Книга Местное время – любовь - читать онлайн бесплатно, автор Елена Ронина. Cтраница 13
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Местное время – любовь
Местное время – любовь
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 5

Добавить отзывДобавить цитату

Местное время – любовь

– Ты обязательно научишься жить здесь. Я познакомлю тебя с нашими соседями. Они приятные люди и уже ждут. Пусть у тебя будут не только твои московские подруги, но и немецкие. И их надо найти, научиться с ними общаться. Потому что здесь люди общаются немножко по-другому. Свои привычки, свои правила. По четвергам я встречаюсь со своими друзьями, мы играем вечерами в бридж. Теоретически ты должна на этот вечер оставаться одна. Но если ты захочешь, мы обязательно найдем тебе какое-нибудь дело по душе. Можно купить абонемент в бассейн. Или местные женщины сейчас, например, увлекаются корейской национальной кухней, существует масса курсов на эту тему. По пятницам я уже записал нас с тобой в танцкласс, это я тебе уже рассказывал. Глупенькая моя, я ни в коем случае не хотел делать из тебя домработницу. Мне думалось, ты должна стать как можно скорее независимой, привыкнуть к этой новой жизни, а потом и полюбить ее.

Вернер обнимал Вику, гладил ее по голове, и она потихоньку успокаивалась. И не могла поверить в реальность происходящего. Что же это? Неужели так действительно бывает? Неужели никто и не собирался ее обижать, а действительно делал все только из добрых побуждений. И ведь если поверить Вернеру, то этот человек просто счастье для нее. Счастье и удача всей ее жизни. И, может, именно сейчас начинается та самая полоса с перламутровым отливом? А Вика не могла ее разглядеть? Ведь не зря же говорится, что ощущение того, что был счастлив, приходит позднее. А сам этот миг или период человек не ощущает. И Вика повернула ход своих мыслей на сто восемьдесят градусов. И за что ей так повезло в жизни? И почему этот немолодой и умудренный опытом человек так возится с ней. Чем она заслужила это?

– Вика, я люблю тебя. Но нам обоим не по двадцать лет. Мы уже не можем переделать себя. Мы должны принять друг друга такими, какие мы есть. И будет сложно. Это труд. Поэтому у каждого должно быть свое маленькое пространство без напряжения и дискомфорта. И обещаю, мы будем с тобой счастливы.

Немецкий быт действительно сильно отличался. Мы так не привыкли. Но все абсолютно верно и правильно. Вика удивлялась, почему у нас по-другому?! Вернер терпеливо объяснял ей, как приготовить все так, чтобы хватило ровно на один раз и на определенное количество человек. В Германии не принято выбрасывать еду, не принято доедать то, что осталось со вчерашнего дня. Все должно быть рассчитано порционно.

– А если кто случайно в гости зайдет?

– Он случайно не зайдет, а если зайдет, то есть не будет.

– Ну а вот мы сидим едим, и вдруг пришел сосед…

– Он никогда не придет в то время, когда мы едим. Мой сосед знает, в какое время я ужинаю, а уж если что непредвиденное и случится, то все вопросы решаются очень быстро, за пределами столовой.

– Странно это как-то…

– Да ничего странного нет! Ну что, вот тебе обязательно есть у соседей? Почему ты тогда думаешь, что им это так уж нужно?

Еще сложнее было мыть посуду. Это, наверное, было самое сложное. Вообще вопрос экономии воды для немцев очень важен. Вика долго не могла понять, чем можно заниматься в ванной комнате, практически не включая краны. После первого Викиного похода в душ Вернер не стал делать ей замечание, а просто подвел ее к счетчику воды. Потом достал расчетные книжки, объяснил про бюджет на месяц, сколько можно потратить и сколько сэкономить. Может, по нашим меркам и противно, но очень доказательно.

– Милая, давай я не буду рассказывать тебе про запасы пресной воды на земле. Думай, что просто это для нас будет дешевле.

Вика думала, но все время забывала. Как задумается, так и пустит воду на весь опор. Поэтому поначалу посуду мыл Вернер сам. В надежде, видимо, что потом Вике станет стыдно и она научится все-таки затыкать эту несчастную раковину и наливать туда моющего средства ровно пять капель, не больше, чтобы посуду потом можно было и не ополаскивать.

Наука нехитрая. Но, наверное, в определенном возрасте уже не очень простая. Вика путалась. Но уже не боялась. И они вместе с Вернером хохотали над ее бестолковостью.

Зато по пятницам были танцы. С сальсой, румбой, медленным вальсом, с завораживающей музыкой и отличным партнером Вернером. Они сами не могли предположить, что будут такой идеальной танцевальной парой, тонко чувствующей друг друга. И даже не могли себе представить, что оба будут испытывать такое удовольствие от этих занятий! После танцев можно было пережить нудную сортировку мусора на стекло, бумагу и пластмассу.

В Москву Вика вернулась слегка ошалевшая. С одной стороны, она очень соскучилась и по папе, и по подружкам и просто по российскому телевидению. А с другой – она начала замечать, как мы порой неправильно живем, и где-то рассказывала о своих мытарствах со смехом, а где-то уже у нее проскальзывал наставительный тон. Ну почему у нас все не так?

А через неделю после возвращения Вика безумно заскучала по Вернеру, по его заботе, по его бережному отношению к ней. Никто, кроме родителей, никогда так не боялся за нее. Никто не готовил к трудностям жизни. Всем было все равно. А Вернеру вот было не все равно. Наверное, было в Вике больше не страсти и влюбленности, а скорее понимания, что с этим человеком ей очень хорошо. И она хотела бы с ним провести остаток жизни. И сложно было понять, это ли настоящая любовь и есть или это лишь благодарность. Конечно, она думала и о том, что там у Вернера в ее распоряжении все (все, правда, включало и сортировку мусора), а здесь ничего. И здесь не было Вернера. Это было самое плохое. Отношение Вики к Вернеру перевешивало ее отношение к удобству и комфорту. Хотя вот если бы Вернера сюда, в Москву? Это, наверное, невозможно. Он все-таки был неотделим от Германии.

Они договорились, что он приедет через три месяца. Опять решал все он. И Вика до конца не понимала, эти три месяца – проверка его чувств или ее? Вернер не уверен в себе или в ней? А главное, она для себя до конца тоже решить ничего не могла. Было боязно. И она была благодарна Вернеру за то, что он принимает пока эти решения за нее. Хотя понимала, что наступит день и решать придется ей самой.

– Вик, ну ты обалдела – столько подарков накупила!

– Наталья, не своими же деньгами платила. Знаешь, на себя было неловко как-то тратить. Подумает, что я крохоборка какая-то.

– Какая же крохоборка?! Что ты себе-то купила? Вот эту майку? А что он тебе подарил? Букет лилий? Что-то я больше ничего не слышала. А, ну да, еще карточку в танцкласс. Но он ведь сам рядом с тобой и плясал. Ну мужики!

– Да, выходит, что ничего больше не подарил. Но он же счет открыл на мое имя. И сумму знаешь какую положил? Закачаешься!

– И где эта твоя кредитная карточка? Очень охота на нее посмотреть! Давай вместе покачаемся.

– Я ее там оставила. Как бы, по-твоему, я ее взяла?! Что бы сказала?

– Молодец Вика! Еще что оставила?

– Больше ничего. А, шляпу еще! Он попросил. Говорил, что она ему воспоминания навевает.

– Да, Вика. Он какой-то фетишист. Шляпа ему воспоминания навевает. И ты ему веришь. Пахала на него две недели, стирала, готовила. А он тебе вместо брильянтов какую-то мифическую карточку показывал. Знал же, что ты из скромности не воспользуешься!

– Наташка, а может, ты права? Сейчас, знаешь, вспоминаю, и как-то все по-другому видится. Он, кстати, приезжает через две недели. Просил меня счет здесь в России открыть. Странно как-то…

– Во, во! Ты, Виктория, даешь! Прекрати верить всем подряд! Вспомни Петера. Тот хоть по списку все привозил. И то польза. А этот, ты гляди, карточкой перед носом помашет – и все, никаких забот. Может, он маньяк? Тут карточка, там карточка… Это уже на навязчивые идейки смахивает!

– Ой, мне прямо страшно. А я уж думала, может, я его и вправду люблю?

– Любить надо только себя!

– Наталья, прекрати немедленно, – не выдержала я, – ну что ты девку расстраиваешь? Вика, не слушай ее. И вообще никого не слушай. Нормальный мужик, хочет жизнь с тобой строить. Еще Петера они вспомнили. Что про него думать-то, про Петера?! Что ты с ним хорошего видела? А с Вернером вы же не только посуду мыли? Вы же и в гости ходили, и на озера ездили.

– И все, главное, бесплатно! – Наталья никак не могла успокоиться.

– Он же немец в конце-то концов! Он должен быть и бережливым, и экономным. Не бывает сказочных историй, не бывает! – мне все-таки хотелось Вернера защитить. – Как может, так и ухаживает. Вдруг и не знает, как лучше? Ты, Вик, потом его можешь как-то направить: это нравится, это не нравится, это лучше, это хуже. Он же тебе навстречу идет?

– Конечно. Мы вообще друг друга с полуслова понимаем.

– Вот видишь! Это самое главное. А деньги?.. Да, это всегда сложно. Вот мой муж, когда за мной ухаживал, то есть мы практически уже жили вместе, он почему-то денег мне не предлагал вообще. А я очень нервничала. Потому что у меня их не было, а попросить я не могла. Он покупал продукты. И что? Накупит вечно сметаны почему-то. А я должна ужин готовить. Из сметаны, что ли? В итоге однажды утром у меня не было пяти копеек, чтобы поехать на метро. И когда я наконец, рыдая, рассказала ему про свои трудности, он был страшно удивлен. Никак не мог понять, почему я ему ничего не рассказывала. Все ему объяснила, обо всем договорились. Вика, просто нужно друг с другом разговаривать. Плохого он тебе точно не желает. Это чувствуется.

– Что ты ей голову забиваешь? – не унималась Наташа. – Смотри, опять счета, карточки кредитные, опять денег положит, чтобы Виктория ему могла качественные продукты покупать. Вика, не расслабляйся!

Вернер действительно опять положил Вике кучу денег на счет и по приезде в нашу родную столицу сначала купил квартиру в Москве Вике, потом – в ближнем Подмосковье – ее папе. И уладил вопросы с получением его гражданства.

И… уехал. Поездка, как он объяснил, была деловая. Его ждала работа, приезжал специально, чтобы решить эти проблемы. С фирмами по продаже недвижимости Вернер связывался, оказывается, еще из Германии. Поэтому все было подготовлено. Быстро, без волокиты и промедлений. Вике оставалось отсмотреть несколько вариантов, выбрать квартиру для себя и папы из того, что было представлено, и поставить свою подпись на договорах. Владелицей обеих квартир была она.

– Вика, я не хочу, чтобы ты приехала ко мне от безысходности. От того, что ТАМ у тебя будет все, а ЗДЕСЬ нет ничего. Это было бы неправильно. Я не хочу ставить тебя в такое затруднительное положение. Теперь у тебя есть жилье, ты абсолютно независимая женщина, и я делаю тебе предложение. Вика, я тебя люблю, выходи за меня замуж! Сразу, пожалуйста, не отвечай. Я уеду, и ты подумай, не торопясь. Все взвесь, поживи в новой квартире. Может, тебе уже ничего не захочется. И я ни в коем случае не жду от тебя никакой благодарности. Я это сделал просто потому, что люблю тебя, и я видел, как тебе тяжело. И у меня есть такая возможность. Почему же мне не потратить свои деньги на тебя, на человека, который мне бесконечно дорог?!

Мы сидели втроем на кухне у Натальи, как в старые добрые времена, но все трое понимали, что неизвестно когда появится возможность еще раз вот так посидеть. Мы провожали Вику в Германию.

– Ой, не знаю, девчонки, боюсь. И куда меня несет? И это после того, как в кои-то веки появился свой угол!

– Не забудь, благодаря кому он у тебя появился! – вставляю я.

– Нельзя выходить замуж из благодарности, – парирует Наташа.

– Во-первых, можно, – защищаю я Вернера. – Благодарность – это прекрасное чувство. Потом, Вернер действительно необыкновенный человек. За него замуж выходить просто даже нужно!

– Девчонки, ну при чем здесь благодарность! Я его люблю, он для меня такой дорогой человек… Просто страшно же вот так сразу-то все менять. Чужая страна, чужие привычки, скучать буду.

– И мы по тебе. Но все равно поезжай и не думай, мы к тебе в гости приедем.

– Это если нас еще кто пустит! – Наталья остается в своем репертуаре.

На какое-то время Виктория пропала из нашей жизни. Она никогда не была моей подругой. Она была подругой Наташи. И встречались мы все вместе только у нее на наших нечастых посиделках. Радовались встречам, но напрямую никогда не общались. Всегда находили друг друга через Наташу. У каждой были свои дела, свои заботы и не так уж много свободного времени. При встречах я всегда спрашивала у Наташки, как там наша иностранка.

– Ой, Вика стала такая фрау, куда там! Вся из себя.

– А счастлива, не жалеет?

– Знаешь, Лен, я думаю, правы мы с тобой были обе, когда рассуждали в присутствии Вики о ее жизни. На первый взгляд все вроде просто здорово. Отдыхать ездят три-четыре раза в году. Вика, по-моему, уже весь мир объездила. Кривиться начала – это не то, то не это… Жизнь спокойная, размеренная, все по плану.

– Так это же тоска!

– Во-во! Вика, по-моему, уже немного от этого озверела.

– А дети?

– Это вообще целая история. Она аборт сделала. Вернер начал на нее давить, что им это особо не надо.

– Понятное дело, ему не надо, у него же сын есть.

– Вот. А Вика ждала, что он будет ее уговаривать, может, даже на коленях стоять. Короче, как-то сдуру или назло, или не подумав, избавилась от ребенка. А потом у нее началась жуткая депрессия, даже в клинике лежала.

– С депрессией?

– Да. Это у нас плохое настроение никого не волнует, а там это болезнь, которую надо лечить.

– Вылечили?

– Ты знаешь, по-моему, не до конца. Она какая-то слегка заторможенная стала. Может, от лекарств?

В один из Викиных приездов в Москву нам наконец удалось встретиться, и мы как в старые добрые времена сидели на Наташкиной кухне, гоняли чаи и говорили о своем, о девичьем. Вика выглядела прекрасно.

– Вика, у тебя такой прекрасный цвет лица! И кожа!

– Лена, это все солярий.

– Так вредно же!

– Ага, во всем мире не вредно, а у нас вредно. У нас и памперсы вредно, и противозачаточные таблетки! Просто смех. Да я круглый год в солярий бегаю. Чего синего цвета-то ходить, когда вполне можно иметь красивый здоровый вид.

– Ну а как твоя готовка, как с домашним хозяйством?

– Вот в этом я, девчонки, действительно преуспела, скажу без ложной скромности. К тому же там все очень легко. Сначала книжек разных накупила. А книжки не просто к Германии адаптированы, а, мне кажется, конкретно к каждой улице. Там прямо так и написано: «Идешь в магазин такой-то, покупаешь пакетик такой-то. Кипятишь содержимое пять минут. В магазине напротив покупаешь другой пакетик. Им все засыпаешь, и получается легко, вкусно и некалорийно». И так про все. Любо-дорого. Вернер мной гордится. Если к нам гости приходят, я такие блюда забабахиваю – закачаешься!

– И главное, все из одного пакетика. – Наталья остается верна себе.

– Ну тебя! Не из одного. А собственно, что плохого, что люди едят немного и правильно?!

– Вика, а как у тебя отношения с его семьей-то сложились, с сыном, с мамашей? – мне все интересно.

Вика, уплетая очередное пирожное (про правильное питание думать будем по возвращении), рассказывала дальше:

– Сыночка почти не видим. У Вернера с ним взгляды не сходятся. А мамаша, божий одуванчик, у нас частенько пропадает. Но с ней никаких забот. Не видать ее, не слыхать. Со всем согласна. С утра до машины ее доведешь, руль в руки вложишь, и она в парикмахерскую порулила. После парикмахерской сеточку на укладочку нацепила и на встречу с такими же, как она, подружками. Сидят, кофеек с ликерчиком попивают. Как потом за руль-то садиться не боятся?!

Время, не останавливаясь, бежит вперед, и чем старше становишься, тем оно бежит все быстрее. И периодически понимаешь, что уже долго кого-то не видел, с кем-то не разговаривал. Мы не обижаемся друг на друга. Понимаем, что это жизнь. У всех семьи, работа, свои обязательства. Просто не до кого. Но в душе я всегда помню о своих подругах, о людях, которые мне дороги, и переживаю за них. Общение, к сожалению, и то очень редкое, случается в основном телефонически.

– Наталья, молодец, что позвонила. Я про тебя все время думаю. А времени не было набрать. Закрутилась совсем…

– Лен, ну о чем ты?! У меня все то же самое! Ты послушай, что я тебе расскажу. Вчера из Германии вернулась. Ездила к Виктории на день рождения.

– Вот это да! Ты же не собиралась.

– Представляешь, звонит мне тут Вернер и говорит, что решил жене на день рождения подарок сделать. Представляешь, за столько-то лет решился наконец. Чем же, говорю, Вернер, я могу тебе помочь? А он говорит, мол, ты и будешь подарком. «Вика моя опять что-то загрустила, вот я и подумал: давай ты приедешь сюрпризом! Виза у тебя рабочая есть, за билеты деньги компенсирую. У нас тебе тратиться ни на что не придется».

– Ну дает! Вот ведь мужик!

– Ты знаешь, я тоже о нем свое мнение изменила. Немец, конечно, зануда. Но Вику любит. На все ради нее готов! А с Викой, видимо, все-таки что-то не то. Рассказывал, что даже в Кению ее возил. Пытался повторить то романтическое путешествие. Они даже на гору поднялись. Но, правда, по щадящему маршруту. Который для туристов, с невысокой долей адреналина. Она была и счастлива, и благодарна. А потом опять в меланхолию впала…


– Вернер, ты можешь мне объяснить, зачем мы приехали в аэропорт?! У меня на сегодня были совершенно другие планы. Вот когда я теперь, по-твоему, пойду в магазин?!

– Вика, я же тебе говорил, что договорился с туристической компанией. А в магазин мы потом вместе съездим. А хочешь, я один съезжу.

– Один? И что ты там купишь?! Может, и приготовишь сам? Какая еще фирма туристическая? – Вика быстро шагала уверенной походкой по аэропорту. Вернер едва поспевал за ней.

– Я хоть в ту сторону иду? Привет, Наталья! Вернер, ну так что…

Вика остановилась оглушенная, понимая, что только что прошла мимо своей подруги, и с диким криком кинулась Наташке на шею.

– Аааа! Неужели это ты?! – Вика плакала и смеялась одновременно. – Наташка, как же я соскучилась! Постой, а что ты вообще здесь делаешь?!

– Привет, подруга! Приехала к тебе на день рождения!

– А меня почему не предупредила? И вообще, кто тебя встречает-то? Постойте, кажется, до меня дошло. Это мы, что ли, тебя встречаем?!

Вика повернулась к Вернеру.

– Вернер! Дорогой мой, хороший Вернер, спасибо тебе, за все спасибо. Я люблю тебя и очень счастлива с тобой. – Она подошла к мужу и обняла его. На глазах у обоих были слезы.

– Так, а меня кто-нибудь здесь любит? Я же все-таки гость!

– Гость, гость, самый дорогой и желанный, Наташка, как же я рада!

Не все в жизни Вики и Вернера было просто. Вика стала раздражительной, взрывалась по каждому поводу. Постоянно пилила Вернера. И все-то он делал не так и не то.

– Вик, ну так нельзя. Что ты его упрекаешь всю дорогу?

– А что ты его защищаешь? Он же тебе не нравился?

– Я была неправа. А теперь вижу, он настоящий, тебя любит. Это же надо подругу на день рождения жены за границу за свой счет притащить!

– Никак не могу ему того ребенка простить. И вообще, все чаще начала думать: а правильно ли сделала, что сюда приехала? Может, это была ошибка? Может, моя судьба осталась там, в Москве?

– Вика, ты живешь здесь уже почти десять лет. Ты просто забыла, как там все у нас. С жиру бесишься, подруга. Не дури. Вот я смотрю на вашу жизнь, на взаимопонимание. У вас все хорошо. Это просто у тебя период какой-то мрачный.

– Это правда, Наташка, период мрачный. Надо опять курс таблеток пропить.


– Вот такие, Лена, дела. В общем, им тяжело. И Вернера жалко, и Вику жалко.

– Действительно, может, период такой?

– Будем надеяться. Но как-то мне за нее неспокойно.

А вскоре случилась эта авария, искалечившая Вику. Вернер боролся долго, но в итоге сдал Вику в дом инвалидов.

– А знаешь, Лен, я его не осуждаю! Ну сколько можно ей памперсы менять? Он же молодой еще мужик. А с ней оставаться – себя похоронить. К тому же их больницы не то что наши, ты же понимаешь!

– Все равно, Наташ. У нее же никого там, кроме него, нет. Она вообще одна! Вот уж судьба. Может, и действительно ей уезжать не надо было? Так она страшно из Баку бежала, помнишь? И все у нее как-то было тяжело, все через препятствия, через преодоление. И такой ужасный конец. Что это, почему и за что? Неужели каждому свое предопределено и от судьбы не убежишь? Или все-таки дело в самом человеке? И нужно уметь радоваться тому, что есть, и принимать все с благодарностью, не сомневаясь. Или все-таки это та самая пресловутая тоска по родине, из-за которой невозможно нашим людям жить за границей и быть там счастливыми? Сложно все и страшно. Во всяком случае, вопросов в этой истории больше, чем ответов. Вот тебе и белый период с перламутровым отливом! И за всеми этими рассуждениями стоят два человека с переломанными судьбами… Что с ними теперь будет?

Призрак оперы

Лоран еще раз критически посмотрела на себя в зеркало. Да нет, все нормально, с чего это она так разнервничалась. Ей действительно не дашь пятьдесят лет. Никогда. Сорок, не больше. Подтянутая спортивная фигура, живой взгляд, быстрая походка. Особенно ее радуют комплименты Оливера. Юноши в пятнадцать лет отличаются особым максимализмом и отрицанием. Оливер, такой мягкий и ласковый еще буквально пару лет назад, изменился кардинально. Плохими враз стали все. Преподаватели, она, его мать, бабушка… Они всегда находили общий язык с Николь. Лоран иногда даже обижалась.

– В конце концов, это мой сын!

– А что ж ты его не воспитываешь? И почему он живет со мной?

– Мама, какое это имеет значение?! Школа рядом с твоим домом. Так всем удобнее. И потом, ты сама знаешь, сколько у меня в году командировок!

– Что ж ты не думала про командировки, когда его рожала?

И понеслась душа в рай.

Рождение Оливера обсуждалось. И Николь первая заговорила о ребенке.

– Ну хорошо, ты не хочешь замуж, кругом одни идиоты, безостановочно лезешь вверх по карьерной лестнице. Но ребенка-то родить нужно!

Мать об этом талдычила дочери в течение пяти лет. Лоран и сама все понимала. Она действительно много работала, руководила в крупном концерне в Инсбруке отделом внешнеэкономической деятельности. Работа отнимала все время и все силы. Или она сама так решила и заместила работой всю свою жизнь? И может, мать права? Про личную жизнь не думалось, ее все устраивало и так. И про детей раньше не думала, не видела их. А тут вдруг стала замечать милые детские кудряшки, беззубые улыбки, и уже не могла спокойно пройти мимо песочниц и гуляющих нянь с колясками. Сердце сжималось, появлялось совершенно новое и незнакомое чувство. Чувство одиночества.

Работа и вечно нервная Николь, которая не принимала ее жизнь. Вот если бы у нее появился сын, именно сын, он бы стал ее отдушиной, ее любовью и опорой. Ее Оливер. Откуда она взяла это имя? Нравилось. Лоран вскидывала голову, дергала плечом на очередные указания матери, но и сама думала о том же самом.

И вот Оливер родился. Ровно в тридцать пять лет. Они были счастливы, эти женщины, мать и дочь, Николь и Лоран. Лоран давно уже жила в своей студии на двадцать пятом этаже, в центре Инсбрука, а тут перебралась в родительский дом Николь. Это было замечательное время, вместе кормили, вместе купали, гуляли по осеннему лесу с ярко-синей коляской. Николь играла Оливеру на пианино ее любимого Моцарта. И даже это не раздражало Лоран. Она любила слушать игру Николь, в прошлом профессиональной пианистки. Но не любила Моцарта. Для Лоран композитор был слишком суетлив, легковесен. Вот когда Николь исполняла Рахманинова или Вагнера…

– Для этой музыки он еще слишком мал.

– Ты права, мама.

Да, как давно Лоран не называла ее просто мама. Все время Николь. У вечно враждующих матери и дочери в душе вдруг появилось друг к другу тепло, нежность.

Оливер рос хорошеньким и послушным мальчиком, в три года его отдали в вальдорфский детский сад, так решили они обе, и Лоран вернулась к себе в студию. Опять началась работа, опять командировки.

Сначала Лоран приезжала каждый вечер и даже оставалась ночевать. Постепенно поездки свелись к одному разу в неделю и выходным, которые она в обязательном порядке проводила с Николь и Оливером.

– Оливер скучает, – поджав губы, цедила мать.

– Но я же все равно целый день на работе.

– Но ты бы могла целовать его на ночь.

– И ради этого ехать пятьдесят километров!

– А ты думаешь, того не стоит?

Опять стена непонимания, опять недовольство.

Лоран не соглашалась с матерью. Оливер производил впечатление здорового и счастливого ребенка. Он рос в гармонии с природой благодаря установкам вальдорфской школы, был очень откровенным. Если бы что-то шло не так, он бы сказал Лоран. В школе их учили открытости, дети не были закрепощены. Главное, это быть самим собой. Найти себя в этом мире и жить в гармонии.

Николь жила по старинке, ей были непонятны такие отношения. Мать и сын должны жить вместе, бабушка не может заменить семью, достаточно того, что у Оливера нет отца. Она не верила в то, что и Лоран, и Оливер полностью довольны ситуацией.