Звезды и Лисы

– Очень много, – согласилась тетя Вера. – А нашла я… десятка два, должно быть.

– Вы не посмотрели обратный адрес?

– Какой обратный адрес?..

– На конверте обязательно должен быть обратный адрес! Так было положено! Я помню, когда дедушка присылал из Тбилиси письма, там стояло: Грузия, Тбилиси, проспект Руставели и так далее. Письма были в конвертах?..

Тетя переглянулась с сыном.

– Нет, адрес я не помню, – сказала она твердо.

– А где он жил, ваш кавалер Александр Милютин?

– Понятия не имею! – фыркнула тетя. – Ты что, думаешь, в наше время было принято посещать молодых людей на дому? Или таскаться за ними напропалую?

Вдруг истерично затрезвонил звонок, бабахнула дверь, заговорили громкие голоса, затопали ноги, что-то запищала Лиса, в комнату ввалился майор Мишаков и с ним еще какие-то люди.

Ник сел на ближайший стул и взялся за голову обеими руками.

– Ба, знакомые все лица! – возликовал Мишаков, завидев Ника. – Ну, чего теперь-то мы делаем?! Старушек грабим?!

– Это моя тетя, – пробормотал Ник. – И я не грабил…

– А по достоверным сведениям – грабеж и причинение тяжких телесных!.. – продолжал веселиться майор. – Ну, чем тебе тетя-то не угодила? На твое наследство, что ль, претензии имеет?

– Я ни к кому не имею никаких претензий, – твердо заявила Вера. – Я даже в полицию не собиралась обращаться! Правда, Слава, сынок?

– Ну, добрые люди без вас обратились! Павлуша? Где лейтенант, мать его?

– Прошу вас в присутствии моей матери не выражаться, – тихо, но твердо сказал Слава.

– Я не выражаюсь, – отмахнулся Мишаков. – Ты еще не слыхал, как я выражаюсь! Лейтенант, веди протокол!

Он выдвинул стул, крепко уселся на него, уперся ладонью в колено и вопросил зычно:

– Ну, мамаша, излагайте! Что тут приключилось и как это вышло, что ваш родной племянник на вас напал?.. – Тут он обернулся в сторону коридора и крикнул: – Лейтенант, мать твою двадцать!.. Забери у задержанного мобилу, как пить дать сейчас трезвонить начнет, а мне работать надо! Мне за него с адвокатом базарить надоело!..

И вновь обернулся к Нику.

– Сказал же, закрою, – изменив тон на ласковый, почти пропел майор, – так ведь и закрою, дурашка ты!.. Слушаю внимательно правдивый рассказ! Врать, как говорится, можно только там, где я не смогу проверить! Вы, мамаша, начинайте!..

Лиса, о которой все забыли, в прихожей прислушивалась, навострив уши. Затем подумала немного. Сняла с крючка связку ключей. Подобрала с пола Славины кроссовки, сунула ноги в свои и удалилась, аккуратно и неслышно прикрыв за собой дверь.

Авдотья Андреевна и Сандро Галицкий сидели в лимузине и помалкивали. По адресу, присланному Глебовым, – Фуркасовский переулок, дом такой-то, строение такое-то, дробь еще какая-то, – оказался то ли старинный каретный сарай, то ли пристройка к конному манежу.

Только они свернули с Мясницкой и покатили к Большой Лубянке, мир вокруг сразу изменился. Начались дома со львами и масками, с широкими подоконниками и полукруглыми лифтовыми клетками, нависающими над тротуаром так низко, что казалось, можно задеть головой.

– Здесь, должно быть, налево, – неуверенно сказал шофер в фуражке, которым Сандро запугивал Авдотью. – Навигатор не работает! Он вблизи Лубянки никогда не работает!..

– Секретный объект, – заметил Сандро. – Давайте налево!

Крохотный тупичок даже не имел названия. Здесь уж Москва совсем кончилась, и начался совершенно другой город – провинциальный, тихий, без машин и почти без людей. На перекладине старой голубятни сидели толстые розовые и фиолетовые птицы. На каменном заборе, растянувшись, лежал огромный рыжий кот. Одним глазом он наблюдал за голубями, а другой у него был прижмурен. В палисаднике мужичонка в носовом платке, завязанном на четыре угла, чтобы не напекло, энергично вскапывал грядки. За ним на круглом садовом столе дымил самовар и тетка вешала белье. Затем они миновали дворик, где четверо стариков играли, кажется, в домино, а две бабки, сидевшие неподалеку, лузгали семечки и что-то обсуждали. В этом дворе дорожки были обсажены рядками нарциссов, собиравшихся цвести. В будке дремал пыльный пес.

– Это что? – спросила у Сандро Авдотья Андреевна с подозрением. – Москва? Или где мы?..

Сандро покивал.

– Я знаю эту особенность Москвы. – Он говорил словно о любимой женщине. – Особенно в центре! Свернешь в переулок, и неизвестно, что там будет. Может, сверхмодный особняк. А может, церковка и грядки. Или избушка, а вокруг старые яблони. Или научный институт. Институт моего брата стоит как раз в яблоневом саду.

– Можно подумать, что вы гуляете по Москве!..

– Иногда, – признался Сандро. – По ночам.

– Приехали вроде, – сказал водитель. – Вот тот дом, если не ошибаюсь.

И показал то ли на каретный сарай, то ли на пристройку к манежу.

– Значит, оставайтесь в машине, – распорядилась Авдотья Андреевна. – А я пойду и найду дядю Витасю. Главное, не выходите! Вы должны просто посмотреть, чтобы удостовериться, он это или не он. Хорошо бы не он, конечно!..

– Можно я буду называть вас Дуней?

– Нет, – отрезала она и вышла из машины.

Огромная, тяжеленная, полированная, бронированная и шут знает еще какая дверь деликатно чмокнула, закрываясь.

Сандро решил считать до семи. Он досчитает до семи, а потом пойдет за ней.

К дому вела дорожка, политая дождем, истоптанная башмаками, жидкая грязь размолота. Должно быть, летом дорожка высыхает и становится пыльной, деревенской. Вокруг растут лопухи и подорожник. С двух сторон торчат каменные столбы, некогда, видимо, обозначавшие въезд во двор. Столбы были наполовину разобранные, наполовину обвалившиеся, едва державшиеся.

Сандро надоело считать, и он выбрался наружу. После дождя было свежо и прохладно, мама всегда говорит, что после весеннего дождя самый вкусный воздух, им нужно дышать «изо всех сил». Сандро задышал.

Авдотью не было видно, хотя садик, едва тронутый зеленой акварельной краской, казался насквозь прозрачным. Куда она могла деться?..

– Я развернусь? – спросил у него за спиной водитель, и Сандро, не оборачиваясь, кивнул и спохватился:

– Ты выезжай на Мясницкую, брат. Мы туда выйдем!

Вдруг полотер на самом деле тот самый Виктор Павлович Селезнев, нехорошо, если он обнаружит у себя под носом лимузин и Сандро!..

Хотя что в этом нехорошего?.. Какая разница, обнаружит или нет?

…Жаль, что я не родился сыщиком. Жаль, что я родился артистом!.. Авдотья артистов презирает, но когда я сыграл ей Селезнева, она сразу узнала в нем полотера, значит, я талантливо сыграл, похоже!..

Ну, как всегда, отчетливо проговорил у него в голове голос Ника. Ничего тебя не интересует, кроме твоей обожаемой, уважаемой, узнаваемой персоны. Какой ты артист, хороший и плохой, что о тебе подумает Авдотья, как жаль, что ты не Шерлок Холмс – все это, безусловно, архиважно и сейчас самое время об этом задуматься.

Сандро оглянулся. Лимузин скрывался за углом, словно блестящий крокодил медленно утягивал хвост. Авдотьи по-прежнему не было видно.

Хлопнула дверь, из темных глубин дома-сарая кто-то показался. Сандро оглянулся по сторонам, заметался: скрыться было негде. Он перебежал на другую сторону тупика, перепрыгнул лужу, добежал до бревенчатого одноэтажного домика, закрытого на висячий замок, рванул на себя дверь. Замок хрустнул, дужка отвалилась, дверь поддалась. Сандро сиганул внутрь и затаился.

Старательно и брезгливо обходя размолотую грязь, вдоль дорожки не спеша продвигался… Виктор Павлович Селезнев, тот самый!..

Сандро облизал пересохшие губы.

Виктор Павлович был облачен в короткое легкое пальто, белая рубашка просматривалась, и галстук, черные брюки и начищенные ботинки.

Сандро, умевший видеть именно суть, главное, а не обрамление, тут вдруг усомнился.

… Он? Или нет?

Двойник Селезнева приблизился, и Сандро понял, что не ошибается – он самый, только в другом обличье.

В домике, где он прятался, сильно пахло плесенью и отсыревшей бумагой. У Сандро нестерпимо зачесалось в носу, как-то даже засвербело, и он громко, смачно чихнул.

Селезнев приостановился и оглянулся.

Сандро замер.

Тихо и безмятежно было в тупике, скакал вокруг лужи воробей, где-то неблизко орал одурелым весенним голосом жаждущий любви и страсти кот, а больше никого и ничего.

Селезнев постоял и двинулся дальше. Сандро на полусогнутых ногах перебежал от двери к пыльному окошку. Полотер еще раз оглянулся, скользнул безразличным взглядом по домику, по столбам, по луже и воробью и исчез за поворотом.

Сандро досчитал до семи, а может, до трех, выглянул из двери, огляделся, совсем как Селезнев, и побежал к дому-сараю. Под ногами чавкало и плескалось.

В доме был один вход с распахнутой настежь двустворчатой дверью. Дверь приперта палкой, чтобы не запиралась.

Сандро с разгону вбежал внутрь и стал оглядываться.

Налево и направо простирался коридор, озаренный единственной лампочкой, болтавшейся на шнуре как раз перед входной дверью. В коридоре наставлено и навалено всякое старье – велосипедные рамы, автомобильные шины, ведра, ломаные детские коляски. Залежи хлама терялись в темноте. Свет лампочки не доставал до конца коридора.

– Дуня, – позвал Сандро осторожно. – Авдотья Андреевна!..

Послышалось шевеление, и что-то загрохотало.

– Дуня!..

В темноте зашевелились, Сандро пошел на звук, и из-за старого платяного шкафа с оторванной дверцей выбралась девушка.

– Лучше бы к научному руководителю поехала, – заговорила она сердито. – Во что я ввязалась!..

– Я видел Селезнева. – Сандро подал ей руку.

– Я тоже видела, – буркнула она. – Только это какой-то другой Селезнев. Не наш полотер!..

– Наш, – уверенно сказал Сандро.

Она отряхивала пиджак, он стал ей помогать. Она оттолкнула его руку.

– Точно наш! – повторил Сандро. – Ты не умеешь видеть, а я умею! Я всю жизнь в университетском театре играл, нас там учили, как именно нужно видеть объект!..

– Артист, – констатировала Авдотья презрительно. – Он вышел во‐он оттуда. Видишь, сколько тут дверей?..

Сандро оглянулся и посмотрел. Глаза уже привыкли к полумраку. Одна стена, вдоль которой навален хлам, была глухой. В противоположной действительно были двери.

– Как ты думаешь, что это? – спросила Авдотья шепотом. – Бомжатник?

– Бомжатников с телефонами не бывает, дорогая, – тоном дедушки Дадиани возразил Сандро. – А Глебов нашел адрес по номеру телефона. А номер телефона записан в книжке твоей бабушки!

– И что это означает?

– Что здесь с давних пор кто-то живет.

– Как здесь можно жить?..

Она потопала ногами, словно пытаясь стряхнуть пыль с кроссовок.

– Из какой именно двери он вышел?

Авдотья показала.

– Я услышала шаги и… не знаю. Решила спрятаться. И залезла за шкаф.

– Молодец, – похвалил Сандро. – Хорошо, что он тебя не видел. Мало ли.

– Лучше бы я на кафедру поехала, – повторила Авдотья чуть не плача. – У меня своих дел полно!..

Сандро подошел и аккуратно потянул дверь на себя.

– Что такое?! – зашипела Авдотья. – Ты хочешь к нему вломиться?

– Я не могу вломиться, – сказал Сандро. – Тут заперто. А то бы вломился совершенно точно.

…Ты че мельтешишь, чувачелло? Поду-умаешь, заперто! В тебе девяносто килограммов весу и почти два метра роста, плечиком надави, да и весь йогурт!.. Рэпер ПараDon’tozz не может в дверь войти, прикинь! Ему надо, а он не может!.. И че, так и будешь стоять, сопли жевать или все-таки заглянешь к этому полотеру-волонтеру, а? Он тебя в ментуру сдал, просто так, по приколу, а ты чего миндальничаешь?

Сандро потянул дверь сильнее. Она скрипнула и как-то напряглась.

– Вот что, – заговорила Авдотья во весь голос. – Если ты сейчас сломаешь эту дверь, я сама позвоню в полицию, ты понял?! Нет, ты понял? Тебе все можно, да? Потому что ты знаменитость и в институте на театре играл?!..

– В университете.

– Пошли отсюда, – скомандовала она. – Кто бы он ни был, этот Селезнев, мы не имеем права взламывать его дверь.

– А если он убил твоего соседа Милютина?

– А если не он? И если это вообще не он?! Просто похожий человек, и все!..

Сандро Галицкий понял, что ломать дверь не станет.

Если сломает, Авдотья Андреевнаникогда не согласится родить ему троих сыновей. Очень просто. Дело принципа.

За руку он потянул Авдотью вдоль коридора, а потом на улицу. У крыльца они остановились – слишком ярко светило солнце, слишком свежим и острым был воздух после полутьмы и затхлости заброшенного дома.

– Как ты думаешь, что здесь было раньше? – спросила Авдотья, щурясь. Пятно на пиджаке, прямо спереди на животе, вызывало у нее острое беспокойство, и она вопросами отвлекала Сандро от пятна.

Он посмотрел вдоль длинной стены.

– Сто лет назад, должно быть, конюшни. А после революции какой-нибудь клуб.

– Почему клуб?

– С той стороны, где нет окон, наверняка был кинозал.

– Или секретная база КГБ. Тут Лубянка совсем близко!.. Я читала, что у них были специальные секретные базы. Людей забирали и привозили на базы, а не в основное здание. Создавали видимость, что арестованных меньше, чем на самом деле.

Сандро уже жалел, что не попал, хоть и незваным, в гости к полотеру. Ничего, он проводит Авдотью, вернется, и… и тогда посмотрим.

– У тебя на пиджаке пятно, – сказал он рассеянно. – Прямо вот тут.

Она резко отвернулась и стала изо всех сил тереть пиджак.

– Пойдем?..

Они выбрались из тупичка в переулок. Она думала о пятне. Он думал, что свалял дурака.

– И все-таки это не он, – задумчиво произнесла Авдотья, когда пятно ей надоело. Уж как есть, так и есть, ничего не поделаешь!.. – Кто-то похожий, но не он.

– Поглядим, – пробормотал Сандро тоже задумчиво.

– Хотя вполне возможно, что на работу он ходит в старом плаще, а гуляет по городу в новом пальто!.. Пожилые люди бережливые! Дед страшно гордится костюмом, ему бабушка его купила лет десять назад, а он все как новый!

Сандро не отвечал.

– Что ты задумал? – насторожилась Авдотья.

– А? Нет, ничего!..

– Как ты думаешь, где наша машина?

Сандро решил не признаваться, что услал водителя на Мясницкую, чтобы хоть немного пройтись с девушкой по весенним московским переулкам, как нормальный человек.

– Наверное, на Мясницкой? Тут два шага.

– Ты можешь меня не провожать, я как раз собиралась в книжный магазин зайти.

– Ну, конечно! – сказал Сандро. – Не провожать. Как же!.. Я только в книжный не могу, Дуня. Особенно сейчас.

– Поклонники автографами замучают? – спросила она язвительно.

– Давай в магазин в другой раз, ладно?

– Ты с охранниками приедешь?

Сандро сверху посмотрел на нее. Нужно придумать что-то такое, чтобы ей не удалось быстро от него отвязаться. Какой-то повод, нужду!.. Какая у Авдотьи может быть в нем нужда?..

– Что ты взъелась на меня?! – проговорил он, соображая. – Ну да, все меня знают, видишь, я с шофером езжу и хожу иногда с охранниками!.. И что? Я не человек, выходит?

– Человек, – согласилась Авдотья. – Но ты очень неудобный человек!.. Охранники, шоферы, мировая слава! Наверняка обожаешь себя в искусстве. Вон чуть в чужой дом не полез просто потому, что тебе туда надо!.. Твои желания закон, да? А это глупо. Мало ли что тебе в голову взбредет!..

– Мне надо, чтобы посторонние люди не обвиняли меня в том, чего я не совершал, – сквозь зубы процедил Сандро. – Особенно в убийстве! Да еще старика! Да еще из-за денег! У меня навалом своих, и я очень собой горжусь, что у меня получается их зарабатывать!.. А тебе деньги не нужны вовсе, я так понимаю?

– Нет, они всем нужны, – пожала плечами Авдотья, – но позориться ради них я не согласна.

– А я позорюсь?

– Ну, конечно!.. Придумал речовку позаковыристей – и готово!..

– Однако никто, кроме меня, что-то ничего такого не придумывает! То есть, может, многие стараются, но слушают почему-то меня одного. Почему так выходит? Ты себе такой вопрос не пробовала задавать?..

Авдотья неожиданно схватила его за руку:

– Смотри, вон он!.. Дядя Витася!

На перекрестке под светофором чинно стоял пенсионер в чистеньком пальто и немного заляпанных грязью ботинках. Он явно кого-то ждал, переходить улицу не спешил, посматривал по сторонам благожелательно.

Сандро затащил Авдотью за афишную тумбу.

– Не нужно, чтобы он нас видел.

– Почему?! Мы же придумали, что я приехала позвать его натирать полы. А теперь прячемся?!

Сандро и сам не знал почему. Здесь, посреди чистой ухоженной Мясницкой, был какой-то другой человек, не тот, что плаксивым голосом рассказывал майору Мишакову небылицы о нем, Сандро! И этот другой человек казался ему серьезней и опасней.

Сандро вдруг сообразил, на кого он похож!..

– Ты смотрела хоть один советский фильм? – зашептал он Авдотье на ухо.

– Что за вопрос?! Конечно, смотрела! Мама считает, что советская литература и кинематограф – необходимая часть образования, а дед страшно любит мультики, особенно сказки, и мы…

Сандро ее перебил.

– Твой дядя Витася – один в один вор в законе из советского детектива!.. «Следствие ведут знатоки»!

Она выглянула из-за тумбы и посмотрела.

– Не знаю, – сказала с сомнением. – И вообще, зачем мы тут торчим? Ну, мы поняли, что это он, дальше что? Давай я в книжный пойду, а ты по своим делам поедешь. Толпы поклонников страждут, а ты засел за тумбой!..

Дядя Витася на перекрестке оглянулся и заулыбался. Сандро попытался навскидку определить, кому из толпы он улыбается, и не определил.

Подошел молодой человек в кожаной куртке и черных джинсах, пенсионер заглянул ему в лицо, что-то сказал, похлопал по руке. Улицу они перешли вдвоем. Дядя Витася говорил, молодой человек слушал, склонив к нему ухо.

– Может, это его внук, – предположила Авдотья, но Сандро голову мог дать на отсечение, что эта парочка – деловые партнеры и разговор у них деловой.

Самым правильным – с точки зрения Сандро – было проследить за ними, а еще лучше подслушать, о чем говорят, но как это сделать? На лимузине, маячившем с аварийной сигнализацией неподалеку? Или пешком, закрываясь от встречных рукавом?..

– Как бы мне их подслушать? – под нос себе пробормотал Сандро.

Авдотья посмотрела на него иронически.

– Тебе кажется, что все люди на свете говорят исключительно о тебе и о твоих делах. А на самом деле они говорят, как правильно натирать старинный паркет! Дядя Витася учит этого парня своему делу!..

Они давно уже шли по улице на некотором расстоянии от старика и молодого человека, время от времени теряя их из виду и находя взглядом вновь. Прохожие, завидев ПараDon’tozzа, все чаще притормаживали и оборачивались.

Так дальше продолжаться не может, решил Сандро.

– Подожди меня, – решительно сказал он Авдотье. – Сядь здесь и жди.

И приткнул ее к столику уличного кафе. От неожиданности она плюхнулась на стул.

Сандро перебежал дорогу – ему засигналили, он не обратил внимания, – нырнул в какую-то арку на той стороне и пропал. Авдотья проводила его глазами и от неловкости пожала плечами.

– Что вы будете, девушка?

Она подняла глаза. Рядом с ней возник официант в коричневом переднике с нарисованной на животе чашкой кофе. Авдотья моментально вспомнила, что у нее на животе неприличное пятно, и поднялась.

– Ничего, спасибо.

– Ну, как хотите.

Она шла сначала не слишком быстро, а потом все ускоряя и ускоряя шаг. Ускорение подогревало и усиливало злость. Злилась она на себя, исключительно на себя!

Зачем она поехала невесть куда с этим недоумком ПараDon’tozzом?! Ведь знала, что ничего из этого не выйдет, ни при чем здесь дядя Витася! И вообще гнусная история с убийством старика-соседа уж к ней-то не может иметь никакого отношения! Почему она позволяет втягивать себя в какие-то беседы, погони, детективные расследования?! Или ей, как и всем остальным девицам на свете, сразу же ударяет в голову, когда за ними приударяет любая знаменитость!..

– Ударяет, когда приударяет, – пробормотала Авдотья злобно. – Чтоб ты провалился!

Сандро нагнал ее почти у магазина «Колониальных товаров», раньше называвшегося «Чай и кофе». Нагнал, взял за плечо, повернул и сразу понял, что она… в раздражении.

Подвенечное платье и трое детей – все мальчики! – опять подернулись дымкой неопределенности. Зато он, пока бегал, придумал, как организовать следующую встречу!..

– Я их сфотографировал, – заговорил Сандро задушенным от спешки голосом. – Забежал по той стороне вперед и сфоткал.

– Молодец, – сквозь зубы похвалила Авдотья. – Можешь вставить в рамку и любоваться. До свидания, мне нужно домой.

– Я тебя подвезу.

– Не стоит.

Он вытащил главный козырь – собственно, единственный!

– Ты обещала съездить со мной в отделение.

– Прямо сейчас поедем?

– Дунь, давай договорим в машине, – слезно попросил Сандро, а рэпер ПараDon’tozz в это время усмехнулся поганой усмешкой.

Эк тебя разбирает, сказал рэпер, эк раскорячило-то тебя, братиш!..

– Люди смотрят, – продолжал Сандро, – а я ведь правда под следствием.

Авдотья остановилась, и тотчас же рядом с ней причалил лимузин. Должно быть, водитель все время неотступно ехал за Сандро! Как в плохом кино.

– Поедем, – повторил рэпер настойчиво. – Сейчас толпа соберется, серьезно тебе говорю. Будет только хуже. А я не отстану, ты ж понимаешь!

О да! Это она уже поняла – он не отстанет!

Авдотья быстро села в машину, он плюхнулся рядом, лимузин поехал. На тротуаре остались любопытные, собравшиеся, пока они дискутировали.

– Как можно так жить? – спросила Авдотья. – Когда шагу не ступить, голову не повернуть, в книжный не зайти! Все только ради денег?

– Денег и славы! – провозгласил Сандро. – А сейчас не мешай мне, я должен отправить Глебову фотки.

– Зачем?

– А вдруг тот парень преступник и находится в федеральном розыске?

Авдотья помолчала, глядя в окно, а потом спросила серьезно:

– Ты что, ненормальный? Вот на самом деле!..

– Я не хочу в тюрьму, – тоже серьезно ответил Сандро Галицкий. – И мне не все равно, кто убил того старика и Сиплого. Их же кто-то убил! Так что спасибо тебе. Ты мне помогаешь разобраться.

– Пожалуйста.

И она стала смотреть в окно. Сандро взглянул раз, другой, потом поцеловал ей руку – она саркастически усмехнулась и опять уставилась в окно. Сандро аккуратно вытащил из ее сумки бумажник. Авдотья Андреевна не пошевелилась, продолжала смотреть в окно. Пришел черед Сандро саркастически усмехаться – они усмехнулись на пару с рэпером ПараDon’tozzом.

Он еще немного полюбовался ее затылком и углубился в свой телефон.

Вечером следующего дня майор Мишаков запер сейф, подергал для верности облезлую металлическую рукоять – заперто надежно, – выровнял на столе бумаги, полюбовался, как прекрасно они лежат, допил из кружки остатки чая, а заварку вывалил в фикус – в общем, навел полный и окончательный порядок. Снял со спинки стула китель, сморщился – китель весь провонял потом, – запер дверь и двинул домой.

– Павлуш, – крикнул он в распахнутую дверь отдела. Там шумел чайник, гремели стаканы и хохотали дознавательницы Соня и Таня, в общем, вовсю кипела работа. – Я уехал.

– До завтра, товарищ майор. Будьте здоровы, товарищ майор, – нестройным хором ответили из отдела.

Мишаков вышел на улицу, сдвинул на затылок фуражку, засвистел веселую мелодию и зашагал к своей машине.

Вот интересное кино, думал он, шагая. Кино такое: ездить на машине стало невозможно. Ни по выходным, ни по праздникам, ни в дождь, ни в снег, ни зимой, ни летом. Полосы сузили, велосипедные дорожки проложили, односторонку где можно и где нельзя ввели. Ну, чтоб не пер народ на работу на машинах! Чего на них переть-то? В торговый центр – пожалуйста, но они все за МКАДом, а на работу зачем?! Каждый день видит майор одну и ту же картину маслом – машинка, по всему видать, кредитная, сидит в ней бледный бородатый юноша в наушниках, один или неземная красота с телефоном в правой руке и рулем в левой, тоже одна. Бывает еще очкастый чувак с плешью, явно по компьютерной части проходит или по продаже запчастей. Также бывает зачуханная тетка из бухгалтерии или отдела кадров. В каждой тачке по одному клиенту. И все стоят! Никто не едет – пробка!.. И вот вопросец у него, у Мишакова, – какого лешего никто не догадывается на общественном транспорте на работу ехать? Ну, на автомобиле красиво, конечно, лучше, чем на троллейбусе, но ради красоты можно просто так выйти на стоянку, посидеть в своей тачке, да и отправляться на автобусную остановку. Ну, чтобы ехать! Автобусы как раз едут. И метро едет. Давка там, духота, но ехать можно. И по новой железке можно добраться, там вообще красиво, еще не изгадили ничего, не успели. Мишаков как-то в воскресенье специально поехал кататься, два круга дал! Или тут дело тоньше? Не в том, что на работу надо, а в том, чтобы на собственном автомобиле? Работа – шут с ней, гори она синим пламенем, хоть к вечеру приезжай, все равно делать на ней нечего, а фишка в том, чтобы в собственной машине в пробке по четыре часа стоять. Ты стоишь, и вокруг стоят, зато все понимают – у чуваков собственные тачки имеются, не пропащие чуваки, а молодцы, ловко устроились в жизни!..