
«Дрейфующий проспект»
1959
«Я уехал…»
Я уехалот весны,от весенней кутерьмы,от сосулечнойапрельскойочень мокрой бахромы.Я уехал от ручьев,от мальчишечьих боев,от нахохлившихся почеки нахальных воробьев,от стрекота сорочьего,от нервного брожения,от головокруженияи прочего,и прочего…Отправляясь в дальний путьна другой конец страны,думал:«Ладно!Как-нибудьпроживем и без весны…Мне-то, в общем,все равно —есть она иль нет ее.Самочувствие моебудет неизменным…»Но…За семь тысяч верст,в Тикси,прямо среди бела днядогнала веснаменяи сказала:«Грязь меси!»Догнала, растеребя,в будни ворваласьи в сны.Я уехалот весны…Я уехалот тебя.Я уехал в первый разот твоих огромных глаз,от твоих горячих рук,от звонков твоих подруг,от твоих горючих слезсамолет меняунес.Думал:«Ладно!Не впервой!Покажу характер свой.Хоть на времяубегу…Я ведь сильный,я —смогу…»Я не мерил высоты.Чуть видна земля была…Но увидел вдруг:вошлав самолет летящийты!В ботах,в стареньком пальто…И сказала:«Знаешь что?Можешь не убегать!Все равно у тебя из этогоничего не получится…»Облака
Хочешь,оторву кусок от облака?Вот от этого…Смотри, какое пухлое…Проплываетс самолетом об рукубелойсвежевыпеченной булкою.На семи ветрах оно замешано,приготовленов дорогу дальнюю…Солнечный разливи тьма кромешнаяпотрудились над его созданием…Посмотри:растет оно и пыжится,будто в самом деле —именитое.Так сурово и надменно движется,будто все оно —насквозь! —гранитное,монолитное,многопудовое,диктовать условия готовое.Раздувается с довольной миноюи пугает неоглядно толщью:«Захочу —и я вас уничтожу!Захочу, —наоборот, —помилую…»Мне еще все это незнакомо.Мне, —сказать по правде, —страшновато.Ну, а если облачная ватав горле у моторавстанет комом?Ну, а если небо занавеситсяи на нас навалится с опаскою?..Самолетпо очень длинной лестницелезетк богу самому за пазуху….Бортмеханик говорит спокойно,глядя на меня из-под бровей:– Это все, приятель,пустяковина…Будем живы!Ты уж мнеповерь… —Он читает «Расщепленье атома»и поет про свежесть васильков.Мы летим на север.Скоро Амдерма.Мы летим.Мы вышеоблаков.Немного экзотики
– Ну, и как там?
(Вопрос, на который очень трудно ответить)
На улице,как и вчера, —холодина,снег,поземка…Впрочем,«улица» —это большая льдина,от других отличающаясяне очень.Разве что чуть побольше(а все ж таки край —недалече).Разве что чуть покрепче(но это мы скажем позже,скажем:«Спасибо,льдина!Выдержала, молодчина»).Покаот похвал воздержатьсяособая есть причина.Дело совсем не в страхе!Не в том,чтобы кто-то сдрейфили вместе с началом дрейфаначались«охи» и «ахи».У нас хорошая льдина —ее выбирали не зря, —вполне приличная льдина,но все ж таки —не земля.Но все ж таки там,под нею,такая вода темнеет,таким леденящим светом,что лучше…не будем об этом.Не надо!Кому охота…Это я просто к слову.День начинается новыйне с солнечного восхода.Всему удивлятьсякакой резон?Но странносчитать в порядке вещей,что солнцеиз принципавообщене уходит за горизонт.Мерцаетмаленькое пятносквозь выцветшую пелену…Но если ты очень устал,то оновполне заменяет луну.По радиодиктор неунывающийнас будитв восемь часов утра —в Москве:«Спокойной ночи, товарищи!» —значит, вставать пора…Пора…И уже минут через пятьмы щурим глаза от света…«Как нынче погода?Ветер опять?»Нет, это не ветер.Это,примериваясьдля посадки на лед,лопастями винтов шевеля,с достоинством в небевисит вертолет —гибрид головастикаи шмеля.На дрейфующем проспекте ты живешь…
Мне гидролог говорит:– Смотри!Глубинасто девяносто три! —Ох, и надоела мне однане меняющаяся глубина!..В этом деле я не новичок,но волнение мое пойми —надо двигаться вперед,а мыкрутимся на месте,как волчок.Две недели,с самых холодовпуть такой —ни сердцу, ни уму…Кто заведует движеньем льдов?Все остановил онпочему?Может, по ошибке,не со зла?Может, мысль к нему в башку пришла,что, мол, при дальнейшем продвижениирасползется все сооружение?С выводом он явно поспешил —восхитился намии решилпожалеть,отправить на покой.Не желаюжалости такой!Не желаю,обретя уют,слушать,как о нас передают:«Люди вдохновенного труда!»Понимаешь, мне обидно все ж…Я гидрологу сказал тогда:– На Дрейфующем проспектеты живешь.Ты же знал,что дрейф не будет плавным,знал,что дело тут дойдет до драки,потому чтов человечьи планывносит Арктикасвои поправки,то смиряясь,то вдруг сатанеятак,что не подымешь головы…Ты же сам учил меня, что с неюнадо разговариватьна «вы».Арктика пронизывает шубыяростным дыханием морозов.Арктика показывает зубыветром исковерканныхторосов.Может, ей,старухе,и охотанасовсем с людьми переругаться,сделать так,чтоб наши пароходыникогда не зналинавигаций,чтобы самолеты не летали,чтоб о полюсе мы не мечтали,сжатые рукою ледяною…Снова статьневедомой страною,сделать так,чтоб мы ее боялись.Слишком великалюдская ярость!Слишком многихмы недосчитались!Слишком многиележать остались,за победузаплатив собою…В эти разметнувшиеся ширислишком много мытруда вложили,чтоб отдать все то,что взято с бою!Невозможно изменить законы,к прошлому вернутьсяхоть на месяц.Ну, а то, что кружимся на месте,так ведь это, может,для разгона…Подъем флага
Флаг поднимался медленно и верно.И знал,что взгляды всех сейчас —на нем!Он наши лицаосветил мгновенноземным огнем.Трепещущим огнем.Он сразу жеметели стал перечить.Молчал.(А нам казалось, что – звенит!)Он, складки распрямляя,будто плечи,над нашей головойвсходил в зенит…Стояли мы,немея от восторга,смотрели,как он бьется на ветру.И было ясно:флаг сюда —надолго!Емутакое место —по нутру!..И знали мы:среди торосов грузныху флага будет каждый на виду.Он не потерпитшкурников и трусов,поможет,если попадешь в беду.Не сдаст,не упадети не остынет,бунтующий,разлившийся в глазах.…Ну, вот и все.Конец тебе,пустыня!Конец тебе,безмолвье!Грянул залп.«Восемьдесят восемь»
Сочетание ««88-С» по коду радистов означает «целую».
Понимаешь,трудно говорить мне с тобой:в целом городе у вас —ни снежинки.В белых фартучкахшкольницы идутгурьбой,и цветы продаются на Дзержинке.Там у вас – деревья в листве…А у нас, —за версту,наверное,слышно, —будто кожа новая,поскрипывает наст,а в субботу будет кросслыжный…Письма очень долго идут.Не сердись.Почту обвинятьне годится…Рассказали мне:жил один влюбленный радистдо войны на острове Диксон.Рассказали мне:был онне слишком смели любви привыксторониться.А когда пришла она,никак не умелс девушкой-радисткойобъясниться…Но однаждыв вихре приказов и смет,график передачи ломая,выбил он:«ЦЕЛУЮ!»И принял в ответ:«Что передаешь?Не понимаю…»Предпоследним словомсебя обозвав,парень объясненья не бросил.Поцелуйвосьмерками зашифровав,он отстукал«ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ!»Разговор дальнейшийбыл полон огня:«Милая,пойми человека!«Восемьдесят восемь!»Как слышно меня?«Восемьдесят восемь!»Проверка».Он выстукивал восьмеркиупорно и зло.Днем и ночью.В зиму и в осень.Он выстукивал,покав ответ не пришло:«Понимаю,восемьдесят восемь!..»Я не знаю,может,все было не так.Может —более обыденнопресно…Только верю твердо:жил такой чудак!Мне в другое веритьнеинтересно…Вот и ямолчаниене в силах терпеть!И в холодную небесную просиньсердцемвыстукиваютебе:«Милая!Восемьдесят восемь!..»Слышишь?Эту цифру я молнией шлю.Мчать ейчерез горы и реки…Восемьдесят восемь!Очень люблю.Восемьдесят восемь!Навеки.Хребет имени Ломоносова[1]
Мне сегодня показалось,словнотишина,тугая и густая,страшным грохотомбыла разломанаи из океанагорывстали!Встал хребет почти до небосвода,огляделся,тяжело вздыхая,и заговорил,морскую водус каменного телаотряхая:сколько помню я себя —ни разуна вершинах,темных и тенистых,не бываливаши альпинисты,не ступаливаши водолазы.Над моими склонаминеслышноходят рыбылегкими стадами.Водоросли медленно колышутсинимигустыми бородами.Бродят неуверенно и немозыбкие,кисельные медузы.Надо мноювместо глыбынебаокеан лежитвеликим грузом.Эту тяжесть подперев руками,я стою,крутую выгнув спину.Снизу мне дрейфующие льдиныкажутсябольшими облаками.Не хочу,чтоб жизнь без цели гасла!Жду,наверное, миллионный день я,чтобы вамотдать свои богатства;чтобы выпришли в мои владенья…Я —ровесник вашего Урала!Я уже ущельямиразорван…Приходите!Подарю вам зернадрагоценного,как жизнь,урана…Приходите!Говорю, как старший.Васзовуне за подачкой тощей…Я раскроюугольные толщи(вамтакоеи не снилось даже!).Вашим домом стану и оплотом,подарю вамзолотые жилы…Хватитспину мне царапать лотом!Присылайте помудреймашины!Ясвоею каменною грудьювас от всех опасностейприкрою,напою вас собственною кровью…Присылайте умные орудья.Жаль, что нет покатаких орудий.Их еще выдумываютлюди.Горячий север
А слышала ли ты, что он —горячий?..Вмиг освистав торосистые пики,метели покуражатсяи спрячутвсе вехи,все привычные тропинки.По насту —он невозмутимо гладок,по снегу —он тяжел и слишком тих —гидрологивыходят из палаток,и ночьнеслышно принимает их.Гидрологи выходят напевая.И никого на помощь не зовут,горячими руками согреваялебедочнуюзлую синеву…Когда бураны начисто ломаютлюдской покойи грузы тяжелы —ребята раздеваютсядо маек,спасаясь от невиданной жары!..Чернеет в лунке круглая вода.Свет фонаря задумчив и рассеян…Обычная работа.Как всегда.Медлительная ночь…Горячий Север!Аврал
Мы ящиков не выбираем полегче.Натружены руки.Оттянуты плечи.Не гнутся,но кажутся ватнымипальцы.Упасть бы сейчаси в снегу отоспаться!На десять минут бы!На десять…Но снова,палаточный городсобой сотрясая,врывается слово,взрывается слово:«АВРАЛ!»…Очень медленнодвижутсясани.Как будто стальные.Как будто из камня.Скрипя,подаваясь почти незаметно, —то плавно,а то вдруг толчками,рывками, —еще на полметра.Еще на полметра…А снег под ногамипредательски порист.И лезем мы,на руки яростно дуя,шатаясь,проваливаясь по пояс,по ровному полю,как в гору крутую.Холодное солнцеидет небесами…Глаза застилает.Дышать уже нечем.Оттянуты руки.Натружены плечи.Но движутся сани.Но движутся сани!…Мне долго еще будет сниться такое:нежданнойприходит Большая Работа.Полундра! —и мы поднимаемся с коек.Аврал!—и рубахи дымятсяот пота.Мираж
Дежурный закричал:– Скорей сюда!Мираж!смотрите!Все сюда!Скорей!.. —И резко отодвинута еда.И мы вываливаемся из дверей.Я ждал всего.Я был готов к любому:к цветам и пальмамв несколько рядов,к журчащему прибою голубому,к воздушным башнямдревних городов.Ведь я читал,как над пескомбесстыдновставалиэти памятники лжи.Ведь я читал,как жителей пустынис дороги уводилимиражи…Ведь я читал,ведь я об этом знаю:слепящим днем,как в полной темноте,шагалилюди,солнце проклиная,брелик несуществующей воде.Но здесь…– Да где мираж?!– А очень просто.Туда смотри!..Я замер,поражен:на горизонтеплавалиторосывторым,не очень ясным этажом.Они переливалисьи дрожали…Я был готов к любому.Ждал всего…Но Арктика!Ты дажемиражамиобманыватьне хочешь никого.Нелетная погода
Нет погоды над Диксоном.Есть метель.Ветер есть.И снег.А погоды нет.Нет погоды над Диксоном третий день.Третий день подрядмы встречаем рассветне в полете,который нам по душе,не у солнца,слепящего яростно,а в гостинице.На втором этаже.Надоевшей.Осточертевшей уже.Там, где койки стоят в два яруса.Там, где тихий бортштурман Лешаснисходительно,полулежа,на гитаре играет,глядя в окно,вальс задумчивый«Домино».Там, где бродят летчики по этажу,там, где я тебе это письмо пишу,там, где без рассужденийпочти с утра, —за три дня,наверно, в десятый раз, —начинается «северная» игра —преферанс.Там, где дни друг на друга похожи,там, где намни о чем не спорится…Ждем погоды мы.Ждем в прихожейСеверного полюса.Третий деньпогоды над Диксоном нет.Третий день.А кажется:двадцать лет!Будто нам эта жизнь двадцать лет под стать,двадцать лет, как забыли мы слово:«летать»!И обидно.И некого вроде винить.Телефон в коридоре опять звонит.Вновь синоптики,самым святым клянясь,обещают на завтравылетдля нас.И опять, как в насмешку,приходит с утразавтра,слишком похожеена вчера.Улететь —дело очень нелегкое,потому что погода —нелетная.…Самолеты охране поручены.Самолеты к земле прикручены,будто очень опасныезвери они,будто вышли ужеиз доверья они.Будто могутплюнуть они на людей —на пилотов,механикови радистов.И туда, где солнце.Сквозь тучи.Над Диксономтретий день погоды нет.Третий день.Рисковать приказами запрещено.Тихий штурман Лешаглядит в окно.Тихий штурманнаигрывает «Домино».Улететь нельзя все равнони намеренно,ни случайно,ни начальникам,ни отчаянным —никому.К вопросу о полярных «волках»
Он в комнату ввалилсяс тяжелым рюкзаком.Дышал он в наши лицамедовым табаком.Он улыбался пьяненько:«Живем, брат, ничего!..»Висел значок полярникана кителе его.Рассказывал про то,как,дороги не пробив,застрял корабль в протокахразлившейся Оби,как он случайно спассяу Каменных Дверейи кончились запасыподмокших сухарей.Как он осилил ветер,как он жилье нашели как убилмедведяохотничьим ножом.Об этом мы, наверно,не знали ни черта…Но были мы уверены,что нам он —не чета.Посасывая трубку,чтоб убедить верней,показывал онрукуи сизый шрамна ней.Учил,как надо табакомделитьсябез обид,как надо питьодним глоткомнеразведенный спирт.Слова звучали веско, —солидные слова:– Мне Арктика известнадо тонкостей,братва…И вот теперь внезапно, —хоть я и сам не рад, —я должен ехать завтрапо делув Ленинград.Но тут Сережа Братниковпрервал его:– Шалишь!Да ты жнеделю в Арктике.О чем ты говоришь?!Чего за рюмкупрячешься?Иль не узнал меня?Ведь ты в контореплачешьсяуже четыре дня…Бежишь отсюда?Ладно,катись —переживем!Таких, как ты,обратно —умри, —не позовем!Беги,другим рассказывай,другим втирай очки.Валяй, в Крымупоказывайполярныезначки!Не надо делать драмы,с нами – не дури…Ответь мне лучше прямо:струсил?Говори!..И тот пошел,поехал:мол, начал вдруг болеть…Мол, надо ж человекакогда-нибудьжалеть…Приехал необдуманно…Почти что без вещей…А тутметели дунули…И нелегко…Вообще…Мол, хоть и не партийный,но знаю, что к чему…И ежели противноздоровьюмоему…Культурный, мол, не просто…В отличье от других…Ему сказали:– Брось ты!Видали мытаких!…И тем же самым вечеромморозною поройиз-за стола развенчаннымподнялся наш«герой».Он трубкой не попыхивали не смотрел на нас, —батон в рюкзакзапихивал,наверно, в пятый раз.Сказал перед уходом,к нам обернувшись вдруг:– Сдыхайте,коль охота.А я махнуна юг!Наплачетесь —попомните…Дверь щелкнула замком…И долгопахло в комнатепрогорклым табаком.Ушел самолет
Вам каждый второй расскажетневыдуманную историю, —(об этомне пишут в газетах,песен об этомне слышно),но я видел сам однажды:ушел самолет на Викторию.Ушел самолет, покачиваясь.Ушел самолет,и крышка…Одиннадцать дней радистыусталых глаз не смыкали.Обшаривали пилотыкаждый клочок земли.Людей,потерпевших бедствие,одиннадцать дней искали.А на двенадцатыйутромрадировали:«Нашли!»Нашли?Но тогда скажите,зачем же, кусая губы,начальник аэропортане смотрит в глаза другим?Кому эти черные ленты?Зачем же оркестр из клубав притихшеммаленьком заленегромко играет гимн?..Упругий морозный воздухморзянка сечет на части,земля беспокойно вздрагивает,известием растревожена…И сообщают об этомженам однимда начальству.Женам —так, как приказано.Начальству —так, как положено…А в доме возле Арбатаматери верили снам.Им снилась немая пустынябез края и без конца.Белесый сынишка штурманапроплакал в тот день допозднапод огромной картой Арктикив кабинете отца…По-прежнему шли самолетытрассой предельно трудной.По-прежнемудолгим вьюгамникто не хотел сдаваться…И над молчаливыми льдами,над бесконечной тундройвисели на ниточках звезды,готовыеоборваться.Летчики
Экипажу полярного летчика А. Старова
Грохали двери.Люди вносилив низкую комнатупар светло-синий.Только входили,только вступали,как заколдованные, засыпали…Спали пилоты.Механики спали.Спаликак будто впервые с рожденья,спалис невиданным наслажденьем.Там, где попало.Там, где упали.За все предстоящие недосыпыспали на совесть.Взахлеб.Но не вдоволь…Утромони говорили:«Спасибо!» —и снова были к полету готовы.Снова ревели моторы призывно,мерно подрагивая от напряженья.Штурман в кабинепривычным движеньемвешал над столиком карточку сына…Взвизгивали,бесновались метели.Черные тучи смертью грозили…Люди острили.Людилетели.Делали дело.Наград не просили.В жизни такойони толк понимали:только по крупнойиграя со смертью,шли на посадку —где бы сломалиногудаже бывалыечерти!Небо встречало их снегом и ливнем.Небо пугало…Но в мире просторномбольше,чем всяким приметам счастливым,верили эти людимоторам.…Мне быразмах этих крыльев!Мне быэту огромность бездонного неба!Это святое презренье к покою.Силу б такую.Сердце такое.Может, немногоев жизни смогу я.Только с собоюберу вместо клятвыто, что сейчас повторяю,смакуя:– Люди крылаты.Люди крылаты…Бейся ж,веселая песня,в моторев дни снеговые,в ночи сырые!..Люди крылаты!Крылаты!!И горетому,кто рискнет им подрезатькрылья.Северное
Ты уйди!Ты не стой на холоде.По домам пора.По домам.…Как накуренов этом городе!Навалился,наполз туман.Удивляются люди:– Откуда онпоявилсяэтакой массою?! —Все густой пеленой окутано,хоть руби,хоть на хлеб намазывай!Стали громкие фразыневнятными.Тротуары сделалисьтесными.Стали улицынепонятными,бесконечными,неизвестными.На себя не похожаплощадь —притаиться она решила.Вот машина идет на ощупь,еле двигаетсямашина.Спотыкаясь,не там сворачивая,останавливаясь порою,ходят люди,будто незрячие,руки выставив перед собою.Озираются непонимающе,повторяют:– Ну и туманище!..Объясняя это явление,эрудициейжителей радуя,обещает на завтрарадионезначительное потепление.Забирается стужа в валенки,и слова застревают в горле.Как накуренов этом городе,очень староми очень маленьком.Арктическая болезнь
К.А. Сычеву
Не трудись над хитрой вакциною,в книги-справочники не лезь…Существует здесьмедициноюне изученная болезнь…Если парень,сидя в палатке,грустновато,не сгорячаговорит:«Заболел я…Арктикой…» —то к нему не зовут врача.Заболел я Арктикой —этозначит, Арктикасердце взялаи неласковым голосом ветрачеловекак себе позвала!Значит, где б ты теперьни странствовал,на порогелюбой весны,будешь бредить полярными трассами,будешь видеть снежные сны……Ну, а что в ней,скажите,особого —в этой путанице ледяной?Реки теплые,горы высокиеобошли ее стороной.Обошли,обделили,обидели…Только это все —не беда!Если б вы хоть однаждыувиделиугловатую царственностьльда,если б вы хоть однаждыпонялидолгожданного солнцаприход,если б легкие вы наполнилизвонким воздухомэтих широт,если б вы изведалисчастьеи величие дружбы земной, —вы, конечно, тогда —ручаюсь я! —повторили бы вместе со мной,повторили —одниукрадкой,а другие —в голос крича:– Заболел…Заболел яАрктикой!Не зовите ко мне врача.«Не ревнуй меня к дороге…»
Не ревнуй меня к дороге,к неудачам и удачам…Принимаю все упреки,но иначе?Какиначе?Не ревнуй меня к вагонам,не ревнуй меня к проселкам,к верхним полкам,тряским полками пейзажам заоконным.Говоришь ты мне сердито:«Я не выдержу —обижусь.Ну подумай,рассуди ты —я ж тебя почти не вижу!Неужели ты не кончишьпостоянные тревоги?Неужели ты не хочешьдома быть,а не в дороге?»Милая…Давай проверим, —накрепко закроем двери.Будем мы вдвоем с тобою.Просто двое.Только двое.Чтобы тына дальний ветерне была в такой обиде.Чтобы никого на светеи не слышатьи не видеть.Бабушку твою научим,чтоб онана каждый случайговорила всем знакомым:«Нету дома!»,«Нету дома…»…Если будет так,как скажем,то(почти уверен я)удивятся очень дажеродственникии друзья.Будут волноваться,частотелефоны беспокоя,будут в нашу дверь стучаться:– Что стряслося?– Что такое? —А потом ониотстанут.Навещать насперестанут.Позвонят,так без охоты.И забудутэтот дом.Просидим мы так полгода.Год, допустим.А потом…Ты ж сама(поверь на слово!)подойдешь ко мне суровои совсем без тени смехаскажешьнервно и жестоко:«Ты б уехал ненадолго!Ты б куда-нибудьуехал…»Ровесникам
Артуру Макарову
Знаешь, друг,мы, наверно, с рожденьятакие…Сто разлукнам пророчилискорую гибель.Сто смертейусмехались беззубыми ртами.Наши мамывестеймесяцами от нас ожидали…Мыросли —поколениервущихся плавать.Мы пришлив этот мир,чтоб смеяться и плакать,видеть смертьи, в открытое море бросаясь,песни петь,целовать неприступных красавиц!Мы пришлибыть,где необходимо и трудно…От землигорода поднимаются круто.Вексуров.Почерневшие рекидымятся.Свет костровлег на жесткие щекирумянцем…Как всегда,полночь смотритнемыми глазами.Поездаотправляются по расписанью.Мы ложимся спать.Кров родительскийсдержанно хвалим…Ноопятьуезжаем,летим,отплываем!Двадцать раз за окномзориалое знамя подымут…Знаю я:мы однажды уйдемк тем,которые срамуне имут.Ничегоне сказав.Не успев попрощаться…Чтос того?Все равно: это —слышишь ты? —счастье:сеять хлебна равнинах,ветрами продутых…Жить взахлеб!Это здорово кто-то придумал!«Некрикливо и незаметно…»
Некрикливо и незаметновеликанамистали ребята.Путь в три тысячи километров —все равно что для насот Арбатадо Никитских воротдобраться.Впрочем, что я, —гораздо ближе!..Лед,который на солнце плавится,длиннохвостые ветры лижут…Бросив вызов этой пустыне,по однойпо своей охотевеликаныживут на льдине,фантазерыпо льдине ходят.Расстоянийне замечая,москвичей покоя лишая,на полярную ночьприглашают,как на чашку чая!Возвращение
Четырнадцать часов полета,и —Москва…Молчи.Не говори ненужные слова.Аэродром.Синеющий лесок.Через него —шоссе наискосок.Недвижна голубая крутизна…Стоим —оглушены,удивлены.Деревьями и воздухомпьяны.«Вот мы и возвратились, старина!»..И можно,никого не удивив,шоферу крикнуть:«Эй!Останови!»Быть наяву,не выходяиз сна, —упасть в траву,услышать, как растет она.Глядеть вокруг.По лугу медленно пройтись…Ослепнуть вдругот грянувшего пенья птиц.Нарвать ромашек.Вымокнуть в росе.И вновь смотреть,как косопадаетшоссе.Смеяться,петь до хрипоты,кричать!…Как мог я раньше этогоне замечать?!Как мог я думать,будто понялжизнь?..То вверх,то вниз летит шоссе, —держись!А мы молчим…Шоссе – то вниз,то вверх.Звенит оно,летит онок Москве!К Москве.К тебе…Закрыть счастливые глаза.И вдруг понять,что через полчаса —то,чем ты жив:твой город.Твой порог.Твоя судьба —началобудущих дорог.«Необитаемые острова»
1962
Часы
– Идут часы…– Подумаешь, —открытье!Исправны, значит…Приобрел —носи…– Я не о том!На улицу смотрите:по утренней землеидут часы!Неслышные, торопятся минуты,идут часы,стучат ко мне в окно.Идут часы,и с ними разминуться,не встретить ихживущим не дано…Часы недлинной жизни человека,увидите, —я вас перехитрю!Я в дом вбегу.Я дверь закрою крепко.Теперь стучите, —я не отворю!..Зароешься,закроешься,не впустишь,свои часы дареные испортишь,забудешь времяи друзей забудешь,и замолчишь,и ни о чем не вспомнишь.Гордясь уютнойтишиной квартирыи собственною хитростьюлучась,скореедвери забаррикадируй!..Но часпридет!Неотвратимый час.Наступит он в любое время годана мысли,на ленивые мечты.Наступит часна сердце и на горло…И, в страхе за себя,очнешься ты!..И разобьет окошкомокрый ветер.И хлынут листьяв капелькак росы…Услышишь:бьют часы!И вслед за этимпочувствуешь:наотмашьбьютчасы!Людям, чьих фамилий я не знаю
По утрамна планете мирнойголубая трава в росе…Я не знаю ваших фамилий, —знаю то,что известно всем:бесконечно дышит вселенная,мчат ракеты,как сгустки солнца.Это —ваши мечты и прозрения.Ваши знания.Ваши бессонницы.Знаю только,что где-торетиво,в предвкушеньи военного грома,зряот тяжести реактивнойпрогибаются аэродромы!Не рискнут они.Не решатся.Вашей силыони страшатся.Называют вас просто:«атомники»,именуют скромно«ракетчиками»…Дорогие наши товарищи,лишь известностьюне обеспеченные.Вам даются наградынегласно.Рядом с нами вы.И не с нами.Мыфамилий ваших не знаем,только вы и на этосогласны.От чужого укрыты взгляда,от любого укрыты взгляда, —ничего не поделаешь —надо.Ничего не попишешь —надо.О, суровая правда века!..Люди в чьих-то штабахупрямы.Составляет чья-то разведкадалеко идущие планыи купюрыкрупныестелет…Только что вамдо этих денег!Вы бы даромсветло и доверчиво, —если б дело пошло на это, —положили бк ногам Человечествавсе до капельки сверхсекреты!Сколько б вы напридумали разного!Очень нужногои удивительного!Вы-то знаете, что для разуманикаких границ не предвидено.Как бы людям легко дышалось!Как бы людям светло любилось!И какие бы мыслибилисьв полушарьяхземного шара!..Но пока что над миром веетчуть смягчающеесянедоверье.Но пока дипломаты высокиесочиняют посланиямягкие, —до поры до временивсе-такиостаетесь выбезымянными.Безымянными.Нелюдимыми.Гениальными невидимками…Каждый школьник в грядущем миревашей жизньюхвастаться будет…Низкий-низкий поклон вам,люди.Вам,великие.Без фамилий.Новости
О, газеты свежие —хлеб мойутренний…Извиняясь вежливо,плыву в толпе уличной.Очередьдлиннющаяна площади Восстания…– За чем стоят, юноша?– За новостями!..Новый день,новый день.Да и то правда:что за деньбез новостей?!Это даже странно.День такой —побоку!Пусть скорей проносится…Пороюпахнутпорохомновости,новости…А в газетахважноескудно,скупо.Но гудиттревожное:Куба!Куба!..Я читаю жадно,меня торопиточередь…На Кубе сейчас жарко.Кубе трудно.Очень.Над Кубой благодатноюнебоклубится…Хлопцы бородатые,кубинцы,кубинцы,вам в предательской ночигрозятчужие армии…Милые бородачи,с вами я,с вами я!..Пожалуй,до субботыотращу бороду,в МИД пойдуругатьсяи поедук Кастро!