– Знаю… Ох, Сол! Я в отчаянии…
5
После того ужина с Кевином в Бока-Ратоне, в начале марта 2012 года, я немного сблизился с Александрой.
В следующие дни, когда я привозил сбежавшего Дюка, она снова стала пускать меня в дом и даже предлагала попить. Давала обычно бутылку воды или банку газировки, и я глотал ее залпом, стоя на кухне, но и это было немало.
– Спасибо за тот вечер, – однажды сказала она, когда мы с ней были одни. – Уж не знаю, что ты сделал Кевину, но ты ему очень понравился.
– Просто был самим собой.
Она улыбнулась:
– Спасибо, что ничего не сказал ему про нас. Я очень дорожу Кевином и не хочу, чтобы он вообразил, будто между нами еще что-то осталось.
У меня болезненно сжалось сердце.
– Кевин сказал, что ты не захотела выйти за него замуж.
– Тебя это не касается, Маркус.
– Кевин очень славный, но ты ему не пара.
Я тут же пожалел, что сморозил такую глупость. Куда я лезу? Но она только пожала плечами:
– А у тебя есть Лидия.
– Откуда ты знаешь про Лидию? – спросил я.
– Читала во всяких глупых журналах.
– О чем тут говорить, это история четырехлетней давности. Мы давным-давно не вместе… Просто интрижка.
Я решил сменить тему и показал Александре фото, оно у меня было с собой.
– Помнишь?
Она погладила снимок кончиками пальцев и грустно улыбнулась:
– Кто бы тогда мог подумать, что ты станешь знаменитым писателем?
– А ты – звездой эстрады?
– Без тебя я бы ею не стала…
– Не надо.
Мы помолчали. И вдруг она назвала меня так, как называла прежде, – Марки.
– Марки, – прошептала она, – мне тебя уже восемь лет не хватает.
– Мне тебя тоже. Я следил за всеми твоими выступлениями.
– А я читала твои романы.
– Понравилось?
– Да. Очень. Я часто перечитываю некоторые места в твоем первом романе. Вспоминаю твоих кузенов. Банду Гольдманов.
Я улыбнулся, по-прежнему держа в руках снимок и не сводя с него глаз.
– Ты прямо оторваться не можешь от этого фото, – сказала она.
– Не знаю, то ли я от него, то ли оно от меня.
Я убрал фотографию в карман и уехал.
В тот день, выезжая из ворот Кевина, я не заметил, что на улице стоял черный микроавтобус; мужчина за рулем следил за мной.
Я свернул на шоссе, и он поехал за мной.
Балтимор, Мэриленд, ноябрь 1989 года
С тех пор как Вуди сказал, что хочет стричь газон у Гольдманов, его просьба не выходила у дяди Сола из головы. Особенно после того, как Арти пришел к ним на ужин и рассказал, как чертовски трудно держать мальчика в узде.
– Хоть в школе ему нравится. Любит учиться, и голова на месте. Но вот после уроков творит невесть что, невозможно же за ним все время приглядывать.
– А что с его родителями? – спросил дядя Сол.
– Мать давным-давно исчезла из поля зрения.
– Наркоманка?
– Да нет, просто слиняла. Молодая была. Отец тоже. Решил, что и один может воспитать мальчишку, но когда завел себе серьезную подружку, дома началось черт-те что. Малыш бесился, готов был драться со всем миром. Вмешались социальные службы, судья по делам несовершеннолетних. Поместили его в интернат, якобы на время, но потом подружку отца перевели по работе в Солт-Лейк-Сити, и папаша пустился за ней через всю страну; женился, наделал детей. Вудро остался в Балтиморе, про Солт-Лейк-Сити он и слышать не хочет. Они время от времени созваниваются, отец ему иногда пишет. Больше всего меня тревожит, что Вудро все время с этим типом, Девоном: тот преступник чистой воды, курит крэк и балуется с пушкой.
Дядя Сол подумал, что если Вуди после школы будет стричь газоны, у него не останется времени болтаться по улицам. Он переговорил с Деннисом Бунсом, старым садовником, почти в одиночку ухаживавшим за всеми садами в Оук-Парке.
– Я никого не нанимаю, мистер Гольдман. Тем более малолетних преступников.
– Он парень стоящий.
– Он преступник.
– Вам нужна помощь, вам же чем дальше, тем труднее справляться с такой кучей дел.
Дядя Сол был прав: Бунс выбивался из сил, но жмотился платить помощнику.
– А платить ему кто будет? – обреченно спросил он.
