– Я безмерно виноват перед вами. У отца я не успел вымолить прощение, но ты, если можешь, прости меня!
Робин вздохнул. Утомившись сидеть неподвижно, он поднялся из-за стола и принялся расхаживать по комнате из угла в угол, накрыв ладонью раненое плечо.
– Не вини себя, Вилл, – сказал он. – Отец передал мне ваш разговор слово в слово. Да, он был очень огорчен и сильно рассержен, но огорчили его твой отъезд и отказ вернуться, а вот сердился он отнюдь не на тебя!
При этих словах Робина Эдрик, который давно стоял у двери, но так, чтобы братья не видели его, раздраженно поморщился и насупил брови.
– Я часто пытался представить себя на твоем месте, – продолжал Робин. – Не уверен, что не поступил бы так же.
Вилл окинул Робина долгим пристальным взглядом и, усмехнувшись, покачал головой.
– Нет, ты бы так не поступил. Мы с тобой братья, внешне очень схожи друг с другом, но в своей сути сильно отличаемся.
– Отличаемся, говоришь? – вздохнул Робин. – И в чем ты нашел отличие? – Остановившись перед Виллом, он посмотрел брату в глаза. – И ты, и я – мы оба потеряли отца, которого одинаково горячо любили. Оба теперь должны затаиться, беречься от слуг и убийц сэра Рейнолда, оба лишились дома, каким был для нас Веардрун. Вилл и Робин – два йомена из Локсли – вот как теперь мы станем именоваться. Так чем же я отличаюсь от тебя?
Голос Робина был полон такой горечи и бессильного гнева, что у Вилла сжалось сердце. Он тоже поднялся на ноги и, стоя в шаге от Робина, ответил:
– Тем, что из нас двоих истинный правитель, воин и граф – ты, Робин. Ты никогда и никого не принесешь в жертву собственной гордости, как это сделал я. В тебе нет вспыльчивости, присущей мне. Ты всегда спокоен, разумен и справедлив. В этом я вижу отличие между нами, и нет разницы, где мы с тобой находимся – здесь, в Веардруне или где-то еще.
Вилл взял со скамьи убранный в ножны меч и подал его Робину.
– Узнаешь?
Робин сдвинул ножны, посмотрел на лезвие, на выбитые на нем рунические знаки и улыбнулся, словно встретил старого доброго друга.
– Элбион!
Его ладонь ласково скользнула вдоль меча, Робин вскинул голову и встретился взглядом с Виллом.
– Я забрал его из руки отца, чтобы передать тебе, – сказал Вилл и, неотрывно глядя Робину в глаза, медленно преклонил колено. – На этом мече я клянусь тебе в верности и приношу вассальную присягу, мой брат и лорд, Роберт Рочестер, граф Хантингтон! Обещаю остаться преданным тебе до самого последнего вздоха, защищать тебя, сражаться рядом с тобой плечом к плечу и отдать за тебя жизнь, если понадобится ее отдать.
Проглотив вспухший в горле комок, Робин положил Элбион на стол и протянул Виллу ладони, в которые тот вложил свои.
– Я принимаю твою клятву и присягу и благодарю за все слова, которые ты сейчас сказал. В свой черед я клянусь тебе всегда помнить свой долг перед тобой, не отступать от него ни шаг и защищать тебя как сюзерен и брат.
Подняв Вилла с колен, Робин поцеловал его в лоб, как старший младшего, и братья, не сдержав порыва, обнялись и неподвижно замерли. Эдрик, уже не таясь, стоял в дверях, смотрел на Робина и Вилла, и в его глазах светилась угрюмая гордость за них обоих.
– Эдрик! – заметил наставника Вилл и выпустил Робина из объятий. Гневно сверкнув глазами, он процедил сквозь зубы: – Ты всегда будешь преследовать меня, словно призрак?!
– Сдался ты мне, упрямый волчонок! – благодушно проворчал Эдрик, но тут же добавил в голос толику строгости: – Если я и призрак, то твоей совести, лорд Уильям! Граф Робин устал! Он едва стоит на ногах и давно уже должен лежать в постели. А ты, похоже, решил уморить его разговорами до утра, раз уж эта ведьма Эллен не доконала его своим лечением?
– Да, Робин, ложись! – не споря с Эдриком, сказал Вилл. – У нас теперь впереди много времени, которое мы проведем здесь бок о бок.
Простившись с Робином крепким рукопожатием и удостоив Эдрика кивка, Вилл вышел из дома. Ночь была морозная, ясная, и Вилл с наслаждением вдохнул свежий холодный воздух. Торопясь вернуться домой, он едва не прошел мимо фигурки, сжавшейся в комок под накидкой, слишком тонкой для холодной ночи.
– Лиз! – воскликнул он и подхватил девушку на руки. – Что ты здесь делаешь? Ты что, вообще не уходила отсюда?!
– Уходила, – еле слышно ответила Элизабет, выстукивая зубами дробь и едва шевеля онемевшими от холода губами. – Чтобы взять накидку.
– А если бы я пробыл с Робином до утра? – упрекнул ее Вилл, крепче прижав к груди.
– Я бы, наверное, замерзла, – улыбнулась Элизабет и тревожно заглянула ему в глаза: – Все хорошо?
Вилл понял, что она спрашивает, как его принял Робин, и, успокаивая тревогу Элизабет, кивнул. Чувствуя, как она дрожит, он сообразил, что ее надо немедленно согреть, чтобы эта ночь не закончилась для Элизабет сильной простудой. Когда он нес ее мимо дома родителей, она хотела соскользнуть с его рук, но Вилл не позволил и принес ее в свой дом.
Только поднявшись в спальню, Вилл поставил Элизабет на ноги и скомандовал:
– Снимай с себя все и быстро ложись в постель! Я принесу тебе горячего вина с медом.
– Я сама! – попыталась сказать Элизабет, но Вилл оборвал ее:
– В постель, Лиз! Я не люблю повторять дважды!
Пока он на кухне разводил огонь и грел вино, Элизабет, раздевшись, забралась в постель и закуталась в теплое покрывало. Она немного согрелась, но ее все равно бил озноб: слишком долго она мерзла у дверей господского дома, терпеливо поджидая Вилла.
Вилл подал ей кружку с горячим сладким вином, бесцеремонно отбросил край покрывала с ее ног и взял ступни в свои ладони.
– Как ледышки! – воскликнул он, растирая ноги Элизабет, пока кожа не стала розовой. – Теплее?
– Гораздо теплее! – кивнула Элизабет. – Спасибо, я согрелась.
Поймав выразительный и насмешливый взгляд Вилла, она тут же поправилась:
– Почти согрелась!
– Почти, но не совсем, – усмехнулся Вилл и, забрав опустевшую кружку из рук Элизабет, твердо сказал: – Придется греть тебя самому, чтобы ты окончательно оттаяла.
С таким благим намерением он скинул с себя одежду, нырнул под покрывало и обнял Элизабет, крепко прижав к себе. Вилл согревал Элизабет теплом своего тела, ее лицо – губами. Она ответила на поцелуи, и благие помыслы тут же покинули его. Сам того не заметив, он мягко опрокинул ее на спину и погрузился в жаркую влажную глубину. Элизабет с готовностью приняла его и обвила руками его шею.
– Любимый! – шептала она. – Мой самый любимый! Вилл!
Вилл воспринял ее признания в любви как должное, и они были приятны ему. Теперь, когда его не сжигала тревога за судьбу брата, а Элизабет больше не испытывала боли, он ласкал и ласкал ее в неоднократной близости, пока его тело не наполнилось звенящей легкостью, перелив в Элизабет весь свой жар.
Глава шестая
Первую неделю пребывания в Локсли Робин провел в постели. Рана в плече начала заживать, но его одолевали приступы жара. Эдрик обеспокоился, не подхватил ли воспитанник лихорадку, но Эллен решительно отмела его опасения.
– Лорд Робин не простужен, и никакой лихорадки нет, – уверенно заявила она.
– Тогда почему у него приступы жара, который едва не плавит его, а в перерывах одолевает слабость, так что он с трудом может слово сказать? – сердито хмурил брови Эдрик.
– Из-за перенапряжения сил – и душевных, и телесных – за последние недели. Так бывает, когда человек оказывается в безопасности – и вдруг валится с ног. Вы лучше меня, сэр Эдрик, знаете, что довелось вынести лорду Робину и сколько ему понадобилось для этого сил. Не забывайте, он потерял отца и глубоко переживает его смерть, хотя и держит горе внутри. Ему просто нужен отдых, он поправится.
Эллен переселилась в господский дом с вынужденного согласия Эдрика, понимавшего, что ему не с руки ни вести хозяйство, ни ухаживать за девочками, ни тем более лечить Робина. Эллен готовила для Робина отвары, понижающие жар, которые он безмолвно выпивал и закрывал глаза до следующего ее появления у его постели. Постепенно он начал оживать и, хотя приступы жара, перемежавшиеся слабостью, еще одолевали его, стал наблюдать, как Эллен готовит лекарство, и подсказывать, какие травы надо добавить к тем, что она выбрала. Эллен спорила с Робином – отчасти искренне удивляясь его указаниям, отчасти ради того, чтобы разговорить его, не дать снова впасть в сонное забытье. Робин смеялся в ответ на ее возражения и охотно объяснял, какой результат принесет добавка той или иной травы к составу, привычному для Эллен.
Клэренс и Тиль смогли только однажды проведать Робина. Обе девочки были уже совершенно здоровы и, разыгравшись, принялись шуметь и прыгать по кровати. Робин смеялся, обнимал их, но Эллен заметила, как обострились его скулы от усталости и под глазами залегли темные тени. Поэтому она больше не пускала к нему ни сестру, ни ее подружку, наказав обеим набраться терпения и ждать, пока Робин не выздоровеет.
Каждый день к брату приходил Вилл, рассказывал о новостях Ноттингемшира, доносившихся до Локсли, или просто сидел рядом, если заставал Робина спящим. Судя по тому, что становилось известно в селении, затерянном в глуши лесов, Средние земли и Ноттингемшир, их сердце, взбудораженные разгромом Рочестеров, понемногу успокаивались, возвращаясь к обыденной жизни. Глашатаи шерифа разнесли весть о гибели молодого графа Хантингтона, и, слушая Вилла, Робин думал, что чувствует себя странно. Он жив, и в то же время его больше нет. Иногда это чувство приводило его в такое негодование, что если бы не болезнь, он не удержался бы и, вскочив на коня, помчался в Ноттингем, прямо к замку шерифа, чтобы во весь голос прокричать собственное имя, заявить всем, что он – Рочестер и граф Хантингтон – жив.
Воспользовавшись тем, что Вилл подолгу задерживался у постели брата, Эдрик, прихватив с собой Тиль, нанес визит Барбаре. Та, не выказав удивления при появлении нежданных гостей, ровным тоном поприветствовала Эдрика, угостила Тиль имбирным пряником и подарила ей тряпичную лошадку, когда-то давно сшитую для сына. Узнав, что лошадка принадлежала Виллу, Тиль пришла в неописуемый восторг и крепко прижала игрушку к груди.
– Лорд Вилл играл с ней? – повторила девочка, не в силах поверить своему счастью. – Не может быть!
– Ну почему же не может? – рассмеялась Барбара и погладила Тиль по косичкам. – Он тоже был маленьким, как и ты.
– Я скоро вырасту, – пообещала Тиль, слегка надув губы.
Не уловив тайного смысла ее слов, Барбара улыбнулась.
– Конечно, вырастешь. Все дети рано или поздно становятся взрослыми. В этом и радость родителей, и печаль.
– Иди поиграй, – велел дочери Эдрик, в отличие от Барбары прекрасно понявший, к чему относилось обещание Тиль вырасти как можно скорее.
Оставшись вдвоем, они сидели за столом напротив друг друга и долго молчали.
– Как здоровье лорда Робина? – прервала молчание Барбара.
– Поправится, – ответил Эдрик. – Его светлость – юноша крепкий и закаленный. Ему нелегко дались последние события.
– Да, – вздохнула Барбара, – горя хватило с избытком.
Ее глаза затуманились печалью, и она не заметила цепкого взгляда, которым ее быстро окинул Эдрик. Ему редко доводилось видеть Барбару. В последний раз, год назад, она выглядела много моложе. В густых пепельно-русых волосах засеребрились седые нити. Эдрик догадывался, что стало причиной и седины, и появившейся сеточки морщин возле глаз, но не подал виду.
– У тебя славная дочка, – сказала Барбара, чтобы что-то сказать. – Есть и другие дети, старше нее?
– Нет, Тиль – единственный мой ребенок, – ответил Эдрик. – Я не слишком торопился с женитьбой.
Барбара не стала спрашивать его о причинах, и Эдрик сказал сам:
– Все ждал, что ты образумишься, устанешь жить одна.
Он вперил в нее тяжелый настойчивый взгляд, но она лишь повела плечами и ничего не сказала в ответ.
– Жизнь свела нас в этом селении, где живешь ты и стану жить я, – продолжал гнуть свое Эдрик. – Я вдовец, граф Альрик погиб. Почему бы тебе не выйти за меня?
Барбара удивленно приподняла бровь и посмотрела на него долгим взглядом. Эдрик умел владеть собой. По его спокойному лицу нельзя было угадать, с каким тайным напряжением он ждал ответа. Барбара покачала головой, и вот тут уже Эдрик не выдержал и вспылил.
– Почему опять «нет»? Что во мне так отталкивает тебя, что ты снова отказываешь?!
– Не отталкивает, Эдрик, – устало ответила Барбара. – Не влечет, так правильнее. Смерть Альрика для меня ничего не меняет. Так уж я устроена. А еще у меня есть сын, которому ты попортил немало крови, цепляясь к нему на каждом шагу. Не знаю, что у него вышло с отцом, но уверена, что без твоего вмешательства не обошлось, и теперь Вилл места себе не находит.
Эдрик всерьез разозлился. Его уже попрекали вмешательством в разговор Вилла с отцом и сам граф Альрик, и Робин – а теперь еще и она! Эдрик не считал себя виноватым, он всего лишь указал Виллу на его обязанности перед отцом и братом. То, что парень не умеет держать себя в руках, не его, Эдрика, вина как наставника.
– Твой мальчишка, Бэб, очень упрямый и чрезмерно гордый! В этом все дело, а не во мне.
– А почему он должен прятать глаза? Чего ему следует стыдиться? Чем он заслужил у тебя такую стойкую нелюбовь? – повысила голос Барбара, защищая сына.
Чем! Эдрик и сам не мог ответить, откуда исходит его неприязнь к Виллу. Просто в сердце Эдрика хватало места только для графа Альрика и его законного сына. Виллу, о существовании которого Эдрик узнал много позднее, уголка в его сердце не нашлось.
– Бэб, как бы я ни относился к лорду Виллу, он уже взрослый, – примирительно сказал Эдрик. – Не думаю, что он не примет твоего решения выйти за меня замуж.
– Прежде всего, Эдрик, такого решения не приму я, – оборвала его Барбара, подводя черту под затянувшимся и бесполезным, по ее мнению, разговором.
Эдрик не был злым или мстительным. Но сейчас, когда он, рассчитывая на успех, снова и теперь уже окончательно потерпел неудачу, ему захотелось причинить Барбаре такую же боль, какую в эту минуту испытывал он.
– Говоришь, его смерть для тебя ничего не меняет? – сказал Эдрик, поднимаясь из-за стола, и посмотрел Барбаре в глаза. – Это верно! Он и будучи жив не вспоминал о тебе, едва ты покинула Веардрун, и не вспомнил бы, если бы случайно не столкнулся здесь с твоим сыном. Графиня Луиза была ему доброй супругой, но и не будь ее он все равно никогда не помыслил бы о ни о браке, ни о новой связи с тобой. Не позвал же он тебя, когда овдовел. А все потому, что ты ничего – слышишь? – ничего не значила для него! Так, одна из любовниц, что были и до, и после тебя. Только благодаря лорду Уильяму он помнил о твоем существовании. Да и то, родив ему бастарда, вряд ли ты и в этом была исключением. Просто твоему сыну повезло, а о прочих граф Альрик не знал. Не думал, что ты настолько глупа, раз возомнила о себе невесть что.
В глазах Барбары проступили тяжелые слезы, и Эдрик пожалел о своей жестокости, но просить прощения не стал. Да она и не простила бы ему этих слов. Наверное, в душе надеялась, что граф Альрик хотя бы давно, но любил ее.
– Уходи, Эдрик, – одними губами сказала Барбара. – У тебя славная дочь, я всегда привечу ее в этом доме, но не тебя.
В трапезную вошла Элизабет, и никогда еще Барбара не была так ей рада: при ней Эдрику ничего не оставалось, как уйти.
Вернувшись домой, он столкнулся с Виллом и недовольно нахмурился. Тиль, напротив, просияла и бросилась к Виллу, показывая ему лошадку.
– Смотри! Ее подарила мне твоя матушка. Она рассказала, что ты сам играл с этой лошадкой!
Вилл улыбнулся и дернул Тиль за косичку.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
В переводе с латинского – «человек справедливости» (судья). В средневековой Англии юстициарии назначались королем для управления королевством. Должность была очень важна, учитывая, что король мог надолго покинуть свои владения, отправившись в крестовый поход.
2
Одна из ключевых фигур в английской истории XII века, первоначально канцлер Генриха II, затем архиепископ Кентерберийский. Вступил в конфликт с Генрихом II и был убит, возможно, по наущению короля, на ступенях алтаря Кентерберийского собора.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книгиВсего 10 форматов