– Лорд Уильям! – прошипел он Виллу на ухо, – если это и вправду вы – а это вы! – то зачем же вы показываетесь в людных местах? Вы же очень схожи с братом! Садитесь на коня и подождите меня на южной окраине Хольдернеса. Я мигом, как только дадут сигнал тушить огни!
Вскочив в седло, Вилл галопом погнал коня по улице к воротам. В этой спешке не было никакой надобности: ему все равно придется ждать, пока хозяин постоялого двора явится к назначенному месту встречи. Но Вилла переполняла радость. Вдохнув воздух полной грудью, он едва не рассмеялся. Робин жив, их разделяет всего половина суток! Теперь отыскать брата – вопрос внимательности и нескольких часов.
Он не успел истомиться в ожидании, когда из ночной темноты на крепком муле показался тот, кого он ждал, и кивком указал Виллу следовать за ним. Он привел Вилла на лесную поляну, земля которой была истоптана конскими копытами: Эдрик слишком торопился, чтобы успеть замести следы.
– Вот здесь мы простились с графом Робертом, лорд Уильям. Куда направился ваш брат, мне, конечно, неизвестно. Но вы, несомненно, отгадаете его намерения лучше меня. Сохрани Господь и Святая Дева вас обоих! Средние земли осиротели без Рочестеров!
Простившись со своим проводником, который спешил вернуться в селение, Вилл зажег смолистую ветку и тщательно осмотрел поляну. Конечно, следы лошадей обрывались возле ручья. Вилл, помня осторожность и предусмотрительность Эдрика, и не рассчитывал, что отыщет Робина всего лишь по отпечаткам копыт. Поэтому он не огорчился, а пошел вдоль ручья в одну сторону, потом вернулся и пошел в другую, пока наконец не нашел едва заметную для глаз тонкую веточку, обломанную на такой высоте, как если бы всадник задел ее плечом. Определив направление, Вилл вскочил на коня и погнал его рысью по середине ручья, чтобы самому не оставить следов.
Ветка погасла, и Вилл решил все-таки заночевать в лесу, чтобы не измучить коня дорогой в сплошной темноте. Он мог найти новую ветку, способную послужить факелом, но огонь привлечет внимание, если он окажется рядом с проезжей дорогой. Ослабив подпругу, Вилл привязал жеребца к дереву, закутался в плащ и привалился спиной к большому, поросшему мхом камню.
Этой ночью он так и не сумел заснуть. Его лихорадило от нетерпения увидеть Робина. Дождавшись рассвета, он отправился в путь, внимательно глядя по сторонам. Как бы ни был Эдрик предусмотрителен, но Вилл, его воспитанник, уже во многом не уступал своему наставнику. Поэтому он заметил и место привала, где Эдрик и Робин останавливались для краткого отдыха, и даже нашел обрывок ленточки из косы Тиль или Клэренс. Ободренный находками, которые свидетельствовали, что он на правильном пути, Вилл торопил коня.
Судя по направлению, они двигались к Рэтфорду. Но почему туда? Покопавшись в памяти, Вилл вспомнил, что в Рэтфорде жил двоюродный дядя Эдрика, полгода назад скончавшийся в весьма преклонном возрасте. Значит, Эдрик решил найти приют в его доме – если не постоянный, то хотя бы временный, для отдыха.
Решив сократить расстояние, Вилл выбрался из леса на дорогу и пустил коня вскачь. Лошадей из Фледстана нахваливали недаром: конь мчался выпущенной из лука стрелой, и когда солнце еще только выглянуло огненной кромкой из-за синей гряды леса, Вилл уже подъезжал к стенам Рэтфорда.
Миновав ворота, он погнал коня резвой рысью к дому покойного родича Эдрика, предвкушая, что еще несколько минут – и он наконец-то обнимет Робина. Но, не доехав всего несколько ярдов, Вилл резко осадил жеребца.
У дома толпились люди и гомонили без умолку – так же, как накануне в Хольдернесе. Спрыгнув с коня, Вилл привязал его к скобе, вбитой в стену, и подошел ближе.
– Что здесь произошло? – спросил он у пожилого булочника, чей фартук был обсыпан мукой, словно тот прибежал прямо от кадки с тестом.
– Не знаю, парень, – ответил булочник, мельком глянув на Вилла. – Говорят, кого-то убили. Видишь, сколько ратников?
Вилл и сам заметил, что двор был полон ратников с гербом Ноттингемшира. За спиной раздались крики с требованием расступиться и освободить дорогу. Толпа раздалась, и к воротам прогарцевали еще трое ратников, сопровождавших человека в более дорогом облачении. Вилл бросил взгляд на его лицо и по застывшей на нем спесивой маске безошибочно угадал начальника городского гарнизона.
Вновь прибывшие спешились и торопливо зашли в дом. Через несколько минут командир гарнизона показался в дверях и остановился на пороге, в задумчивости похлопывая перчаткой по ладони.
– Как я могу быть уверен, что это молодой граф Хантингтон? – громко спросил он.
У Вилла похолодело в груди. Неужели он опоздал?
– Если бы кто-то видел его прежде… – неуверенно протянул один из ратников.
– Если бы! – недовольным тоном передразнил командир гарнизона. – Где же я сыщу того, кто знал молодого графа?
Вилл понял, что как ни тяжко будет заглянуть в лицо брата, но если именно Робин сейчас лежал в доме, он все равно должен это сделать. По крайней мере, он хотя бы позаботится о погребении Робина, раз уже не сумел вовремя оказаться рядом с ним.
– Мне доводилось видеть Роберта Рочестера, – сказал он, и хотя его голос был негромким, Вилла услышали все.
Командир гарнизона впился в него взглядом и поманил к себе. Ратники расступились, и в полной тишине Вилл вошел в дом. В двух шагах от порога лицом вниз лежал мертвый юноша, продолжая сжимать в ладони рукоять меча.
Это был меч Робина, но Вилл не поддался порыву отчаяния и продолжал внимательно рассматривать убитого. Цвет волос чуть светлее, но то же сложение, что у Робина, тот же рост. Вилл заметил под рубашкой на плече юноши окровавленную повязку, и его сердце болезненно сжалось. Вульфгар сказал, что Робин был ранен при осаде Веардруна. По знаку Вилла два ратника подхватили юношу и перевернули на спину, открыв лицо. Вилл задохнулся от волнения и с трудом сохранил бесстрастное выражение лица. Убитый не был Робином! Глядя на застывшее лицо юноши, Вилл гадал, кто же это, почему его приняли за Робина и убили?
Но для вопросов было неподходящее время. Мгновенно овладев собой, Вилл решил, что более удачной возможности остановить охоту на Робина не представится.
– Да, – уверенно сказал он, – это и вправду Роберт Рочестер.
Ратники тут же оттолкнули его в сторону и принялись наперебой поздравлять командира, которого ждала похвала шерифа Ноттингемшира и щедрая награда, обещанная за жизнь графа Хантингтона.
– Я сейчас же отправлю гонца к сэру Рейнолду! – сказал начальник гарнизона.
– А тело? – спросил один из ратников, и Вилл снова напрягся.
Если убитого юношу доставят в Ноттингем, обман сразу раскроется, и шериф возобновит поиски. К его облегчению, командир ратников, небрежно поморщившись, ответил:
– Не стоит возиться. Да и покойник все-таки граф. Заройте его на кладбище, только не отмечайте место, чтобы сторонники Рочестеров не нашли его и не попытались перезахоронить.
Ратники с готовностью поволокли убитого, взяв его за руки и за ноги. Вилл с горечью проводил взглядом того, кто по роковой случайности принял смерть вместо Робина. Но главное, сэр Рейнолд получит известие о гибели молодого графа Хантингтона и не увидит тела, а значит, не узнает, что Робин жив. Вопрос командира гарнизона заставил его очнуться.
– Что ты хочешь себе в награду за помощь?
Вилл молча указал на меч, выпавший из ладони юноши, когда ратники поднимали тело с пола.
– Дорогое оружие! – хмыкнул командир гарнизона. – Но ты заслужил. Забирай!
Подобрав меч Робина, Вилл вернулся к коню. Выбравшись из города, он медленной рысью поехал прочь от Рэтфорда. Брат в очередной раз избежал гибели, но где искать его теперь? После долгих раздумий Вилл был вынужден признать, что потерял след Робина – и уже без всякой надежды обнаружить его вновь.
Глава пятая
Вилл вернулся в Локсли.
Перебросившись с матерью несколькими скупыми словами и убедившись, что она выглядит лучше, чем была, когда он покинул ее, Вилл ушел к себе. Проводив сына взглядом, Барбара тяжело вздохнула. Она не спросила, чем увенчались поиски брата: ответ был написан на потемневшем от усталости лице Вилла и в его мрачных глазах.
Элизабет была в родительском доме, когда узнала о возвращении Вилла, и немедленно примчалась к Барбаре.
– Приехал?! – с порога спросила она, впившись в Барбару взглядом, полным надежды.
Та кивнула в ответ.
– Как он?
– Плохо, – вздохнула Барбара, – едва на ногах стоит от усталости, а в глаза страшно смотреть. Ты бы сходила к нему, девочка. Он сейчас в своей комнате. Голоден, а от ужина отказался. Может быть, тебе удастся хоть немного приободрить его.
Элизабет не надо было просить дважды. Барбара еще не закончила говорить, а она уже летела вверх по лестнице. Проскользнув в спальню Вилла, Элизабет увидела, что он сидит на кровати, уперев локти в колени и уронив голову на сомкнутые руки. Весь он был олицетворением усталости и отчаяния. Элизабет на цыпочках подошла к нему, опустилась на колени и мягко отняла ладони Вилла от его лица. Он посмотрел на нее, и она с болью в сердце заметила, как темны обычно ясные золотистые глаза: словно солнце заволокла снежная туча.
– Я не нашел его, – одними губами сказал Вилл, глядя на Элизабет, но едва ли видя ее, – не сумел. Где он, что с ним, жив ли в эту минуту – не знаю!
– Конечно, лорд Робин жив! – уверенно заявила Элизабет. – Даже не сомневайся! Ты обязательно найдешь его. Уговори лорда Робина приехать сюда, в Локсли. Здесь его никто не будет искать. А сейчас тебе надо помыться с дороги и поесть хоть немного. Ты очень устал, Вилл! Не отдохнув, ты не сможешь продолжить поиски. Я сейчас скажу, чтобы для тебя грели воду, и приготовлю ужин.
Вилл наконец посмотрел на нее узнающим, прояснившимся взглядом и молча кивнул. В его глаза вернулся янтарный, сродни солнечному, свет, и Элизабет улыбнулась от радости.
Спустившись вниз, она велела слугам наносить и согреть воды, а сама принялась собирать для Вилла ужин. Глядя на ее снующую легкую фигурку, сосредоточенное деловитое лицо, Барбара снова подумала, что не могла бы пожелать себе лучшей невестки. Но то, что и раньше было очень сомнительным, теперь стало совсем невозможным. Если Робин все-таки погиб, Вилл заступит на место брата и предъявит права на отцовское наследство. В этом Барбара, зная сына, не сомневалась. Не ради тщеславия, а ради того чтобы не дать врагам графа Хантингтона одержать полную победу над Рочестерами. Если ее сын добьется признания его наследником графа Альрика, – а он приложит к этому все силы! – Элизабет никогда не стать женой Вилла, графиней и госпожой Веардруна.
Служанка, ходившая сказать Виллу, что лохань для купания наполнена теплой водой, вернулась со словами, что Вилл просил принести ужин к нему в комнату.
– Я отнесу! – с готовностью откликнулась Элизабет и принялась составлять посуду с едой на поднос.
Барбара очень внимательно посмотрела на нее и сочла нужным предупредить:
– Будь осторожнее, Лиззи!
– Я справлюсь! – рассмеялась Элизабет, решив, что Барбаре поднос показался слишком тяжелым.
Подхватив его, она стала подниматься по лестнице, аккуратно ступая, чтобы не споткнуться. Барбара проводила ее долгим взглядом и грустно усмехнулась. Юная наивная девушка не поняла: Барбара сомневалась вовсе не в силе ее рук.
Когда Элизабет принесла еду в комнату Вилла, он уже был там, успел вымыться, переодеться в чистую одежду и теперь вытирал полотенцем голову. Поставив поднос на стол, Элизабет подошла к нему и перехватила из его рук полотенце.
– Давай я тебе помогу! – сказала она и принялась любовно высушивать его мягкие влажные волосы.
Вилл замер, потом медленно обнял Элизабет и притянул к себе. Накрыв губами ее рот, он долго целовал девушку, чувствуя, как в нем нарастает неодолимое желание слиться с тонким, нежным телом, трепетавшим в его объятиях, и хотя бы на час забыть ужас и боль последних дней. Элизабет отвечала на поцелуи с такой готовностью, которая еще сильнее повергала Вилла в волнение. К счастью, она вспомнила об ужине и высвободилась из его рук.
– Еда остывает! Садись скорее за стол!
Вилл так и сделал. Указав Элизабет взглядом сесть напротив, он взял ложку и попросил:
– Пока я ем, расскажи, как все шло здесь, пока меня не было.
Не чувствуя вкуса ароматной наваристой похлебки, Вилл ел, не сводя глаз с Элизабет, и слушал ее рассказ. Она говорила, как возликовало все селение, когда до Локсли дошли известия о том, что Робину удалось спастись. Сама же Элизабет старалась как можно больше времени проводить с матерью Вилла и неизменно оставалась ночевать с ней. Несколько дней Барбара лежала в постели, молчала и отказывалась от еды. Но потом приехал Вульфгар, рассказал, как повстречался с Виллом, как они похоронили графа Альрика, и тогда Барбара впервые заплакала. Слезы принесли ей облегчение, она наконец-то встала с кровати, занялась хозяйством, но по ночам Элизабет неизменно слышала, как Барбара приглушенно плачет в подушку, повторяя имя графа Альрика.
Вилл вздохнул и угрюмо задумался: не слишком ли приукрашивают любовь и менестрели, и простые люди? Что обрела мать, полюбив графа Хантингтона? Несколько месяцев счастья быть рядом с ним, но счастья, замутненного горечью, как вино осадком. Покинув Веардрун, Барбара видела графа Альрика всего дважды! Первый раз, когда он приехал в Локсли и обнаружил, что у него есть еще один сын, и второй – через несколько дней, когда он вернулся за Виллом, чтобы забрать его в Веардрун. И все. Считаные месяцы, считаные дни – и бесконечная тоска, к которой теперь добавилась такая же беспредельная скорбь. Потом он вспомнил отца, леди Рианнон и неосознанно покачал головой. Никакой радости любовь в себе не таит и не стоит того, чтобы о ней твердили без умолку и – тем более! – воспевали в самых изысканных словах и мелодиях.
Вилл допил эль, и Элизабет принялась собирать со стола пустую посуду, составляя ее на поднос. Ее рука случайно соприкоснулась с рукой Вилла, и он мягко перехватил запястье Элизабет, вынул из ее пальцев пустую чашку и поставил на стол. Элизабет встретилась с ним взглядом, он молча поднялся из-за стола и, не сводя с нее глаз, обвил руками стан девушки.
Голод был утолен, желания тела вернулись и вспыхнули с новой силой. Вилл напомнил себе, что собирался быть честным с Элизабет, и мысленно дал себе слово отпустить ее, как только поймет, что теряет власть над собой.
– Поцелуй меня, милая, – попросил он, глядя в темные доверчивые глаза Элизабет, – сама поцелуй, как я тебя целовал.
Она обвила руками его шею, прильнула высокой грудью к его груди и дотронулась губами до его губ, приоткрывшихся в ответ. Ее неискушенные, неумелые поцелуи оказались для него очень сладостными. Никогда прежде, целуя женщин, он не испытывал такого чувства, словно соприкасаются не губы, а души. Сам того не заметив, Вилл подчинил губы Элизабет своим, стал целовать ее страстно, едва позволяя ей вздохнуть. Он обхватил ее всю и крепко прижал к себе. Он целовал бы и целовал ее, но собственное тело начало диктовать ему свою волю, и Вилл с огромным трудом напомнил себе о данном обещании.
– Теперь уходи, Лиз, – резко сказал он, расцепив сомкнутые на ее стане руки, и даже слегка оттолкнул от себя. – Поторопись, девочка! Чем скорее уйдешь, тем быстрее окажешься в безопасности.
Его глаза потемнели, он неотрывно смотрел на Элизабет, и она поняла, о какой опасности шла речь. Но она также почувствовала, что, отстраняя ее, он не хочет, очень не хочет, чтобы она ушла. И тогда Элизабет решилась.
– Я могу остаться с тобой.
Вилл вздрогнул как от ожога, его глаза сузились, в них полыхнул темный огонь.
– Ты хорошо понимаешь, о чем говоришь и что предлагаешь мне? – спросил он внезапно охрипшим голосом.
– Да, – одними губами сказала Элизабет и услышала в ответ резкий короткий смешок.
– А как же тот, за кого ты однажды выйдешь замуж? Он вправе рассчитывать на твою девственность. Не лучше ли тебе приберечь невинность для мужа?
Вот он и сказал то, что она всегда боялась услышать, и прежде всего – от него самого. Но разве она и раньше не понимала, что он не намерен жениться на ней, а если бы и пожелал, то ему все равно бы не позволили? Все эти печальные мысли не отразились на нежном лице Элизабет, когда она ответила Виллу:
– Я хочу подарить невинность тому, кого люблю всем сердцем. Тебе, Вилл! Помнишь, прежде чем уехать, ты спросил, твоя ли я?
– Нет, не помню, – честно ответил Вилл после секундного раздумья.
Конечно, о чем он мог помнить, убитый известием о смерти отца, сгорая от тревоги за брата? Но Элизабет помнила, и она сказала:
– Это неважно. Я все равно твоя, Вилл!
Он долго стоял неподвижно, потом вновь обнял ее и, склонив голову, прижался лбом к ее лбу.
– И ты не станешь упрекать меня? – услышала она его шепот. – Не обвинишь в том, что я соблазнил тебя?
– Нет, – прошептала она и ответно обвила руками его стан.
Вилл с силой притянул Элизабет к себе и заскользил губами по ее лицу, овевая его горячим дыханием.
– Тогда оставайся, не уходи!
Его руки проворно расплели ее косу, разметали по плечам Элизабет, пропуская шелковистые пряди сквозь пальцы.
– Какие же у тебя красивые волосы! – с восхищением прошептал Вилл. – Прикасаться к ним – ни с чем несравнимое удовольствие, а уж зарыться руками!..
Он попытался расшнуровать ее платье, но запутался в завязках. Элизабет, смущенно рассмеявшись, отстранилась и принялась раздеваться сама. Сбросив одежду, она нырнула под покрывало и укрылась до шеи, стесняясь своей наготы. Вилл же раздевался при ней без всякого стеснения. Когда он, полностью обнаженный, повернулся лицом к Элизабет, она тихо ахнула от восхищения, зачарованная его красотой.
Сельская жительница, она и прежде видела нагих мужчин, когда парни пугали девушек при купании в озере, мужчин, обнаженных до пояса, когда те умывались, вернувшись с работ. Но никто из них не мог и близко сравниться с Виллом. Он был очень строен и удивительно соразмерен. Фигура крепкая, но не кряжистая, как у деревенских парней, широкие плечи не ссутулил тяжелый деревенский труд. Постоянные ратные занятия, упражнения с оружием вылепили его тело, под кожей на руках мускулы плавно выступали, а на груди и животе лежали широкими твердыми пластинами. Опустить взгляд ниже Элизабет не осмелилась.
– Тебе не надо брони, – сказала она. – Ты выглядишь так, словно без всяких доспехов способен одержать верх над любым противником!
– Так нас и учили, – рассмеялся Вилл, подходя к кровати.
Он лег рядом с Элизабет и стянул с нее покрывало, несмотря на робкий протест.
– Не прячься, – сказал он. – Дай мне полюбоваться тобой!
Его взгляд медленно заскользил по телу Элизабет, не упуская ни одной мелочи, и теперь уже Вилл не смог сдержать восхищенного вздоха.
– Ты настоящее сокровище, Лиз! В жизни не видел такой красавицы, как ты.
Он вскинул на нее глаза и, не отрывая взгляда от лица Элизабет, медленно заскользил ладонью вдоль ее тела. Заметив, как задрожали ее ресницы, а потом и она вся, Вилл ласково улыбнулся:
– Боишься?
– Немного, – судорожно глотнув, призналась Элизабет.
– Не бойся, – ответил Вилл. – Сотню раз говорил тебе: ничего и никого не бойся рядом со мной. Я тебя не обижу и никому в обиду не дам.
Учитывая, что она была невинной девушкой, то, что он собирался делать, иначе как обидой назвать было трудно. Но ни он, ни она в эту минуту так не считали. Элизабет вскинула руки, обвила шею Вилла и пригнула его голову к своему лицу.
– Хочешь, чтобы я поцеловал тебя? – с улыбкой спросил Вилл.
– Да, – сказала она.
– С радостью, Лиз! Меня об этом не надо просить. Ты еще устанешь от моих поцелуев!
До этой ночи он никогда не имел дела с девственницами. Любовный опыт Вилла ограничивался ночами, проведенными в объятиях бойких и доступных служанок в Веардруне, которые были рады угодить сыну графа и не требовали от него церемонности. Элизабет была другой. Она представлялась Виллу нежным бутоном, медленно распускавшим лепестки от его ласковых прикосновений и поцелуев. Как ни бунтовало его тело, настаивая на немедленном удовлетворении, Вилл понимал, что Элизабет требует бережности и неторопливости, и он ласкал ее со всей нежностью, на которую был способен. Когда она начала льнуть к нему уже без страха, его сдержанность иссякла и он наконец позволил себе поддаться жгучему, как огонь, желанию.
Элизабет пискнула, как птенец, попавший в лапы кошки, и Вилл, задыхаясь, поймал губами ее возглас.
– Я знаю, милая, знаю, что тебе сейчас больно, – прошептал он. – Пожалуйста, Лиззи, потерпи немного!
Она судорожно кивнула и обняла его дрожащими руками. Если делить постель с мужчиной означает подобное терпение, Элизабет поняла мать, которая иной раз будила детей шепотом, когда просила отца оставить ее в покое. Но Вилл был таким нежным, так сожалел о причиненной им боли, что Элизабет расслабилась и только вздрагивала под его сильным телом. А он старался двигаться медленно и осторожно и крепко стискивал зубы, обуздывая собственное тело, которое рвалось в стремительный натиск.
Наконец Вилл замер, прижавшись к Элизабет и крепко обхватив ее руками. По его горлу пробежал сдавленный стон, он обмяк и уронил голову в россыпь светлых волос.
– Девочка моя! – услышала Элизабет задыхающийся шепот.
Вилл медленно разжал руки и перелег на бок, освобождая Элизабет от своей тяжести. Она тоже повернулась на бок лицом к Виллу и обвила рукой его стан. Несколько минут они лежали молча. Когда дыхание Вилла успокоилось и стало ровным, Элизабет робко спросила:
– Тебе понравилось?
Не услышав ответа, она подняла глаза и столкнулась с его золотистыми глазами, в которых плавал теплый медовый туман. По его губам пробежала улыбка, он провел ладонью по ее голове и сказал со всей искренностью:
– Мне было очень хорошо с тобой, очень! – помедлив, Вилл с усмешкой добавил: – Чего, наверное, не скажешь о тебе.
– Нет, нет! Мне тоже было хорошо! – заверила Элизабет.
Вилл улыбнулся сонной улыбкой и, глядя в ее глаза, сказал:
– Никогда не лги мне, Лиз. У тебя все равно не получится солгать, а вот разочаровать меня лукавством сумеешь.
– Я не лгу! – горячо возразила Элизабет и, поймав его взгляд, смущенно поправилась: – Ну, почти.
Вилл тихо рассмеялся, набросил на себя и на нее покрывало и обнял Элизабет так, что она вся уместилась в его объятиях.
– Ты был таким нежным и добрым со мной! – прошептала Элизабет и услышала в ответ резкий смешок.
– Нежный и добрый? Впервые слышу о себе подобный отзыв! Нет, Лиззи, – Вилл глубоко вздохнул, крепче прижав к себе Элизабет, – будь я добрым, то отпустил бы тебя.
Она еле слышно вздохнула, угадав в его словах предупреждение, что эта ночь между ними ничего не изменит. Вилл понял ее вздох иначе и прошептал, целуя Элизабет:
– В следующий раз тебе не будет больно. Обещаю!
От этих слов сердце Элизабет наполнилось радостью. Значит, он не отстранит ее, раз сказал, что будет другой раз. Ничего больше ей не надо было. Она бросила взгляд в окно. Еще не поздно вернуться домой, избежав вопросов отца и матери. Но, чтобы подняться с кровати, надо высвободиться из рук Вилла, а он уже спал, и она не хотела будить его. Да и уходить от него не хотела. Оставив неприятные мысли на утро, Элизабет прильнула к Виллу, устроилась головой на его плече и уснула.
Элизабет спала, прижавшись к Виллу спиной, когда его руки вновь ожили и стали гладить ее. Протолкнув колено между ее ног, он снова овладел ею, и она не воспротивилась, напротив, теснее прильнула к нему. Он двигался медленно, словно сам пребывал в полусне, но она услышала его шепот:
– Все еще больно?
Помня его строгий наказ не лгать, Элизабет честно ответила:
– Почти нет.
Она и вправду испытывала только слабое жжение и скорее боялась боли, чем чувствовала ее. К ее удивлению, глубоко внутри она ощутила непонятное томление, повинуясь которому, стала поддаваться движениям Вилла. Он тут же задвигался быстрее и резче, но прежде чем боль вернулась, она услышала отрывистый вздох, а его руки крепко сковали ее, прижав к себе так, что она поняла смысл выражения «единая плоть». Вилл не только остался любимым, он стал родным.
– Девочка моя! – услышала она его нежный голос, когда он заскользил поцелуями по ее голове. – Ты сама не знаешь, какое утешение даровала мне! Сейчас мне кажется, я не выжил бы этой ночью, не останься ты со мной.
Глубоко растроганная его признанием, Элизабет поцеловала Вилла и украдкой посмотрела в окно. Ночную темноту начали рассеивать предрассветные сумерки.
– Мне пора возвращаться домой, – сказала она робко и нерешительно, очень надеясь, что Вилл скажет в ответ: «Элизабет, отныне тебе незачем покидать мой дом».
Но Вилл молча убрал руку, которой ее обнимал. Неслышно вздохнув, она встала с кровати, надела платье и заплела волосы в косу.