«И когда он успел стать таким сдержанным? Где его бесконечные шутки надо мной? Или он о чём-то, предельно для него важным, думает, что ему совершенно не до меня?»
На мой вопрос о девушке, он так и не ответил. Я и не решусь повторно переспросить. И все же, по какой причине он оказался в Мадриде? Не думаю, что он приехал, чтобы встретиться со мной, так как если бы он этого хотел, то написал бы, позвонил, да и в конце концов приехал бы раньше, не спустя несколько лет. Значит, цель его приезда иная. Но у меня в запасе ещё целый вечер, чтобы узнать о его истинных намерениях приезда в Испанию.
– Мы проехали Мадридский Испанский музей, а, значит, скоро будем на месте, – вставляю я, разбавляя нашу напряженную тишину.
– Была там? – следует тут же вопрос от него.
– Да, с однокурсниками посещали его на прошлой недели.
– Впечатлена? – Лаконичность стала его верной подругой?
– Да, стиль барокко завораживает… Я ослеплена составляющими внутри музея скульптурами. Такое чувство, что я погружалась в другую эпоху. Для меня Мадрид за эти годы стал местом, в котором каждая улица – произведение искусства.
– Согласен, – в холодном тоне бросает Джексон. – Мадрид – город приключения в прошлое. На картинке он выглядел совсем иначе.
– Да, – не своим голосом отвечаю я.
Тайлер останавливается напротив ресторана, подавая нам сигнал, что мы прибыли. Он такой молчаливый, так и хочется сказать слово «скрытный». Или личные телохранители все такие?.. Может, это заразно и перешло на Джексона?
Джексон первым выходит, обходит машину и открывает мне дверь, подавая галантно руку.
– Спасибо, – тихо произношу я, смущаясь от излишней вежливости с его стороны.
Я захватываю розы с собой, чтобы по возможности поставить их в вазу, попросив ее в ресторане.
– Добро пожаловать! – сообщает дежурно деловитый мужчина.
– Ты говоришь так, будто это твой ресторан.
– Нет. – На его губах, наконец-то, блуждает сдержанная улыбка. – Вот тот столик, рядом с окном, наш, – указывает он пальцем.
«Он нашел время, чтобы заказать нам столик?»
Я качаю головой, и мы вместе медленно плывем под музыку к месту, в котором состоится приближающийся, томительный временем, разговор. На улице вечереет, за счет чего столик возле окна позволит нам посматривать на ночной город, становящийся в тысячу раз восхитительнее, чем днём.
Мы садимся напротив друг друга. Перед нашими глазами – прозрачная ваза, наполненная водой, данная мне официантом, полная безукоризненно-чарующими алыми розами. Я так боюсь смотреть Джексону в глаза, поэтому стараюсь чаще отводить взгляд, но его изменившиеся черты лица, телосложение не позволяют мне не таращиться на него, как на нечто искусное и редкое. Приняв решение о заказе пасты с морепродуктами, пирожных «Тирамису» и безалкогольных коктейлей, нас накрывают минуты мертвой, кажущейся бесконечной, тишины и только доносятся звуки тонкой, но умело пронзающей музыки.
– В настоящее время обучаешься?.. – внезапно интересуется Джексон. Его взгляд отражает малый, но появившийся процент робости.
Как удивительно нас может поменять время. Ведь с этим человеком я прошла через многое и пережила с ним детство, влюблённость, любовь, первые сексуальные отношения. Но сейчас мы так отдалились друг от друга, что и не знаем, как общаться с каждым, что спросить, что рассказать… Нам так многое хочется узнать друг о друге… Я так чувствую.
– Да, на заочном отделении. – Кладу руки на колени, которые от тревоги стали льдышками. Жар и холод бьют сегодня по мне ключом, будто соревнуются между собой. – Изучаю азы профессии психолога.
– Стараешься успевать? – удивляется Джексон, перебирая пальцами рук по поверхности стола.
– Распределяю время для каждой деятельности, – скрывая глубоко укоренившееся волнение, говорю я.
– Хм… – бурчит он.
Нет. Я так не могу. Пора мне брать инициативу. Он стал таким необщительным. И его неприступный тон мне не нравится.
– Джексон, а как у тебя всё сложилось? – опершись локтями о стол, уверенно в себе, спрашиваю я.
– Ты про…
Я впопыхах заканчиваю его мысль:
– Карьеру.
Надеюсь, что он не подумал о том, что я спрашиваю о его личной жизни, но об этом я тоже желаю узнать. Где-то там внутри, я устрашаюсь услышать, что у него кто-то есть. Но ведь мне все равно: есть ли у него кто-то или нет. Ведь так? Наши отношения давно в прошлом. Мы изменились и каждый пошёл своей дорогой. А сейчас мы, как хорошие друзья, встретились обсудить цели, достигшие каждым из нас.
– Мы с отцом сумели продвинуть нашу компанию до высокого уровня, создав гениальную программу, которая вмиг распространилась и стала перспективной. Программа связана не только с должной работой с каждым выпускником, дабы выбрать впоследствии им профессию и желанный карьерный путь, но и с тем, чтобы помочь активной молодежи трудоустроиться. В настоящее время мы распространяем бизнес, продвигаем его в страны Европы, Азии, параллельно работая над другими бизнес-проектами. – Делает короткую паузу. От его рассказа я чувствую колыхание воздуха по своей коже. – Всё это время я проживал в Нью-Йорке и учился в университете экономики, в котором изначально планировал. С командой мы приняли решение открыть филиал нашей компании в Испании, Мадриде, как раз над этим я работаю сейчас. И где-то на полтора месяца, я задержусь в этом городе.
Ровно полтора месяца мы сможем с ним видеться. Это так много, но и так мало.
– Я рада, очень, – искренне произношу я, чуть потрясаясь от его истории жизни. Когда он отдыхал, если учеба и бизнес были неотъемлемой частью каждого его дня? – Как папа? – спросив про Джейсона, меня окутывают не лучшие воспоминания о том переломном лете.
– В порядке, – неубедительно отвечает Джексон, посматривая на часы. – Но я живу отдельно от него в Нью-Йорке, поскольку у него появилась новая подружка и… – Он замедляется в речи.
– О, это же хорошо, – тонко произношу я, сливаясь голосом с музыкой. – Твой папа решил обустроить свою личную жизнь.
– Да… – протягивает мой собеседник. Видимо, у Джексона тоже прошлые раны еще не успели затянуться… – Наталья хорошая женщина и, кажется, она ему подходит, – он берет небольшую паузу и заканчивает мысль: – Он счастлив, думаю, это главное.
– Это новость меня обрадовала, – притворяюсь я, поправляя челку. Чем больше я вспоминаю те годы, тем больше начинаю печалиться.
– А как твоя мама? – задает вопрос мне.
– Потихоньку, но у нее с личным фронтом обстоят некоторые проблемы.
Косым взглядом я замечаю, что включаются фонари на улице. Как красиво и уютно…
«Романтично…» – поддакивает изнутри мой внутренний голос.
– А у тебя? – осмелившись, произносит рассеянно Джексон.
Я резко поднимаю на него глаза, сталкиваясь с его пристальным взглядом. Я не знаю, что сказать: правду или ложь.
– Ваши блюда, – подходит к нам официант, подавая заказанную еду.
«Фух…»
Но Джексон не отступится. Так что сказать ему? Если ему что-то нужно, как я поняла, он не отстанет.
– Каков будет ответ? – настоятельно требует он и его взгляд падает на вибрирующий телефон, лежащий возле него.
– Секунду, – поднимая вверх палец, в официальном тоне пронзает он и отвечает на звонок.
Я медленно киваю и перебираюсь глазами в окно, чтобы не сгущать нашу и без того напряженную обстановку.
– Алекс, я же сказал, это нам не подходит! – злобно, в ругательском стиле, рявкает Джексон.
Каким он стал важным, грубым.
– Алекс, мать твою, думай мозгами, а не другим местом! – раздраженно, с пущей вседозволенностью, бросает он, отчего моё сердце падает куда-то вниз.
ЧТО? Я прихожу в шок. Напротив меня точно находится тот самый Джексон, которого я знала или?..
Добавив пару оскорбительных слов в адрес собеседника, он с резким выдохом сбрасывает звонок. Парализованная этим зрелищем, я теряю дар речи.
– Прошу прощения. Это по работе. – Его раздраженность в словах, сообщенных мне, снижена, но имеет место быть. – Без меня не справятся, создают чушь собачью, с которой приходится возиться затем, уничтожая время. – В нем царит зверский взгляд, который ужасает меня.
Я сглатываю комок и с трепетом в груди выдаю, смотря, куда угодно, только не на него:
– Ты с ними строг.
Он фыркает и продолжает:
– По-другому никак, Милана. Иначе произвола не избежать.
– Считаешь себя авторитарным руководителем? – Мой вопрос его, как ни странно, смешит.
– Считаю? – громко произносит он. – Я им являюсь. Благодаря этому я управляю командой и достигаю высокопоставленных целей, – отрезает властно он.
Не хотела бы я оказаться в его команде, лидер которой является жестким управленцем.
Он отпивает часть морса, имеющегося в стакане, и приказывает:
– Вернемся к нашему разговору. Каким будет ответ?
Что-то я уже начинаю жалеть, что согласилась на эту встречу. Всё совсем не так, как я ожидала.
Я ухожу от ответа, намотав пасту на вилку, и поднеся ее ко рту.
– Это очень вкусно, – брякаю я и так осторожно жую, боясь, что испачкаюсь и произведу на этого одновременно сдержанного, и в то же время грубоватого знакомого незнакомца.
Джексон делает короткий смешок и, не притронувшись к еде, заявляет:
– Ты стремительно уходишь от разговора. Как у тебя на личном?.. – Вопрос гремит, как гром.
Он ради этого вопроса пригласил меня на встречу?..
«И показать то, как он кардинально изменился».
– Лучше всех, – быстро отвечаю я. Я не намерена скрывать то, что встречаюсь с Даниэлем. И если признаюсь, то буду делать вид, что я предельно счастлива. Я не хочу, чтобы он подумал, что я всё это время ждала и думала только о нём.
– Так, значит, у тебя есть мужчина? – выдавливает с неохотой Джексон.
– Угу, – едва слышно волочу я, указывая глазами на то, что я сейчас ем и не могу говорить.
– Это тот самый, который к тебе подходил после твоего выступления? – намекает Джексон на Даниэля. – Даниэль Санчес?
Я чуть ли не выплевываю обратно безупречную пасту. Вот бы проходящие мимо посетители не подумали, что она противна на вкус. Каким внимательным оказался Джексон. Но откуда он узнал, что его зовут Даниэль?
– Э… м… – мямлю озадаченно я, проглатывая еду и запивая фруктовым напитком. – Откуда тебе известно его имя? – Я давлюсь словами.
– Мне всё известно, – со странной насмешкой выражается Джексон, начиная трапезничать.
– Что?.. – ляпаю я.
Ему все известно? Он шпионит за мной?
– Что? – специально сообщает он вопросом на вопрос.
Настала моя очередь узнать о его личной жизни.
– Джексон, а ты состоишь в отношениях? – скрепя сердце, с отвращением спрашиваю я, вспоминая, как пару часов назад на него вешалась брюнетка.
Джексон, секунду помолчав, коротко отвечает и продолжает вкушать еду, которая, судя по его выражению лица, не приносит ему удовольствия:
– Разумеется.
Что он себя так ставит? Разумеется. Высокопочтенный господин, ей-Богу.
– Та девушка эта… – говорю я за него, развивая мысль.
– Белла Гонсалес, – он пытается улыбнуться, – она хороший, добрый, честный человек и мастер своего дела. – Такое чувство, что он приписывает ей несуществующие, прямо невероятные, качества. – Я познакомлю вас на днях.
Я не ослышалась? Он познакомит нас на днях? Я сжимаю под столом подол своего платья.
– Да, конечно, – с легкой грустью улыбаюсь я, закрывая свои истинные эмоции в настоящую секунду. Меня нисколько это не задевает. Это правильно, что каждый из нас не зациклился на чем-то одном и не терял время зря. Джексон – привлекательный мужчина, являющийся известным предпринимателем, разъезжающий по странам, как у него не может быть девушки?
Наступают неизбежные неловкие паузы.
– Ну и как у вас в целом? – Он задает мне вопрос. Его взгляд блужает по тарелке с едой.
Сердце в груди отчаянно колотится, наверное, даже другим слышен этот грохот.
– Так, как нужно, – сглотнув подступивший к горлу ком, говорю я. – А у вас?
На секунду теряясь, он, кивая головой, равнодушно молвит:
– Превосходно. – Конечно. Еще бы. Бриллианты на её шее – его рук дело?
Я приступаю к десерту.
Чувствую, что Джексон мне лжёт или что-то недоговаривает. Уходя в свои мысли, я неосознанно сообщаю:
– Ей повезло. Ты же такой, – сообразив, что мой мозг несет бред вслух, я замолкаю, глядя на его озадаченный вид. – Ой, – увеличив тон голоса, говорю я. – Прости, я просто…
Что я несу? Щеки горят от стыда. Я смеюсь, чтобы устранить неловкость. Но Джексон не оставит это так.
– Какой? – оживленно спрашивает Джексон. Ему понравилось, что я так выразилась? Сразу-то так очнулся от своей серьезности и устранил гнев. Его глаза запылали огнём, который, возможно, виден только мне.
– Мужчина… э… м…
Черт, что я сказала?! Как я могла проговориться? Теперь приходится оправдываться.
– А раньше я был женщиной? – с издевкой объявляет Джексон.
Он не разучился смеяться? Так вот что его оживляет.
Мой мозг отключился с самой первой минуты встречи с ним. Не понимаю, что происходит со мной?!
– Нет, я хотела сказать… – смеюсь снова. – Не бери в голову. – Я убираю назад, обрамленные у лица локоны, ощущая мокрый затылок. Жарко. Очень жарко.
– Ревнуешь? – звучит игриво из уст Джексона. Он насмехается надо мной?
Я давлюсь и начинаю кашлять.
– Кхе… – Пью напиток. – Что? Как ты мог подумать?
– Скажешь, что я ошибаюсь? – соблазняющим тоном сообщает он, бродя взглядом по мне. Улыбка по-прежнему сохраняется на его лице.
– Нет, то есть да, ты ошибаешься, – отрезаю гордо я, убирая дрожащие руки вновь под стол.
Почему так тяжело думать в его присутствии?
– Я понял тебя. – Он смотрит на меня в упор, продолжая: – Нервничаешь?
– Нет, ты что? – уверяю его я, делая изумленную от его слов гримасу. – Как ты мог… – смеюсь я, – совершенно нет.
– Я же вижу, – прикрывает он рот ладонью, дабы не расхохотаться. «Снова поглощает эмоции».
– Все в порядке, просто мне душно, очень… – Я показываю ему, что мне не хватает воздуха, дергая несколько раз платье в области груди. Эта открытая часть моего тела не раз за вечер подвергается осмотру зелеными глазами деляги.
– После ужина можем прогуляться по ночному городу, если ты не будешь против, – предлагает Джексон, интеллигентно употребляя десерт – «Тирамису».
– Отличная идея! Хочу сказать, что в Мадриде, – удачно перевожу тему о погоде, – в летнее время очень жарко, поэтому я стараюсь гулять вечером и…
Джексон обрывает меня на полуслове:
– Со своим парнем?
Зачем я проговорилась ему про Даниэля? Он же теперь тысячу вопросов будет задавать.
– Я имела в виду «гулять» в широком смысле слова, – показываю я руками. «Боже… Милана, ты бы себя видела со стороны».
– Вот как, – сухо отзывается он.
Я не понимаю значение действий, слов, которые говорю.
Мои чувства к Джексону давно уже в прошлом. Наша история закончилась ещё тогда, в аэропорту, когда мы расставались друг с другом.
Между нами многое стоит даже сейчас. Я до сих пор, кажется, испытываю приглушенное, но заметное чувство обиды на своего отца, Марию. Мне стыдно за то, что я в своё время предала Джексона, а он не рассказал мне всю правду о семье, которую скрывал его отец. У каждого из нас сейчас прямо противоположные цели и стремления в жизни, поэтому мы не имеем шанса на отношения. Он пуст, как бездна.
Доедая блюда, Джексон молча оставляет счет за нас обоих, оставляя немалые чаевые официанту.
– М-м-м… я бы и сама… – смущенно выражаюсь я.
Он не дает мне закончить мысль, показывая ладонью ответ «нет». Легкая печаль в его глазах, которую он деланно прикрывает бесстрастностью, не дает мне покоя. Узнать бы, о чем он сейчас думает. Ах, если бы я умела читать мысли других… Но то, что он слегка озабочен чем-то другим, очевидно. Я же знаю его, как никто другой, несмотря на то, что между нами были годы разлуки.
Мы выходим из ресторана и следуем по ту сторону, откуда мы приехали на машине Тайлера. Джексон надевает черные солнечные очки, когда солнце почти ушло в закат.
– А заче…
Я не успеваю закончить, и он выдает:
– Так нужно. Тебе не понять.
Он от кого-то прячется, боится, что нас могут увидеть вместе?
Я оставляю его фразу без ответа.
Мы проходим среди различных бутиков, кафе, которые располагаются чуть ли не на каждом углу.
– Джексон, а с Питером вы общаетесь?
– Редко, но общаемся. Он живет в Нью-Йорке, поэтому время от времени мы встречаемся. Он полностью погружён в творчество, да ещё и стал директором издательского центра.
– Да, мне говорила Ритчелл, – киваю я.
– Ритчелл? – изумляется Джексон, как будто услышан что-то непонимающее в моей фразе. – Откуда она знает? Вы продолжаете общаться с ней?
– Да, конечно, – улыбаюсь я, осознавая, как соскучилась уже по ней, – хоть и на расстоянии, но мы с Ритчелл остаёмся преданными друг другу. Она общается с Питером, поэтому мне и известно.
– У… у… – Он делает чуть удивленное выражение лица, покачивая головой. – Можно сказать, что ваша с ней дружба проверена годами…
– Да, – радостно говорю я, припоминая в памяти последнюю встречу с Ритчелл, которая приезжала в гости около месяца назад. Мы так замечательно погуляли по известной улице Мадрида – «Гран Вия», на которой бурно кипит жизнь. Торговые ларьки, кинотеатры, бутики одежды, в последних мы застряли на три часа, подбирая новые образы одежды. Я помню, как дойдя до здания «Телефоники», который представлял собой небоскреб, нас охватил восторг. В сравнении с Сиэтлом у Мадрида есть большое преимущество: архитектура. Если смотреть на Мадрид на обложке книги и вживую, то в реальной жизни он представляет собой исторический отрывок прошлого, насыщенный глубокой историей и потрясающими достопримечательностями.
– Мы давно с ней не поддерживали общение… – Его взгляд задумчивый. – Как она?
– У подруги всё замечательно. Ритчелл является специалистом по маркетингу. Со временем они с родителями переехали в Италию, развивают бизнес, продвигая деятельность бутика «Рассвет», устраивают дефиле, модельные кастинги, – с упованием рассказываю я, понимая, как меня вдохновляет моделинг. – Однажды мне выпала честь принимать участие на дефиле в Италии. Это было полгода назад во Флоренции. Эмоции переполняли меня в тот момент. Идя по длинному подиуму в серебряном длинном платье перед тысячной аудиторией…
Я принимаюсь ярко, эмоционально вещать Джексону о модельной жизни, вспоминая фантастический показ в Италии, который остался в моём сердце навсегда. Излагая подробности, я как будто снова проживаю незабываемые дни модельной карьеры.
– Ты талантливая, Милана, и я доволен, что ты добилась своей главной цели в жизни и стала моделью…
Я разгораюсь от этих слов.
– Спасибо, Джексон!.. – восклицаю, широко улыбаясь, я.
Гуляя вдоль улиц Мадрида, мы болтаем с Джексоном обо мне: о моих показах, участиях в конкурсах красоты, моем обучении основ модели и психолога. Джексон с глубоким интересом внимает мои рассказы и не упускает возможности смотреть на меня своим завораживающим взглядом, от которого я начинаю забывать мысль, которую говорю. Мы предаемся воспоминаниям о детстве, к тому периоду, когда размышляли и мечтали, живя в Сиэтле, о том, кем мы будем в будущем. Воспоминания заставляют меня и смеяться, и плакать, но только от счастья… Я как будто мысленно возвращаюсь в наше с ним беззаботное детство. Наш разговор прерывается, когда мы внезапно слышим уличных музыкантов.
– Невероятно! – восхищаюсь я, ускоряя шаг к ним. Мои слова и действия что-то надламывают в Джексоне, возможно, гордость или скрытность и он, улыбаясь, сообщает:
– Предлагаю остановиться и послушать. – С чего это его так заинтересовала игра на гитаре?
Звучат мелодии на испанской гитаре, которые безупречно вписываются под стиль города, его особенности и глубокие традиции. Эти яркие и четкие звуки, исходящие от инструмента, покрывают моё тело мурашками. Остановившись неподалеку от музыкантов, мы таем от восторга от великолепной испанской музыки, под которую у меня ассоциируются счастливые моменты в Сиэтле, незабываемые мгновения с Джексоном…
Я смотрю на Джексона, который ахает от восхищения. Нашу душевную гармонию портит какой-то мужчина, средних лет, стремящийся напролом в толпу. Он случайно дергает Джексона за плечо, отчего у последнего падает на асфальт содержимое сумки.
– Что за?.. – кричит угрожающе Джексон незнакомцу, – мог и извиниться, – возмущается он, показывая кулак.
Я, обозревая реакцию Джексона, сначала прихожу в удивление от его эмоций, сглатываю слюну, и затем смеюсь, видя, как по большому пространству дороги разносятся листы формата А4.
– Иисусе! – рычит Джексон. – Я этот договор несколько недель составлял… Я промолчу о подписях к нему…
Джексон разъярен.
«Откуда в нем столько появилось злости?..»
Событие, изменившее судьбы каждого, кто был к ней причастен, заставило стать нас другими. Джексон не желает открываться изнутри. Он тщательно скрывает истинного себя под маской равнодушного и в то же время жёсткого кооператора. А когда-то болтали без умолку, смеялись безостановочно и шутили без повода.
Я закатываю глаза и слегка раздраженным голосом произношу:
– Сейчас все соберём, не переживай.
Усаживаясь на корточки, мы, как грибы в поле, собираем бумаги в общую корзину-папку. Я вскидываю голову, чтобы посмотреть на Джексона, медленно тянувшегося к упавшим на землю предметам. Его хладнокровность сливается с мрачным настроением, что не может не вызывать у меня приступ смеха. Я собираю бумаги, бегая за одним забавным листком, желающим улететь на край света, но не могу его поймать, держась за живот, который вибрирует от смеха.
– Очень смешно… – резко втягивает он воздух.
С каждой минутой я всё меньше и меньше узнаю в нем настоящего Джексона. Неужели время и обстоятельства в силах кардинально менять людей?
– Да, – гогочу я, удивляясь, что заразила Джексона.
Музыканты продолжают как ни в чем не бывало играть, а мы под струящуюся музыку собирать несчастный, разлетевшийся, договор аренды, оформленный Джексоном. Он заделался юристом, что ли?..
– Смотриии, – тяну громко я, – вон там еще файл с документом, – указываю я в левую сторону. – Он тоже хочет убежать от тебя.
– Ну-ну, не посмеет убежать, – игриво толкая меня в плечо, усмехается Джексон.
– Эй-й! – хохочу я.
Во мне загорается огонек надежды, когда он совершает такие действия. Огонек надежды, который не перестает верить, что…
«Милана, к чему такие мысли?! Имеют ли они жизнь? Зачем думать о том, чего не может быть?»
Ветер словно заигрывает с нами, усиливая скорость порыва. Мы вместе бежим за последними листами бумаги и, смеясь, как дети, поднимаем совместно файл с документом, коснувшись за него руками по разные стороны листа. Чтобы не встречаться с Джексоном взглядом, я мимолетно перевожу его на вещь, оставшуюся лежать на сухом асфальте.
– Вот же ещ… – громко начинаю я и продолжаю шепотом, обрывая себя на полуслове.
У меня дрожат руки. Я тянусь до этой, могло быть, потерянной вещи, уткнувшись в нее, как будто нашла самый драгоценный камень в мире. Хотя раньше она им и являлась. Разум напрягается, выбирая из миллиарда событий моменты, которые имеют взаимосвязь с мелочью, лежащей у меня в руке. Я помню, как выбирала Джексону эту подвеску, помню, как находясь в полёте на воздушном шаре, мы обменивались подвесками друг с другом, поражаясь тем, как мы смогли подарить каждому одинаковые подарки.
Я невольно вспоминаю всё до последней мучительной боли.
– Милана… – Джексон напрягается, приглядываясь в мой ошарашенный взгляд.
Я сижу на корточках, как вкопанная, и не могу оторвать взгляда от подвески, так много значащей для меня. И для Джексона?..
Мы синхронно поднимаем головы с Джексоном друг на друга.
– Джексон, – произношу трепетно я, – ты помнишь? Ты не… – мягко, будто пою, говорю я.
Опустив голову, я продолжаю взирать на нашу фотографию, запечатленную на подвеске и выгравированную на ней надпись «Счастье в мгновении». Наша клятва. Наши слова. Наши тайны, любовь, мгновения…
«Неужели Джексон носит ее с собой? Я не верю. Он хранит ее у себя? В сумке? До сих пор? Но…»
– Милана, – занервничав, бурчит Джексон, глядя мне прямо в глаза. – Этого не забыть… – «Этого не забыть», – эта фраза проносится раз десять, как эхо, в моем сознании. Он со свистом втягивает в себя воздух и тянется к моей руке, но замирает и, так не прикоснувшись, осторожно забирает у меня с рук подвеску, потянув её за конец. Я медленно привожу свою ладонь в движение, пытаясь осознать реальность настоящей действительности.
Джексон поднимается, выпрямляя спину, и укладывает с лихорадочной поспешностью все свои вещи нужным образом в сумку, плотно застегивая ее с такой резкостью, будто проявляет свои эмоции на ней.