Счастье в мгновении. Часть 2
Какой смысл моих рассказов?
– Можно сказать и так, – наконец признаюсь я, вздыхая.
Он с осторожностью чувственно дарит поцелуй моей шее, что приносит мне успокаивающее ощущение. Главное, что не следует от него вопросов о моей прошлой жизни. Я обозреваю великолепный и чарующий ночной Мадрид.
– Мой дедушка говорил, чтобы понять любишь ли ты девушку, ты должен ответить на три вопроса: готов ли ты на все ради неё, словно ты ее старший брат; доверяешь ли ты ей так, как близкому другу; испытываешь ли ты к ней чувства искренней любви, в отсутствии условий, как мужчина?
От его слов становится так тепло.
– И сейчас я положительно ответил на все вопросы… – К чему он клонит?
– Даниэль… – начинаю я, дабы стараться дать понять ему, что я не готова к…
Он обрывает цепочку моих мыслей и сообщает, уверяя меня в своих словах:
– Я не прошу тебя говорить ответ в эту секунду. Знай, я верю в нас, верю в наше будущее… Me estoy muriendo por besarte![3]
Немыслимо приятно, когда человек говорит тебе, что ты представляешь для него ценность.
– Я… – Слыша такие слова, я готова раскрыться человеку. – Eres un gran tipo![4]
Резко развернув меня к себе, он запускает свои руки в мои волосы, и впивается в губы с чувством возбужденности. Я не сопротивляюсь, так как моя внутренняя батарея на последнем издыхании.
За все это время, что мы вместе, кроме поцелуев и объятий, мы не переходили на нечто большее. Возможно, дело во мне. Я не желаю полностью отдаваться человеку, испытывая состояние неуверенности в своих чувствах к нему. Или дело в том, что я не хочу никого к себе подпускать, за исключением… (сложно произнести это) Джексона? Однако Даниэль, как мне кажется, понимает и не настаивает на этом.
– Твои сладкие губы возбуждают меня, – соблазняюще выпаливает он. Его рука зависает на моей ключице, постепенно снижаясь ниже.
– Нет, прости… – Я убираю, не торопясь, его руки. – Я не могу так, – с жалостью произношу я.
– Милана, и-извини, я… – запинается он от очередного моего отказа. – Просто мне недостаточно поцелуев, и я хотел бы большего… и…
– Я так устала… – перебиваю его я. – Проводишь?
Он набирает полную грудь воздуха, сплетает наши пальцы и через минуту буркает:
– Да.
Его задел мой отказ. Но по-другому я не могу.
В затишье, мы следуем к выходу.
– Милана, можно вопрос? – в недовольном тоне изъявляет он, что очень на него непохоже.
– Да, – говорю я, напрягаясь.
– Дело во мне, что тебе неприятны мои прикосновения? – Его взгляд заострен на движении его ног.
– Нет, Даниэль! – восклицаю я. – Ты что? Дело во мне. И…
– С тобой что-то произошло в Сиэтле и это имеет связь к этому?..
Предаваясь воспоминаниям, я возвращаюсь мысленно в тот день, когда Лукас, если бы не своевременная помощь от Питера, чуть ли не изнасиловал меня. Его грубые и жестокие руки прикасались ко мне, дотрагивались до частиц моего тела без моего желания… Насилие… Эти ужасные воспоминания так терзают мою недевственную душу. После того случая, я никого не подпускаю к себе близко.
Когда что-то делается не по нашей воли, не слыша убийственный крик нежелания, вырывающийся с силой из нашей глотки, истребляя мощное сопротивление, с разрывающимся сердцем, мы замыкаемся в себе. Мы надеваем на себя искусственно, созданную мыслями, защитную игольчатую ткань, спасавшую нас от повторного, пусть даже безвредного прикосновения. Пройдя через горькие душевные страдания по нам всё равно продолжают ползти струи пота и массы мурашек от разрушившего личную свободу того дня, стоит припомнить это. Словно дьявол вонзается, растопырив пальцы с острыми когтями, в шею, душа нас, а мы не в силах пошевелиться, превратившись в статую. Ничто не может нас утешить. Даже сжимая ладонями виски, стуча себя по лбу, сгорбившись в грустной отчаянной позе, даже миллион приглаженных слов, кричащих о поддержке… И если какая-то добрая душа протягивает тебе руку помощи, сквозь эту пелену терзаний, ты ищешь подвох. Ты бы смог поверить, но… не можешь себя заставить, перебирая беспредельный ужас прошлого, глубоко засевший в твоем мозгу. Держащее дьяволом, железной хваткой, сознание, затуманенное страхом, рождает сокрушительные мысли, беря власть над несуществующим сердцем, которое, казалось, тоже погибло от жестоких, физических, превосходящих крайность, похотливых мук, под которые попало наше бедное, искаженное «грязными» руками тело, с которого хочется содрать кожу… Пропади оно пропадом, но цельность личности разрушена.
И снова воспроизводя это событие, по моим глазам начинают стекать слезы.
– Не молчи, Милана… – Он берет с осторожностью мою ледяную руку, боясь, что я отклоню это действие. – Я хочу быть ближе к тебе, понимаешь? Я не причиню тебе ничего плохого, поверь мне…
Даниэль замечает, что я подтираю слезы, стекающие с глаз, и останавливает меня.
– Стой! – приказывает, волнуясь, он. – Почему ты плачешь?
Я вскидываю голову, чтобы посмотреть ему в глаза и прижимаюсь, отчаявшись. Он заключает меня в объятия, с нежностью поглаживая ладонью по голове.
То, что случилось со мной в Сиэтле, всеми фибрами души я хочу уничтожить, забыв раз и навсегда. Но именно сегодня, встретившись с Джексоном, я как будто перенеслась мысленно в насыщенное событиями лето, которое полностью изменило мою дальнейшую жизнь.
Слезы настойчиво льются с моих щек.
«Да что же такое?..»
– Я практически стала жертвой насилия… – сдаюсь я.
– Ч-что? – с плевком вскрикивает Даниэль, отходя судорожно на шаг назад и затем возвращаясь в прежнее положение. Он держит с силой мои плечи и смотрит мне прямо в глаза.
– М-МИЛАНА… я… я… – Он шокирован.
– Да… – надуваю щеки воздухом я и медленно спускаю его.
Даниэль вытирает с моих глаз, не перестающие литься, слёзы, крепко прижимая меня к себе.
– Прости… Черт… – кричит он на весь парк. – Я… не знал… Pobre.[5]
– Именно из-за этого я не желала отношений, и всего того, что связано с…
– Почему ты мне раньше не рассказала? – напугано спрашивает он на повышенном тоне.
– Знаешь, когда я вспоминаю, то снова проживаю тот момент, а мне бы хотелось забыть и… – скулю я, ощущая набитый нос от слез, отчего начинаю шмыгать.
– Мы вместе это переживем! – В его словах – правда, крепость, сила. – Bueno, ya te he dicho, que cuentes conmigo.[6]
Как же терзают меня воспоминания… Зачем я встретила сегодня Джексона? Он снова все перевернул. Я надеюсь, что больше этих встреч не будет. Он заставляет меня возвращаться в прошлое, к моим ошибкам, потерям, отцовскому предательству…
– Не плачь, милая, я все сделаю, чтобы ты пережила это. И благодарен, что ты поделилась со мной, – заботливо произносит Даниэль, сильнее прижимая меня к себе.
«Он искренен и по-настоящему любит тебя», – шепчет мой внутренний голос.
– Даниэль, я… я… – сложно говорить, когда плачешь, – рада, что могу быть для тебя близким человеком. Спасибо за то, что помогаешь нам с мамой…
– И всегда буду помогать! – Проводит он большими пальцами по дорожкам от моих слез.
– Давай не будем говорить «всегда». Я уже слышала это в прошлом…
Я слышала обещания и от Джексона, и от Питера, и от папы… К чему они привели?..
– И будем помогать друг другу, чтобы с нами не случилось!..
Я чуть улыбаюсь.
– Ну вот… – подбадривает он меня. – Улыбайся! Nunca te rindas.[7]
Продолжив прогулку, общаясь друг с другом, мы и не замечаем, как доходим до дома.
Все же правда объединяет. Рассказав Даниэлю то, что мучило меня долгие годы мне стало гораздо лучше, да и чувствуется новый приток притяжения между нами, основанный на увеличении уровня доверия друг к другу.
– Милана, я не хочу, чтобы ты уходила домой расстроенная, – огорченно он проводит рукой по моим волосам. – Я знаю, как поднять тебе настроение!
– Ты его уже поднял, Даниэль. – Я поднимаю на него глаза. – Спасибо, что заботишься обо мне.
– Нет, нет… – бурчит он себе под нос. Что «нет, нет»? – Секунду… – Он взволнованно начинает копаться в кармане.
Он же не сделает мне предложение руки и сердца, поставив меня в неловкое положение?.. Озадаченно сверлю его взглядом и поглядываю в окно, дабы убедиться в том, что мой любимый надзиратель (мама) не смотрит на нас. А ведь она может.
От Даниэля разносится тяжелый вздох, словно он готовится к чему-то особенному важному для него.
– Хочу подарить тебе очень ценную для меня вещь. Это браслет моей прабабушки. Изображение пятиугольной звезды на нем означает совокупность элементов, на которых строятся отношения: любовь, забота, поддержка, доверие, понимание. Моя прабабушка отдала мне его незадолго до своей смерти со словами… – Вспоминает он, напрягаясь. Его светящиеся в темноте глаза находят мои. – Их суть такова. Как только в моей жизни появится та самая девушка, которую я полюблю всем сердцем, и которую я буду поддерживать, заботиться о ней, доверять ей и понимать её, то я обязуюсь ей передать эту вещь, чтобы она затем передала своим детям… – Я сглатываю от волнительного и трогательного момента. – Я вижу в тебе человека, который соответствует всем этим качествам и хотел бы предоставить этот браслет тебе, Милана. Я желал совершить это действие чуть позже, но после того, что я услышал, я подумал, что сейчас самое время… – Он протягивает его мне.
– Но он так важен для тебя… – Я теряюсь. С моей стороны в отношении Даниэля не хватает самого главного элемента – любви. – И… – Как бы сказать ему, что…
– Этим я и выражаю тебе то, насколько ты важна для меня. Бери, – настойчиво сообщает он низким голосом, подавая мне вещь в мою руку и затем, накрывая ее своей ладонью, он прикладывает сцепленные наши руки к области своего сердца. – Как только почувствуешь одиночество, потрогай звезду, – трепетно добавляет он.
– Я не знаю, что и сказать… – судорожно вздыхаю я. – Ты меня растрогал.
Я заключаю его в объятия в знак благодарности за такой подарок, ощущая настоящую гармонию и спокойствие в душе. Мы нужны друг другу, как трепетные и яркие лучи солнца растениям.
– До утра, дорогая… – через минуту после объятий сообщает Даниэль, на лице которого заметен румянец. Этот шаг, сделанный им, я бесконечно ценю и постараюсь полюбить этого человека всем сердцем.
– До утра. И… о, боже, – восклицаю я от эмоций, – ты оставил меня без слов…
– Я вижу твои светящиеся глаза – это и есть ответ, самый искренний.
– Ты очень милый, – ладонью прикасаюсь к его щеке. – Утром напишу.
– Буду ждать! И уже скучаю!
Даниэль ослепляет меня своей улыбкой и медленно, разворачиваясь на пятках, уходит.
Я тихо проникаю в дом, чтобы не разбудить маму и на цыпочках пробираюсь в свой рабочий кабинет. Самое время, чтобы написать что-то стоящее, чистое, душевное и трогательное…
Доставая с ящика письменного стола источник всех моих воспоминаний – дневник, я случайно натыкаюсь на фотографию, сделанную на праздновании моего восемнадцатилетия. Я провожу пальцами по фотографии, со стороны которой запечатлен Джексон. Я словно касаюсь его щеки. Слегка приподнимаю уголки губ. Как же это было давно… уже через несколько недель мне исполнится двадцать два года.
«Нас любовь держит в воздухе», – с трепетом сообщал мне Джексон, и я искренне верила в нашу с ним вечную любовь.
Куда подевалась эта любовь? Почему все эти годы мы отмалчивались с ним, но, встретившись на благотворительном вечере, в нас снова назрело желание общаться друг с другом?
Положив на стол браслет со звездой, я задумываюсь о нем. В его действиях – чувства безусловной любви. Он мил и… но… в мыслях думы о совершенно ином. Почему мы встретились сегодня с Джексоном? Почему лишь одно упоминание о нем делает меня уязвимой в отношении всего на свете? Почему я не могу забыть все то, что нас связывало и начать жить без него? Даже спустя столько лет… Почему?..
Открыв дневник на чистой странице, я судорожно, от волнующих меня чувств, вывожу:
* * *А стоит ли бороться за любовь?..
Сбегать от тех, кто тебя искренне любит,
Бежать к любви, не видя ног,
Даже если она тебя погубит.
Или важным является то, что любят тебя, а не любишь ты?
Ведь ты находишься под крепкою защитой,
И в минуты горечи и плача,
Любящий тебя поддержит и заставит думать, что все будет хорошо и никак иначе…
Но разве в этом заключается наше счастье?
Где все то, о чем пишут в книгах или снимают в фильмах?
Почему мы сбегаем от любви сами, спасаясь дальним расстоянием между нами?!
А затем, встречаясь, мы понимаем,
Как мы любили и не ценили друг друга.
Как мы сбегали от своих чувств,
Говорили: «Прощай…»
Но в душе не отпускали друг друга.
А что теперь? Расстояние лечит?!
Время прошло, ну и как, отпустило?
И чтобы мы не говорили в ответ,
Ответ один: «Время нас покалечило».
Время построило между нами пропасть,
Напоминающую кратер вулкана,
Из которого, как и наши обиды, вытекают с порывами стоки горячей лавы.
И что остаётся теперь?
Снова попрощаться нам на веки?
Но только нам неизвестно, сможем ли встретиться ещё раз… когда-нибудь…
И как раньше просто поговорить обо все на свете…
«Надеюсь, что Вселенная не сплетет вновь наши разные дороги с Джексоном в один тропинку… И то, что было просто скроется за вечностью, превратится в звездную пыль. Встречи с ним не имеют смысла, а только принесут боль каждому из нас…» – выделяю я красным цветом мысль в дневнике, закрываю его и иду спать, чтобы вычеркнуть этот день из своей памяти.
Глава 5
Собираясь в модельное агентство, я наношу увлажняющий крем на кожу лица и одновременно другой рукой открываю плейлист в смартфоне, включая песню «All of the stars» Ed Sheeran. Музыка всегда оказывает мне помощь, заглушая тревожащие мысли. Однако не сегодня. Проснувшись, я только и думаю о Джексоне, предаваясь горьким воспоминаниям, когда-то заполнявшим мою жизнь, и о вчерашней встрече. Я была слишком наивной, когда предположила, что смогу всё вычеркнуть из памяти, уснув.
– Милана, как погуляла вчера? – интересуется мама, поднося к губам терпкий кофе и пролистывая модный журнал, который я приносила ей с агентства на прошлой недели. На одной из страниц бумажного сокровища изображена я с последней фотосессии в стиле рок-певицы, а под фотографией помещены мои ответные слова на интервью, взятое в тот же день.
– Здорово! – Я закусываю нижнюю губу, чтобы не сказать ничего лишнего. Уж тем более мыслей о Джексоне. – А ты как провела время? – приступая к естественному макияжу, сообщаю я, дабы не заострять внимания на себе.
– А если поподробнее? – Она как будто чувствует, что я что-то скрываю. – Вы с Даниэлем проводили время? – снимая очки с глаз, которые она использует с недавнего времени для чтения, спрашивает мама.
Сделав песню группы Nickelback «Someday» чуть тише, я коротко отвечаю:
– Да.
Рассказывать маме о Джексоне – это то же самое, что причинить ей физическую боль. Я не нахожу цели лишний раз возвращаться ей к мыслям о прошлом, об измене её бывшего супруга, моего отца, который звонит безостановочно на мобильный телефон уже несколько месяцев. Последнее сообщение от него было прислано два дня назад с текстом: «Скажи мне адрес вашего местонахождения с мамой. Я хочу поговорить с вами, пожалуйста. Позволь мне исправить свою ошибку».
Видимо, папа осознал, что хочет изменить себя или уже изменил, понял, что его действия и непризнанные им ошибки в нужное время, привели к тому, что он остался один… и желает, чтобы мы простили его. Но я не готова к этому… Я знаю, что я прощу его рано или поздно, но не сейчас… моя боль ещё так свежа, в частности, после внезапной встречи с Джексоном. Лучше бы ее не было.
– А подробности? – мягко требует она и закрывает журнал. Потянувшись за электрическим чайником, она подливает кипятка в чашку.
– Мам, я сейчас спешу, – огрызаюсь я. Меня раздражает мысль о том, что иногда она бывает чересчур любопытной о моей личной жизни. – Давай вечером поговорим?.. – смягчаюсь я, корча рожицу в ванной комнате.
– Ты была с Джексоном? – заявляет мама грозным тоном, отчего у меня падает на раковину кисть от туши, искусно оставляя черные следы. – И эти ужасные цветочки от него?
Черт. Откуда?.. Откуда она узнала? У меня расширяются глаза.
– Что ты сказала? – переспрашиваю я, не подавая вида, что я поняла ее.
Замерев над раковиной, я пристально смотрю на себя в зеркало.
Одно имя Джексона образует миллион эмоций у Миланы. Это козни Вселенной?..
– Ответь! – повышает она голос. Я пытаюсь собраться с мыслями и лихорадочно рукой провожу по волосам. – Ты была все это время с Джексоном? – выделяет она его имя.
Я вздыхаю и спокойным голосом отвечаю:
– Но откуда тебе известно о Джексоне и…
– Я видела его! – вскрикивает она. – Дочь, я не хочу, чтобы ты с ним поддерживала общение! – Ее слова заставляют меня пошатнуться. С чего бы такие мысли, что ОНА не хочет, чтобы я общалась с человеком?.. Во мне закипает раздражение.
– Не поняла сейчас. – Я выхожу с ванной комнаты и делаю озабоченный немного напуганный вид.
– Ты уже проходила через это! – приказным тоном сообщает мама и встает с места, идя мыть посуду. – Зачем возвращаться в прошлое?
Как будто я виновата, что мы встретились вчера с Джексоном. Я должна была убежать от него? Скрыться в подземелье? Улететь в другую страну, купив моментально билеты на рейс?
– Мам, я не знала, что он там будет, – тыча ладонью себя в грудь, растерянно отвечаю я.
– Нужно было немедленно покинуть здание! – кричит она, гремя тарелками, выражая на них всю свою злость.
Мама выражает открытую неприязнь к Джексону?
– Мам, ты в порядке? У меня, если что, контракт с агентством. И уйти вчера – означало бы навесить на себя море проблем, – с усилием выговариваю я, пребывая в шоке от ее заявлений.
– Не преувеличивай! Договорилась бы с Максимилианом! – говорит она на высоких тонах.
ЧТО? У меня нет слов. Правый глаз начинает трястись.
– Я сама решу: буду ли я поддерживать с ним общение или нет! – выхожу я из себя. – А можно узнать, почему ты настолько категорична к нему?
Мама фыркает себе под нос, молчком домывая посуду, размышляя над моим вопросом.
Пока она не находит ответа, я беру расческу, устраняя запутавшиеся волосы, придавая им ухоженный вид.
– Не хочу, чтобы ты была связана с Марией… – с ее губ слетает вздох. Она закрывает кран и словно костенеет на месте, смотря на безымянный палец левой руки, на котором она ранее носила обручальное кольцо.
Я подхожу к ней ближе и, обозревая ее, сообщаю, стараясь понять ее мотивы:
– Я не понимаю тебя, объясни.
Мой гнев постепенно переходит в уныние. Ей больно. Она снова вспомнила папу.
– Его мать… Мария… – с трудом сообщает она, – обманывала меня столько лет, притворяясь подругой, а сама за спиной у меня… – Я поглаживаю ее за плечо. Маме трудно это сказать. – С твоим папашей… – ее руки трясутся.
Я ощущаю в маме живую внутреннюю рану, презрение и ненависть к семье Моррисов и к моему отцу. Мама имеет полное право так думать, считать, но запрещать мне видеться с Джексоном, который является сыном Марии, я считаю глупым.
– Мам, – успокаиваю ее я, – но ведь Джексон не связан с Марией сейчас. Да и он не предавал тебя… – уверяю я с жалостью её. – Он другой человек.
В моей последней фразе нет подтверждений. Откуда мне знать, каким человеком он является сейчас? Общение вчера дало каждому из нас познать одно: Джексон встречается с Беллой, а я встречаюсь с Даниэлем.
– Но его мать… – демонстративно вздыхает она и бросает на меня раздраженный взгляд.
– Мамочка, – намеренно произношу я в качестве вступления, – я знаю, что тебе больно и понимаю, что тебе хочется обвинить всех в произошедшем, но давай действовать разумно. Джексон, Питер, ты и я, мы оказались в такой ситуации неожиданно. Джексон и не догадывался, что его мама с моим папой… – Действительно, это больно произносить. – Насколько мне известно, он не поддерживает общения с Марией, – в надежде, что она смягчится, добавляю я.
– Дочь, – поворачивается она ко мне. В ее глазах наворачиваются слезы. – Я просто не хочу, чтобы ты страдала так же, как и я… – Она делает паузу через слово.
От ее меланхоличного взгляда, я чувствую, что разревусь.
– Мам… – с нежностью произношу я и обнимаю ее. – Пойми, ты не сможешь защитить меня ото всего. Это же моя жизнь. Я буду ошибаться, буду падать, подниматься, буду жить дальше, учиться на своих ошибках…
Между нами расстилается тишина. Я осторожно выпускаю маму из объятий.
– Все равно я не желаю, чтобы ты имела с ними дело! – угрюмо отмечает она.
Иногда ее поступки и слова наводят меня на мысль, что в душе она – ребенок лет пяти-шести, который требует, чтобы было так, как захочет он, применяя методики манипуляции.
– Мам, быть может, я больше не увижусь с ним. Мы вчера встретились, поужинали, между нами всё изменилось, – говорю я так, будто сама себе внушаю: – У него есть девушка, – сквозь зубы цежу я. Брюнетка, которая не позволяет ему отойти ни на шаг.
– Вот и славно. А я бы так хотела, чтобы ты была с Даниэлем, – вежливо протягивает мама. – Он не намекал тебе об обручении?
Я давлюсь и, отступив шаг назад, кашляю.
– Мам, прошу, не начинай… – закатываю я глаза. – И вообще ты разве не спешишь на работу? Отделение бухгалтерии не ждёт тебя?
– У меня сегодня выходной… – к моему удивлению, сообщает мама и робко улыбается, проводя пальцем ноги по полу.
Мне знакома эта довольная улыбка и счастливая мордашка. Очень знакома. «Что-то здесь не чисто».
Я подхожу к ней ближе и таращусь на неё, отчего мама смеется и смущается. Точно ребенок.
– Т-ТАК! Я жду подробностей! – подтруниваю я её, садясь на стул, беря имбирное печенье, так как слушать такие рассказы без еды у меня не получается.
Мама смеется громче от моего серьёзного подхода.
– Мам, я не понимаю… – жевавши, сообщаю я. – Что смешного?
– Ты на себя посмотри в зеркало.
– Я люблю слушать романтические истории и хочу услышать твою, – жуя печенье, бормочу я и тянусь за вторым.
Мама закусывает нижнюю губу, улыбаясь, и тихо говорит:
– В общем… – Мама от неловкости покрывается легким румянцем на щеках.
– Доблестный принц нашел тебя? ДА? – восхищённо кричу я, выделяя последнее слово.
– ЭЙ! – Ее взгляд потрясен от того, как быстро я раскрыла ее секрет. Она так краснеет на глазах. Она подобна первоклашке, робеющей при одном вопросе: «Нравится ли тебе кто-нибудь из мальчиков в классе?»
Перескакивая глазами то на меня, то на тумбочку, то на стол, то в окно, мама нервно смеется.
– Мам, ты можешь ответить? Долго ты будешь водить меня за нос?
Она сокрушенно пожимает плечами.
Стоя ко мне спиной, мама, как будто чувствуя в этом свою вину, сообщает:
– Я познакомилась с одним интеллигентным мужчиной… – Она нервничает. – Он в летнее время работает дизайнером в Севилье. По возрасту мы с ним ровесники. Пообщавшись на благотворительном вечере, он пригласил меня в кафе… – Она разворачивается и продолжает улыбчиво: – И мы так хорошо провели с ним время. Сегодня у нас еще одна встреча и…
– ААА, – кричу от счастья я. – УРА, УРА… – Я всплескиваю руками и мгновенно вскакиваю со стула, принимаясь высоко прыгать, жестикулировать руками из стороны в сторону, напевая:
– А у мамы свиданка, а у мамы свиданка…
Мама округляет глаза от моей реакции и смеется до слез, лупясь на меня.
– Дочь, ты… ты чччччееего? – мямлит, не ожидая от меня такой реакции.
И снова я пою:
– У мамы свиданка, свиданка, свид-а-а-нка, – протягиваю от счастья я.
– Милана, остановись! – с потрясением хохочет она, мотая полотенцем перед моим глазами. – Ты слышишь?
Но я ничего не слушаю и продолжаю радоваться за маму, заключив наконец-то её в объятия.
– Ай, задушишь… – доносится от нее в порыве смеха. – Это вообще моя дочь или нет? – Шуточно разглядывает мое лицо.
– Твоя, твоя! – громко сообщаю я. Меня переполняют такие эмоции… не могу объяснить себе. Я так давно не была рада за кого-то.
– Ну да, конечно, – усмехается мама и устремляет взор на время.
Так принцесса опаздывает?
– А что дальше? – тараторю я, допрашивая маму. – Где вы встречаетесь? Что ты наденешь? Какую сделаешь прическу? А макияж? – Я понеслась, как паровоз.
Мама закатывает глаза, бесясь.
– ДОЧЬ! Остановись! – командует она.
– Почему?! – восклицаю я от недоумения. – Ты должна все продумать до мелочей! А вдруг вам суждено быть вместе?