Алтарь Эдема

Глава 13

Дети дядюшке Джо не очень-то по душе, но экскурсионные группы приносят хорошие денежки.

Он стоял на крыльце своего дома, а на перилах красовалась высокая заиндевелая бутылка «Будвайзера». С заходом солнца после палящего дня волглый зной будто только усилился. Уж так оно тут завсегда. Первый час после заката жара вроде как не хочет уходить, злоупотребляя гостеприимством. Но с наступлением ночи мало-помалу идет на убыль, дышать становится полегче.

Он любит эту пору ночи.

Да и пивко способствует.

Сделав изрядный глоток, дядюшка Джо окинул взглядом тридцать акров своих владений. На дальней стороне в девственном кипарисовом лесу вырубили поляну, устроив там кемпинг. Сейчас он занят отрядом бойскаутов из Батон-Руж, снявшим его на целую неделю. Между палаток теплятся костры, по всему лагерю развешаны гирлянды фонариков. В вечернем воздухе звенит хоровое пение под аккомпанемент взревывания лягушек-быков да время от времени уханья сов и утробного рычания аллигаторов.

Между его бревенчатым домом и кемпингом расположились восемь прудов и ямы аллигаторовой фермы. Еще у него выставлена рысь и мелкий прудик с Джиппером – гигантской каймановой черепахой. Ферму во всех направлениях пересекают приподнятые пешеходные мостки и смотровые площадки.

Джо обозрел все это с гордостью. Расширение фермы от единственного прудика с парой-тройкой племенных аллигаторов до уникальной достопримечательности байю обошлось более чем в полмиллиона, но за один лишь прошлый год он покрыл эти вложения троекратно.

Конечно, часть деньжат в кубышке. Как смотритель, он не должен продавать аллигаторов на шкуры и мясо, но подмазать местных блюстителей, чтобы они смотрели сквозь пальцы, стоило не так уж дорого. А некоторые богатые рыболовы считают свежевылупившихся детенышей аллигаторов лучшей наживкой на морского окуня.

На дальнем конце фермы двое часовых из местной милиции с винтовками на плечах патрулировали мостки; Джо нанял их сегодня, когда до него дошли слухи, что близ побережья видели крупную кошку. Его предупредили по радио, что надо провести эвакуацию, но Залив-то эвона где, а с этой эвакуацией он бы потерял тысячи на депозитах и аренде кемпинга от одного лишь отряда скаутов.

И потом, предупреждение есть предупреждение, а не приказ. Он и «Катрине»-то не позволил согнать себя с места, так что уж говорить о какой-то дикой кошке. Чтобы оправдать свое решение, дядюшка Джо нанял четверых из уездного департамента шерифа. В эти трудные времена всякий не прочь подработать на стороне.

Сзади послышались приближающиеся шаги.

– Папа, пойду покормлю Элвиса.

Он оглянулся на дочь, пересекающую крыльцо, держа блюдо с горкой куриных тушек.

– Не перекармливай. У нас на утро намечено представление для лагерников. Хочу, чтобы он был голодный.

– Не могу я заставлять старичка голодать, – ласково укорила она его.

Джо лишь махнул рукой, чувствуя прилив любви и гордости за единственное дитя. В двадцать два года Стеллу приняли в бизнес-школу Тулейнского университета. Она первая из его рода попала в колледж. Специализировалась на МБА, но заодно прошла курс природоохранного права. Если его усердие здесь на ферме подстегивает корысть, то она-то уж настоящий защитник окружающей среды. Ей ведомо про его подковерные делишки, но голова у нее на плечах славная. Здесь ведь Луизиана. Без закулисных сделок ничего не обходится. Опять же, многие из своих неправедных барышей он вкладывает прямиком обратно в ферму и ее многочисленные природоохранные программы.

Стелла спустилась по ступенькам крыльца к первым мосткам, протянувшимся через пруды. Сзади снова послышались шаги, сопровождавшиеся легким сотрясением половиц. К Джо присоединилась жена, вытирая свои пухлые руки кухонным полотенцем. Взяв его бутылку пива, слегка встряхнула, чтобы прикинуть, сколько там еще осталось, а потом извлекла из кармана фартука свежую и вручила мужу.

– Спасибо, Пег.

Жена устроилась рядом, опершись локтями о перила и потягивая остатки его выдохшегося пива. Она женщина дебелая, но ему такой и нравится. Джо и сам не мозгляк, брюшко с каждым годом все больше нависает над брючным ремнем, да и плешь под бейсболкой Луизианского госуниверситета ничуть не отстает от живота.

– Ей бы так не заголяться, – проворчала жена.

Провожая взглядом Стеллу, направлявшуюся к центральному пруду, Джо разделял озабоченность жены. Надела только обрезанные шорты да блузку, завязанную на голом животе узлом. Даже обуться не потрудилась. А она явно не унаследовала от них генов ожирения – сплошь мышцы да соблазнительные изгибы и длинные белокурые волосы, эдакая Венера из байю. Джо прекрасно известно, какое это оказывает впечатление на местных парней. Впрочем, она на них ноль внимания, фунт презрения.

Правду сказать, шансы, что доведется сменить название фермы с «дядюшки Джо» на «дедушки Джо», раз-два и обчелся. Похоже, парни Стеллу не интересуют. Она только и говорит что о своей подружке в Тулейне – девице по имени Сандра, носящей косуху и кожаные сапожки.

Впрочем, может, это только период такой.

Джо сделал изрядный глоток из горлышка.

Вот если бы она встретила подходящего парня…

– Ну-ка, здоровяк, кто у нас тут хочет покушать на ночь?

Стелла стояла на смотровой площадке над самым большим из прудов фермы, освещаемым единственным фонарем на столбе. Черная вода внизу просто отражала свет, скрывая то, что таится под ее поверхностью. Стелла одной рукой открыла щеколду калитки, балансируя блюдом с куриными тушками на ладони второй. Она только что забила четыре курицы собственными руками. Еще не остывшая кровь, переполнив блюдо, потекла по руке.

Поморщившись, Стелла прошла вперед по голой доске, протянувшейся над прудом, будто трамплин для прыжков в воду. Дойдя до конца доски, наклонилась, увидев в пруду собственное отражение.

Гладь воды не нарушала даже легчайшая рябь, но она знала, что Элвис там. Матерый аллигатор прожил на ферме дольше, чем любой из них; он один из первоначальных обитателей пруда для разведения, находившегося здесь, когда папочка только-только купил землю. А поскольку отловили его на воле, точного возраста Элвиса не знал никто, но команда биологов оценила возраст лет в тридцать. Ученые приезжали взять образцы крови у обитателей пруда. Очевидно, белок, обнаруженный в крови аллигаторов, может дать начало многообещающему новому поколению антибиотиков, убивающих даже резистентные супермикробы.

Но даже биологи не пытались подступиться к Элвису, достигающему восемнадцати футов в длину и весящему порядком свыше полутонны. С Элвисом не связывается никто. Пережив свой продуктивный возраст, теперь он владеет всем прудом безраздельно и предпочитает, чтобы так оно и оставалось.

Он явно избалован.

Поставив блюдо рядом, Стелла опустилась на конце доски на корточки. Взяв одну окровавленную тушку, вытянула руку над водой. Кровь с негромкими всплесками закапала в воду, поднимая миниатюрную рябь, разбегающуюся кругами.

Стелла замерла, но долго дожидаться ей не пришлось.

С дальней стороны пруда возникла новая рябь, расходящаяся треугольником, нацеленным на Стеллу. Виднелся лишь самый кончик рыла аллигатора, плавно скользивший к ней – неспешно, но решительно. Позади небольшие водовороты отмечали удары массивного хвоста Элвиса, по-прежнему скрывающегося под водой. Именно этим движением, почти сексуальными извивами тела, аллигатор и заслужил свое прозвище.

– Ну же, Элвис! Не всю же ночь мне ждать, – тряхнула Стелла курицей.

И тут он исчез, словно это требование его отпугнуло. На глади воды не осталось ни морщинки. Стелла напружинилась. Какое-то движение, пойманное уголком глаза, привлекло ее внимание к противоположному берегу пруда. Нечто яркое, замеченное лишь мельком, скользнуло через лес, отразив лунный свет, а затем снова исчезло во тьме. Стелла вгляделась туда, уже начиная сомневаться, что вообще что-то видела. В болотном краю ходит масса баек о призраках, обычно из-за свечения болотного газа, который каджуны называют feu follet, то бишь «сумасбродный огонь».

Но это не болотный газ.

Стелла с прищуром вглядывалась, напрягая и зрение, и слух, – а затем вода прямо под ней вдруг изверглась фонтаном, взмыв вверх вместе с полутонной мышц в бронированной оболочке. Массивные разинутые челюсти, унизанные иззубренными желтыми зубами, протянулись к ней – достаточно близко, чтобы Стелла могла наклониться и похлопать чудище по носу.

Элвис мог бы выпрыгнуть из воды куда выше, оторвав от нее даже задние ноги. Стелла бросила курицу в эту разверстую пасть, захлопнувшуюся с отчетливым щелчком. Сила тяжести взяла свое, снова увлекая Элвиса вниз. Тяжело плюхнувшись, он ушел под воду вместе со своим трофеем.

Стелла бросила в воду еще двух кур. Обычно, чтобы привлечь аллигатора к корму, требуется какое-нибудь движение, но Элвис привык к кормлению с рук. Он выловит две других тушки, когда вздумается. Помня просьбу отца, четвертую курицу она оставила на блюде.

Покончив с кормлением, Стелла подхватила блюда и повернулась, чтобы уйти, но калитку загородил какой-то крупный силуэт. Вздрогнув от испуга, она попятилась на шаг, едва не свалившись с конца доски.

Но это оказался один из наемников папочки, вооруженный дробовиком армейского образца двенадцатого калибра. Закинув ружье за спину, он прислонился к столбику калитки.

– Кормишь зверюгу, а? Гляжу, у тя тама лишняя кура.

Говоривший переместился, попав под свет фонаря. Лет на десять старше ее, здоровенный, прямо бык, вот только опустившийся до свинского состояния. Нахлобученная на голову грязная стетсоновская шляпа почти не в силах скрыть его сальные космы грязно-бурых волос. Держа в уголке губ зубочистку, он говорил лишь половиной рта, положив руку на толстую поясную пряжку в виде бычьих рогов.

Насупившись, Стелла двинулась к калитке.

– А разве тебе не надо патрулировать? Папочка платит тебе за это.

Тот оперся ладонью о бедро, совершенно загородив ей выход.

– Будь славной девочкой, ступай в дом да поджарь мне эту куру, лапуля.

Он облапал ее взглядом с головы до ног, словно интересовала его не только курица. В душе Стеллы всколыхнулось омерзение, но сдобренное толикой страха. И вдруг она остро ощутила, в каком шатком оказалась положении – не только из-за откровенного наряда, но и в буквальном смысле на этой хлипкой доске.

Да притом этот человек достаточно хорошо ей знаком, чтобы внушать страх. Гарленд Чейз – более известный в здешних краях как Гар, потому что жутко похож на гара, мерзкую змееподобную щуку, сущий бич окружающих болот, – сын шерифа, а в уезде Пасквамиш всякому известно, что папуля сквозь пальцы смотрит на не вполне законные махинации сыночка, включая рэкет. Отец Стеллы добровольно выплачивает ежемесячные взносы в «фонд сирот полицейских», отправляющиеся прямиком в карман этой задницы.

– Мой папаша платит тебе за ночной дозор уйму денег, – отрезала она. – Мог бы прихватить собственный ужин.

С напускной отвагой, которой вовсе не чувствовала, Стелла гордо выпрямилась и направилась к калитке. Еще не хватало позволить ему запугать себя. Гар отступил, но лишь на шаг. Девушка попыталась протиснуться мимо него, но в последний момент он снова перекрыл ей путь толстой ручищей и наклонился к ней. Стелла почуяла дыхание, разившее спиртным.

– Чё за дела? Лесби, чё, готовить не умеют? – спросил он. – Или стряпает токо твоя подружка? Те настоящего мужика не хватает… шоб научил тя на задних лапках бегать, как положено доброй жене.

В мгновение ока ее страх обратился в ярость.

– Да я лучше с Элвисом трахнусь!

Мужлан набычился, его жирные губы расплылись в ухмылке.

– Мож, я и кину тя туда, шоб попробовала. В болотах несчастья бывают что ни день.

Стелла понимала, что это не пустая угроза. С него станется. Гар со своими корешами уже устраивали подобные несчастные случаи. Именно по этой причине ее папочка всегда платит дань вовремя.

Она оттолкнула его руку, но Гар не отстранился, устремив на нее гнусный, зверский взгляд.

И в этот миг поднялся крик – громкий, визгливый, полный ужаса.

Оба обернулись.

Он доносился от лагеря бойскаутов.

Глава 14

Лорна сидела в полном одиночестве на баке пограничного катера, плавно скользившего по узкой протоке, обрамленной древними кипарисами. Негромкий рокот двигателя убаюкивал ее. Она и не догадывалась, что так устала, пока не выпала минутка передышки. И сейчас наслаждалась отдыхом, глядя на раскинувшиеся вокруг пейзажи байю.

В полумиле слышался более надрывный вой двух аэроглиссеров, ушедших вперед. Их прожекторы мелькали во тьме, как блуждающие огоньки. Поближе среди ветвей мерцали светлячки, выписывая над протокой замысловатые узоры, будто в предостережение.

Лорна вслушивалась в дыхание болота вокруг. Плеск воды среди корней кипарисов, перешептывание листьев в долетающем океанском бризе – и все это под неумолчное кваканье лягушек-быков, крики сов, ультразвуковые писки охотящихся летучих мышей. А за всем этим ощущалось дремотное бытование вне времени, некая первобытная сущность, осколок изначального Эдема.

– Проголодалась?

От этого вопроса она прямо подскочила, совсем забывшись, с головой уйдя в собственные раздумья. Лорна выпрямилась, учуяв разлившийся в воздухе дивный пряный аромат, резкой нотой пробившийся сквозь затхлый болотный дух.

Подошедший Джек держал каску под мышкой одной руки, а в другой – пластиковую миску.

– Раковое гамбо[26]. Надеюсь, тебе нравится окра.

– Какая же была бы я южанка, если б она мне не нравилась?

Лорна с благодарностью приняла миску, с удивлением обнаружив, что в супе плавает пара кусков pain perdu[27]. Мать делала их каждое воскресное утро, замачивая черствый хлеб на ночь в молоке с корицей, а после поджаривая на сковородке. Аромат разносился по всему дому. Она бы никогда не подала pain perdu с гамбо.

Лорна с сомнением подцепила тост ложкой.

– Рецепт моей grand-mére[28]. Попробуй, – проговорил Джек с угадывающейся в голосе усмешкой.

Лорна отведала кусок размокшего хлеба.

– О, боже… – и поневоле прикрыла глаза, едва не сомлев от сочетания горячего гамбо и сладости корицы.

– Мы, каджуны, знаем толк в стряпне, – ухмылка из его голоса перекочевала на губы.

Пока Лорна прокладывала ложкой путь ко дну миски, Джек присел рядом. Поначалу они молча сидели бок о бок, но мало-помалу молчание стало неуютным. Слишком уж много недосказанного оставалось между ними, зловещие призраки прошлого во мраке и безмолвии болот обрели плоть, сгрудившись вокруг.

Наконец Джек нарушил напряжение. Будто испытывая нужду отогнать тьму, он взмахом руки схватил промелькнувшую мимо вспышку света. Раскрыв ладонь, показал крохотного светлячка – уже потемневшего, утратившего свое волшебство и ставшего снова просто крохотной крылатой букашкой.

– Если моя grand-mére  была грандиозной поварихой, то мой grand-pére[29] был немного знахарем. У него были домашние снадобья всякого рода. Купание в отваре клоповника, чтобы утолить боли. Если у тебя жар, спи под кроватью. Он давил светлячков и делал из них притирание на зерновом самогоне. Утверждал, что помогает от ревматизма.

Джек дунул на букашку, снова устремившуюся в полет, ярко мигая и переливаясь.

– До сих пор помню, как он разгуливал ночью по дому в подштанниках, с плечами и коленями, намазанными этим светящимся месивом.

Лорна не удержалась от теплого смешка.

– Твой брат однажды упоминал об этом. Сказал, что напугался до полусмерти.

– Помню. Grand-pére покинул нас, когда Тому было всего шесть. Тот был слишком мал, чтобы понять. Конечно, не очень способствовало и то, что когда мы видели в байю вспышку болотного газа, я ему говорил, что это призрак grand-pére пришел за ним.

Она улыбнулась этим двум воспоминаниям, наложившимся друг на друга, сосредоточившись вокруг Тома. И снова они погрузились в молчание. В том-то и проблема с пребыванием в компании Джека. О чем бы они ни говорили, персональный призрак продолжает преследовать их.

В этот момент молчание могло раздавить их, оттолкнуть друг от друга, но Джек остался. Между ними было еще очень много несказанного, ждавшего объяснения годами. Голос его стих, став едва ли громче дыхания, но Лорна все равно расслышала в нем боль.

– Я должен спросить… ты когда-нибудь жалела о своем решении?

Лорна напряглась. Она ни разу не говорила ни с кем об этом вслух, во всяком случае, напрямую. Но если кто и заслужил честный ответ, то это Джек. У нее перехватило дыхание. Она тотчас перенеслась в то мгновение, когда одна в ванной смотрела на полоску теста на беременность. Как всегда, прошлое находилось всего в одном биении сердца от нее.

– Будь у меня возможность отыграть обратно, – проронила она, – я бы так и сделала. И не только ради Тома. Дня не проходит, чтобы я не думала об этом. – Ее ладонь опустилась к животу. – Мне надо было проявить силу.

Джек выждал половину вздоха, явно взвешивая, что и сколько сказать.

– Вы с Томом были совсем детьми.

– Мне было пятнадцать, – чуть заметно тряхнула она головой. – Достаточно взрослая, чтобы соображать. И до, и после…

Они с Томом вступили в близость после весенних танцев в садовом сарае у нее за домом. Они были глупы и влюблены друг в друга, встречались почти год. Оба были еще невинны. Сближение оказалось болезненным, да вдобавок оба оказались к нему не готовы ни физически, ни нравственно, веря в разную чушь. Типа никто не залетает с первого раза.

Но когда Лорна пропустила месячные, а потом тест подтвердил беременность, этот предрассудок разлетелся вдребезги. Суровая реальность и ответственность обрушились на них полным весом. Оба помалкивали о связавшем их ужасном секрете. В течение следующего месяца Лорна выгребла из аптеки соседнего городка практически весь запас тестов. Молилась на коленях каждую ночь.

Что им было делать?

Она была не готова к рождению ребенка, к роли матери. Тома страшила возможная реакция родителей. Да вдобавок Лорна была воспитана в католических традициях, получив первое причастие в соборе Святого Людовика. Казалось, выхода нет, особенно если ее родители узнают правду.

Том предложил решение. В соседнем уезде есть акушерка, делающая тайные аборты. И не какой-нибудь там вязальной спицей. Она прошла обучение в клинике планирования семьи и, вооружившись полученными знаниями вкупе с кое-какими инструментами и медикаментами с черного рынка, устроила импровизированную клинику в старом доме в дельте. Бизнес у нее просто процветал. И не только за счет напуганных подростков, но и благодаря неверным супругам, жертвам изнасилований и всем остальным, кому требовалось сохранить секрет. Таких в Южной Луизиане хватает с лихвой. В этих краях есть неписаный закон: пока ты об этом не заговоришь, этого не было. В конечном итоге такова истинная власть байю. В темных хлябях болот легко похоронить навеки любой секрет.

Но было бы заблуждением считать такие секреты погибшими воистину. Кому-то же приходится с ними жить. И зачастую то, что казалось погребенным навеки, всплывает на поверхность снова…

И в лице, и в осанке женщины Джек читал горе, выписанное четкими буквами. Надо было держать рот на замке. Здесь не место ее расспрашивать, вгонять ей в сердце этот кол. В этой истории ему и своего бремени более чем достаточно. Может, потому-то и пришел, чтобы изыскать какой-нибудь способ простить себя самого.

– О беременности Том и словом не обмолвился, – нарушил Джек молчание. – Даже мне. Комната у нас была общая, и я знал, что дело неладно. Он ходил угрюмый и притихший, слонялся по дому так, будто ждал, когда кто-нибудь даст ему по башке. Пока не позвонил тем вечером, полупьяный, в слезах… наверное, хотел получить отпущение грехов у старшего брата.

Лорна обернулась к нему. Эту часть истории она еще не слыхала.

– И что он сказал?

Джек потер щетину на подбородке. Хруст раздался настолько громкий, что он отдернул руку, снова опустив ее на колено.

– Ты в это время была у акушерки. В ожидании он наведался в захолустную самогоновку и там набрался.

Лорна уставилась на него, ожидая продолжения. Он знал, что с этой частью истории она уже хорошо знакома.

– Я едва разбирал, что он говорит, – продолжал Джек. – Он тебя обрюхатил. Это было ясно.

– Виноват не только он, – вставила Лорна.

Кивнув, Джек повел рассказ дальше:

– Сознание вины прямо выворачивало Тома наизнанку. Он был уверен, что погубил твою жизнь. Уверен, что ты его возненавидишь. Но острее всего переживал, что вроде как погнал тебя туда. Что так неправильно. Но теперь слишком поздно.

– Я знала, что он напуган… как и я, – оглянулась она на Джека. – Но не знала, что он терзается. Он держал это под спудом.

– Уж так у каджунов заведено. Joie de vivre[30]. Уныние надо держать в себе, особенно мужчинам. Наверное, потому-то Том и напился. Не мог удержать его без анестезии.

– Когда я вышла и обнаружила, что у него заплетается и язык, и ноги, я так разозлилась, – нахмурилась Лорна. – Мне было больно, я едва соображала от седативов, а тут он, пьяный… Я орала на него, вызверилась по полной. Мы планировали после процедуры отправиться в отель. Мои родители думали, что я ночую у подружки. Все было распланировано. Но когда я нашла его в таком виде, то решила, что нам придется провести ночь в кузове его пикапа, пока он не протрезвеет.

Джек почувствовал, что горло у нее перехватило, и понял почему.

– Но Том пил не один.

– Да.

В это время Джек уже несся через уезд на мотоцикле. После пьяного звонка он понял, что брату нужна помощь. Уж вести он определенно не в состоянии.

– К их приходу Том уже отключился в кузове, – Лорна заговорила ледяным тоном, стараясь дистанцироваться от воспоминаний как можно дальше. – Вытащили меня с заднего сиденья. Я еще сообразить не успела, что происходит, как уже была на земле. Я отбивалась, но они на меня навалились. Стащили джинсы до колен, распахнули блузку…

– Лорна, тебе незачем в это вдаваться.

Она будто и не слышала.

– Я не могла их остановить. До сих пор помню смрадное дыхание этого скота, разящее перегаром. Его смех. Его руки, терзающие меня. Мне нужно было быть осторожнее, – голос ее надломился, она явственно дрожала.

– Они шакалы, – бросил Джек, отталкиваясь от вины, которую расслышал в голосе Лорны. – Наверное, шныряли в окрестностях этой импровизированной клиники регулярно. Накачанные лекарствами женщины становились легкой добычей. Кто же на них заявит? Эти женщины улизнули из дому ради тайного аборта в подпольной клинике. Их молчание практически гарантировано. Наверное, эти ублюдки накачали Тома дешевым самогоном, чтобы убрать его с дороги. Оставить тебя в одиночестве и беззащитную.