– Я не упрямый. Я не хочу уступать фашистам.
Хеннингс побелел как мел.
– Ты где слышал такое нехорошее слово? Надеюсь, тебя не на уроке научили таким словам? В школе Оук-Три таким словам не учат.
– Нет, я в книге прочитал.
– В какой книге?
Гиллель открыл портфель и вытащил книгу по истории.
– Это что за ужас? – проблеял Хеннингс.
– Книга, я ее взял в библиотеке.
– В школьной библиотеке?
– Нет, в городской.
– Уф, слава богу! Так вот, я тебя прошу: больше не приноси эту отвратительную книгу в школу и оставь свои измышления при себе. Мне не нужны неприятности. Но ты, я вижу, очень много всего знаешь. Тебе надо использовать свою силу, чтобы себя защитить.
– Но у меня нет никакой силы! В том-то и проблема.
– Твоя сила в уме. Уж больно ты умный мальчик… А в сказках умный всегда побеждает сильного…
Урок директора Хеннингса не пропал даром. В тот же день после уроков Гиллель прямо в школьной редакции написал рассказ и отдал его миссис Чериот, чтобы она напечатала его в ближайшем номере газеты. В нем говорилось о маленьком мальчике, который учится в частной школе для богатых и которого одноклассники на каждой перемене привязывают к дереву и мучают всеми возможными способами – в частности, придумывают незаметные, но омерзительные пытки, из-за которых у юного героя начинается страшное воспаление во рту. Никому из взрослых нет дела до его мук, и прежде всего директору школы: он вместе с учителем физкультуры облизывает с ног до головы родителей учеников. В финале школьники поджигают дерево вместе с мальчиком и пляшут вокруг костра, распевая благодарственный гимн учителям, которые позволяют им без помех издеваться над слабыми.
Прочитав рассказ, миссис Чериот немедленно поставила в известность директора Хеннингса; тот запретил его печатать и вызвал к себе Гиллеля.
– Ты отдаешь себе отчет, что в твоем рассказе полно слов, которые у нас говорить запрещено? – негодовал Хеннингс. – Не говоря уж о содержании этой дурацкой истории. Как ты смеешь обвинять учителей?
– То, что вы делаете, называется цензура, – возразил Гиллель, – фашисты тоже так делали, я читал в книге.
– Может, хватит уже болтать про фашизм? Это не цензура, а здравый смысл! У нас в Оук-Три действуют правила морали, ты их нарушил!
– А ничего, что в предыдущем номере напечатали мое письмо Хелене?
– Я тебе уже объяснял, миссис Чериот думала, что это она написала стихи.
– Но когда стихи появились в газете, я ей говорил, что это я их автор!
– Правильно сделал, что сказал.
– Но она должна была запретить распространять газету!
– Это еще почему?
– Потому что для меня публикация этого письма страшно унизительна!
– Знаешь, Гиллель, мне надоели твои капризы! Стихи очень милые, в отличие от этого рассказа. Он просто напичкан всякими мерзостями и грубостями.
Директор Хеннингс отправил Гиллеля к школьному психологу.
– Я прочитал твой текст, – сказал психолог, – он мне показался интересным.
– Больше никому так не показалось.
– Мистер Хеннингс сказал, что ты читаешь книги про фашизм…
– Я взял одну книгу в библиотеке.
– Это она навела тебя на мысль написать рассказ?
– Нет, это ваша бездарная школа навела меня на мысль.
– Возможно, тебе не стоит читать такие книги…
– Возможно, как раз другим стоит почитать такие книги.
Дядя Сол и тетя Анита со своей стороны умоляли сына сделать над собой усилие:
– Гиллель, ты же еще трех месяцев в эту школу не ходишь. Право, ты должен научиться жить в гармонии с окружающими.
Наконец в актовом зале состоялся общешкольный диспут на тему “Озорство и грубые слова”. Хеннингс долго разглагольствовал о морально-этических ценностях Оук-Три и объяснял, почему озорство и грубые слова запрещены правилами школы. Потом ученики заучили лозунг, который должны дружно скандировать, если их товарищ грубит: “Грубые слова – признак озорства!” Засим последовала дискуссия: ученики могли спрашивать, что им непонятно.
– Задавайте любые вопросы, – заявил Хеннингс и, лукаво подмигнув Гиллелю, добавил: – У нас нет цензуры.
В зале поднялся лес рук.
– А играть в мяч во дворе – это озорство? – спросил один мальчик.
– Нет, это упражнение, – ответил Хеннингс. – Если, конечно, вы не бросаете мяч в голову своим маленьким друзьям.
– А я на днях увидела в буфете паука и закричала, потому что испугалась, – смущенно призналась какая-то девочка. – Я озорница?
– Нет, кричать от страха можно. А вот кричать, чтобы оглушить своих товарищей, – это озорство.
– А если кто-то кричит из озорства, а потом говорит, что увидел паука, чтобы его не наказали? – озабоченно спросил другой ученик, волнуясь, как бы кто-нибудь не обошел закон.
– Так поступать нечестно. Нечестным быть нехорошо.
– А что такое “быть нечестным”?
– Это значит не сознаваться в своих поступках. Например, если ты притворяешься больным, чтобы не ходить в школу, это очень нечестно. Еще вопросы?
Какой-то мальчик поднял руку:
– А “секс” – это грубое слово?
