Зелёный король

Трехэтажное, почти квадратной формы здание поста полиции было обнесено двумя рядами колючей проволоки. У входа стояли четверо часовых, и еще столько же полицейских с оружием расположились на крыше, укрывшись за мешками с песком. Часы показывали три часа ночи. Было 1 марта 1946 года.

– Минута прошла, – произнес Лазарус.

С места, где остановился джип, хорошо просматривался въезд на пост. Они видели, как туда подъехал и остановился грузовик. Офицер с рыжими усами вышел из кабины и направился к сержанту, стоящему на входе в пропускной пункт. Некоторое время они о чем-то разговаривали. По всей видимости, рыжеусый офицер убедил сержанта, и тот утвердительно кивнул головой. Грузовик беспрепятственно проехал в первую защитную зону. Переодетая охрана высадила из кузова грузовика «арабских пленных», под бурнусами которых были спрятаны автоматы. Вся группа вошла в здание поста.

– Прошло две минуты, – произнес Лазарус.

Хармонд представлял, что должно произойти внутри блокпоста при благополучном стечении обстоятельств. Диверсионный отряд «Иргуна», проникший в здание, должен уничтожить англичан сначала на первом, а затем на втором этаже. И сделать это надо абсолютно бесшумно, чтобы не всполошить часовых на крыше, которые только из-за шороха могли открыть огонь из пулеметов. Далее по плану был склад с оружием, которое следовало забрать, затем освобождение пленных. После этого на пороге блокпоста должен появиться рыжеусый офицер. Это был сигнал, по которому он, Хармонд, подгонит свой джип прямо ко входу в пост, чтобы высадить здесь группу мужчин, фамилии которых были ему неизвестны. Зато он отлично знал: у них столько взрывчатки, что ее вполне хватит, чтобы поднять на воздух полгорода.

– Прошло три минуты, что-то они задерживаются.

Хармонд ждал сигнала. Он держал руку на рычаге переключения скоростей и готов был в любую минуту рвануть с места. Услышав веселый голос Лазаруса, он мельком взглянул на него. Затем в переднем зеркале он увидел лицо другого своего пассажира – худое и абсолютно невозмутимое. Вообще-то они оба были невероятно спокойными, и это объединяло двух соратников по борьбе. Коренастый немолодой мужчина и совсем юный, очень высокий, с огромными светлыми глазами романтика парень составляли одно целое.

– Внимание!

Голос Лазаруса был спокойным, но эта команда прозвучала ровно за секунду до того, как события приняли другой оборот. Справа, в сотне метров от джипа появились два вездехода, стремительно приближаясь к нему. В здании раздались крики, завыла сирена, объявляющая тревогу, послышались первые выстрелы. Все это произошло в течение нескольких секунд.

Согласно инструкции, полученной Хармондом, при осложнениях в ходе диверсионной операции следовало немедленно свернуться и исчезнуть. Хармонд включил задний ход и уже готов был развернуться, но…

– Стоп.

Тяжелая, покрытая рыжими волосами рука Дова Лазаруса стиснула его запястье. На лице Лазаруса появилась улыбка.

– Смотрите, наших блокируют вездеходами, и они не смогут оттуда выбраться.

Две бронемашины уже стояли у входа в блокпост, в котором уже шла яростная перестрелка. Хармонд увидел, как один их боец в арабской одежде выбежал из здания и был мгновенно сражен короткой пулеметной очередью с крыши.

– Да, они полностью блокированы, – снова с улыбкой произнес Лазарус и повернулся к Ребу. – Ты пойдешь со мной, мальчик?

Хармонд даже близко не мог предположить, какие намерения у этих двоих бойцов. Лично сам он не мог сказать, хватило бы у него смелости или нет пойти с ними. Они оба были одинаково спокойны и решительны. Только через некоторое время ему стало ясно, что эти двое просто бравировали друг перед другом. Но тогда он решил, что они сумасшедшие.

Хармонд остановил джип точно между двумя вездеходами. Лазарус выскочил из машины с довольным видом. Сидевшие в вездеходах смотрели на это с изумлением – они не могли понять, откуда появился джип. Лазарус весело кивнул им головой в знак приветствия.

– Отлично, ребята, – сказал Лазарус с легким ирландским акцентом. – Этих мерзавцев вы хорошенько прижали. Держите ворота под прицелом, чтобы оттуда никто не вышел. Я должен взять их только живыми.

У ног Лазаруса лежал часовой наружной охраны с автоматом наизготовку. Но Лазарус дал ему указание занять боевую позицию на углу и не дать возможности хоть кому-то оттуда выйти.

– Кто из офицеров несет ночное дежурство? – спросил он у часового.

– Лейтенант Парнелл, – ответил тот, абсолютно не ориентируясь в том, что происходит.

– Ну вот, еще один ирландец! – закричал Лазарус. – Я очень часто задаю один и тот же вопрос: что бы империя делала без нас?

После этих слов он обернулся и приветливо помахал рукой часовым, сидящим на крыше с пулеметами. Далее он обратился к Ребу Климроду:

– Ну а вы, Бернс, чего ждете? Выйдите наконец из джипа и подойдите ко мне…

Абсолютно беспрепятственно Реб прошел ряд заграждений и направился к зданию, где по-прежнему шел бой. Внезапно перестрелка прекратилась и возникла пауза, которой незамедлительно воспользовался Лазарус.

– Парнелл, – закричал он, – нам удалось их окружить, и я намерен взять их живыми! Вы слышите, Парнелл?!

Вместо ответа десяток пуль вспороли землю прямо у ног Лазаруса, но, к счастью, он остался невредим. Хармонд понял, что эту очередь выпустили их товарищи по «Иргуну», заблокированные на первом этаже. Значит, они узнали Лазаруса по голосу и фигуре. В окне здания появился молодой офицер, размахивающий пистолетом. Лазарус обратился к нему снова со своей дежурной улыбкой:

– Вы – лейтенант Парнелл, а я – майор Коннорс. Да хранит Господь Ирландию! Надо убедить этих ублюдков, что они в наших руках. Я вынужден говорить с ними на их тарабарском диалекте. Дайте команду своим людям, чтобы прекратили стрельбу, она не к месту.

Последующую свою речь он продолжил громким, грубым голосом на иврите с сильным ирландским акцентом. Вряд ли кто-то из расположенного здесь гарнизона способен был понять, о чем кричал Лазарус. Зато люди из «Иргуна» поняли его прекрасно, хотя он и предлагал им немедленно сложить оружие и сдаться в плен. Тогда у них будет шанс получить статус политических заключенных от него лично. Он объявил, что сейчас же направляется к ним прямо в здание поста.

В это время Реб притащил два тяжелых мешка и встал с ним рядом. Треск автоматов прекратился, и в наступившей тишине все услышали гул танка. Он подъехал в сопровождении нескольких грузовиков с настоящими десантниками-парашютистами. Бойцы оцепили здание, чем Лазарус остался весьма доволен.

– Все же я должен туда идти, иначе все может сорваться, – сказал он на английском, а затем на иврите.

Вместе с Климродом они исчезли в здании поста. Хармонд по-прежнему сидел в джипе и наблюдал за происходящим. Сказать, что он был всем удивлен, – значит ничего не сказать. Его охватил жуткий, липкий страх, ведь он был в плотном кольце прекрасно вооруженных десантников.

Бой в здании поста был быстротечным, были и потери с обеих сторон. Диверсионный отряд «Иргун» потерял двоих бойцов, трое были ранены, один из них получил тяжелое ранение в живот. У англичан один боец был убит, трое ранены. Оказалось, что бойцыдиверсанты не смогли найти ключ от склада с оружием, поэтому потеряли много времени.

Несколько минут стояла полная тишина, которую, словно по традиции, нарушил голос Лазаруса:

– Парнелл! Спускайтесь вниз, они согласились сдаться. Объявите подкреплению, что операция окончена.

Цепь стоящих за Хармондом парашютистов разомкнулась, из-за них вышли капитан и двое в штатском. Это были представители широко известного в военных кругах CID[16]. Они направились в здание поста…

Появившихся «гостей» Лазарус встретил своей фирменной улыбкой. Вскоре он понял, что рискует: один из представителей спецслужб мог узнать его. Он ухватил Парнелла под руку, и они двинулись навстречу оперативникам. Подойдя поближе, он велел Ребу продемонстрировать содержимое вещмешков.

Климрод открыл оба мешка левой рукой. Все увидели обернутые в черную промасленную бумагу бруски с торчащими во все стороны проводами.

– В каждом мешке лежит пятнадцать килограммов взрывчатки. А под мышкой у парня электровзрыватель под давлением. Вы заметили, как он прижимает правую руку к туловищу. Если он хоть на секунду оторвет эту руку от тела, то все мы незамедлительно превратимся в тепловую и световую энергию. А вот пост, возможно, останется целым.

К тому, что сказал Лазарус, Реб добавил абсолютно бесстрастным голосом:

– Следует также учесть, что мы находимся в замкнутом пространстве, а это во много раз увеличивает мощность взрыва.

Лазарус с большим вдохновением подтвердил слова своего любимого ученика. Его глаза, спрятанные за стеклами очков без оправы, сверкали безжалостным блеском. Не оставалось никакого сомнения в том, что он необычайно жесток и даже не лишен садизма.

– Короче, наличие сорока, даже пятидесяти трупов можно гарантировать. А ты, малыш, гляди в оба. Этому типу из CID в голубом галстуке, скорее всего, известна моя личность.

Далее Лазарус приступил к изложению дальнейшего плана операции.

Бойцы «Иргуна» уехали на том же грузовике, что и прибыли на блокпост. Команда недосчиталась двоих. Они позаботились о том, чтобы в одежде погибших не осталось документов и других вещей, по которым можно установить их личности. Грузовик мчался по дороге, ведущей в Хайфу.

Согласно плану операции, не доезжая пяти километров до северо-восточной окраины города, он подобрал на борт группу прикрытия из трех человек. На случай отступления эти бойцы держали наготове канистры с бензином, чтобы создать завесу огня на трассе в случае преследования бойцов «Иргуна». Завеса огня дала бы возможность уйти от погони, но ее не было.

Оцепление из парашютистов-десантников пропустило грузовик, на котором уезжал диверсионный отряд «Иргун». Джеймс Парнелл уже понял, что это террористы. Они сожгли все документы, которые были в кабинетах на блокпосту, но по условиям сделки не тронули склад с оружием. Этому обстоятельству Парнелл радовался больше всего, а вот остальное его порадовать не могло. Он, двое представителей секретных спецслужб и пятеро полицейских стали заложниками лжемайора Коннорса и его молодого коллеги.

Парнелл не сомневался, что взрывчатка в вещмешках настоящая. И его охватил страх, страх перед человеком, замечательно имитирующим ирландский акцент. Но еще больший ужас вызывал у него молодой парень с бездонными глазами.

В дальнейшем Парнелл станет журналистом и будет часто приезжать в Израиль. А сейчас он лежал в кузове грузовика вместе с другими заложниками, скрестив руки на затылке. А Лазарус сидел в кабине с пластиковой бомбой в левой руке и пистолетом наготове в правой. Под стать ему был и водитель, относящийся к тому типу людей, которые способны не только замыслить, но и совершить самый отчаянный и неординарный поступок. Их молодой, невозмутимый и молчаливый сообщник сидел в кузове вместе с заложниками и по-прежнему прижимал правую руку к туловищу.

Парашютисты беспрепятственно выпустили грузовик. От поста он отъезжал очень медленно. «Это для того, чтобы избежать погони», – подумал Парнелл. Лежа в кузове, он ничего не мог видеть, но по движениям автомобиля понял, что едут в сторону Назарета. И тут он вспомнил, что в нескольких километрах к югу расположена маленькая армейская застава. У Парнелла появилась слабая надежда на спасение. Но все было напрасно, машина сменила направление, свернула на проселочную дорогу и через полчаса остановилась.

Человек в очках подал команду:

– Всем выйти. Остаются только двое из CID и ирландец.

Покинувшие грузовик люди остались в пустыне. За руль грузовика посадили Парнелла, двое сотрудников спецслужб по-прежнему лежали в кузове. В течение часа машина с трудом продвигалась по проселочной дороге. Снова последовала остановка. На этот раз Парнелла ремнем привязали к переднему бамперу. Человек в очках подошел к кузову. Он и его коллеги, разговаривая между собой на иврите, обсуждали, как поступить с пленниками. Лазарус предлагал незамедлительно прикончить сотрудников спецслужб. «Убив их, они покончат и со мной», – холодея от ужаса, подумал Парнелл.

Он видел, как над Галилеей поднимается рассвет. Он ожидал в любой момент услышать выстрелы по пленникам. Но, подняв голову, обнаружил, что к нему направляется этот странный юноша, который держал там, на блокпосту, огромные мешки со взрывчаткой. Он расстегнул наручники пленнику и с удивительно спокойным выражением лица произнес:

– Обещайте, что не станете ничего предпринимать, иначе я не гарантирую вам жизнь и не смогу ничем помочь.

– Да, конечно, постараюсь, – ответил Парнелл и почувствовал невероятное облегчение. И не зря, ведь он был спасен от смерти.

От всего сердца он благодарил юношу, но тот словно ничего не слышал. Он просто смотрел на ирландца ничего не выражающими огромными глазами.

Парнелл по-прежнему сидел за рулем грузовика, но в кабине больше никого не было. Лазарус и Реб пересели в кузов, разбили смотровое стекло и велели водителю не оборачиваться. В половине седьмого утра они въехали в Арко. Парнелл получил указание ехать к гостинице, находящейся на площади Хан-эль-Амдан. Во время движения они незаметно покинули автомобиль. Когда Парнелл подъехал к гостинице и остановился, в кузове находились только два сотрудника спецслужб. Они были в бешенстве.

В конце марта 1946 года Реб Михаэль Климрод приехал в Каир. Он и Лазарус передвигались поодиночке, но в египетской столице встретились.

Как утверждал Яэль Байниш, самый посвященный в тайны жизни Короля человек, Реб и Лазарус возглавляли список террористов, за которыми британцы организовали в Палестине самую настоящую «охоту на лис». Этому во многом способствовал диверсионный налет на блокпост в Ягуре. Сотрудники спецслужб имели прекрасную возможность рассмотреть личности диверсантов. Реба Климрода запомнить было проще всего, поскольку его высокий рост и невозмутимый взгляд огромных глаз позволяли легко опознать этого человека.

На самом деле нападение на блокпост в Ягуре было лишь маленьким эпизодом колоссальных военных действий, которые развернули «Иргун» и «Штерн». Масштабная операция, являющаяся частью общего наступления, началась 1 марта. Было совершено нападение на казармы в Хайфе, Реховоте, Пардес-Ханне, а также на пути сообщения в пригородах Иерусалима, Тель-Авива и Петах-Тиквы. В Иерусалиме диверсантами Лазаруса был взорван штаб Шестой дивизии.

Вначале Климрод и Лазарус уехали в Египет, а позже перебрались в Европу. По мнению Яэля Байниша, это произошло по той причине, что руководство «Иргуна» предпочитало видеть свою организацию строго военной, хотя и подпольной. Они упрекали Лазаруса в том, что он поддерживал связи с ирландцами из ИРА и североамериканскими гангстерами. Им не нравилась крайняя, иногда совершенно бессмысленная жестокость этого командира. Многие его методы борьбы шли вразрез с теми политическими целями, которые ставило руководство «Иргуна».

Яэль Байниш точно не знал, почему Реб Климрод переехал в Европу. Вначале он решил, что его бывший товарищ получил новое назначение в одном из филиалов «Моссада». Только через несколько месяцев ему стало известно, что Реб покинул Израиль по собственной инициативе. Он был твердо убежден, что совместная деятельность Реба и Лазаруса не сулила Климроду больших благ, но жизнь внесла свои коррективы.

Надя Хаким жила в Каире на острове Гезиара. У нее была целая вилла в жилом квартале рядом с проспектом Короля Фуада. Будучи вольнонаемной, она вышла замуж за одного из сыновей Хакима, владельца известного банка, в котором некоторое время служил Реб Климрод. Новый социальный статус Нади не стал препятствием ее связям с подпольными сионистскими организациями. В этот раз ее предупредили о приезде двух членов «Иргуна» и попросили сначала помочь им устроиться в египетской столице, а затем организовать отъезд этих людей в Европу.

Лазарус и Климрод поселились в квартире Нади, расположенной на Шейх-Рихани-стрит, недалеко от посольства США. Вскоре с помощью Нади они получили новые заграничные паспорта: Лазарус – ирландский, Климрод – французский. Ей удалось раздобыть два билета на пароход Французской морской компании грузовых перевозок. Благодаря такой оперативности 30 марта они уже были в Марселе.

Через неделю, 8 апреля, Реб Климрод появился в Нюрнберге. Здесь его уже поджидал Буним Аниелевич.

Они бродили по улицам Нюрнберга, его пригородам. Шел мелкий холодный дождь, а они все ходили и ходили между разрушенных войной домов. Аниелевич был старше Реба, ему было двадцать восемь лет. Он был также высокого роста, лишь на несколько сантиметров ниже Реба. И глаза у него были тоже особенные – большие, глубокие и печальные.

– Ты знаешь, как на иврите звучит слово «месть»? – спросил он у Реба по-немецки.

– Накам, – ответил Реб.

– Мне не нравится твой спутник, – после небольшой паузы продолжил Аниелевич. – Во-первых, ему далеко за тридцать, а это возраст самых старших наших коллег. Во-вторых, и это самое главное, его профессиональный имидж напоминает мне повадки американского гангстера.

– Но его работа дает превосходные результаты. Он работает лучше, чем я.

– Я ценю результативность. Я крайне отрицательно отношусь к этим талмудическим прениям о ста восьмидесяти восьми причинах для осуществления или неосуществления какого-то конкретного действия, особенно если спор идет о том, открыть или закрыть дверь. Но для проведения мероприятий, которые значатся в наших планах (некоторые мы уже частично осуществили или только приступили к их реализации), необходимы люди, чьи действия приносят результат. Мне не нужны профессиональные убийцы. Я испытываю ужас перед любым убийством, но убивать придется все время. Реб, существует мнение, что месть – оружие слабых. Но суть нашей борьбы не в том, чтобы убить этих людей, а в том, чтобы не дать человечеству забыть об их преступлениях. А о них уже начинают забывать, даже здесь, где судят многих преступников и пишут об этом в газетах. Необходимо сказать всему миру, что эти преступления являются преступлениями перед всем человечеством, о которых нельзя забывать не то чтобы через два-три года, а даже по прошествии нескольких столетий. Хочешь ли ты быть с нами? Я должен услышать твой четкий ответ.

Реб шел рядом со своим спутником, не доставая длинных рук из карманов потертой куртки. В ответ он неопределенно кивнул головой.

– Наша организация имеет множество филиалов и агентов по всей Европе, – продолжал Аниелевич. – У меня есть надежные друзья в Варшаве и Москве. Это мои личные люди. Они собрали нужные мне сведения о тебе. В Тель-Авиве многие осуждают нашу деятельность, а «Хагана» желает нас контролировать и, возможно, даже уничтожить. Главное для них – это Талмуд и многочасовые разговоры вместо действий. Твою личность мы хорошенько проверили. Один мой сотрудник посетил Белжец, собрал сведения о твоей матери и сестрах. Он согласился поручиться за тебя.

– А за Дова Лазаруса?

– А за Лазаруса нет, но мы можем использовать его в некоторых своих делах. Для того чтобы осуществлять свою деятельность, нам постоянно нужны деньги, много денег. Руководители «Хаганы», «Моссада», «Иргуна» или «Штерна» не желают нас спонсировать. Мы решили, что должны выкручиваться сами, и создали организацию, которая занимается контрабандой золота и лекарств. Ты можешь напомнить мне о существовании противоречий между целью и средствами – и будешь прав. Но у нас нет выбора, нужны деньги. Вот здесь и понадобится Лазарус, он может работать в этом отделении нашей организации. Я ознакомился с его досье. Мне известно, что он имеет тесные контакты с мафиози в США. Он сотрудничает с гангстерами-евреями из Нью-Йорка, водит знакомства с сицилийской мафией. Пока хватит о нем, давай о тебе. В нашей ближайшей операции ты участвовать не будешь. Но для нас очень важно то, что ты хорошо говоришь по-французски. После окончания операции все ее участники должны быть немедленно эвакуированы во Францию. Ты должен будешь выехать туда заранее и подготовить им квартиры, где они смогут некоторое время пожить. Сможешь ли ты это сделать?

– Мне понадобятся деньги.

– За это не беспокойся, они у тебя будут. А сейчас смотри сюда.

Буним Аниелевич указал на здание, окруженное колючей проволокой. Кроме того, здание охраняла полиция. Реб сначала подумал, что это завод, но Буним ему все разъяснил:

– Это пекарня. Здесь выпекают и развозят каждое утро два вида хлеба. Белый предназначен для американских, английских и польских солдат, а круглый черный хлеб выдается только пленным. В бывшем Шталаге XIII содержат тридцать шесть тысяч эсэсовцев. Против каждого из них военная полиция имеет улики. С помощью мышьяка, добавленного в хлеб, мы надеемся уничтожить две трети из них. Здесь мы хорошо застрахованы, ведь хлеба два вида – белый и черный.

Операция была запланирована на ночь с 13 на 14 апреля. Ей предшествовала огромная предварительная работа. Двоим членам группы «Накам» удалось скрыть еврейскую национальность и устроиться на работу в лагерь военнопленных: одному водителем, другому – кладовщиком. Химики организации заранее разработали специальный порошок на основе мышьяка, по составу и цвету ничем не отличающийся от муки, которой немцы-пекари посыпают свои изделия. Этим порошком надо было посыпать выпеченный черный хлеб. Еще несколько членов организации устроились на хлебозавод и тайком вырыли под полом склада, где хранился готовый хлеб, большой тайник. Здесь спрятали приготовленный порошок и необходимый инструмент. Яд в пекарню также пронесли в резиновых грелках под одеждой эти рабочие.

В назначенный день, 13 апреля, после полудня несколько рабочих укрылись в тайнике. С наступлением темноты, когда персонал покинул предприятие, они надели перчатки, обмотали марлей лица и приступили к обработке хлеба. В это время началась гроза, которая не позволила выполнить операцию так, как было задумано. Порывом сильного ветра выбило стекла в окне склада. На шум прибежали полицейские-охранники. Ничего подозрительного они не обнаружили и решили, что это воры залезли на склад с выпеченным хлебом. В те голодные времена воровство было повсеместным. Однако на следующий день полиция провела расследование, и «Накам» вынуждена была прекратить операцию.

Через несколько дней, 16 апреля, во всех газетах Нюрнберга было напечатано сообщение о том, что на хлебопекарне обнаружен тайник и что пять тысяч пленных эсэсовцев отравились хлебом.

Четыреста из них умерли.

Во Франции большую помощь Ребу оказал еврей французского происхождения по фамилии Мэзьель. В «Накам»[17] он попал случайно и пробыл в организации недолго. Он помог Ребу Климроду снять большую квартиру в Лионе, в квартале Круа-Русс. Десять дней здесь жили четверо исполнителей операции в Нюрнберге. Здесь они восстановили физические и моральные силы, оправились от неудачи (посыпали мышьяком всего две тысячи буханок хлеба вместо запланированных четырнадцати тысяч).

20 апреля Буним Аниелевич появился в Лионе, где и встретился с Жаком Мэзьелем и Ребом Климродом. Он планировал поездку по Бельгии и Германии, поэтому обратился к Ребу с просьбой стать ему гидом и переводчиком. В присутствии Мэзьеля Реб и Аниелевич 26 апреля на рассвете отправились в путь. Уехали они на машине, которая была куплена за счет организации. Уезжая, Реб оставил в лионской квартире свое единственное сокровище – две книги: томик «Essais» Монтеня на французском и «Autumn Leaves» Уолта Уитмена. Книги прождали Реба пять месяцев. Он вернулся в Лион в середине сентября вместе с Довом Лазарусом. Перед возвращением Реб побывал в Париже.

В квартире зазвонил телефон. Незнакомый голос спросил Дэвида Сеттиньяза. Трубку подняла служанка и ответила, что его нет не только в Париже, но даже во Франции. Но в это время в комнате, совершенно случайно, оказалась бабушка Дэвида – мадам Сюзанна Сеттиньяз. Она просто выхватила у служанки трубку и тут же спросила у звонившего человека:

– Вы друг моего внука?

– Не совсем, – голос человека на другом конце провода был спокойным и серьезным. – Мы познакомились в минувшем году в Австрии. Ваш внук оказал мне большую услугу, и я очень хочу увидеть его.

Мадам Сюзанне Сеттиньяз было уже за шестьдесят. Прошло десять лет, как умер ее муж. У нее были только сын Дэвид и внук, тоже Дэвид. Муж оставил ей приличное состояние, позволяющее вдове жить безбедно, но скучно. Она была очень одинока, поэтому питала к Дэвиду исключительную любовь. В минувшем году, абсолютно не владея английским, она решилась погостить у внука в Бостоне.

Проведя все лето в пригороде Экс-ан-Прованс, в начале сентября она вернулась в Париж. Мадам Сюзанна предложила другу Дэвида нанести ей визит, и Реб с удовольствием согласился.

Реб сидел в гостиной на диване и рассматривал маленькую картину, висящую между двумя книжными шкафами из резного красного дерева. Холст был написан маслом и темперой, скорее всего, в середине двадцатых. Натюрморт был составлен из большого количества предметов, из них узнаваемы были лишь две рыбы из сиенской глины, стоящие на голубом блюде.