Розы на асфальте
– Проклятье! – выдыхает папец. – Ну что ж, чему быть, того не миновать. Как ты, справляешься?
Тру глаза, которые слезятся то ли от недосыпа, то ли от облегчения, что папец на меня решил не наезжать. Вообще, это в его духе. Ма, если что, сразу бесится, а он всегда выслушает и поймет.
– Да как сказать… Вопит то и дело, ночью глаз не сомкнешь, подгузники ему вечно меняй, бутылочку грей. У меня за одни выходные чуть крыша не поехала.
– Да уж, припоминаю это счастье. В лицо тебе еще не ссал?
– Как же, – фыркаю я, – и не раз.
– Вот и отлично. Это тебе за то, что ссал в лицо мне. Не переживай, Мэв, сынок, притерпишься, все будет окей. Легко не будет, само собой, да еще и клевать со всех сторон станут. Только помни, что я всегда говорил: «Жить по советам других…»
– «Все равно что не жить», – заканчиваю я.
– Вот и держись, пускай болтают что хотят. Будь самим собой – это главное, понял?
– Понял, пап.
– Вот это да! – вздыхает он. – У меня есть внук. Как назвали хоть?
– Аиша назвала в честь Кинга… думала, он отец.
– Ну нет, – хмыкает папец, – это не в кассу. Зик назвал своего Кингом в честь нашей группировки. Ничего против не скажу, его дело, но твой сын должен получить имя особенное, со смыслом. Ты вот у меня Мэверик Малкольм Картер не просто так.
«Мэверик» означает «думающий независимо», а Малкольм, ясное дело, в честь Малкольма Икса[2]. По всему, хотели сделать лидером с пеленок.
– Только не взваливай на него слишком много, – продолжает папец. – Дай сыну такое имя, чтобы знал, кто он есть и кем может стать. А то найдется много желающих просветить его на этот счет.
Да уж, задал задачку.
– Ясно, подумаю.
– Эх, будь я дома, каким бы классным дедом стал! Катал бы мальчонку в кабриолете… Как подрастет, не забудь его на матч «Лейкерс» сводить.
Папец фанатеет по «Лейкерсам», Мэджик с Каримом его боги. Меня тоже, само собой, приучил.
– А как же, – обещаю. – Скоро уже майку их куплю.
– Вот-вот, правильно мыслишь! Они себя еще покажут, вот увидишь. Этот паренек Коби задаст всем жару. Запомни мои слова.
Сидим вместе, отец и сын, и болтаем о баскетболе, как будто между нами и нет тюремной стены.
– Думаешь, станут чемпионами?
– И не раз! Коби с Шаком в лепешку расшибутся… А как вообще дела на Садовом Перевале?
– Да спокойно вроде, разборок за территорию давно не случалось. Послушники не наезжали, ничего такого.
– Ну и славненько. Шон и Дре за тобой присматривают?
Еще как, особенно двоюродный братец.
– Угу, иногда даже слишком, мне кажется.
– Слишком не бывает. Радуйся, что тебе прикрывают спину, не всем так везет.
Мне кажется, что Дре вечно будет занозой у меня в заднице.
– Ладно, время кончается, – говорит отец. – Не забудь сказать матери, что за младенца я на тебя наехал по полной программе.
– Окей, – смеюсь я. Ма все равно распознает вранье, она такая. – Надеюсь, скоро с тобой увидимся.
– Жду не дождусь, – отвечает он, и я чувствую его улыбку. – Люблю тебя, Мэв, сынок.
– Я тебя тоже люблю, пап.
Кладу трубку, и между нами вновь непреодолимая стена.
В дверь звонят, я спрыгиваю с дивана и пулей лечу к окну, чтобы Малой не успел проснуться. Осторожно выглядываю, как недавно Ма. На крыльце стоит Кинг.
Хлопаю его по ладони.
– Черт, мужик. Не думал, что ты припрешься.
– По телефону звонить влом было, – объясняет он, протискиваясь мимо меня в комнату. – Все равно тут за углом с клиентом встречался, вот и заскочил. Какие проблемы?
Проблем выше крыши, но, как начать разговор, не знаю. Думаю, сунув руки в карманы.
– Аиша тебе уже сказала?
Кинг шлепается на диван и кладет ноги на край стола. У меня он всегда чувствует себя как дома.
– Как же, доложила… Где у тебя тут джойстик? Охота в «Мортал Комбат» погонять.
– Слушай, друг, мне правда жаль. Я серьезно думал, что Малой от тебя.
– Да все окей. В жизни всякое бывает.
– Ты точно не в претензии? Назвал вот в свою честь… Теперь обидно, наверное.
– Да забей, Мэв! Заладил как баба. Остынь. Плевать мне и на девчонку эту, и на младенца. – Кинг выуживает мой джойстик, застрявший между диванных подушек. – Мне же меньше хлопот.
– Ладно, окей… Мы же друзья, так?
– На всю жизнь, кореш! – Он протягивает руку, и я хлопаю по ладони.
– Точняк! Если б ты еще не болел за этих сраных «Ковбоев»…
– Да иди ты! – хохочет он. – Скорее твои «Святые» обосрутся. «Ковбои» разделают их как… вот как я тебя сейчас в игре.
– Ну попробуй. Да, мне с тобой еще кое-чего обсудить нужно.
Дунув на всякий случай в картридж, Кинг вставляет его в приставку.
– Че стряслось?
Продолжить мне не дает плач младенца в соседней комнате.
– Черт! – шиплю я. – Обожди минутку.
Ма говорит, я со временем научусь распознавать по крику, чего хочет Малой, но пока до этого далеко. Она советовала первым делом проверять подгузник. Там сухо, стало быть, хочет есть. Ма приготовила две порции заранее, ей кажется, я кладу слишком много сухой смеси. Вообще-то для человека, который повторяет, что за своего ребенка должен отвечать я сам, она мне очень много помогает. Не то чтобы я жаловался. Бегу на кухню, хватаю бутылочку из холодильника и мчусь назад к кроватке, чтобы взять Малого на руки.
Накормить плачущего младенца не так-то просто. Он психует от голода и вертится так, что я его даже взять нормально не могу.
– Тихо, тихо, малыш, – успокаиваю, пытаясь засунуть соску ему в рот. Не так-то это просто, и я уже готов звонить Ма, но наконец он начинает сосать. – Уфф, – отдуваюсь я, – одно беспокойство от тебя.
Тихонько возвращаюсь с ним в гостиную и сажусь на диван. Кинг уже весь в игре, глаз от экрана не отрывает.
– Аиша его тебе подкинула? – спрашивает.
– Ага… сказала, хочет отдохнуть.
– Ну-ну… Давай есть сразу, как проснется, иначе так и будет хай подымать.
– А ты откуда знаешь?
– Я уже помогал Аише.
– Ясно.
Помолчав, он оборачивается и глядит на меня и Малого.
– В самом деле похож.
Кинг может сколько угодно повторять, что все в порядке, но в его глазах я вижу совсем другое.
– Мне правда очень жаль.
Он снова поворачивается к телевизору.
– Да сказал же, все окей! С тобой у него хоть семья будет.
– Кинг…
– Лучше скажи, что ты там хотел обсудить.
Я неловко откашливаюсь, чувствуя себя совсем погано.
– Да… в общем… Я больше не могу с тобой работать.
– Что? – оборачивается он. – С чего вдруг?
– Дре нас вычислил.
Кинг подскакивает с дивана.
– Вот же хрень! Ты что, сболтнул?
– Нет-нет, зачем бы я стал? Он сам как-то узнал… и уверен, что ты тоже в деле. Велел мне завязывать.
– Ага, и толкать одну травку для них с Шоном за гроши?
– Хуже того, он хочет, чтобы я совсем вышел из дела. Обещал, если не послушаю, сдать тебя Шону.
– И че? Не думал, что тебя так легко взять на понт.
– Да я за тебя боялся!
– А я тебя просил? Мне нужны эти деньги! Тебе нет, что ли?
Наша перепалка тревожит младенца, и я принимаюсь его укачивать.
– Нужны, ясное дело, но проблем не хочется. Дре пригрозил моим родакам стукнуть.
– Значит, бросаешь меня?
– Кинг, ну ты же понимаешь… Вообще, тебе тоже стоило бы завязать.
– Еще чего! Слушай, Мэв, мы вместе бы как-нибудь выкрутились. Неужели ты так просто позволишь Дре и остальным отжать у тебя заработок?
Да нет, меня не Дре пугает. Если Ма узнает, что я толкаю дурь, легче будет удавиться.
– Извини, Кинг, – вздыхаю я, – ничего не выйдет.
Он закатывает глаза к потолку и беззвучно ругается.
– Ладно, как хочешь, только я не брошу. Пускай наедут, мне плевать.
Вот такой он, Кинг, все ему по барабану. Наверное, я за него больше волнуюсь, чем он сам за себя.
– Я ничего им не скажу, – обещаю. – Погоди, отдам тебе товар… Подержишь? – киваю на младенца.
– Давай.
Он берет недовольного Малого на руки, шикает на него и укачивает – чувствуется опыт. Я иду в ванную. Ма заставляет меня там убираться каждую неделю, так что под шкафчик никто больше не заглядывает. Ложусь на пол и сдвигаю чистящие средства. Они отлично скрывают нишу между стеной и водопроводной трубой, где я прячу пластиковый пакет с застежкой, в котором лежат наркотики. В гостиной отдаю его Кингу и забираю обратно сына.
– Все окей? – спрашиваю.
– Угу, – кивает Кинг, – хоть ты и ведешь себя как мелкое ссыкло.
– Ты же знаешь мою мать! Тут кто угодно сдрейфит.
– Да понятно все. Ладно, потом звякну, еще дел полно. – Он смотрит на малыша. – Береги его, понял?
Я молча киваю. Он протягивает кулак, я ударяю по нему, и Кинг уходит.
5
Ближе к полудню подкатил Дре, чтобы отвезти нас с сыном в магазин.
Тачка у него, конечно, потрясная: старенькая «бэха» 94-го года, но с виду как 98-го или даже 99-го. Дре взял ее со свалки и сам восстановил, сделал из развалюхи конфетку: краска кенди[3], двадцатидюймовые диски, аудиосистема в багажнике – просто отпад. Сижу с ним в машине и балдею, честное слово.
Он помог мне укрепить на сиденье автолюльку – я-то в этой механике не секу ни фига, – и мы двинули в продуктовую лавочку мистера Уайатта, что на Астровом бульваре за углом. Дре опустил все стекла, развалился и рулит одной рукой. По радио передают 1st of tha Month группы Bone Thugs-N-Harmony, и он кивает в такт, а у меня даже на это сил нет, так вымотался. Закрыв за Кингом дверь, уложил Малого и думал придавить часок-другой, но так и не уснул, все думал о нашем разговоре.
– Че как, братец? – оборачивается Дре.
Я откидываюсь на спинку сиденья.
– С утра Кинг заглядывал, я ему передал, что ты велел.
– И что он?
– А ты как думаешь? Разозлился, но обещал завязать. – Вру, понятное дело, не подставлять же лучшего кореша.
– Вот и славненько, – кивает Дре. – А сам что такой кислый?
– Твоя Андреана когда стала спать нормально?
– Что, уже с ног валишься? – смеется он.
– А то! За все выходные глаз не сомкнул.
– Терпи, никуда не денешься. Скажи спасибо, что других дел нету и в школу не надо. Коротышке своей сказал уже?
Он имеет в виду Лизу. В моей коротышке от силы метр шестьдесят, но мячи она забрасывает получше иных верзил.
Я задумчиво кручу одну из тугих косичек, которые она заплетала мне неделю назад, когда мы сидели у нее на крыльце. Вокруг летали светлячки, стрекотали цикады… мир и покой.
– Нет, – вздыхаю, – пока случая не было зайти, а по телефону разве такое скажешь?
– Смотри, сама на улице узнает.
– Да никто ей не скажет.
– Ага, щас! Будешь тянуть, дождешься пинка под зад.
Можно подумать, так легко пойти и рассказать. Лиза с ума сойдет, и неважно, что мы с ней были в ссоре, когда я спутался с Аишей. Главное, спутался, и точка.
– Я пока не готов разбить ей сердце, Дре.
– Думаешь, будет легче, если она узнает от других? Поверь, брат. Мне самому неслабо везет, что Киша до сих пор со мной после всего, что я натворил.
Они с Кишей вместе класса с седьмого, их друг без друга уже и представить невозможно.
– Да ну брось, вас водой не разольешь.
– Надеюсь, – смеется он. – Скорее бы расписаться.
– Все равно трудно поверить, что ты… женишься. – Даже само слово произносить как-то неловко. – Я тоже Лизу люблю, но представить себя с ней навсегда…
– Это ты сейчас так говоришь. Настанет день, и все изменится, увидишь.
– Вот еще! Я свободный человек.
– Поглядим, – хмыкает Дре.
По радио звучит Hail Mary Тупака Шакура, самое то для меня. Он лучший, даже не верится, что уже почти два года его нет. Помню, как по радио сообщили о том, что его подстрелили в Вегасе. Я тогда подумал, что он выкрутится и на этот раз – в Нью-Йорке пять раз стреляли, и выжил. Чувак казался непобедимым, однако же через несколько дней помер.
Во всяком случае, так говорят.
– Эй, слыхал новости? – спрашиваю. – Тупак жив!
Дре смеется.
– Да брось ты, расскажи еще про конец света в двухтысячном.
Про этот двухтысячный на всех углах талдычат. Сперва надо девяносто восьмой пережить.
– Не знаю, правда или нет, просто по радио сказали, мол, он укрылся на Кубе у своей тетки Ассаты, потому что власти охотятся за его головой.
– Да ну, Билл Клинтон не стал бы трогать Тупака.
Ма тоже за Клинтона, говорит, он почти все равно что черный президент.
– Ну не скажи, у Тупака вся семья «Черные пантеры»[4], а в песнях слишком много правды. Ходят слухи, он вернется в 2003-м.
– Почему в 2003-м?
– Через семь лет после как бы смерти. У него же все на семерку завязано. Стреляли седьмого числа, а умер на седьмой день, ровно через семь месяцев после того, как выпустили альбом All Eyez on Me.
– Совпадение, Мэверик.
– Нет, ты послушай! Он умер в четыре часа три минуты – четыре плюс три будет семь. Родился шестнадцатого, опять семь – один плюс шесть.
Дре задумчиво потирает подбородок.
– А умер в двадцать пять лет…
– Вот, два плюс пять! А посмертный альбом, где он Макавели, как называется?
– «Теория седьмого дня».
– Именно! Говорю тебе, он нарочно так задумал.
– Ну хорошо, допустим, – говорит Дре. – Но почему семерка?
Я пожимаю плечами.
– Наверное, священное число… не знаю. Надо будет разобраться.
– Ладно, признаю, выглядит подозрительно. Но все же Тупак умер.
– Ты же сам говоришь: подозрительно.
– Да, но только трус станет прятаться и притворяться мертвым, а Тупак трусом не был. Пусть правительство за ним и охотилось, он скорее погиб бы с честью.
Да уж, кем-кем, а трусом Тупака не назовешь. Он бы прятаться ни от кого не стал.
– Ладно, сделал ты меня.
Дре заезжает на парковку. Магазинчик Уайатта – ровесник Садового Перевала, Ма бегала туда девчонкой по поручениям бабули, когда хозяином был еще отец теперешнего. Там найдешь что угодно, от свежих овощей до жидкости для мытья посуды.
Раскладываю с помощью Дре коляску – ну почему для младенцев все делают так сложно? – и захожу с сынишкой в магазин. Для здешних мест тут чистенько: мистер Уайатт следит за тем, чтобы полы всегда блестели, а полки были вымыты.
Сам хозяин стоит за кассой, заворачивает покупки какой-то старушенции, а его супруга с ней болтает. В прошлом году миссис Уайатт вышла на пенсию и постоянно торчит в магазине, разве что отлучится напротив через дорогу обновить маникюр. Ногти у нее всегда ярко-розовые.
– Мэверик, да ты с сынишкой! – сияет она, увидев нас.
Миссис Уайатт обожает малышей. Раньше они с мужем брали детей под опеку, и у них дома всегда толпилась ребятня. Благодаря им мне было с кем играть в детстве.
Она подходит и склоняется над коляской.
– Парень, у тебя не было ни единого шанса от него отказаться – вылитый папаша.
– Ага, – щерится Дре, – даже башка такая же круглая, как арбуз.
– Заткнись! – толкаю его локтем.
– Не дразнись, Андре, – смеется миссис Уайатт и, покряхтывая, достает Малого из коляски. – Какие мы уже большие, прямо великаны! Хорошо кушаешь, да?
– Как раз приехал за детским питанием, – киваю я.
– Ясное дело. – Она улыбается младенцу, и тот отвечает беззубой улыбкой. – Фэй говорила, что ты сегодня в няньках. Ничего, справляешься?
Ну понятно, как же маме не поделиться со стариками. Они так долго живут по соседству, что практически стали нашей семьей.
– Да, мэм.
Мистер Уайатт прощается с покупательницей и идет к нам. У него густые усы, а на голове всегда шляпа. Должно быть, скрывает лысину. Сегодня шляпа соломен- ная.
– Осторожнее, Ширли, – говорит он, – не держи его слишком долго, а то снова детишек захочется.
– Ну и пускай… правда, крошка? – Она целует Малого в щечку.
Уайатт крепко берет меня за плечо.
– Ты же не собираешься взвалить младенца на шею своей матери, сынок?
– Нет, сэр. – К нему только так, с «сэром», приучил меня с самых ранних лет. – Я справлюсь.
– Очень хорошо. Сам родил, сам и обеспечивай. Тебе скоро в школу, так? Готов? Смотри, чтобы из-за ребенка не пришлось бросить учебу.
– Кларенс, не нагнетай, – просит миссис Уайатт.
Его попросишь, как же, вечно грузит. Однако, хоть старик и действует мне на нервы, я знаю, что ему не все равно. Когда забирали отца, у нас дома хрен знает что творилось. Копы вломились с пушками, уложили родителей на пол, а один потащил меня на улицу. Я ревел, умолял их отпустить, а он хотел посадить меня в машину, чтобы куда-то увезти. Мистер Уайатт тогда вышел и поговорил с копами, а потом обнял меня за плечи и повел к себе домой. Я пробыл у них до самого вечера, пока маму не отпустили.
– Ничего-ничего, на его плечах теперь ответственность. – Он смотрит мне в глаза. – Ребенок обходится недешево, как ты собираешься зарабатывать?
– Он уже ищет, – встревает Дре. – Вы не знаете, никому не нужен работник?
– Да мне самому нужен! Мой племянник поступил в колледж и не может теперь работать полный день. Нужен кто-то на подмену.
О боже, только не это! Мало того, что по-соседски придирается, так теперь еще и боссом станет. Шагу тогда свободно не ступишь.
– Спасибо, мистер Уайатт, я…
– Что? Ты уже нашел работу?
– Э‐э… Нет, сэр. Просто… вы же не станете много платить.
– Ровно столько, сколько платили бы другие! В чем же дело?
– Да ни в чем, – снова вмешивается Дре. – Отличный вариант, правда, Мэверик?
Богом клянусь, лучше бы ему заткнуться, не то…
– Если ребенка не с кем оставить, так я посижу с ним, – предлагает миссис Уайатт. – У меня время найдется.
– Только не бесплатно! – добавляет Уайатт. – Тут благотворительностью не занимаются.
– Кларенс! – укоризненно восклицает она.
– Так это правда! И пусть лучше сразу уяснит.
– Спасибо, миссис Уайатт, – говорю я, – Малой скоро вернется к матери.
Очень надеюсь.
– Ну и славно, – кивает хозяин. – Значит, дело не в том, что с ребенком некому посидеть, и не в деньгах. Так в чем же?
– Ни в чем, – улыбается Дре. – Мэверик согласен.
Да что же это такое? Хрена лысого я соглашусь!
Мистер Уайатт складывает руки на груди.
– У него свой язык есть, Андре! Пусть скажет сам. Мэверик, ты хочешь тут работать?
Нет! С другой стороны… толкать травку больше нельзя, где взять деньги? Я не могу взвалить на Ма все счета и заботу о собственном сыне.
Проклятье! Похоже, и правда пора взрослеть.
– Да, сэр, я согласен.
– Вот и отлично! Можешь приступить, как только начнутся занятия. Четыре часа после школы, весь день в субботу, а в воскресенье выходной. В остальное время работает Джамал. Иногда будешь здесь, в магазине, помогать, в другие дни – у меня в саду. И учти, никакого баловства и уголовщины я не потерплю!
Уайатт в курсе, что мы все тут Короли. Это обычное дело в нашем районе.
Дре обнимает меня за плечи.
– Ничего подобного не будет, мистер Уайатт, – заверяет он.
Я стряхиваю его руку. Предатель!
– Мне надо сделать покупки, – бормочу.
Оставив сына под присмотром миссис Уайатт, я беру тележку и качу по проходу, едва сдерживая злость. Дре пристраивается сзади. Так бы и врезал ему, честное слово!
– Все окей? – спрашивает.
– Да щас! – шиплю я, обернувшись. Уайатты далеко, не услышат. – Ты хоть понимаешь, во что меня втравил?
– Нашел тебе работу! Тебе деньги нужны позарез. Делай, что скажут, и все путем. Уайатт не так уж плох.
– Ага, ага…
– Есть и похуже, тот же Льюис.
И то правда, хозяин парикмахерской через дорогу всю душу вынет. А Дре продолжает:
– Ты сам говорил, что должен помогать тете Фэй, работа как нельзя кстати. Мужчина должен исполнять свой долг, так что взрослей, браток.
Хуже всего, что Дре прав, и не возразишь.
– Ладно, окей. – Хлопаю его по протянутой ладони.
– Давай, грузись, – кивает он на полки с продуктами, – и не забудь зубную пасту, а то у тебя изо рта хрен знает чем несет!
Я показываю ему средний палец, и он, хихикая, возвращается к кассе.
* * *На мамин список уходят все деньги, что остались после покупки кулона с цепочкой. Прошу у Уайатта скидку, как работник магазина, но хозяин смотрит так, будто я говорю на другом языке. Никакой скидки, стало быть.
Идем с Дре к выходу, он с тележкой, я с коляской. Малой дрыхнет как убитый – миссис Уайатт прямо волшебница, хочется даже попросить ее уложить младенца на ночь.
Дре собирается толкнуть дверь, но та распахивается сама, и я в ужасе замираю.
На пороге стоит Тэмми, лучшая подруга Лизы.
И мама Тэмми, мисс Розали, тоже здесь. Она широко нам улыбается.
– Привет, Мэверик, привет, Дре! Как пожива… – Заметив коляску с младенцем, она умолкает, вытаращив глаза. Глаза Тэмми уже вытаращены.
Братец предупреждал, что я дождусь пинка под зад, и моя задница уже чешется в ожидании.
– Нормально, мисс Розали, – выдавливаю я, неловко кашлянув. – А вы как?
Они переглядываются, и я готов поклясться, что разговаривают без слов.
– Все хорошо, дружок. Вот, зашли кой-чего подкупить.
Тэмми сверлит меня взглядом, как заправский детектив.
– Чей это ребенок? – Проклятье, спросила-таки.
– Ладно, нам бежать пора, – спасает положение Дре. – Хорошего вам дня!
– И вам также, – кивает мисс Розали.
Тэмми втягивает воздух сквозь зубы. Можно даже не отвечать, что ребенок мой, она и так поняла.
Выхожу следом за Дре, кровь стучит в ушах, будто тикающая бомба. Так оно, по сути, и есть: вопрос не в том, доложит подруга или не доложит, а как скоро. А когда доложит, дерьмо попадет на вентилятор.
Надо срочно поговорить с Лизой. Прямо сейчас.
6
Дре соглашается подбросить меня к Лизе. И сам вызывается немного покататься с Малым: езда на машине вроде как успокаивает мелких. Пока сынишка спит, успею разбить сердце своей девушке.
Дом у родителей Лизы самый красивый на нашей западной стороне. Розовый, с высоким забором, а двор прямо с иголочки. Попробуй только ступить на лужайку, Лизина мать пинками прогонит. Для того и забор: как она выразилась, «чтобы отвадить мужланов», – и покосилась на меня.
Ее машины во дворе нет, но развалюха Карлоса, к сожалению, на месте. Так или иначе, отступать некуда. Иду по дорожке к крыльцу, звоню.
Открывает Карлос. Он выше меня и мощнее, явно ходит в качалку, а в школе Святой Марии занимался борьбой. Мне по барабану. Если придется, вырублю и такого.
Карлос складывает руки на груди.
– Чем могу быть полезен? – сухо спрашивает он
Понятно все.
– Лиза дома?
– Может быть.
– Скажешь ей, что я пришел?
– Может быть.
Как же он меня бесит.
– Кончай, Карлтон, – говорю я. В самом деле, хоть и гора мышц, а точь-в-точь пафосный Карлтон из «Принца»[5]. – Позови Лизу, а?
– Пошутить решил? – хмыкает он. – Ну так и я пошучу: а иди-ка ты…
– Карлос! – Лиза отпихивает его с порога и тащит меня в дом. – Вечно ты задираешься.
– Прошу прощения, – хмурится Карлос, – куда это ты его ведешь?
– К себе в комнату
– Еще чего!
– Извини, я не знала, что ты мой отец! – бросает Лиза, свирепо разворачиваясь.
– Я…
– Давай досматривай свое кино и не лезь в мои дела, понял?
Я ухмыляюсь, и она тянет меня по коридору. Их дом пахнет как попурри[6] и выглядит так же – спасибо обоям в цветочек, которые выбрала Лизина мать. Втолкнув меня в комнату, Лиза вызывающе зыркает на брата и захлопывает за нами дверь.
– Что, достал? – смеюсь я.
– Да ну его!
Обнимаю ее за бедра, их почти не видно: длинная футболка спускается поверх маленьких шортов. Лиза поднимается на цыпочки и целует меня, так что я на время забываю, что хотел сказать, но потом вспоминаю о Тэмми и отстраняюсь.
– Что не так? – хмурится Лиза.
– Вдруг брат услышит? Не хотелось бы.
– С него станется. – Она ложится поперек кровати. – Что, выпустили тебя наконец?
Я отодвигаю плюшевую Хэллоу Китти и сажусь рядом. Лиза обожает эту кошку, она у нее по всей комнате, рядом с постерами ее любимых Ашера и Джинувайна. Как ей только не надоест?
– Да… Извини, что не смогли потусить вместе.
– Ничего страшного, зато Тэмми успела заплести мне косички. В школе сразу начнется горячка, некогда будет каждую неделю заниматься волосами.
Я ложусь возле нее. Пора сказать о главном, но так хочется послушать напоследок о нормальной жизни.
– Почему горячка?
– Баскетбол плюс школьная газета, да еще выпускной альбом, я же в комитете. Мама считает, что для колледжа важно показать себя не только спортсменкой. Если поступлю, наконец выберусь из этого дома, так что я руками и ногами за. Очень надеюсь, что меня куда-нибудь возьмут.
Я целую ее в щеку.
– Не волнуйся, такую прелесть примут куда угодно.