
– Что вы на меня так смотрите? – неприязненно спросил Ник секретаршу.
Она спохватилась:
– Езжай, езжай, Коля. До завтра!
Ник кивнул и вышел в коридор.
Возле женского туалета толпились сотрудницы, с той стороны неслось нестройное, тревожное гудение – все на его счет.
Он прошел мимо, не поворачивая головы, только шея под рубахой вспотела.
– До свидания, Николай Михайлович! – пискнули оттуда.
– До свидания, – проскрежетал Ник.
По территории он почти бежал, лишь бы никого не встретить! Прошел дождь, сильно похолодало, как бывает только весной, он мерз и все ускорял и ускорял шаг. Нужно было утром хоть пиджак захватить, но утром было так тепло, что ему и в голову не пришло!..
Он миновал проходную, выскочил на стоянку и стал вспоминать, где именно оставил машину. Ему казалось, что он заезжал на эту стоянку год или два назад – столько всего случилось в последнее время.
– Как ты долго там торчал, за забором, – раздался рядом с ним недовольный голос, – что ты там делаешь, на своей работе? Спишь?
Не веря своим ушам, Ник повернулся.
И не поверил своим глазам.
Хорошо бы, конечно, глаза и уши его обманывали, но они не обманывали.
Лиса, вся какая-то скрюченная, с красным носом приплясывала прямо перед ним.
Ник совсем не знал, что сказать, и поэтому спросил:
– Почему ты скачешь?
– Я греюсь.
– Ты что, не уехала домой?!
Она покрутила головой.
– Открывай скорей точилу, холодно мне!..
Ник спохватился, открыл машину и запустил двигатель. Лиса сразу же включила печку и припала мокрым холодным носом к отопительной решетке. Воздух бил ей прямо в лицо, разлетались легкие волосы.
– Сейчас поток, – проинформировал Ник, – уличной температуры. Он не нагреется, пока не нагреется двигатель.
– Все равно здесь теплее, – стуча зубами, выговорила Лиса.
– Почему ты домой не поехала?!
– Я решила тебя ждать.
– Зачем?!
– Зачем, зачем!.. Затем.
…Сначала было еще ничего, хотя сторож из будки чем дальше, тем подозрительней на нее поглядывал, а потом вышел и уставился. Она ушла со стоянки на лавочку, но оттуда плоховато было видно ворота проходной, Ник мог выскочить и пробежать, а она его не заметит! Тогда она стала ходить по тротуару туда-сюда. Ходила-ходила, ноги устали ужасно!.. С детства у нее было плоскостопие, и от долгой ходьбы в стопе что-то случалось, словно все мышцы перекручивались и запутывались. Подошва постепенно начинала гореть и наливаться болью, ноги становились неподъемными, каменными, каждый шаг давался с усилием. Она вернулась было на лавочку, но тут вдруг налетел дождь. Он упал с неба без всякого разгона – зашумел, полил!.. Поблизости не было ни магазинов, ни кафе, чтобы можно укрыться, и Лиса забилась под железную крышу какого-то давно закрытого шиномонтажа. Крыша почти не спасала, и она вымокла, а потом промерзла, потому что как-то сразу сильно похолодало. Белые джинсы снизу были все заляпаны грязью, белая курточка совсем промокла, хоть выжимай, и под футболкой по спине словно вода струилась! А Ник все не выходил!.. Она решила бегать, чтобы немного согреться, но тяжелые плоскостопные ноги бегать отказывались. В этот момент она почти отчаялась. Вот если он не выйдет через десять минут, уеду, сказала она себе. Десять минут прошли, она назначила еще десять. И потом самые последние десять! Ну, невыносимо было – холодно, голодно, ногам больно! И в эти последние десять минут Ник вышел. Она так обрадовалась, что чуть было не бросилась его обнимать. Но сдержалась. Она же не дура какая-нибудь, чтобы самой, первой, бросаться на шею мужчине!..
Ник включил подогрев сиденья, поставил печку на тридцать градусов, постучал кулаком по торпедо.
– А в дождь ты где была?
– Вон там, – она показала подбородком. – Под той железкой.
– То есть ты вся мокрая.
Она кивнула.
– Значит, я тебя сейчас же везу домой.
Она замотала головой.
Ник заподозрил неладное.
– Ты мне можешь объяснить, в чем дело? – спросил он серьезно. – Почему ты тут торчишь весь день, почему не поехала домой? Или ты бездомная?
– Я сдомная, то есть с домом, – сказала Лиса. – Только я не хочу домой. И не поеду. И не приставай ко мне.
– Юля, – угрожающе сказал Ник, и она уставилась на него в изумлении. – Я взрослый человек. Пока ты со мной, я за тебя отвечаю. Объясни мне, что происходит. Почему ты меня караулишь. У тебя что, денег нет?
– Полно, – заверила его Лиса-Юля. – Нет, правда полно! Показать?
Ник неожиданно велел показать. Она полезла в сумчонку, пальцы у нее сильно тряслись от холода, и достала кошелек. Ник заглянул. В кошельке были купюры – солидная пачечка, пара банковских карт, множество магазинных карточек.
– Деньги есть, – констатировал Ник. – Почему ты не взяла такси и не уехала?
– Я хотела с тобой, – проскулила Лиса.
– Да что ты будешь делать, а?!
– Правда! – продолжала скулить она. – Ну, Ни-ик! Ты же ничего не понимаешь! Ты не понимаешь! Просто я хочу с тобой!.. Можно мне с тобой?..
Он молчал.
Она стянула кроссовки, по-обезьяньи задрала ногу и сунула ее в решетку отопителя. И зажмурилась от счастья:
– У-у-у, как тепло, как хорошо…
Ник потянулся и пощупал ее обувку. Ну, конечно, все мокрое! В багажнике у него был плед, он его подстилал, когда возил… волкодава Сеню на прививки. Плед немного вонял и был весь в шерсти.
Ник вышел из машины – Лиса встревоженно проводила его глазами, перестав растирать ногу, – достал плед, несколько раз хорошенько его встряхнул, совершенно бесполезно, сел на место и сунул его ей.
– На. Он хотя бы сухой.
Лиса моментально обмоталась собачьим пледом.
– И есть хочется, – протявкала она жалобно. – Страшно хочется есть, ты понимаешь!.. Раньше я как-то никогда не хотела есть и вообще удивлялась, как это люди хотят!.. Ну вот как это? Тут что-нибудь проглотила, там откусила, и нормально же! А сейчас просто ужас, как хочу!..
– У тебя же есть деньги, – сказал Ник, – пошла бы куда-нибудь да поела.
– Куда пошла! Я бы тебя упустила.
Нет, он ничего не понимал. Совсем ничего.
Он сел на водительское место, всерьез раздумывая, что теперь делать. Вышвырнуть ее из машины он не может – жалко. Везти к тете – бред. Куда девать потом – тоже загадка. Опять везти к себе?! От этой мысли Нику стало… нехорошо. Второй раз спать с ней в братско-сестринских объятиях?!
– Юля, – начал Ник, рассердившись из-за братско-сестринских объятий, но она живо перебила:
– Не называй ты меня этим именем дебильным! Я Лиса. Лиса Джунипер!..
И ловко задрала вторую ногу. Теперь она сидела, как йог-эксцентрик во время представления бродячего цирка.
– Тебя не ждут дома?
– Не-а.
– Ты поссорилась с родителями?
– Не-а.
– Тебя будут искать, ты что, не понимаешь?!
– Не-а! В смысле, понимаю, что не будут. Поедем уже, а?
– К моей тете? – осведомился Ник. – Поедем?
– А… в которую все были влюблены, и Слава Зайцев бился, чтобы она выступала у него на подиуме? Поедем, она прикольная!
Ник почесал переносицу. Вот что теперь делать, а?.. Позвонить Сандро, велеть, чтобы забирал девчонку?.. Сказать, что он, Ник, не знает, куда ее девать?!
Он тронул машину и стал не торопясь выбираться со стоянки. И вправду нужно уезжать. Сейчас окончится рабочий день, сотрудники и коллеги валом повалят по домам, а тут он в машине с Лисой!..
– Что мы знаем о лисе? – сам у себя спросил Ник. – Ничего, и то не все.
Девчонка покатилась со смеху.
– Это ты сам сочинил?
– Это не я сочинил.
– А тетя правда прикольная. – Лиса, совершенно успокоившись, что ее не вышвырнут из машины, уселась поудобнее, подоткнула пованивающий плед и стала энергично растирать стопу. – Как ты думаешь, она даст нам поесть?
– Это вряд ли, – честно сказал Ник. – Она не по этой части.
– А по какой?
Ник пожал плечами:
– Она любит… разговоры. Исключительно про нее саму. Любит, чтобы за ней все ухаживали. Не только сын, но и племянники, то есть мы. И сестра, то есть наша мама, – тут он улыбнулся. – Мы с Сандро ухаживаем плохо, и тетка всегда устраивает нам проработки.
– Ваша мама – первый сорт! – одобрила Лиса. – Главное, красивая. Я не знала, что старые могут быть красивыми, думала, старые все уродины.
Ник взглянул на нее и понял, что девчонка таким образом сказала комплимент, а вовсе не оскорбила!.. Ему стало смешно.
– А твоя бабушка? – спросил он. – Ты же рассказывала про бабушку! Она тоже уродина?
– Она давно умерла. А в молодости была красиво-ой! Невозможно! В нее все влюблялись.
– Как в нашу тетю.
– Да не, в бабушку по серьезке!.. Я тоже в молодости хотела быть красивой, а потом стало ясно, что ничего не выйдет, и я расхотела.
Ник включил поворотник, встраиваясь в поток. Он улыбался и не хотел, чтобы Лиса это заметила.
– Но я не расстроилась, – продолжала та бодро. Держа ноги на весу, она попеременно совала то одну, то другую в решетку, из которой несло теплом. – Из-за того, что некрасивая!.. Сейчас быть красивой – пошлость. Сейчас нужно быть уродиной!.. И тогда на тебя все обратят внимание!
Ник хрюкнул. Пока еще ему удавалось не засмеяться, но держался он из последних сил.
– Не, а что? – продолжала рассуждать его удивительная спутница. – Ведь самое главное, чтобы модно!.. Взять, к примеру, уши. Если они огромные, как у летучей мыши, – это хорошо, их можно еще больше оттопырить, и это будет твоя фишка. Или грудь. Раньше считалось, если ее нет, это значит плохо! А сейчас себе титьки пришивают только официантки и старухи из телевизора! – Лиса фыркнула. – Ты телевизор смотришь? Я как-то посмотрела, чесслово! Ток-шоу показывали, то есть говорильное представление! Так там на диванах сплошь старухи высажены с пришитыми титьками! Представляешь?! Я прям от смеха чуть не умерла! Ей лет сорок уже, а у нее во‐от такенная грудь и еще губы!.. Старым кажется, что это модно! Что на них будут клевать!..
– А что? – спросил Ник, морщась и почесывая нос. – Не клюют?
– Не-а, – отозвалась Лиса. – Ну, в тусовке не клюют, продвинутые! А че там хозяевам рынка стройматериалов нравится, это я не в курсе. Может, как раз старухи с титьками. Ник, купи мне чупа-чупс!
– Нет.
– Ну, ла-адно тебе, ну че такое, а?.. Я шмотки покупаю в… в общем, в одном креативном месте. Там хозяйка о-очень продвинутая, все понимает в моде, дружит с Гошей Рыбачевским, а он клевый!.. Ну, все считают, что клевый!.. Так она сказала, что чупа-чупс – моя фишка.
– Нет.
– Ник, ну что ты заладил – нет, нет!.. Еще про Константинополь мне расскажи!..
– Я сейчас звонил тете Вере по телефону, – сказал Ник. – У нас в отделении до сих пор сохранились старые советские аппараты. Тяжелые, желтые такие. Шнуры витые. В них очень важный и красивый гудок, как пароходный. И я вспомнил. – Он мельком посмотрел на свою спутницу, она слушала с интересом. – Лев Толстой спрашивал, зачем нужен телефон. Ему объяснили, что нужен для того, чтобы говорить. Лев ничего не понял. И спросил: «Чтобы говорить – что?»
– Это ты к чему? К тому, что я необразованная?..
– Сейчас совершенно неважно, что говорить, – продолжал Ник. – Ты просто звонишь и говоришь, надо, не надо. А Лев Толстой считал, что говорить нужно… осмысленно.
Лиса подумала немного.
– Если все время осмысленно говорить, тогда придется молчать, – заявила она наконец. – И ждать, когда в голову придет мысль!.. А если вообще никогда не придет, так всю жизнь и молчать?!
Все-таки Ник засмеялся. Лиса Джунипер молодец. Если бы не она и ее умные разговоры – в духе рекомендаций Льва Толстого, – он бы сейчас по кругу думал об одном и том же. Об убитом парне, о Сандро, о майоре Мишакове, о неизвестном наследстве, о журналистах, которые, возможно, караулят возле дома!..
О том, что он так ничего и не придумал, чтобы выручить из беды брата и как-то самому спастись, и нужно думать быстрее, время уходит!..
Тетина многоэтажка всегда нагоняла на Ника тоску зеленую. С самого детства, когда братьев возили в гости. Они еще только сворачивали с дороги к длинной изогнутой домине, а тоска уже подступала.
– Как ты думаешь, – спросил Ник у Лисы, сворачивая с дороги к изогнутой домине, – почему тоска – зеленая?
– А какая? – заинтересовалась она. – Ну давай придумаем! Вот лиловая – точно не тоска. Лиловое настроение – это когда хочется пармских фиалок и чтобы прислал их кто-то незнакомый. Лежишь в сумерках и думаешь, кто бы мог прислать вот это лиловое настроение. Или серая! Серое – это когда на улице дождь, листья летят, лужи такие сморщенные, и тогда надеваешь теплый свитер, кроссовки, идешь в кафе, сидишь и смотришь на осень. А синяя…
– Какая ты романтичная девушка, – перебил Ник. Они уже приехали. – Пиши романы, у тебя получится.
– Я как раз собиралась, – тявкнула Лиса радостно. – Только не знаю, с чего начать.
– Начни с пармских фиалок, – буркнул Ник. – Дело сразу пойдет.
– Че, правда?..
В подъезде стояла лужа, должно быть, дождем налило, сильно пахло мочой, кошачьей и человеческой, отсыревшие стены были все залеплены объявлениями о купле-продаже «недвижимости», а также о ремонтах лоджий и санузлов. Лужу было никак не обойти, Ник шагнул прямо в середину. Ботинок моментально дал течь.
Вот так всегда. Почему получается, что у тети все время сыро, мрачно, вонь и тоска зеленая? Никакого другого цвета тоске они с Лисой пока не придумали.
Маленькие братья Галицкие к тете тащились неохотно. Приходилось подолгу сидеть за столом, тетя настаивала, что «без разрешения взрослых из-за стола вставать нельзя». Вот и приходилось сидеть, созерцая свеклу под майонезом, костистую селедку с луком колечками, чернослив, фаршированный грецким орехом, и рыбу под маринадом – ничего этого есть они, маленькие, не могли, а тетя настаивала. Как следует повозив по тарелкам и свеклу, и рыбу, они все же выходили на свободу, но словно под подписку о невыезде. Можно было сидеть на диване. А больше ничего нельзя. Во второй комнате у тети Веры была вечная свалка, невозможно пройти, и непонятно, как там жил брат Слава!.. А еще тетя непременно заставляла обоих братьев играть на пианино!.. Сандро это дело любил, но не любил тетю и с ходу начинал капризничать, а Ник не любил и пианино тоже, набычивался и отказывался наотрез. Несколько раз после гостевания у тети они даже ссорились с родителями. Родители определенными и раздраженными голосами говорили, что в гостях следует выполнять все прихоти хозяев, если тетя хочет, чтоб они играли, значит, должны сесть и играть!..
Совсем по-другому бывало у дедушки в Тбилиси!.. Весело, вкусно, солнечно, свободно!.. Дедушка внуков обожал, считал самыми лучшими детьми в природе, и когда Сандро играл на специально для него купленном немецком пианино, дедушка едва удерживался – то от счастливых слез, то от желания пуститься в пляс!.. Вот это жизнь!..
– Я буду разговаривать, – предупредил Ник Лису раздраженным голосом, – а ты молчи. Ни слова не произноси.
– Че это я должна молчать?..
Лифт затрясся, задребезжала отломанная наполовину стенная панель, и из последних сил поехал.
– А почему молчать? – шепотом спросила Лиса.
Лифт остановился. Ник подтолкнул Лису вперед и нажал привычную с детства холодную кнопку звонка. Звонок был заляпан зеленой масляной краской, это тоже помнилось с детства.
Резкий звук ударил словно на площадке. Лиса дернулась всем телом.
– Чего это у них? Не внутри, а снаружи звонит, что ли?..
Ник нажал еще раз.
– Дверь открыта! – тявкнула Лиса. – Смотри, Ник!..
Он толкнул коричневую створку.
– Тетя Вера! – позвал он и прислушался. – Это я, Коля!..
Ничего его не взволновало, ничего он не заподозрил. Должно быть, в мозгу была проложена четкая демаркационная линия: все, что связано с нами, не может иметь к тете Вере никакого отношения!..
– Тетя, у вас дверь открыта!
Ник вошел и сразу стал снимать ботинки, за ним осторожно вдвинулась Лиса.
– Сюда нельзя в обуви, – сказал Ник. – Снимай.
– Ник, – прошептала Лиса испуганно. – Тут что-то случилось. Я слышу.
– Что случилось?!..
И он пошел по коридору. Одна комната была по правую руку, вторая в торце. В коридоре стояли стулья, а на стульях лежали вещи.
– Тетя Вера!..
В большой комнате, той самой, где некогда накрывали стол с селедкой и свеклой под майонезом и где следовало музицировать, Ник обнаружил…
– Я же тебе говорила!.. – протявкала из-за спины Лиса, и у него немного просветлело в голове.
Тетя Вера лежала на полу. Руки у нее были связаны за спиной, и вся она прикручена к стулу. Рот завязан тряпкой.
От ужаса Ник взмок с головы до ног.
– Она умерла? – спросил он у Лисы, словно та могла знать.
В это время Вера захрипела и зашевелилась.
– Давай ее поднимем, быстро!..
Вдвоем они кое-как поставили стул на ножки – голова у тети свесилась и поникла. Лиса проворно развязывала тряпку, закрывавшую рот и нос.
– Принеси нож из кухни, – велел ей Ник. – Тетя Вера! Тетя Вера, вы… живы? Вы можете говорить?..
Лиса вернулась и стала совать ему нож, весь сальный и в крошках, и он еще разозлился из-за этого сального ножа и перчаток! Почему-то лапка Лисы, державшая нож, оказалась в тонкой кружевной перчатке с раструбом, сильно запачканной. Зачем она нацепила перчатки, идиотка?!
Ник разрезал веревки, швырнул нож и стал тащить тетю под мышки.
Вера стонала, и Ник сообразил, что одному ему ее не поднять.
– Тетя! – Он встал на колени, пытаясь заглянуть ей в лицо. – Что случилось?!..
– Воды, – прохрипела она. – Дай воды!..
Лиса помчалась и принесла воды – целый стакан. Ник дал Вере попить. Голова у нее моталась, словно она не в силах была ее держать, и Лиса придержала ей голову.
– Давай попробуем отнести ее на диван.
Вдвоем кое-как они доволокли Веру до дивана, она с трудом переставляла ноги, но шла.
– Звони в «Скорую», – распорядился Ник. – Тетечка, потерпите, сейчас вам помогут!.. Дышите глубоко, просто дышите.
– Нет, – прохрипела тетя, – никаких «Скорых». На кухне мои капли, принеси их мне. На столе в обувной коробке лекарства.
Ник пропустил мимо ушей про «Скорую», побежал на кухню и принес обувную коробку, в которой были наставлены пузырьки и навалены блистеры и картонки.
– Какие капли, тетя?..
– Что тут такое?! – раздалось от двери. – Мама? Коля, что ты делаешь?!
Тетин сын Слава в безмерном удивлении стоял на пороге, переводил взгляд со стула, обмотанного остатками бельевой веревки, на Ника и странную девушку.
– Славочка! – прорыдала тетя Вера. – Меня убили!..
Слава швырнул на пол сумку и бросился вперед.
– Мама! Кто? Они?!
– Меня почти убили, Славочка!.. Почти совсем, сыночек!..
Слава взвыл и бросился на Ника с кулаками. Тот не сразу понял, что именно тот намерен делать, и сообразил только, когда Слава неловким движением заехал ему в ухо и собирался заехать еще раз.
– Постой, постой, – пробормотал Ник и перехватил Славину руку. – Я тут ни при чем. Я пытаюсь помочь!..
Слава не слушал. Он брыкался, вырывался и намеревался его ударить.
– Славочка, сынок!.. Сынок, остановись!..
– Отстань от Ника! – протявкала Лиса. – Отстань, кому сказала, а то укушу!..
– Мама, я сейчас! – тонко прокричал Слава. – Не волнуйся!..
И взвизгнул. Схватился за предплечье и заскулил. И стал оглядываться по сторонам.
– Я сказала – укушу! – тяжело дыша, произнесла Лиса. И укусила!..
– Славочка, сыночек!..
– Ти-ха! – гаркнул Ник, который никак не мог придумать, как остановить представление. – Все по местам!..
Удивительное дело, но это подействовало!.. Лиса отбежала к столу и замерла. Тетя перестала кричать. Слава перестал скулить и брыкаться.
– Тетя, вам лучше? – осведомился Ник.
– Лучше, – согласилась Вера с сомнением.
– Слава, мы пришли, и… тетя Вера была привязана к стулу. Мы ее отвязали.
– А привязали не мы! – вступила Лиса, Ник на нее шикнул.
– Мама, – плачущим голосом проговорил Слава, все придерживая укушенную руку. – Что здесь случилось?
– Ты что, сильно его укусила? – мрачно спросил Ник у Лисы. – Может, йодом помазать?
– Не, я так. Средне. Я сильней могу.
– Я ждала Колю, – начала тетя Вера. – Письма приготовила. Он хотел посмотреть мои старые письма. Потом позвонили в дверь. Я знала, что это Коля пришел, и открыла. А больше ничего не помню… Ничего, Славочка…
Слава перевел взгляд на Ника:
– Что ты тут делал?!
– Слава, дверь была открыта. Тетя на полу, привязана к стулу. Я ее отвязал и посадил на диван. В этот момент ты вошел.
– Нужно «Скорую» вызвать, – вякнула Лиса. – Может, сердечный приступ случиться. Очень просто.
– Никаких «Скорых»! – возразила тетя Вера. – Славочка, ты же знаешь, что я ненавижу врачей!
– Мама ненавидит врачей, – механически повторил тот.
– Да зачем их любить? – удивилась Лиса. – Они давление померят, укол сделают и уедут.
– Никаких врачей! – повысила голос тетя.
– Все из-за тебя, – сквозь зубы выговорил Слава, глядя на Ника. – Всегда все из-за тебя!.. Тебе наплевать на всех, кроме себя самого и твоего недоумка-брата!..
Ник промолчал.
Если бы он нашел свою маму на полу, привязанной к стулу, а тут как раз подвернулся бы кто-то, кого можно было обвинить, он, должно быть, убил бы.
– Вы ничего не помните? – спросил Ник тетю Веру. – И никого?
– Никого, – торжественно ответила она. – Я только открыла дверь, и… все.
– А письма?
– Письма? – удивилась тетя. – Ах, да!.. Письма были на столе. Стопочка такая. Я даже думала, что успею почитать немного до твоего прихода, вспомнить молодость, и удивилась, что ты так рано, Коля.
Ник посмотрел. На столе не было никаких писем.
… Дело плохо, подумал он с тоской. Выходит, неизвестный или неизвестные приходили за старыми письмами!.. Зачем? Что в них могло быть?.. Почему именно сейчас понадобилось их красть?.. Именно сегодня? Неведомый преступникзнал, что Ник собирается их посмотреть, и решил не допустить этого? Выходит, вокруг целый заговор, преступная сеть, не больше не меньше!..
– Тетя Вера, – протянул Ник умоляюще. – Посмотрите внимательно, пожалуйста!.. Может, какие-нибудь вещи пропали? Слав, посмотри!
Мать и сын начали оглядываться по сторонам.
– Нет, – велел Ник. – Не так. Нужно на самом деле посмотреть, что пропало!.. Может, драгоценности или сбережения!
– Какие у нас сбережения, Коля, – сказала тетя Вера с вымученной улыбкой. – Я вышла замуж не так удачно, как твоя мать!.. У нас все на виду. Все, что есть.
– А че, поперли только письма? – вдруг удивилась Лиса. – Во дела-то!..
Слава полез в книжный шкаф и теперь выдвигал книги, одну за другой.
– Вот эта очень редкая, – сказал он, показывая Нику том. – И ценная! Она на месте.
Ник мельком глянул на него и продолжил приставать к Вере:
– Тетя, посмотрите, пожалуйста! И в той комнате тоже! Давайте я помогу вам встать!
– Да все как будто на месте…
– Ник, прекрати допрос! – велел Слава. – Мама только что пережила нападение!..
– А в полицию? – подала голос Лиса. – Мы же вызовем полицию?
Тетя Вера оглянулась, глаза у нее стали злые.
– Нет, я не могу понять, кто это! – заговорила она своим обычным голосом. – Коля, кто это? Зачем ты таскаешь за собой посторонних, да еще по семейным делам? Девушка, вы кто? Как вам не стыдно таскаться за моим племянником?
– Нисколечко мне не стыдно, – объявила Лиса. – Вот ни малюсечки не стыдно!
Кажется, она едва удержалась, чтобы не показать тете язык.
Ник схватил Лису за лапу и вытащил в прихожую.
– Ты можешь помолчать хоть немного? – прошипел он ей в лицо. – Ты можешь не лезть?
– А че это я лезу, я не лезу!
– Вот и постой тут.
И вернулся в комнату.
Лиса постояла, прислушиваясь и вытягивая шею, потом тихим неслышным шагом, давшимся ей с трудом, отправилась в комнату, тоже заваленную барахлом, как и коридор. Вышла оттуда, постояла немного, открыла следующую дверь. В проеме замаячил унитаз. Лиса цепким взглядом охватила туалет и зашла в ванную, где пробыла некоторое время. Она очень старалась не шуметь.
Ник переминался с ноги на ногу рядом с диваном, не представляя, что должен делать, Слава сидел рядом с матерью и укрывал ей ноги пледом.
– Коля, – попросила тетя. – Согрей чаю!
На кухне, заставленной грязной посудой и неаппетитными кастрюлями, Ник разыскал чайник, потрогал его, удивился и поставил на газ.
…Кому ни с того ни с сего могли понадобиться старые тетины любовные письма? Или онина самом деле имеют отношение к делу и могли пролить свет на историю с завещанием?..
Да ну, так не бывает!..
– Тетя, – спросил Ник, вернувшись в комнату, – а сколько их было, этих писем?.. Вы говорили – мешки!