Лестница в небо, или Рассказ очевидца

Это напугало присутствующих и многие поспешил к выходу…

Я ухмыльнулся, а у гроба женский голос произнес:

– Держите ее, она теряет сознание!

Мать без чувств упала на грудь сына, и я поспешил на помощь. Отец меня опередил и отстранил ее от гроба. Соседка давала нюхать ей нашатырь. а у меня заболело сердце, которого не было.

Пересилив боль, я позвал мать, и она встала с кресла.

Протянув мне руки, она произнесла:

– Сынок, что же ты наделал?

Я взял ее теплые ладони и стал оправдываться:

– Мама, я не умер. Ты же меня видишь?

– Вижу, только не уходи.

– Прости меня! За все прости. – Спешил выговориться я, подмечая, как ее облик становился размытым, а руки теряли тепло.

– Сынок, забери меня с собой. Не оставляй меня, Витя! – Причитала мать, а я заметил, как вздрогнуло ее тело, и она вздохнула.

Наш диалог закончился, а соседка объявила:

– Она приходит в себя!

Мать открыла глаза и прошептала:

– Зачем я здесь без тебя? Ну чего ты молчишь?

Я понял, что для нее я навсегда оставался в этом грешном теле. Мать плакала, а ее слезы падали мне на лицо. Сил моих больше не было смотреть на страдание матери, и я направился к выходу. Уйти оказалось нелегко, что-то держало меня и тянуло обратно. С трудом я добрался до выхода и здесь случилось невероятное. Я столкнулся с человеком, которого не знал. Меня удивил не сам человек, меня поразило само столкновение, ведь за все мое пребывание в этом мире, я не встречал преград, будь то человек, стена или металлический столб.

Я оглянулся и увидел молодого и невзрачного мужчину. Он смотрел на меня и открыто улыбался. Я понял, что он меня видит.

Незнакомец подошел ко мне и спросил:

– Ты куда спешишь, Моряк?

Я ничего не ответил, а он продолжил:

– Что не узнаешь?

– А так? – Он состроил смешную гримасу, и я воскликнул:

– Царек! Леха!

– Ну, наконец. Что сильно изменился?

Я ответил ему улыбкой, а он продолжил:

– Изменишься тут… А ты значит к нам. Не рановато?

Он ухмыльнулся и, махнув рукой, признался:

– Да, знаю я все…

Я молчал и думал о том, что я здесь не один…

– Как же я раньше не догадался? Это же так просто!

Мои размышления прервал Алексей и продолжил разговор:

– Я вижу ты уходить собрался? Понимаю…

– Не очень это приятное зрелище – себя хоронить, – заключил Алексей и предложил, – пойдем поговорим. Нам есть что вспомнить…

Я согласился, и мы оставили родительский дом.

Глава 5.

Мы передвигались в пространстве и думали каждый о своем…

Остановившись на крыше дома, Алексей заговорил:

– Ну, рассказывай, что случилось? Почему так рано?

– А, что рассказывать, – ответил я, – не по своей воле…

Мы сидели на крыше высокого здания у берега моря. Перед нами расстилалась большая картина приморского города. По набережной гуляли люди, на рейде стоял большой сухогруз, а над морем кричали неугомонные чайки. Отсюда хорошо был виден порт с высокими кранами, похожими на гигантских пауков. Слева от нас находился яхт-клуб, то самое место, где собирались местные мафиози. Здесь же на волнах мирно качалась яхта с красивым названием «Бета». Я ее сразу узнал. Среди множества небольших парусников и лодок, она выглядела жемчужиной и неоспоримо являлась украшением набережной.

Я вспомнил свое посещение яхты и хотел поделиться с Алексеем.

Но он меня опередил и сказал:

– Знакомая посудина…

– А знаешь, Витя, – продолжил он, – я ведь знал о твоей гибели и даже видел, как тебя убили. Только сделать я ничего не мог – не в моих силах. Да, и зачем? Ведь все было предрешено. Неправда ли?

– Не знаю, – ответил я, а он продолжил:

– Случилось, Витя, то, что должно было случиться. А эти гады, – он указал на яхт-клуб, – еще свое получат. У них все еще впереди. Но не нам судить этих бандитов, мы с тобой здесь только наблюдатели.

Он посмотрел на море, а я спросил:

– Что нас ожидает, что будет с нами дальше?

– Дальше, Витя, у нас большая жизнь. Такая, какую мы сами себе приготовили на земле. Но сначала будет суд, а потом все остальное…

Наступило молчание, и мы подумали об одном и том же. Мысли были о встрече с Богом. Мы не знали, когда она произойдет, но она была желанной и мы старались ускорить ее насколько могли.

Чтобы прервать затянувшуюся паузу, я спросил Алексея:

– Зачем ты убил себя? Разве ты не знал, что это страшный грех?

– Я не покончил собой, – ответил он, ожидая моего вопроса.

Речь шла о самоубийстве. Тогда, в далеком прошлом, когда мы жили земной жизнью, все посчитали, что Царек повесился. Он долго и тяжело болел и все решили, что это послужило поводом для суицида.

– Я не покончил с собой, – заявил Алексей, прерывая мои воспоминания, – хотя признаюсь, что жизнь для меня тогда была в тягость. Но я был верующим человеком, и даже при всех своих грехах я не мог дойти до такого… Я все понимал, но сделать с собой ничего не мог. Во мне сидел бес и только вера в Бога не давала мне опуститься ниже.

Алексей замолчал и, проглотив слезу, вдруг признался:

– А знаешь, Виктор, я видел Бога и даже говорил с Ним…

Он пытливо заглянул мне в глаза, и продолжил:

– Ты можешь мне не верить, но это так.

– Я тебе верю, – ответил я и это была правда.

Там на земле, в прошлой жизни, я бы обязательно усомнился и посчитал бы его больным человеком. Потому что видеть Бога это не про нас смертных. Это, считал я, удел Святых и избранных людей…

Через минуту я спросил Алексея:

– Как это было?

Он согласился поделиться своей историей, и задумался.

Было заметно, что он подбирал нужный эпизод для начала своего рассказа. Я терпеливо ждал, посматривая на небо. Уже стемнело и кое-где появились первые звезды. Набережная стала наполняться разноцветными огнями, а море заблестело, отражая их в своих водах. Вдруг я заметил, как два небольших облачка пролетели рядом с нами. Они поднялись откуда-то с земли и стремительно улетели за облака.

Я проводил их взглядом, а Алексей сказал:

– Это дети. Они вне очереди…

Я понял его мысль и подумал:

– Это похоже на телепатию.

Уже не первый раз я замечал свою способность читать чужие мысли. Это было совсем несложно для меня, и я предположил, что это могло быть одним из способов общения в этом мире.

Мои рассуждения прервал голос Алексея.

– Витя, – обратился он ко мне, – я хочу тебе рассказать то, о чем никогда и никому не говорил. То, о чем всегда хотел рассказать…

Он взял небольшую паузу, а я приготовился слушать.

Алексей опять ухмыльнулся и начал свой рассказ:

– Как бы банально это не прозвучало, но когда-то давно у меня была бабушка и звали ее Полиной. Я ее сильно любил и считал ее очень доброй и умной. Но многие из моих сверстников думали по-другому и часто обзывали ее сварливой бабкой. Я опрометчиво кидался на обидчиков с кулаками, но, как правило, оставался битым, так как здоровьем не выделялся. Но я не сдавался и всегда стоял на своем.

Недолюбливали ее и взрослые. Скорее всего за ее нелюдимость и затворничество. Бабушка никогда не сидела на лавочке у подъезда, никогда ни с кем не разговаривала и часто посещала церковь. Но несмотря на это, многие из них, приводили к ней своих детей и просили о помощи. Лечила она только малых детей. Лечила Святой водой и молитвой. С ними она была приветливой и называла их Ангелочками.

Почти с самого рождения я жил с бабушкой Полей, так как мои родители развелись еще до моего рождения. Мать моя уехала на Север за «длинным рублем», а отец еще раньше бесследно канул в поисках счастья. Бабушка Поля была донской казачкой и глубоко верующим человеком. Она соблюдала православные праздники и посещала церковь. Деда я не знал, он погиб на войне, но бабушка часто мне рассказывала о его смелости и героизме. Она гордилась своим мужем и называла его настоящим казаком, который заслужил быть атаманом.

Посмотрев на меня, Алексей извинился:

– Ты уж прости, Витя, что так все подробно. Просто этот отрезок моей жизни мне очень дорог – это самое лучшее, что было у меня.

Он опять извинился и продолжил:

– И так, я жил с бабушкой. Она была мне и мамой, и папой. Дома она мне читала книги и рассказывала всякие истории из своей жизни. По воскресеньям она водила меня в церковь, и я, наравне со взрослыми, выстояв службу, принимал причащения от батюшки.

Так проходили годы.

К семи годам я уже хорошо читал и писал, а многие молитвы знал наизусть. Все у нас было хорошо, пока я не пошел в школу.

Здесь начались мои первые страдания. Одноклассники не приняли меня, так как я совсем не походил на них. Меня обзывали баптистом, сектантом и часто били. Это обижало и сильно удивляло меня. Мне было непонятно от чего они такие жестокие? Я часто думал об этом и, наверное, отсюда и произошел поворот в моей жизни.

Объяснения бабушки Поли мне казались неубедительными. Я не мог понять, почему я должен был терпеть и прощать своих обидчиков, как учила меня она. Попытки объясниться со сверстниками, как правило, ничем не заканчивались. Обида залегла у меня в сердце, терпение кончалось, и я стал огрызаться, пытаясь хоть как-то защитить себя. Но это только усугубило мое положение. Бить меня стали чаще и сильней. По ночам я просил Бога наказать моих обидчиков и восстановить справедливость, но Он бездействовал, и я впадал в отчаяние.

Проходило время, но я не смерился с обидами. Наоборот, я стал желать мести, большой и жестокой. Здесь-то я первый раз почувствовал холодное прикосновение Сатаны. Я уже не просто желал, я мечтал о месте, и видел своих обидчиков избитыми и униженными. Но это было только в мечтах, а в жизни битым оставался я. Баба Поля, замечая во мне перемены, всячески пыталась мне помочь. Она подолгу со мной беседовала и рассказывала умные притчи. Я соглашался, а сам по ночам строил злые планы. Месть для меня стала смыслом жизни.

К тому времени бабушке уже было за восемьдесят. Здоровье у нее ухудшилось и в нашем доме частенько стали появляться врачи скорой помощи. Но она, предчувствуя беду, и, пересилив свой недуг, повела меня в церковь. Повела меня за ручку, как маленького мальчика, а было мне уже двенадцать лет. У ворот храма случилось необъяснимое. Меня вдруг всего затрясло, побежали слезы и я, вырвавшись из рук бабушки, убежал прочь. В этот день я не пришел домой.

Ночевал я в подвале недостроенного дома. Всю ночь мне виделись кошмары. То по стене ползали тени, то раздавался душераздирающий вой, а потом и вовсе появилось лохматое чудовище. Оно двигалось передо мной, исполняя ритуальный танец. На лапах у него были огромные когти – ножи, которыми оно царапало стены и угрожало мне расправой. Вдруг один из них отскочил и упал на землю, издавая металлический звук. В миг все исчезло и в подвале наступила тишина.

Вскоре в небольшое окошко стали пробираться первые лучи солнца. Наступило утро и я, очнувшись от ночного кошмара, осмотрел место ночлега. Было темно и сыро, повсюду валялись клочья шерсти, а его грязные стены были исчерчены глубокими царапинами. В двух шагах от себя я нашел нож. Он лежал на полу и поблескивал своим лезвием. Я не удивился находке и, взяв его в руки, стал рассматривать. Это был красивый клинок. Его линии могли напугать любого обидчика. Он удобно размещался в моей руке и я, размахивая им как саблей, разрезал тонкие лучи солнца. Я не придал значения роковой находке и, спрятав нож во внутренний карман куртки, пошел домой.

Дома я узнал, что бабушка Поля умерла.

К тому времени мать уже жила с нами. Она вернулась с Севера, имея небольшие сбережения и массу всяких болячек. Бабушка приняла ее без упреков и просила беречь внука. Так мы и жили втроем пока, не умерла бабушка. Мать упрекнула меня за долгое отсутствие, а я во всем винил своих обидчиков. Это они сделали меня другим, из-за них я перестал понимать бабушку, это из-за них я убежал из дома.

Здесь у гроба любимого человека я поклялся отомстить своим врагам. Я решительно направился к выходу, но ощутив теплую руку бабушки, оглянулся. Она лежала в гробу, а ее невидимая рука не давала мне уйти. Потом вдруг повторилось то, что случилось у ворот храма. Меня лихорадочно затрясло, слезы брызнули из глаз и я, вырвавшись из ее объятия, подошел к двери. Переступив порог, я замер. Яркий свет остановил меня. Это был неземной свет и это был Он!..

– Поверь мне, но это невозможно передать, – пытался убедить меня Алексей, – это просто необъяснимо, потому, что это был Бог!

Я не усомнился в его искренности, а он продолжил:

– Это было так неожиданно, что я не успел Его разглядеть. Слезы бежали из моих глаз, а Он утешил меня и вернул обратно. Я стоял в оцепенении и вкушал небесную благодать. Мне было так хорошо, что я подумал, что я умер. Но я не умер. Была реанимация, больничная койка и даже клиническая смерть. Я видел себя со стороны, видел, как врачи умывали руки и, как медсестра сообщила, что у меня появился пульс. Я выжил и мое возвращение к жизни для врачей осталось загадкой. Они разводили руками, а я пошел на поправку.

Позже мать рассказала мне всю историю моего происшествия.

В тот день у гроба бабушки я потерял сознание и, падая сильно ударился головой об угол стола. Это и привело к таким печальным последствиям. Как я выжил, осталось загадкой. Врачи разводили руками, а я слышал, как бабушка Поля благодарила Бога.

Через две недели меня выписали из больницы.

Моему здоровью ничего не угрожало и врачи, улыбаясь, советовали матери зайти в церковь. Вернувшись к жизни, я опять столкнулся с проблемами. В школе меня по-прежнему тиранила группа одноклассников во главе с Костей Загребой. Теперь ко мне прилипла прозвище «Зомби». Кто-то узнал о моей клинической смерти и эту новость принес в класс. Остроумный Костя быстро нашел в этом главное и окрестил меня обидной кличкой. Я не обращал внимание на оскорбления, но это только больше злило и заводило моих обидчиков.

Но вот однажды, вернувшись из школы с разбитым лицом, меня встретил сожитель матери. Это был здоровенный мужик с могучей мускулатурой и совсем некрасивым и даже страшным лицом. В прошлом он был вор рецидивист и зона для него была родным домом.

– Она из меня человека сделала, – часто говорил он.

Мне нравился дядя Слава, так звали сожителя матери. Нравился за то, что он был сильным и никого не боялся.

– Вот если бы я был таким как он, – украдкой мечтал я, – тогда бы я жестоко расправился со своими обидчиками…

Дядя Слава меня не обижал, он просто меня не замечал, но в этот раз он подошел ко мне и, положив мне руку на плечо, сказал:

– Ну, рассказывай, что у тебя в школе? Слышал, обижают тебя?

Он налил два бокала вина и предложил выпить.

Я, конечно, отказался, а он настаивал:

– Давай, давай это сближает!

Я упрямился, а он продолжал свое:

– За мать – это святое. Ты мать любишь?

– Люблю, – отвечал я, отстраняя спиртное.

Это раздражало дядю Славу и он, теряя терпение заорал:

– Пей, Божья овца! Кому говорю?!

Он сжал свою ладонь в кулак, а я испугался и выпил содержимое в бокале. Дядя Слава захлопал в ладоши, а я убежал к себе в комнату.

Ночью мне снились кошмары; черные тени окружали меня, исполняя свой страшный танец. Они размахивали острыми когтями, рассекая воздух у моей головы. В холодном поту я соскочил с кровати и вспомнил это чудовище. Такое я видел в подвале, в ту роковую ночь.

Утром я встал разбитым и подавленным.

Меня сильно тошнило и болела голова. Я был зол на себя и ругался на сожителя. С большой неохотой я пошел в школу и раздраженный вошел в класс. Меня встретили колкой шуткой, а я, проглотив обиду, уселся за парту. В голове все еще прокручивался разговор с сожителем, и я с презрением посмотрел на Костю. Тот, заметив мой взгляд, показал мне кукиш. Класс взорвался хохотом, а я ответил ему тем же. Моя выходка не прошла для меня бесследно, после уроков меня жестоко избили, и я опять пришел домой с разбитым лицом.

Двери открыл дядя Слава и с усмешкой произнес:

– Что опять?..

Он был пьяным, и я послушно проследовал за ним в комнату.

Мы прошли кухню, где убиралась моя мать и присели за стол.

Выпив водки, сожитель начал разговор:

– С этим надо кончать и чем быстрее, тем лучше…

Он по-дружески взъерошил мне волосы и продолжил:

– Дал бы одному хорошо – другим неповадно будет. Не можешь кулаками, тогда возьми трубу или нож. И запомни, парень! В жизни, как у Шекспира – «Быть или не быть, вот в чем вопрос!».

Дядя Слава снова приложился к спиртному и вдруг сильно стукнул по столу кулаком. Большой тесак, лежавший на нем, подскочил к верху и, перевернувшись в полете, воткнулся в пол между нами.

– Так вот, – поднимая его с пола, продолжал сожитель, – решай сам, быть тебе или не быть? – Закончил он и метнул нож перед собой.

Нож просвистел у меня над ухом и, попав в мебельный шкаф, пробил ее инкрустированную дверцу.

Дядя Слава, довольный броском, воскликну:

– Во-о! Учись, пацан, пока я жив!

На шум прибежала мать и, увидев увечье шкафа, набросилась на сожителя. Своими маленькими кулачками она колотила его по широкой спине, а тот дурачился и громко ойкал. Я уже привык к подобным сценам, и поэтому поспешил удалиться в свою комнату.

Ночью, как всегда, я мечтал о мести и придумывал наказание своим обидчикам. Злая мысль стала для меня как молитва и я просил Бога о возмездии. Засыпая, мне припомнился разговор с сожителем.

«Возьми трубу или нож», – советовал он мне.

Я ухмыльнулся и вдруг вспомнил о ноже, подобранном когда-то в подвале. Я вскочил на ноги и заходил по комнате. Больше я не спал.

– Где он? – Этот вопрос не давал мне покоя.

Утром, когда все еще спали, я стал искать нож.

Я перерыл всю кладовку и бельевой шкаф, я просмотрел все антресоли и кухонные столы, и когда надежда стала меня покидать, я нашел его под подкладкой моей старенькой куртки. Она так и провисела все это время на вешалке, под грудой плащей и курток, висевшими здесь годами. Я долго рассматривал и любовался его красивыми формами. Протерев нож шарфом, я бережно положил его в портфель и больше с ним не расставался. Он был со мной всегда и везде и даже ложась в постель, я брал его к себе под подушку.

И вот как-то в школьной раздевалке, когда уроки закончились, меня встретила компания Загребы и Костя сразу пошел в атаку.

Стукнув меня в плечо, он злобно спросил:

– Это кто фашист? Ты что, пацан, страх потерял?

Он выхватил у меня портфель и больно ударил меня по голове. Я потянулся за ним, а Костя мастерски перебросил портфель своему товарищу. Я кинулся следом, но тут же упал, зацепившись о ногу Загребы. Все дружно засмеялись, а я подумал о ноже. Проглотив обиду, я жалобно попросил прощения. Но ребята уже вошли в раж и, пиная меня ногами, перекидывали портфель между собой. Началась унизительная игра в «Собачку». Я бегал от одного мальчишки к другому, пытаясь поймать сумку налету. Они дружно смеялись, а я просил о пощаде. Но вот, изловчившись, я все же зацепил портфель рукой и тот упал, расстегнувшись на полу. Сверкая стальным лезвием из него выскочил нож и остановился у моих ног. Я взял его в руку и посмотрел на Загребу. Наступила тишина, а я, дрожа всем телом, двинулся на обидчиков. Они отступили и только Костя оставался на месте.

С ложной улыбкой он произнес:

– Вот это перышко! Дай посмотреть!

– Сейчас посмотришь, – бормотал я, приближаясь к нему.

Костя, не показывая страха, все еще заговаривал мне зубы:

– Дай, посмотреть, Алеша!

– На-а! – Произнес я и ударил его в живот.

Я почувствовал, как легко нож вошел в тело Кости и, как легко он вышел из него. Брызнула кровь, а я потерял сознание.

Алексей замолчал, а я подумал:

– Вот так и меня убили…

– Что осуждаешь? – Вдруг спросил Алексей.

– Да, нет. Свое вспомнил… – Ответил я.

– А твой Загреба, я слышал, живой остался.

– Да, я его не убил, но покалечил на всю жизнь.

Чтобы продолжить разговор, я спросил, что было дальше?

Алексей был готов и ответил:

– Дальше была психушка, суд и колония. И знаешь, Виктор, о случившемся я не сожалел. И не потому, что я такой злодей, просто кто-то должен был остановить этот беспредел. Ну, а что касается меня, так я наказал себя сильнее, чем судья вынесший мне приговор.

В колонии я многому научился, пройдя суровую школу заключенных. Я уже не был белой вороной и мальчиком для битья. Меня уважали, а некоторые и побаивались, зная мою статью. На зоне я приобрел кучу всяких специальностей. Я работал токарем и фрезеровщиком, я был слесарем и даже лекальщиком. Но годы в колонии не прошли бесследно, я стал наркоманом и серьезно подорвал свое здоровье.

На воле жизнь не получилось. На работу не устроиться, а наркотики – удовольствие дорогое. И я очень скоро загудел на второй срок.

После отсидки работать я уже не захотел. Чего толку обивать пороги, где тебя не ждут. Вот я и связался с Цибой. Он меня не напрягал, и я занимался своим любимым делом.

– Ножами?! – Вставил я.

– Да, – ответил Алексей, – я в совершенстве овладел этим оружием. Я метал нож из любого положения и на любое расстояние. Но главное я научился их изготавливать. Здесь мне и пригодились профессии, приобретенные на зоне. Я делал складные и выкидные ножи, тесаки и финки, бабочки и заточки. У меня была своя технология и дизайн и это было произведение искусства. Жаль, что ты их видел…

– Да, видел я один такой, в груди у «Цыгана», – ответил я.

Алексей замолчал, а я продолжил:

– Ну, и как называлось то произведение искусства? Ведь своим ножам ты давал названия, не правда ли? «Клык дьявола», «Коготь дракона» или как там еще у тебя?.. Ты чего замолчал, Алеша?

– Я никого не убивал, я только их изготавливал, – оправдывался Алексей, а я махнул рукой и перешел на другой конец крыши.

Мы были на грани ссоры, когда яркая вспышка озарила небо. Следом прогремел гром, и его раскаты разбудили облака. Темными тучами они поползли над городом, касаясь крыши домов.

Я смешно пригнулся, а Алексей улыбнулся моему приему.

– Ты чего? – Спросил я его, а он, хихикнув, ответил:

– Ты еще зонтик возьми!

Мы посмеялись, а на землю обрушился сильный дождь. Он поливал тротуары города, крыши домов и мочил людей, не успевших укрыться от ливня. Нам же он не доставлял никакого беспокойства.

– Осень, – произнес Алексей, а я добавил строку из песни:

«Пахать уже нельзя, а сеять поздно».

Алексей согласился и вернулся к воспоминаниям земной жизни.

– Я хочу тебе сказать, Витя, что никакого самоубийства не было. Это Циба все устроил. Убил и уже мертвого засунул меня в петлю.

– Зачем? Что вы не поделили с ним?

– Мою квартиру.

– Квартиру? – Удивился я.

– Скажи мне, Моряк, кто сейчас проживает в моей квартире?

Я пожал плечами, а он подсказал:

– «Вишенка» – твоя любовница.

– Так это все из-за нее? – Спросил я.

– Нет, она здесь не при делах, она ничего не знала. Квартиру ей подарил Артур, а ему Циба, в знак большого уважения.

– Ну, а ты-то здесь при чем? – Спросил я Алексея.

– Я-то? Я-то не при чем. Квартира им моя приглянулась. Центр города, комнаты большие, а я кто – тубик и наркоман?

Алексей махнул рукой, а я спросил:

– Так это все из-за квартиры?

– А зачем я им нужен? – Ухмыльнулся Алексей, – какой из меня толк? Вор я никудышный, боец еще хуже, да и кто стоит за мной? Родственников и тех нет. А Циба – мужик мурый. Он меня еще до второй ходки присмотрел. Как-то выпивали мы у меня дома, так он все квартирой восхищался, очень она ему понравилась. Он и с зоны меня выдернул пораньше, чтобы я квартирку успел сделать. А то у меня пятерик, а здоровья на две затяжки… Сделал я ему прописку, и он со мной больше не церемонился. Сам посуди, кто он и, кто я? Короче, как-то пришел он ко мне ночью с бутылкой и говорит: «Пора тебе, Царек, хату освобождать. Серьезные люди хотят здесь поселиться».

– Ну, я и высказал ему все, что о нем думаю. А он не обиделся и, сломав мне шею, засунул ее в петлю. Узелок на кадык и ни одна экспертиза не докажет – самоубийство и все. Да, и кому нужны эти заморочки? Подумаешь, на одного бандита меньше стало. А на Цибу я не в обиде. И если хочешь знать, я ему даже благодарен за то, что не пришлось брать грех на душу. Так как я давно подумывал о суициде. Да, и разве это была жизнь? Сатана не отпускал меня, толкая все дальше и дальше в яму. Он так крепко держал меня в своих лапах, что казалось, нет такой силы, которая могла бы противостоять ему. Но есть Божья воля! И поэтому я здесь, а не в земле или чего хуже – под землёй…

Мне стало немного грустно, и я сказал Алексею:

– Я, конечно, не встречал Бога, как ты, но я всегда чувствовал Его участие в моей жизни. И мне кажется, что видеть Бога это не самое главное. Для меня было важно видеть Его во всем, что нас окружает.