В конце марта комсорг пригласил меня к себе и показал директиву Секретариата ЦК ВЛКСМ о запрещении к публичному воспроизведению на территории СССР ряда зарубежных исполнителей.
– Полюбуйся, – негодовал комсорг, – партия запретила песню «Бони М» «Распутин»! А ты мне лапшу на уши вешал, мол, они о мире между народами поют.
– Откуда я знаю, о чем они поют! – контратаковал я. – Только ты затычки из ушей вытащи, выйди на улицу и послушай – из каждого утюга «Распутин» звучит. Как им всем рот заткнуть собрались, не объяснишь?
– Лаптев, – перебил меня комсорг, – ты недавно школу милиции окончил, ты должен быть примером для комсомольцев райотдела, а ты за какой-то паршивый «Бони М» агитируешь.
– Я согласен быть примером! Я ретроградом быть не желаю.
– Кто такой ретроград? – простодушно спросил комсорг.
– Тот, кто Зыкину добровольно слушает.
Из подворотни у продовольственного магазина на улицу вышли трое подвыпивших парней, увидели человека в форме и юркнули назад, дожидаться темноты. Время шакалить еще не наступило.
На проходной сегодня дежурила баба Нюра, с которой я любил иногда поболтать за жизнь.
– Добрый вечер, Анна Ефимовна! – поприветствовал я старушку. – Я заметил какую-то беготню на заводе. Там ничего не случилось?
– Андрей Николаевич, это наши, заводские мужики засиделись после смены. Выпивали. Сейчас домой пошли, а тут ты в форме. Они спьяну не разобрали, кто пришел, вот и разбежались по цехам.
У вахтерши на подоконнике стояло небольшое зеркало, чтобы она могла, не вставая с места, контролировать и заводскую площадь, и вход на лестничный марш в общежитие.
В этом зеркале вначале я заметил женские ноги в джинсах, потом легонькие курточки, потом трех девушек, спускающихся на первый этаж. Две первые девушки – это Галька-парикмахерша и ее подруга с мукомольного цеха. За ними шла светленькая практикантка, та самая, о которой утром вздыхал кривой грузчик Николай. Заводилой в их компании была парикмахерша. Она была еще молодая, не больше двадцати пяти лет, с узким, вытянутым книзу лицом, крохотным ртом и кудрявыми волосами. По каким-то необъяснимым причинам я с детства не любил кудрявых женщин.
– Стоп! – скомандовал я, когда они оказались у меня за спиной. – Куда собрались?
– Погулять, куда еще? – с вызовом ответила парикмахерша.
Мои отношения с ней всегда балансировали на грани открытой неприязни. Возможно, ей не нравился мой тип мужчин.
– Погулять? – Я повернулся к ним лицом. – Куда, если не секрет? Куда вы собрались пойти на ночь глядя в нашем районе?
Я говорил с девушками с точно такой же интонацией, какой мой начальник распекает опоздавших на развод инспекторов.
– Где здесь гулять? – жестко спросил я.
Практикантка, смутившись, опустила голову. Парикмахерша сверлила меня злобным взглядом, но пока молчала.
– Там, – я показал рукой в сторону объездной дороги, – там пустырь, за заводом – промзона. А вон там – жилой массив, где нет ни кинотеатров, ни кафе. Идти туда сегодня вечером можно только с одной целью – чтобы вас избили, ограбили и изнасиловали. Сегодня пятница, предпраздничный день. Сегодня вся мразь выползет на улицу приключения на свою задницу искать. А вы куда идете, к ним в гости?
Практикантка посмотрела на меня. В ее взгляде были восхищение, страх и восторг одновременно. Она смотрела на меня, как ребенок смотрит на Деда Мороза, достающего из мешка долгожданный подарок: ту ли игрушку он принес? не обманет ли? настоящий это Дед Мороз или нет?
– Разворачивайтесь и идите назад, – жестко велел я. – Завтра днем гулять будете.
– Вы, Андрей Николаевич, не указывайте нам, когда идти гулять, а когда нет! – начала было парикмахерша, но я властно перебил ее:
– Комарова! Еще слово, и я завтра напишу директору хлебокомбината докладную записку, что ты не только сама ведешь антиобщественный образ жизни, но и подбиваешь к нему остальных жильцов общежития.
Она в растерянности открыла рот, но я только усилил нажим.
– Галина! Еще хоть одно слово, и я поставлю тебя на место. Ты, Галя, не заводская. Ты тут живешь на птичьих правах, так что посмеешь мне перечить – и вылетишь из общаги, как пробка из бутылки.
Парикмахерша, пробормотав мне пожелания «приятного» вечера, развернулась и пошла с подругой наверх. Запуганная практикантка – следом. Наверняка она представила разгромную характеристику по итогам практики: «…в быту вела себя развязно, правила социалистического общежития не соблюдала». С такой характеристикой немудрено до последнего курса не доучиться.
– Так их, Андрей Николаевич! – одобрила вахтерша. – А то совсем распоясались! Ладно, Галька пошла хвостом вертеть, ей, курве, терять нечего, а эта новенькая, ссыкуха, куда намылилась? Ей хоть восемнадцать-то есть?
– На третьем курсе учится, значит, уже есть.
У себя в комнате я переоделся, вскипятил чаю. Вообще-то в общежитии запрещено в жилых комнатах пользоваться электронагревательными приборами, но все семейные и «блатные» плевали на этот запрет. Я – тем более. Ко мне в комнату ни одна жилищно-бытовая комиссия с проверкой не зайдет.
По коридору в сторону туалета прошла первая партия подвыпившей молодежи. Сейчас начнется хождение туда-сюда-обратно! До самого утра покоя не будет… А мне сидеть в комнате одному? Ради чего? Ради Лариски, которая как узнает, что я Первого мая дежурю, так губки подожмет: «Ты всегда так! На тебя никогда надеяться нельзя!»
– Тихо ты! – раздался громкий мужской шепот за дверью. – Андрюха Лаптев сегодня не в духе с работы пришел. Гальку-парикмахершу ни за что ни про что на проходной отодрал.
Какое многозначительное слово «отодрал»! В другой день этот паренек наверняка бы употребил иное, более нейтральное слово, но сегодня, сегодня сама атмосфера, царящая в общежитии, дурманит всем головы. Сегодня будет ночь вина, любви, свободы, женских разборок и пьяных базаров.
Жизнь продолжалась. У соседей слева заплакал ребенок. Соседи снизу, чтобы не слышать его плач, врубили музыку. За окном водитель хлебного фургона посигналил вахтерше, чтобы открывала ворота.
«Если синусоида моей личной жизни стремительно идет вниз, то самое глупое, что можно придумать, – это пассивно сидеть и ждать, когда все наладится. Ничего само собой не наладится. Надо действовать. С кого начать?»
Кандидаток на замену Калмыковой было две. Первая – это Татьяна Филиппова с нашего завода. С тех пор как в отношениях между мной и Лариской началось явное похолодание, Татьяна стала оказывать мне недвусмысленные знаки внимания, мол, в одной общаге живем, а я девушка симпатичная и незакомплексованная. Вторая кандидатка – светленькая практикантка.
Практикантка была симпатичнее, Филиппова – доступнее, значит, начинать надо с нее.
Самому идти в девичью комнату мне не хотелось, так что пришлось прибегнуть к помощи посредника. В мужском умывальнике, куда собрались покурить и пообщаться холостяки со всего этажа, я нашел Шамиля, шустрого татарчонка, недавно вернувшегося из армии.
– Шамиль, найди Таньку Филиппову, скажи, что ее к телефону зовут.
На принятом в общежитии жаргоне «позвать к телефону» означало вызвать человека для разговора на запасную лестницу. Единственный городской телефон, к которому теоретически могли позвать жильца общежития, был на проходной, но ни одна вахтерша к нему никого звать не станет. Да и как она позовет, если ей со своего поста отлучаться запрещено?
На запасной лестнице был полумрак, с этажей доносились звуки набирающего силу веселья.
Вызванная из-за стола Татьяна была под хмельком. По случаю всеобщего застолья на ней был розовый польский батник – дефицитнейшая вещь, в магазине не купишь. Я бы на месте Тани поберег батничек для более торжественного случая.
– А, это ты! – «разочарованно» протянула Филиппова. – Чего позвал?
– Пошли ко мне, чай попьем, музыку послушаем. – Я решил сразу же брать быка за рога: «да» – да, «нет» – нет. Мы люди взрослые, что означает приглашение в гости к холостому мужчине – ежу понятно. Чего крутить вокруг да около?
– Андрюша, скажи, а что такое сегодня случилось, что ты до меня снизошел? Ты поссорился со своей Ларисой или у нее сегодня неприемные дни?
Судя по тону, она решила набить себе цену, помотать мне нервы перед тем, как милостиво согласиться лечь в мою кровать.
– Желаю приятно провести вечер, – похлопал я ее по плечу. – Береги батник, а то прожжешь нечаянно сигаретой!
Пока она обдумывала, что ответить, я вышел с лестничной площадки.
– Андрей, – раздалось мне вслед, – запомни, так девушку в гости не приглашают!
