольствием согласился. Напрасно царевна пыталась доказать ему, что она еще слишком молода для помолвки, она даже тщетно признавалась в том, что ненавидит будущего супруга. Политика взяла верх над отцовской любовью, он был глух к ее горю и требовал от нее повиновения.

Она думала, что ее брат-царевич сможет повлиять на отца или хотя бы выиграть какое-то время, но жестокий царевич сухо сказал, что ей следует подчиниться. Видя, что пугающий ее брак должен был вот-вот состояться, а Гришка по-прежнему сторонился ее, она была вынуждена обратиться к князю Шуйскому, которого избегала с тех пор, как он осмелился признаться ей в любви.

Она нашла его грустно глядящим в окно с видом на красивый цветник и подошла якобы для того, чтобы тоже выглянуть в окно. Он хотел было уйти из вежливости, но она остановила его. «Послушайте, Шуйский, – сказала она, – царь хочет, чтобы я стала женой принца Иоанна и дал мне лишь неделю на подготовку. Не печалит ли вас мое грядущее замужество?»

Из ее слов князь понял, что она ненавидит его соперника, и решил, что сможет этим воспользоваться и вызвать в ней ответную любовь. С этой мыслью он ответил: «Если бы мне посчастливилось, сударыня, вызвать в вас нежные чувства, я скорее предпочел бы умереть, нежели принять брак, который кажется мне величайшим из несчастий. Но я непрестанно твержу себе, что вы равнодушны к моей любви, что я не должен надеяться, что вы когда-либо ответите мне взаимностью, и, если даже вы не выйдете за принца Иоанна, я не стану счастливее. Если уж мне суждено потерять вас, я хотел бы, чтобы вы стали супругой принца, а не другого чужеземца, который увезет вас в страну, где я не буду иметь счастья говорить с вами и видеть вас».

Царевна заметила в нем большую надежду и не хотела, чтобы он утратил ее. «Если бы вы сумели, – мягко ответила она, – расстроить этот брак, вы могли бы надеяться, что время и ваша забота смогут вызвать во мне чувство и помочь мне настроить отца в вашу пользу. Я сказала, что не люблю вашего соперника, этого достаточно. Даже если бы я была так несправедлива, чтобы просить вас сделать что-то против ваших интересов, неужели вы не должны были бы согласиться? Разве не должен истинно любящий приносить себя в жертву ради любимого человека? Однако, – добавила она с досадой, – напрасно я полагала, что вы любите меня». «Ах, сударыня, – воскликнул он, – это я не люблю вас? Как вы можете сомневаться? Разве все эти ухаживания, все эти вздохи недостаточные доказательства? Я безропотно переносил вашу суровость, не упрекая вас ни в чем, а вы сомневаетесь в моей любви? Сударыня, вам нужны новые доказательства, вы хотите, чтобы я поступал по-вашему, и, когда я начну действовать себе во вред, тогда вы будете довольны».

С этими словами отвесил глубокий поклон и оставил ее, чтобы подумать, каким же образом сдержать свое обещание.

Боясь вызвать у царя подозрения, он не осмеливался сам просить его отложить свадьбу, считавшуюся делом решенным. Он пробовал действовать через своих друзей, используя даже авторитет патриарха, с которым царю приходилось считаться, но, увидев, что это ни к чему не приводит, он решил самостоятельно устранить соперника.

Он позвал одного из слуг, который обещал в надежде на щедрое вознаграждение, подсыпать яд в его кубок, едва тому поднесут питье. Князь раздобыл самого быстродействующего яда и отдал его злодею, который сумел с исключительной ловкостью осуществить коварный замысел.