Грубый голос патологоанатома прервал мои наблюдения и я, оставив осмотр, прислушался к разговору двух мужчин.
– Петрович, твою мать, – ругался патологоанатом, – мы же с тобой договаривались. Закончим работу, тогда и выпьем.
– А я что? – Оправдывался санитар. – Там такое, грех не выпить!..
– Что там еще? Пошли посмотрим.
Они двинулись по коридору, а я последовал за ними.
Через две минуты мы были в приемной, где на низкой тележке, с маленькими колесами, лежал большой полиэтиленовый мешок.
– Это что? – Спросил врач, а санитар ответил:
– Это баба!
Он расстегнул молнию на мешке и цинично пошутил:
– Поезд жестокий любовник…
Врач закрыл дежурный журнал, цокнул языком и, глядя на изувеченное тело женщины, произнес:
– И, что же тебя толкнуло под поезд, Анна?
– Любовь, – за нее ответил санитар и улыбнулся.
– Чего? – Буркнул патологоанатом.
– А ты, что «Анну Каренину» не читал?
Врач злобно посмотрел на санитара, а тот добавил:
– От любви еще и не такое бывает…
– Хватит болтать! Давай ее на стол, – сердито приказал врач.
Я взглянул на труп и ужаснулся. На тележке лежали части окровавленного тела и голова женщины с испуганными глазами. Санитар застегнул молнию и покатил тележку, насвистывая похоронный марш.
Я проводил его взглядом и покинул заведение под названием МОРГ.
Глава 2.
Я опять метался по городу из одного места в другое…
Мои движения меня не утомляли и мне было совсем не трудно облететь город несколько раз. Да, что там город, когда я с легкостью побывал у друга на Кавказе и уже через мгновение вернулся обратно.
За это непродолжительное время я увидел много интересных мест, о которых в земной жизни не мог даже мечтать. Я посетил друзей, которых хотел видеть и людей, которых совсем не ожидал встретить. Я побывал там, где никто и никогда не мог побывать…
И вот я попал туда, куда не всем смертным был доступен вход.
Я знал это место, так как не один раз приезжал сюда на своем автомобиле, подвозя то одного, то другого знакомого мне человека. Это место в яхт-клубе было штаб-квартирой местных воротил, уголовников и людей с сомнительной репутацией. Большая и красива яхта под названием «Бета» являлась местом деловых встреч и важных переговоров. Она хорошо охранялась и даже на берегу можно было увидеть здоровых парней, прогуливающихся у места ее стоянки. Но я без труда проник на яхту, минуя кордоны грозных охранников.
В кают-компании было шумно.
Собравшиеся на яхте, что-то громко обсуждали и о чем-то оживленно спорили. Здесь я никогда не был, но многие из присутствующих были мне знакомы, и поэтому я, примостившись в углу, с любопытством наблюдал за происходящим. Я сразу заметил парня, скромно стоящего у косяка входной двери. Это был мой одноклассник Митрохин Александр по кличке «Сапог». Он потирал руки, ожидая, когда на него обратят внимание. Он никогда не был осужден, но всегда крутился с уголовниками, тем самым создавая себе имидж крутого парня.
Я же его знал, как склочного и по сути трусливого человека. Блатные считали его шестеркой и всерьез не воспринимали, хотя частенько пользовались его услугами. Самого же Сапога это не обижало, а наоборот, помогало ему вести свой небольшой бизнес. Он имел маленькую мастерскую, где ремонтировал и шил обувь, отсюда и прилипла к нему кличка Сапог. Здесь же в мастерской он и приторговывал крадеными вещами, которые ему приносили местные воришки. Но, справедливости ради, надо заметить, что многие знакомые Сапога считали его влиятельным человеком, так как замечали, что к нему в мастерскую заходили блатные и солидные люди. Так что, в определенных кругах, Сапог слыл вполне крутым парнем, который имел надежную «крышу» и хорошее прикрытие. Но помнится, как-то подожгли его мастерскую, не помогла ни «крыша», ни его липовый авторитет. Разборок не было, а Сапог и не настаивал, так как боялся не угодить своему хозяину. А хозяином на этой территории был «Циба» – здоровенный мужик, у которого за плечами была не одна ходка на зону. В его послужном списке было не одно ограбление, не один разбой и не одно убийство. Грубый и молчаливый, он никогда не подавал Сапогу руки. Он не любил его и не скрывал этого. Часто обкурившись или перебрав спиртного, он начинал издеваться над ним, обзывая его шестеркой и стукачом. Конечно, это не нравилось Сапогу, но он терпел, так как сильно боялся обидеть своего грозного хозяина.
Но в мастерскую заходили и другие люди, такие как Муслим, Арсен и другие кавказцы. Это были люди рынка или как их еще называли – «торгаши». Они были маленьким звеном городской мафии. В обязанности этих людей входило распределение мест на рынке, регистрация доходов и порядок в торговых рядах. Работа у них была доходной, но нелегкой, так как частенько им приходилось иметь дело со своими земляками – кавказцами, которые тоже умели считать деньги. И хотя они находились под строгим контролем хозяина, они все-таки успевали прокручивать свои делишки с такими, как Сапог и ему подобными. Эти посетители для Сапога были желанными гостями. Ну, во-первых, с пустыми руками они никогда не приходили, во-вторых, они относились к нему с уважением и, в-третьих, у них был общий бизнес – наркотики, которые Сапог реализовывал втихую от Цибы и его команды. С этими людьми Сапог чувствовал себя уверенно. Здесь он даже мог повышать голос на своих гостей, хотя выглядело все это неестественно и наигранно. Эти друзья с Кавказа почему-то считали его не последним человеком в бандитской группировке и поэтому сдерживали свои амбиции. Откуда взялось такое мнение о нем было нетрудно догадываться. Здесь сыграл большую роль авторитет Муслима, ну и бахвальство Сапога. Конечно, эти двое не были друзьями, уж очень они были разными, но на публике они выставляли свою дружбу напоказ и многие им верили. Каждый из них преследовал свою выгоду в этом союзе и поэтому такой расклад их устраивал.
И вот в дверях кают-компании стоял парень по кличке Сапог, которого я знал с детства и знал не с лучшей стороны. Поэтому его присутствие здесь меня сильно удивляло. Но удивление очень быстро прошло, когда я услышал грубый голос из глубины каюты.
– Рябой, тащи сюда Сапога!
Рыжий парень – здоровяк подтолкнул Сапога к центру каюты и угодливо отрапортовал:
– Он здесь!
– Ну, что, скорняжная душа! Что расскажешь? – Спросил крупный мужчина с короткой стрижкой, выдвигаясь из-за стола.
Сапог помялся и тихо ответил:
– Да, я, собственно, ничего… Мне сказали, я и приехал.
– А ты ничего не хочешь нам рассказать? – Спросил тот же мужчина, которого здесь все называли «Колючим».
Он подошел к Сапогу и спросил:
– Кто «Моряка» убил?
Сапог ответил не сразу, что и разозлило Колючего.
– Кто его убил? – Заорал он, а Сапог вздрогнул и запричитал:
– Это не я. Правда не я! Я слышал, что его хотели завалить.
– Кто? От кого слышал? – Грозно продолжал Колючий.
– Я не знаю! Честное слово не знаю, – отвечал Сапог.
Колючий повторял свой вопрос раз за разом и казалось, что он задает его всем присутствующим в кают-компании.
Сплюнув на пол, он нервно спросил:
– Что за дела, Циба? Это же твой район?..
Колючий метался по каюте и выкрикивал страшные угрозы. Люди за столом притихли и украдкой обменивались своим мнением.
– Туда ему и дорога, – вдруг высказался худощавый парень и добавил, – он же отошел от нас. И вообще – темная лошадка этот Моряк.
Колючий не дал ему договорить и крикнул:
– Ну ты, умник, не тебе решать! Во-первых, он с нами никогда и не был, а, во-вторых, он был у Артура, и он дал ему добро…
Колючий подошел к парню и, ухмыльнувшись, спросил:
– А может это ты его завалил? Я слышал ты ему денег должен?
Он пытливо посмотрел на парня и тот запричитал:
– Ты чего, Аркаша (имя Колючего)? Разве я посмею без тебя?
Парень положил руку на плечо Колючего и добавил:
– Я же в курсе, я же все понимаю…
Было похоже, что он убедил товарища, так как тот махнул рукой и подошел к столу, чтобы принять спиртного.
Сюда же подошел Циба и заявил:
– Я знаю кто убил Моряка!
Все посмотрели на него, а он продолжил:
– Это Муслим! На пару вот с этим.
Он пальцем указал на Сапога, а тот стал оправдываться:
– Я не убивал Моряка! Это не я!
– А кто? – Гаркнул Циба и с ухмылкой продолжил:
– Обижал он вас козлов, вот вы и убрали его.
– Циба, ты чего говоришь? Какой Муслим, зачем? Витька мой одноклассник и друг детства, – оправдывался Сапог.
– Ты лучше меня не зли, – пригрозил ему Циба и добавил. – Сдали тебя твои дружки. Так что ты мне еще расскажешь, как ты дурь по-тихому от нас продавал! Или скажешь, что тоже ничего не знаешь?
Напуганный Сапог слезливо запричитал:
– Не убивал я его! Это не я! Ну, Циба, ну, Колючий!..
Колючий решительно направился к Сапогу, но, когда у него в кармане зазвонил телефон, он остановился на полпути.
Взглянув на дисплей мобильника, он объявил:
– Это Артур!
В кают-компании наступила тишина, и только телефон продолжал звонить, выдавая чье-то нетерпение.
Помедлив, Колючий ответил, а уже через минуту объявил:
– Артур будет здесь через час, и он все знает…
Наступила пауза.
Было слышно, как где-то на берегу заиграла музыка, а на палубе засмеялись охранники. Тишину прервал истерический голос Сапога.
Предчувствуя развязку, он выпалил:
– Это не я, это Муслим. Я тебе правду говорю, Колючий!
– Я тебе, мразь, не Колючий, а Аркадий Викторович! – Гаркнул Колючий и сильно толкнул Сапога в грудь.
Тот отлетел к двери каюты, где его принял рыжий здоровяк. Он в свою очередь больно стукнул его по ушам и отбросил в угол. Из другого угла раздались аплодисменты. Женщины захлопали в ладоши, пытаясь привлечь внимание своих кавалеров.
Колючий злобно цыкнул на них и сказал:
– В общем так. Через час Муслим должен быть здесь.
Он подошел к рыжему парню и приказал:
– Поезжай за Муслимом, и что бы через час он был здесь.
Парень кивнул головой и спросил:
– А с Сапогом, что делать?
– В трюм, – ответил Колючий и поторопил, – поезжай, Рябой!..
В кают-компании стали готовиться к приезду Артура. Женщины убрали со стола и поставили чистые приборы, а мужчины обсуждали предстоящую встречу. Мне стало скучно, но вдруг кто-то из присутствующих заговорил о Муслиме, и я прослушал его короткое досье.
Припоминая свои последние минуты жизни, я подумал:
– А ведь это был он! Этому человека убить – раз плюнуть.
Было понятно, что все это придумал Сапог. Меня предупреждали о его угрозах в мой адрес, но я, не видя в нем соперника, пренебрегал опасностью. Вот он и натравил на меня Муслима, с которым у меня, и без того, были сложные отношения. Как-то на парковке у нас с ним получился конфликт. Я вступился за парня, который поставил машину на его место. До драки тогда дело не дошло, но этот случай задел самолюбие кавказца, и он пообещал мне вернуться к этому вопросу…
От злости я мотался по каюте из угла в угол.
Я так себя завел, что даже не понял, как у меня получилось сделать то, чего раньше не случалось. Зацепив угол стола, я сдвинул его с места, и бутылка вина, не устояв, упала, разливая содержимое на скатерть. Я приятно удивился, а бандиты в недоумении переглянулись.
– Это что? – Возмутился Колючий и подошел к столу.
– Ты чего брыкаешься? Живой, что ли?
Своей шуткой он развеселил гостей, и те потянулись к столу. Они быстро забыли о случившемся и завели разговор о предстоящей встречей с Артуром – большим авторитетом в криминальной среде. Я же оставил кают-компанию и решил разыскать Сапога.
Нашел я его в маленьком помещении судна, сидящего на полу среди многочисленных коробок и ящиков. Он был сильно напуган и, трясясь всем телом, что-то бубнил себе под нос. Лицо его было перемазано грязью, воротник куртки оторван, а из пораненного уха вытекала кровь. Я пожалел бедолагу и прислушался к его монологу.
– Муслим меня сдаст, – шептал Сапог. – Он все им расскажет, и про Моряка, и про наркотики, – говорил он, а сверху его окликнули.
Чуть живой от страха он полез по лестнице, а я последовал за ним. Мне было любопытно узнать, чем это закончится. Но я разочаровался в своих ожиданиях. Мы опять оказались лишними в кают-компании, где кто-то громко спорил, кто-то смеялся, а кто-то рассказывал совсем несмешные анекдоты. Никто не замечал нашего присутствия, и я снова пожалел о своем возвращении. Вдруг из группы собравшихся выступил здоровенный мужик и приблизился к Сапогу. Это был Циба – Вячеслав Цибуля. Я его хорошо знал, так как выросли мы в одном дворе и знали друг друга с детства. Он рос отчаянным мальчишкой и всегда верховодил во дворе, доказывая свое лидерство кулаками. Я же ему не уступал, и мы частенько сходились в рукопашном поединке. Но это только укрепляло нашу дружбу, и мы уже тогда – в далеком детстве, являлись не оспоримыми лидерами нашего двора. Потом, когда моя семья переехала в другой район, дороги наши разошлись. Я увлекся спортом, а Славка отправился в свою первую ходку за воровство. Время расставило все по своим местам, определив каждому из нас свою дорогу. И хотя мы были разными людьми, препятствий по жизни мы друг другу не строили. И вот сейчас, спустя много времени, он выступал ярым обвинителем в этом деле, принимая мою сторону.
Циба подошел к Сапогу и злобно заявил:
– Ну, что, фраерок, в этот раз ты конкретно влип… Я давно за вами наблюдаю. Бизнес у них совместный. Ты слышишь, Аркаша?
Колючий промолчал, а Сапог стал оправдываться:
– Какой бизнес? О чем ты говоришь, Славик?
– Ты из себя дурачка не строй, – взорвался Циба и, схватив Сапога за грудки, продолжил, – Рустам все рассказал о ваших махинациях…
Сапог молчал, а Циба сильно стукнул его по лицу.
Колючий остановил избиение и предложил:
– Ты, Славик, присядь, выпей водочки, потом потолкуем.
– Я эту суку давно пасу, да руки все не доходят. Грохнуть его надо, – не унимался Циба и сильно стукнул Сапога ногой.
– Сядь, тебе говорят! Мы без тебя с ним разберемся.
– Это кто такие «мы»? – Ухмыльнулся Циба и продолжил наступление, – уж не ты ли, Аркаша? Ты что, корону на себя примерил?
– Заглохни! – Гаркнул Колючий и подошел к Цибе.
Они злобно посмотрели друг на друга и все поняли, что в каюте назревает большой скандал. По авторитету в криминальной среде эти двое были равны, но по убеждениям это были совсем разные люди…
В нашем городе было двоевластие.
Первый хозяин был человек из местных по кличке «Казак». Корону он унаследовал от своего отца, в прошлом большого авторитета и хозяина города. Он автоматически вступил на престол своего родителя и правил в городе своей железной рукой. Справедливости ради, надо заметить, что заслугами отца он не прикрывался. У него был свой «послужной список», заработанный в колониях и на полях «сражений». Но вот прошло время и на место старого правителя, где уже правил Казак, прислали нового хозяина. Это был Артур. Просто Артур, без всяких кличек и названий – такой молодой, дерзкий и жестокий интеллигент. Как было не странно, но ни войны, ни разборок не последовало. Эти два абсолютно разных человека, вдруг смогли договориться и продолжали держать город вдвоем, не мешая друг другу.
Циба был человеком старой закалки и жил по понятиям. Он служил доморощенному хозяину и был верен своим принципам. Колючий же был моложе и еще мечтал о росте. Он с восхищением наблюдал за дерзким Артуром и преклонялся перед его талантом правления.
Всю эту историю я знал и поэтому, как и все присутствующие ожидал развязки. Но мы все обманулись. Перебранка между двумя бандитами закончилась также быстро, как и началась. Циба налил два бокала вина и, на правах старшего, предложил выпить. Колючий не отказался и уже совсем скоро обстановка в каюте нормализовалось. Опять послышались анекдоты, споры, и звонкий женский смех.
– Аркаша, а Моряк, это не тот, который встречал нас в аэропорту на белой машине? – Спросила подружка Колючего и тот ответил:
– Тот самый, а тебе чего?
– Мне ничего. Просто жалко, хорошенький паренек.
– Был, – буркнул Колючий и обратился к собравшимся:
– Скоро Артур приедет, что говорить будем?
– Что-нибудь придумаем, – подсказал кто-то, а Циба заявил:
– А не надо ничего придумывать. Концы у нас есть! – Он пальцем указал на Сапога и закончил, – пусть думает Артур, что с ними делать.
– Твоя правда, – согласился Колючий и добавил:
– И вообще, чи не фигура, этот Моряк!..
Циба громко хихикнул и возразил:
– Чи не чи, а племянницу Артура охмурил! Вишенка его любила!
– Ну и хрен с ними, пусть решает Артур, – сделал заключение Колючий и залпом опустошил бокал.
Это послужило добрым знаком для присутствующих, и вскоре кают-компания зашумела. Я с пренебрежением посмотрел на эту самодовольную компанию и, не дожидаясь развязки, покинул помещение. Моего отсутствия никто не заметил и я, минуя кордоны охранников, уже несся в пространстве навстречу новой жизни…
Глава 3.
На земле была глубокая ночь, а я сидел на крыше одного из высотных зданий. Надо мной расстилалось звездное небо и я, поглядывая на него, думал о моей новой жизни. Я уже привык быть невидимым, привык к легкости передвижения, смирился, что потерял свое тело, и понял, что моя земная жизнь закончилась безвозвратно. И если с прошлым все было относительно понятно, то будущие мне вырисовывалась очень смутно и тревожно. Я простился с жизнью и с ней ушли все мирские заботы и проблемы, но что-то тяготило и тревожило меня. Это «что-то» не давало мне покоя, оно преследовало меня повсюду, и было якорем, который удерживал и не отпускал меня от грешной мирской жизни. Там наверху было огромное количество звезд, их было так много, что хотелось полететь к ним и узнать, что хранит эта голубая бездна? Что хранит эта великая бесконечность?
Так я размышлял, поглядывая на небо.
Что-то в нем было магическое и притягательное. И там на земле, мы всегда смотрели на него с надеждой, восхищаясь его красотой и величием. Вот и сейчас я смотрел в ночное небо, открывая для себя новые звезды и планеты. Я видел на нем Млечный Путь, который проходил над морем и уходил высоко в небо. Это был непростой подъем. Он извивался, как дорога и поднимался вверх, как небесная лестница.
– Удачное сравнение, – поймал я себя на мысли и продолжил:
– Лестница в небо! Значит к Богу!
Я присмотрелся и вдруг отчетливо увидел, как человеческие фигурки, будто маленькие светлячки, медленно поднимались по ней. Живым потоком они продвигались к вершине, уходящей в небесную бездну. Многие из них, не осилив подъема, срывались со ступеней и маленькими звездами падали вниз. Они быстро сгорали, оставляя после себя чуть заметную светлую полоску. Вдруг на небе, пересекая Млечный путь, пролетели две серебристые птицы. Сделав большой круг, они приблизились ко мне и повисли над моей головой.
Птицы, будто люди с большими крыльями, парили в пространстве, рассматривая меня сверху. Я дернулся к ним, но потеряв силы, остался на месте. Завороженный, я не сводил глаз с небесного чуда.
Это были не птицы и не люди. Лица у них только напоминали человеческие, это было что-то совсем другое, неопределенное. Большие полы серебристого плаща, казалось, срослись с руками и походили на крылья. Но они не являлись двигателем для перемещения. Это была какая-то особая атрибутика присущая неземным существам.
– Это, наверное, Ангелы, – предположил я, находя в них большое сходство с тем, что когда-то видел на иконах в храмах и церквях.
Таких же существ я видел на фресках в соборе. Так изображали Ангелов и художники-иконописцы. Живя на земле, я часто задавался вопросом, почему с крыльями и зачем? Теперь же мне было ясно, что истинный иконописец писал рукой свыше – рукой Бога. Именно Он давал художнику образ и тему. И, наверное, поэтому некоторые из икон мироточили, доказывая нам участия Бога в данном шедевре.
Ангелы улетели и мне стало грустно.
Я проводил их взглядом до самой лестницы, где они стали звездами – маленькой частью Вселенной. Я посмотрел на небо. Млечный Путь стал ближе ко мне, и я уже отчетливо видел бесконечный поток человеческих фигур, поднимающихся вверх по небесной лестнице. Где-то прокурлыкали журавли, а внизу на земле заплакала женщина.
Это был голос моей матери.
– Все узнали! – Произнес я и помчался на зов.
Глава 4.
Прошли три земных дня, как я осознал где нахожусь и, что со мной произошло. Меня уже несильно удивляли мои открытия, сделанные в новой жизни, и я уже не так восхищался своему превосходству над людьми. Я понимал, что все только начинается, что главное ждет впереди. Здесь, в неизвестном для меня мире, не было времени и дни я отчитывал поземному – день, ночь – сутки прочь. Не было здесь и тела с его болячками и усталостью, но здесь была душа, которая вмещала в себя не только все земное, но и новое неизведанное. В ней находили место и моя боль, и тревога, и страдания близких мне людей. Наверное, от этого я часто терял силу и камнем падал вниз. И все-таки будущее мне представлялось необъятным, как небо, ярким, как солнце и бесконечным как Вселенная. Теперь я понимал, что строить его нужно было на земле, в жизни полной соблазнов и искушений. И сейчас мне было сильно больно сознавать, что, находясь здесь, уже ничего нельзя было исправить и изменить. Поэтому я, как можно реже, стал посещать родных мне людей. Но не было такого дня, чтобы я не заглянул на землю и не коснулся родного порога. Что-то заставляло меня это делать снова и снова. Кто-то отправлял меня в город, чтобы я безучастно наблюдал за страданиями людей, которым я причинил боль.
Несколько раз я пытался удалиться подальше от земли, чтобы освободиться от этих тяжелых для меня посещений. Но мои старания получались тщетны. Что-то держало меня в ограниченном пространстве. Я находился между небом и землей, я чувствовал Верх и ощущал Низ. Это был невидимый тоннель, ведущий к Млечному Пути, к лестнице в небо. Я летел по нему с такой скоростью, что казалось опережал свою мысль, но не долетев и половины пути, я, будто привязанный к резиновому канату, с такой же быстротой возвращался обратно. Замечая безрезультативность своих попыток, я оставил эту затею. Я понял, что мое время просто еще не пришло, и что это было веление Бога. Поэтому я ожидал своего часа, мотаясь между небом и землей…
* * *
И вот настало время моего нового открытия, которое не только потрясло меня, но и изменило мою жизнь в этом мире. Это произошло, когда я был в квартире у своих родителей, где и находилось мое тело, выставленное для прощания с близкими. Оно было уложено в дорогой гроб, который разместили в большой комнате квартиры. Рядом сидели родные люди; мать, отец, жена и близкие родственники.
– Почему здесь, у родителей? – Несильно удивился я. – Почему не у меня в доме или в другом подходящем месте? Потому, что так решила мама, – заключил я, рассматривая присутствующих.
В комнате было много людей и она была наполнена чуть слышным шепотом. Кто-то рассуждал о моей молодости и порядочности, кто-то выставлял меня хорошим семьянином и сыном, а кто восхищался моим обаянием и красотой. Это ласкала мне слух, но я понимал, что в таких случаях о покойниках плохо не говорят…
Ухмыльнувшись, я взглянул на себя со стороны. Мое тело лежало в гробу, украшенном бумажными цветами. Руки были сложены на груди и держали свечу, а рядом лежала иконка Спасителя. Лицо было бледным, нос как-то неестественно заострился, а губы потеряв свою припухлость и цвет, почему-то выдавали улыбку. Глаза были чуть приоткрыты и, казалось, что покойник тайно наблюдает за присутствующими. Это подмечали и люди, пожелавшие проститься со мной.
Они шептались и совсем рядом я услышал совет соседки:
– Глаза надо закрыть, не хорошо это.
– Пробовали – не получается.
– Надо пятаки положить на глаза, – советовала третья.
Я ухмыльнулся и представил себя с медяшками на глазах. Это мне не понравилась, и с упреком посмотрел на заботливую соседку. Женщина вздрогнула и, перекрестившись, скрыться от моего взгляда.
На родителей я старался не смотреть – уж очень болезненно это было для меня, и я ходил по квартире, наблюдая за людьми, которые пришли отдать дань уважения покойному. Я встречал родственников и друзей, соседей и знакомых, я встречал людей, которых уже успел позабыть и которых совсем не знал. Их было много, и я бесцеремонно проходил сквозь них, принося им неприятные ощущения.
У гроба послышались рыдания, и я вернулся в зал.
Мать плакала у тела сына, а все та же соседка навязывала свои советы. Услышав ее предложение положить монеты на глаза, я сбесился и рванулся к своему телу. Я с легкостью вошел в него и плотно прикрыл веки. Результат поразил всех окружающих – покойник прикрыл глаза, а на его губах исчезла улыбка. Присутствующие ахнули, замечая, что свеча в руках покойника погасла, а его пальцы дернулись от прикосновения с горячим воском. Я понял, что это был результат моих стремительные действий, но для людей это стало невероятным явлением. Они заметили, как покойник, закрывая глаза, задул свечу.