Преодолев несколько десятков ступеней, Карса и Байрот услышали далекий гул, доносившийся сверху. То не был звук падающей воды. Потом вниз полетели камни, но уже с другого места. Они сыпались впереди. Следом на воинов обрушился мутный дождь.
Спуск продолжался, пока усталость не сковала им ноги. Вокруг как будто бы стало светлее. Впрочем, вряд ли: скорее уж, это их глаза привыкли к сумраку. Трудно сказать, светило ли сейчас солнце или звездное колесо катилось по небу. Единственными мерилами времени здесь были голод и усталость. Карса запретил себе думать о привале, пока они не закончат спуск. Чтобы отвлечься, он начал было считать ступени, но потом бросил это занятие: от их мелькания и так рябило в глазах. Похоже, эта лестница была вдвое, если не втрое длиннее прежней. А река неутомимо продолжала свой стремительный бег, и туман все так же заслонял от глаз небеса и долину, ведущую к Серебряному озеру. Видимое пространство сузилось до нескольких ближайших ступеней и темной громады каменной стены.
Лестница оборвалась как-то внезапно. Поначалу Карса решил, что они попали на очередной уступ. Костей видно не было: то ли совсем исчезли, то ли спрятались под влажной глинистой почвой и зеленой травой. На земле кое-где белели проплешины мха с застрявшими в нем ветками. Все остальное скрывал туман.
Лошади мотали головами и шумно фыркали. Собаки и Делюм превратились в жалкие мокрые комки. Пошатываясь от усталости, Байтрот подошел к Карсе.
– Воитель, неужели мы закончили спуск? Или я теряю рассудок?
Карса и сам чувствовал себя не лучше: от напряжения у него дрожали ноги и тряслись руки.
– К счастью, Байрот Гилд, рассудок остается при тебе. Поздравляю: мы спустились, благополучно миновав перевал Костей.
– Так-то оно так, – сказал Байрот, закашлявшись от холодного тумана, – но вскоре нам придется еще раз пройти по каменным ступеням. И подъем может оказаться несравненно труднее спуска.
– Я тоже думал об этом, Байрот Гилд, – кивнул Карса. – Палик мог ошибаться. Наверняка есть и другие перевалы. Они просто должны тут быть, иначе как бы низинники проникали в земли уридов? На обратном пути мы двинемся в западном направлении и обязательно найдем эти скрытые перевалы.
– Воитель, неужто ты намерен весь обратный путь ехать через земли низинников? Карса Орлонг, нас всего двое! Набег на прибрежное селение – это одно, но воевать вдвоем против целого племени… сущее безумие! А вдруг за нами погонятся, станут нас выслеживать. Так нельзя, воитель!
– Погонятся? Да. Будут преследовать? Конечно! – расхохотался Карса. – Ну и что тут нового? А пока, Байрот Гилд, нам нужно уйти подальше от реки и найти сухое место… Похоже, в той стороне есть деревья. Видишь их верхушки? Разведем костер и вспомним, что значит тепло и сытость.
Они двинулись прочь от реки. Пологий склон неторопливо вел их к деревьям. Камней становилось все меньше. Ноги утопали во мху, шуршали по лишайникам, между которыми темнели пятна рыхлой, почти черной земли. Теблорских воинов встречал лес, полный старых, широкоствольных секвой и кедров. Над головой синели островки неба, и оттуда пробивались солнечные лучи. С каждым шагом туман редел, пока не стал почти прозрачным. Зимние бури повалили несколько дряхлых деревьев, и теперь их стволы гнили на влажной земле. Пройдя еще полсотни шагов, молодые люди очутились на залитой солнцем полянке, которую перегораживал недавно рухнувший кедр. В золотистом воздухе весело плясали бабочки. Черви-сверлильщики с мягким шуршанием вгрызались в чешуйчатую кору. Падая, кедр вырвал большой кусок дерна, обнажив красноватый камень, который был сухим и теплым от солнца.
Карса принялся развязывать мешки с припасами. Байрот обламывал кедровые ветви, готовясь разжечь костер. Делюм растянулся на мшистом пятачке и заснул, согреваемый солнечными лучами. Карса хотел было стянуть с него мокрую, заскорузлую одежду, но потом лишь вздохнул и продолжил возиться с мешками. Собаки окружили Делюма и тоже улеглись спать.
Вскоре на камне весело пылал костер. Карса и Байрот голышом сидели рядом, постепенно изгоняя холод из своих тел. Одежду они развесили на корнях поваленного кедра, поближе к огню.
– Палик рассказывал мне, что в конце долины река становится шире, – промолвил Карса. – Дальше начинаются низинная пойма и устье. Мы находимся на южном берегу. Возле самого устья тянется каменная гряда, не слишком высокая, но загораживающая обзор. А за этой грядой, на юго-западе, стоит селение низинников. Мы уже почти добрались, Байрот Гилд.
Байрот расправил плечи.
– Воитель, ты говорил, что мы нападем на детей при свете дня. За время нашего похода я успел возненавидеть тьму. А сумрак перевала Костей едва не разорвал мне сердце.
– Да, Байрот Гилд, мы нападем при свете солнца, – ответил Карса.
Последние слова соратника он оставил без ответа, и вовсе не потому, что посчитал их проявлением трусости. Признание Байрота задело что-то и в нем самом, вызвав внутреннюю дрожь и странный кислый привкус во рту.
– Утро – лучшее время для нападения, – продолжал Карса. – Дети будут работать на полях и не успеют добежать до своих домов. Зато они успеют испытать ужас и отчаяние, когда увидят нас.
– Твои слова, воитель, радуют мне душу.
Лес, в который вступили теблорские воины, тянулся во все стороны, почти целиком занимая собой пространство долины. И нигде – ни единого срубленного дерева, не говоря уже о полянах с торчащими пнями. Поначалу Карсу это удивило: неужели низинники столь немощны, что им не по силам валить кедры и секвойи? Потом юноша догадался, в чем тут дело. Как он мог забыть? Ведь до берегов Серебряного озера еще несколько дней пути! Помнится, Палик рассказывал о своем странствии через этот лес и говорил, что на дичь там рассчитывать не приходится. Так оно и оказалось.
Троп здесь не было вообще. Карса и Байрот ехали между деревьев, загораживавших солнце. Казалось, сумрак будет преследовать их до самого озера. Припасы быстро таяли. Кони тощали на глазах, вынужденные щипать мох и горькие стебли дикого плюща. Собаки кормились древесной гнилью, ягодами и жуками.
На четвертый день пути долина начала сужаться, вынуждая воинов приблизиться к реке. Путешествие через лес хотя и было утомительным, однако позволило им замести следы и избежать ненужных столкновений на тропе, что тянулась по речному берегу. Теперь уже совсем близко. Возможно, уже завтра они достигнут Серебряного озера, и тогда…
Под вечер теблоры добрались до устья реки. Звездное колесо пробуждалось, готовое отправиться в свой извечный путь по небу. На тропе, вьющейся среди береговых валунов, отчетливо виднелись следы. Следы эти были достаточно свежими и вели в сторону перевала Костей. От реки тянуло прохладой. Там, где она впадала в озеро, вода намыла остров, покрыв его берег древесными обломками, клочьями высохшей травы и прочего сора, прибитого течением. Самого озера из-за тумана видно не было.
Воины спешились и стали разбивать свой нехитрый лагерь. Костер решили не разводить.
– А ведь это следы тех низинников, которых ты убил, – сказал Байрот. – Интересно, что заставило их отправиться к месту пленения демонессы?
– Может, низинники хотели ее освободить, – предположил Карса.
– Не думаю, – возразил Байрот. – Их магия… она явно связана с каким-то богом. По-моему, они шли в то место, дабы поклониться демонессе или выманить ее душу из тела. Скорее всего, у низинников там место силы. Возможно, там живет их бог. Ходят же наши шаманы к Ликам-на-Скале.
Карса окинул собеседника долгим взглядом и нахмурился.
– Байрот Гилд, твои слова оскорбительны для наших богов. Демонесса – всего лишь узница. Кто знает, может, ее не напрасно придавили камнем. А Лики-на-Скале – они ведь настоящие боги. И нечего сравнивать их с какой-то демонессой!
Кустистые брови Байрота медленно изогнулись.
– Карса Орлонг, я вовсе не сравнивал наших богов с демонессой. Низинники глупы, чего не скажешь о теблорах. Мы не зря зовем их детьми. Они легко поддаются самообману. Так почему бы им не принять демонессу за богиню и не начать ей поклоняться? Лучше скажи, что ты почувствовал, когда шаманы низинников атаковали тебя своей магией?
Карса задумался.
– Что-то… живое. Оно шипело, царапалось и плевалось. Я прорвал завесу, и оно отступило. Нет, это точно исходило не от демонессы.
– Ну, разумеется, не от нее, поскольку демонесса еще раньше скрылась неизвестно куда. А вдруг шаманы низинников поклонялись самому камню? В нем тоже ощущалась магическая сила.
– Но силу камня живой никак не назовешь… Не знаю, зачем ты затеял этот разговор, Байрот Гилд. Я устал от твоей болтовни.
– Мне почему-то кажется, что кости, из которых сооружены ступени на перевале, принадлежат тем, кто пленил демонессу, – не успокаивался Байрот. – Вот это и не дает мне покоя, Карса Орлонг. Кости небольшие, совсем как у низинников, только чуть потолще. А вдруг низинники – потомки того древнего народа?
– Ну и что с того? – Воитель резко встал. – Хватит уже молоть языком. Пустые слова лишь уносят силу. Нам нужно отдохнуть. Как только рассветет, мы начнем готовиться к нападению. Завтра мы устроим бойню этим детишкам.
Карса пошел стреножить лошадей. Неподалеку от них сидел Делюм, окруженный собаками. Он держал на руках трехлапую подругу Грызло, непрестанно гладя ее по голове. Карса еще раз взглянул на своего бывшего соратника: Делюм его не замечал. Ладонь увечного, будто весло по волнам, скользила по собачьей шерсти.
Воитель проснулся еще затемно. Единственным звуком, нарушавшим ночную тишину, был плеск речной воды. Ветер переменился и теперь дул со стороны селения низинников, неся с собой запахи дыма и навоза. Оттуда же доносился и отдаленный собачий лай. Карса молился Уригалу, чтобы с восходом солнца ветер не подул в обратном направлении. У низинников хватало псов. Слухом и чутьем они не уступали теблорским, но по силе тягаться с Грызло и его стаей, конечно же, не могли. Разумеется, вожак стаи свое дело знает, и все-таки лучше, если нападение будет абсолютно внезапным. Если Уригал сейчас слышит Карсу, бог непременно поможет ему.
Байроту тоже не спалось. Он встал и направился туда, где стая расположилась на ночлег. Карса насторожился: с чего это его товарищ вдруг вздумал тревожить собак? Он присмотрелся: Байрот стоял на коленях перед Делюмом и что-то с ним делал. Издали могло показаться, что Байрот бьет увечного по лицу.
Потом Карса догадался: Байрот раскрашивал лицо Делюма боевыми узорами, нанося белые, черные и серые полосы. Традиционные цвета уридов. Такие узоры обычно рисовали себе стареющие воины, предпочитавшие смерть в бою годам дряхлой жизни. Делюм хоть и потерял рассудок, но стариком не был. Неужели Байрот позволил себе насмехаться над их недавним соратником? Карса встал.
Трудно сказать, слышал ли Байрот шаги воителя. Если и слышал, то головы он не повернул. Ни о какой насмешке не могло быть и речи: из глаз Байрота катились слезы. Делюм лежал тихо и глядел на бывшего товарища широко открытыми немигающими глазами.
– Он не понимает, что ты глумишься над ним, – прорычал Карса. – Зато я понимаю, Байрот Гилд, и не собираюсь с эти мириться: ты оскорбил каждого уридского воина, нанесшего себе на лицо такие же полосы.
– Не спеши меня упрекать, Карса Орлонг. Когда стареющие воины раскрашивают себя, идя в последний бой, это не прибавляет им славы. Только слепые могут думать иначе. Раскрашенные лица остаются прежними: старыми, морщинистыми, с застывшим в глазах отчаянием. Эти воины подходят к концу жизни и вдруг понимают, что прожили ее бессмысленно. Им становится страшно, и страх отправляет их на поиски скорой смерти.
Байрот нанес черные полосы и принялся за белые, проводя их тремя пальцами по лбу Делюма.
– Загляни нашему соратнику в глаза, воитель. Только присмотрись повнимательнее.
– Я ничего в них не вижу, – смущенно пробормотал Карса.
– Вот и Делюм тоже ничего не видит, воитель. Он не ослеп, но его глаза глядят в… пустоту. И вся разница между тобой и им заключается в том, что Делюм не боится ее, не отворачивается. Он глядит туда с полным пониманием. Смотрит и ужасается.
