Ангел мщения
– Так это… Наезд на мальчика, – вспомнил Новиков рассказы жены Ольги.
Та неделю встречала его у порога, каждый день с новыми подробностями. И когда она рассказывала, то глаза ее некрасиво округлялись. Лицо, искажаясь, делалось совершенно несимпатичным, и Новиков спешил сбежать от ее переживаний. И слушал вполуха.
– Подробностей не знаю, Валера, извини. Но процесс был громким. Точно.
– Что-то такое припоминаю. Но тоже без подробностей. – Валера запустил пятерню в густую шевелюру, почесал макушку, пожаловался: – Вот что бывает, друг, когда телевизор не смотришь. А когда смотреть? Некогда!
– Некогда.
– Ладно. Освежим. А теперь давай, доставай, что там у тебя сегодня в верхнем ящике стола, майор? Я не успел позавтракать.
Глава 13
Она не могла спать. Не могла есть. Она все время вздрагивала, прислушиваясь к звукам на лестничной клетке. Дверь была надежной. Этаж – пятым. Она специально выбирала квартиру выше второго этажа, с надежной дверью, но это не спасало от страха.
Она пыталась устроиться на работу, чтобы оставалось меньше свободного времени на страх, но у нее ничего не вышло. Ей все время казалось, что менеджеры по управлению персоналом смотрят на нее как-то не так. Подозрительно смотрят. И вопросы, их вопросы казались ей неправильными, въедливыми, мешающими сосредоточиться на правильных ответах.
Она боялась включать телевизор и слушать радио. Вдруг уже знают, кто пронес в зал судебных заседаний злополучный термос, который взорвался почти у нее в руках? Вдруг она уже объявлена в розыск?
Но больше всего она боялась тех людей, которые снабдили ее инструкциями и отправили на верную гибель.
В них таилась настоящая угроза для нее.
Они наверняка уже знали, что она осталась жива. И наверняка уже что-то предприняли, чтобы обезопасить себя. Она же все знала! Знала того, кто отдал ей распоряжение по телефону. По имени и фамилии знала, а не просто так. Знала в лицо того человека, который инструктировал ее на автобусной остановке и поменял ей термос в сумке. Хоть он и стоял к ней почти все время спиной, она смогла бы опознать его даже по фотороботу. Да что там, она бы сама могла помочь его составить!
Но для этого ей надо было бы обратиться в полицию. И все там рассказать. И сразу стало бы легче дышать, и аппетит вернулся бы, и сон.
Но ведь не поверят ей! Ни за что не поверят! Сочтут ее стопроцентной злоумышленницей, преступницей, убийцей! Потому что она…
Потому что она не без греха! Она обманула старую женщину, дала взятку нотариусу. Она завладела квартирой неправедным путем. И теперь вынуждена расплачиваться. Да ладно бы только она. А вдруг под удар попадет ее мама? Вдруг они станут ее мучить, пытать, желая узнать, где прячется ее дочь?!
Она же этого не переживет тогда! Она же просто свихнется!
Позвонить матери хотелось уже несколько дней. Она подходила к телефону-автомату, вставляла карточку, снимала трубку и… уходила.
Она боялась правды. Пока не знала ничего такого, плохо, но жила. Но если вдруг узнает, что с матерью случилось что-то страшное, то тогда все, тогда она точно за себя не ручается! Тогда она вынуждена будет действовать! Мстить!
Через две недели своего скучного трусливого прозябания в полупустой квартире на пятом этаже Инна не выдержала. Она решилась на звонок. Правда, для этого ей пришлось записаться на экскурсию и три часа в дороге слушать бравурные песни вышедших в утиль комсомольцев. Потом еще пару часов бродить в составе группы по каким-то заповедным развалинам и слушать байки о странной, трагической любви неизвестных истории помещиков.
От группы она отстала, узнав у экскурсовода время отбытия. Вернувшись к месту сбора, Инна обнаружила, что пока они спотыкались о старые камни, подъехали еще две группы. Один автобус был издалека. Народ только выходил из него, разминался. Спешил к туалетам и кафе, выпить дрянного кофе из пластиковых стаканчиков.
– Простите меня, пожалуйста, – жалобно улыбнулась она женщине средних лет. – Телефон разрядился, а мама просила позвонить. Наверняка с ума сходит от беспокойства. Не позволите воспользоваться вашим? Я оплачу, сколько скажете.
Женщину средних лет тронула такая забота о матери. Проворчав что-то неразборчивое о беспечной молодежи, она сунула Инне в руку свой старенький телефон-раскладушку.
– У меня безлимитный тариф, так что не переживай, девочка. Позвони маме. И впредь перед дальней поездкой заряжай телефон, – прозвучало ей в спину нравоучение.
– Спасибо. – Инна натянуто улыбнулась. – Я быстро.
Она набрала рабочий телефон матери. Была пятница, три пополудни. Она должна была быть на работе. Но ее там не оказалось.
– Второй день не выходит и не звонит, – сообщил Инне какой-то мужчина недовольным голосом. – И до нее дозвониться не можем.
Рабочий телефон матери замолчал. Трясущимися пальцами она принялась набирать номер их домашнего телефона, мобильного матери. Тишина.
– Не отвечает? – спросила женщина, заглядывая в телефон из-за ее плеча.
– Нет! – крикнула она излишне громко. В горле что-то клокотало, когда она выговорила: – Что-то не так. Что-то случилось!
– Позвони соседям, – посоветовала тетенька. – Есть такие, кому можно позвонить?
– Да, есть, – кивнула Инна. – Только… Только мне нельзя звонить, понимаете? Мне не ответят. Я с ними не очень-то хорошо рассталась, когда уезжала. И говорить со мной не захотят. Может, вы позвоните, а? Пожалуйста! Я вас умоляю!
Женщина посмотрела вслед своей группе, ходко двинувшейся по асфальтированной дорожке в сторону помещичьих развалин. Вздохнула, выдергивая телефон из рук Инны.
– Диктуй номер, – потребовала она недовольным голосом. – Воистину, ни одно доброе дело… Ну! Номер! И как мать зовут?
– Нина Витальевна. – Она быстро продиктовала номер. – А это номер соседки из квартиры напротив, тетя Света. То есть Светлана.
– Что спросить? – Женщина набрала номер и занесла палец над зеленой кнопкой вызова.
– Попросите к телефону Нину Витальевну. Скажите, что с работы, что дозвониться не можете второй день. А отчет горит или что-то в этом роде.
– Хорошо, поняла, не тараторь, девочка.
Женщина набрала номер соседки Инны. Ей ответили не сразу. Когда ответили, она повторила слово в слово все, что просила сказать Инна. И минуту слушала ответ с каменным лицом. Потом со вздохом произнесла:
– Спасибо. Я поняла. Извините.
Она захлопнула крышку старенького телефона. Убрала его в сумку. И, не глядя на Инну, глухо пробубнила:
– Несчастье случилось с твоей матерью, девочка. Тебе надо ехать домой. И как можно быстрее.
– Что?! Что случилось?! – Она дернула женщину за рукав толстого вязаного кардигана, уставилась в хмурое незнакомое лицо. – Что там случилось? Что сказала тетя Света?
– Сказала, что сегодня с обеда в вашей квартире работают оперативники. Это она их вызвала, когда твоя мать не открыла ей, когда ей позвонили с ее работы. Ей уже звонили с работы твоей матери, поняла! Моя легенда оказалась липой. Но не в этом суть. – Женщина вскинула ветхие ручки старой сумочки на плечо, повернулась, чтобы уйти. – Суть в том, что тебе надо срочно вернуться.
– Что там стряслось?! Скажите! – крикнула она в широкую спину, обтянутую толстой кофтой крупной вязки. – Скажите!
– Твоя мать сегодня была обнаружена мертвой, – обронила женщина, не поворачиваясь.
– Но как? Почему?! Она же не болела ничем!
О господи! Зачем, зачем она выкрикивала все эти нелепые вопросы?! Она же знала, почему умерла ее мать. Ее…
– Ее убили. В квартире все перевернуто вверх дном. Либо это грабеж, либо искали что-то конкретное. Все, прости, девочка. Мне пора.
Женщина ушла.
Инна побрела к автобусу, который привез их группу в это дурацкое место. Сказала водителю, что внезапно почувствовала себя плохо, запросилась внутрь. Он безропотно открыл двери, впустил ее. Инна прошла на свое место, села и, сжавшись в комок, тихо заплакала.
Она! Только она во всем виновата! Она виновата в гибели единственного родного человека. Она подставила мать. Надо было, надо было все ей рассказать. И назвать место, в которое уехала. Может, если бы она знала и выдала ее, то осталась бы жива.
Инна плакала и не подозревала, что та самая женщина, чьим телефоном она воспользовалась, и не подумала забыть про историю, которую ей неожиданно навязали. Отойдя от стоянки метров на двадцать, она снова сунула руку в сумку и достала телефон. На ходу ткнула пальцем в цифру два и долго ждала ответа. А когда ей ответили, спросила:
– Все пьешь, Кузьмич?
– Тебе-то что, Марья? Пожалеть хочешь? – ответил ей нелюбезно скрипучий мужской голос.
Она могла поклясться, что слышит запах недельного перегара, и поморщилась.
– Вместо того чтобы работать над книгой, ты пьешь, скот, – пробормотала она со вздохом.
– Издеваешься, Маш? – В трубке мелко захихикали, потом долго надсадно кашляли. Затем заговорили слабым голосом. – Какая книга, Маша? О чем? После того как мое последнее творение завернули со словами, что все это уже кем-то было написано, я даже не пытаюсь сочинять.
– Тебя просто обманули, Кузьмич, – с жалостью произнесла Мария. – Ты же сам знаешь. И книгу твою издали потом, только под чужим именем. И хорошая книга-то была, Кузьмич. Продается хорошо.
– Дальше что?
– И случилось так сам знаешь почему. Книгу ты свою пропил, сам знаешь. Был бы трезвым человеком, с тобой бы так не поступили. Побоялись бы судебных тяжб. А так тебя просто… Господи, как это сейчас называется-то? Вспомнить не могу! Ну, когда обманывают? Кузьмич, подскажи!
– Ты хочешь сказать, что меня просто кинули, – со скрипучим смешком подсказал ей старинный приятель и воздыхатель. – Мы это уже обсуждали, Мань. Че ты опять?
Мария, Маша, Маня. Она услышала свое имя в трех разных вариантах. Значит, он не пьян, просто мается душою. Когда он бывал пьян, то называл ее просто Марией, противно затяжно икая.
– Ты же должна быть на экскурсии, – неожиданно вспомнил Кузьмич.
– Я на экскурсии.
– И? Не понравилось? Скучно стало? Чего звонишь?
Она молча проглотила упрек. Да, да, в последнее время они нечасто созванивались, еще реже виделись. Не будет пьянствовать! Слабак! Он и ее в свое время профукал из-за своей слабости к пороку. Талантлив же был, невероятно талантлив. А все пропил!
– Звоню, потому что у меня для тебя есть сюжет.
– О-о-о! Не начинай! – взвыл Кузьмич. – Даже слушать не хочу, что тебе там навеяло среди старых кирпичей. И даже хочу предупредить: вся эта трагическая любовь – выдумка. Сверялся с историческими фактами. Так что, Мань, отстань. Слышишь рифму?
– Заткнись и слушай, – приказала она, терпеливо выслушав его нытье. – Внимательно слушай!
Когда она закончила рассказывать, Кузьмич молчал непозволительно долго. Она даже засомневалась, дождался ли он конца ее истории, не заснул ли, завалившись на диван? Но он вдруг подал голос:
– И ты хочешь, чтобы я написал эту историю?
– Я хочу, чтобы ты для начала начал писать эту историю. Прямо с сегодняшнего дня. Прямо с того момента, как мои мокасины коснулись щербатого асфальта запущенной автобусной стоянки. А потом…
– А потом?
– А потом тебе надо будет съездить туда. Это не так далеко. Номер городского телефона, по которому девушка звонила, указывает на соседнюю с нашей область. Город и адрес найдешь по справочнику. Ты же следопыт. Что-то подсказывает мне, что девчонка в бегах. Даже с соседкой не стала говорить, наврав с три короба. Так что давай, Кузьмич, действуй! Уж эту-то историю точно никто еще не писал до тебя!
Глава 14
Полковник смотрел на Арского как на врага номер один. Своего личного, кровного, понимаешь, врага. Столько лютой ненависти было в его взгляде, когда он медленно протянул:
– Та-а-ак! Это что еще, капитан, за новости?! Ты хоть понимаешь, что только что сказал, а?!
– Так точно, товарищ полковник.
Валера вытянулся. Он по такому случаю, по случаю сегодняшнего доклада, который по некоторым причинам не мог делать Новиков, потому что его невразумительная речь вызвала бы неминуемый скандал, явился сегодня на работу в форме. Чтобы полковник к нему прицепиться не мог еще и за это.
– Ты только что скомкал стройную версию силового ведомства, с которым нам ссориться ну никак не резон, раз! – рокочущим от еле сдерживаемого бешенства голосом проговорил полковник и положил остро отточенный карандаш в центр стола. – Ты поставил под сомнение двухнедельную работу их отдела, попросту смял ее и отправил в мусорную корзину. Два!
Еще один остро отточенный карандаш лег в центр стола.
«Если полковник продолжит говорить, то на столе образуется целый частокол из карандашей», – лениво подумал Арский.
Он не трусил. Не собирался отступать. И вполне понимал Новикова, который трижды репетировал свое выступление перед полковником и трижды его проваливал. Не находил веских аргументов, когда Валера, копируя манеру полковника, принимался задавать Сереге едкие вопросы.
– Давай лучше я сам, – предложил он вчерашним вечером другу Сереге.
И тот согласился. Но на определенных условиях.
– Я как бы тоже с тобой буду не согласен, Валер, ага? Иначе как объяснить, что ты поверх моей головы на доклад к полковнику суешься?
– Не соглашайтесь со мной никто, мужики, – ухмылялся Валера. – Но я знаю, что я прав.
– И этого, капитан, достаточно, – ограничился двумя карандашами полковник, тут же смахнув их со стола на пол. – Этого достаточно, чтобы я тебе приказал заткнуться. И не соваться со своим домыслами, и идти сам знаешь куда!
– А я никуда, товарищ полковник, и не собирался соваться. Я к вам пришел на доклад.
– А что майор? – Полковник подозрительно прищурился. – Тоже не согласен с тобой? Или не рискнул? Не рискнул выставлять себя законченным дураком?
– Не могу знать, товарищ полковник, – высоко вскинул Арский подбородок, чтобы не заржать.
Полковник был умницей! В прежние годы у него была самая лучшая раскрываемость по району.
– Ясно… Не сумел твой дружок толково объяснить, с какой такой стати ты собрался гадить коллегам из другого силового ведомства, а заодно и нам. Ты что, Арский, не понимаешь, что ли, ничего? Не разбираешься в политической подоплеке данного дела?
Валера промолчал.
– Даже если этот взрыв не был направлен на их свидетеля, то он все равно был направлен на него! Тебе это понятно?
– Так точно.
– Тогда чего ты здесь? Да по форме! Чтобы я тебя еще и за твои потертые джинсы не взгрел?
– Так точно, товарищ полковник. – Арский даже губу прикусил, расползалась в улыбке, гадкая.
– Ладно, сядь уже, клоун, – проворчал полковник и наклонился, собирая с пола карандаши.
Валера послушно присел на стул. Когда полковник принимался ворчать, можно было не переживать – выслушает.
– Давай с самого начала.
И Валера начал:
– Когда я более детально опросил пристава Голубева, работавшего в тот день в суде, то выяснил, что он сомневается. И под сомнение попали его собственные утверждения, что с сумкой в зал заседания в тот день прошла именно Алла Иванова.
– Другими словами, с сумкой была не она?
– Голубев сомневается, – подчеркнул Валера. – Поэтому и остерегается пока сотрудничать с нашими коллегами. Боится ответственности.
– Ясно дело! Пустил следствие по ложному следу! – фыркнул полковник со злостью. – Он не в себе, что ли, капитан? Как можно было утверждать что-то, если сомневаешься?
– Товарищ полковник, он, может, и не стал бы делать никаких заявлений, если бы его в спину не подталкивали.
– Хочешь сказать, что на него оказывали давление?
– Конечно, определенное давление было. Нужно было взять след в первые же часы расследования. Они его и взяли. – Валера кивком указал на окно, намекая на коллег. – Иванова была зарегистрирована. По свидетельствам очевидцев, сидела как раз за спиной их важного свидетеля. Водила дружбу с одним из подследственных, которых, к слову, теперь пытаются обвинить в провокационной драке в ресторане. Ох, так закрутили!
– А ты думаешь, что все гораздо проще?
– Нет, я так не думаю, товарищ полковник. Просто нет во мне уверенности, что взрыв был направлен именно на их важного свидетеля. Там же ведь рядом с ним сидела его двоюродная сестра – Дина Панкратова. Ее супруг и отец – не последние люди в городе. Могли кому-то перейти дорогу.
– Угу… – полковник задумчиво повертел в руке поднятые с пола карандаши, уложил их рядышком, накрыл ладонью, хитро глянул на Валеру: – Вот скажи-ка мне, капитан Арский, что мешает нам вести свое собственное параллельное расследование, разрабатывая другие версии? А? Правильно, ничто не мешает. И мы этим самым никому не помешаем. То есть не будем путаться друг у друга под ногами. И посему я… Даю тебе добро, капитан. Что-то по существу можешь мне доложить уже сейчас?
– Кое-что есть, товарищ полковник. – Арский оживился. – Голубев неохотно, но все же признался, что указал не на ту девушку. А ту, которая пронесла в зал заседания сумку с термосом и бутербродами, соответственно, и со взрывным устройством, он не помнит.
– Как это? Помнит, что с сумкой была не Иванова. А ту, которая была с сумкой, не помнит? Чушь, не находишь?
– Он не помнит ее лица. Указывает, что она была невзрачной, незаметной, незапоминающейся. Приходила неоднократно. Усаживалась со своей сумкой в зале, смотрела, слушала, в перерыве перекусывала. Она была из постоянных зрителей. Но на записях с камер нам не удалось ее зафиксировать. И в журнале регистрации повторов не было. Кое-кто из постоянных зрителей ее тоже помнят. Но описать не могут. Незаметная она, товарищ полковник. Совершенно незаметная.
– Ишь ты! – Полковник задумался, катая ладонью по столу карандаши, потом поднял взгляд на Арского: – Что думаешь делать, капитан?
– Хочу проехаться по другим отделениям. Просмотреть записи с камер. Может, что-то и выстрелит. Что-то подсказывает мне, что наша дама очень любила сенсационные заседания. Скандалы.
– И с какого скандала хочешь начать?
– С последнего.
– Что там? Не тяни, Арский! Что я из тебя по слову тащу, ну!
– На последнем заседании выносили приговор одному несчастному отцу семейства, который, напившись, попытался переехать на машине подростка.
– Фамилии услышу? – Полковник глянул исподлобья. – Что ты тут мне, как в хреновом детективе, интригу затягиваешь?
– Фамилия подсудимого Киселев Иван Гаврилович. Получил условный срок.
– А почему он несчастный, я не понял? Хотел с пьяных глаз убить подростка, получил условно. В чем суть его несчастий?
– Дело в том, что незадолго до того, как он совершил наезд, он потерял собственного сына. Того сбила машина на пешеходном переходе. Насмерть сбила.
– Ничего себе. – Полковник прищурился. – И он решил отомстить виновнику? Решил наказать его так же, как наказали его?
– Так точно, товарищ полковник. – Арский покрутил шеей. – С вами прямо неинтересно, честное слово.
– А я тебе не актер в театре, чтобы со мной интересно было, понимаешь, – отозвался полковник ворчливо. – Что там было дальше? Подросток получил незначительные повреждения. Киселев твой раскаялся, адвокат представил суду хорошие характеристики, ходатайства и все такое, потому и получил он условно. Так я разумею?
– Так точно, товарищ полковник.
– Так в чем тайна-то, капитан? Вижу, глаз у тебя горит, а не пойму, с какой стати? Как ты хочешь нашу возможную фигурантку к последнему делу привязать? Даже если окажется, что она посещала процесс, где судили Киселева, то на кой черт ей тащиться со взрывчаткой на последнее заседание, которое никакого отношения… Что? Что ерзаешь, ну?
– Связь есть, товарищ полковник. – Арский вскочил на ноги. – Киселев сбил на машине сына Дины и Глеба Панкратовых.
– Что ты такое говоришь, капитан. Что…
Полковник запнулся, округлил глаза и минуту молча рассматривал Валеру, застывшего в неестественной позе возле стола. Было понятно, что сиденье стула упирается ему под коленки, а двигать его ногами он не хотел. Стул был тяжелым, ножки все время корябали пол.
– То есть ты хочешь сказать, что Киселев сам пострадал от этого семейства? Что его сын погиб на пешеходном переходе под колесами автомобиля, который принадлежал Панкратовым?!
– Так точно, товарищ полковник.
– Ничего себе! Вот это… Так это же все меняет, капитан! Это же…
Не договорив, полковник выбрался из рабочего кресла и зашагал по кабинету, сцепив за спиной руки. Подошел к Арскому со спины, подивился его росту. Сам он был ростом выше среднего, но капитану едва до подбородка доставал. Но это так, машинально. Большее удивление в нем вызывала профессиональная хватка этого парня. Бульдожья просто хватка. Как он быстро, как он ловко!
– Сядь, – приказал он коротко. Арскому неудобно было стоять. – Молодец.
Вернулся на место, аккуратно поставил карандаши в подставку.
– Кого судили за наезд на сына Киселева? Кого из Панкратовых?
– Никого, товарищ полковник. Осудили постороннего человека. Думаю, что это подставное лицо, которому хорошо заплатили, чтобы он несколько лет провел за решеткой.
– Скорее всего, скорее всего. И что, твоя подозреваемая с неприметной внешностью там была?
– В настоящий момент это выясняется, товарищ полковник.
– И кем же? Уж не майора ли Новикова ты туда послал, капитан? Ох, что творите, черти! – Полковник погасил улыбку. – Ладно, ступай, Арский. Будем надеяться, что там все в порядке окажется с записями с камер. И нам наконец удастся установить личность твоей подозреваемой.
– С незапоминающейся внешностью, – закончил негромко капитан Арский.
Глава 15
Он довольно быстро нашел адрес. Даже удивился и попутно похвалил себя. Ну а в чем, собственно, сложность? По коду телефонного номера установил город. Пошарил в Сети, нашел телефонный справочник города, установил личность женщины, которой звонила его подружка Мария по просьбе случайной знакомой. И уже через десять минут знал, кто эта женщина. Ее имя значилось в списке офисных работников фирмы, занимающейся рекламным бизнесом.
Нина Витальевна Комарова.
О ней писали как об опытном сотруднике, способном помочь в любой сложной ситуации. Недолго думая, он набрал номер ее служебного телефона и, возмущенным голосом озвучив свою проблему, потребовал домашний адрес Комаровой.
Он просто наврал. Наврал, что Комарова в обход фирмы вела его дела в частном порядке. И что все его документы остались у нее дома.
– А дома, я слышал, у нее проблемы! – надрывался он в трубку телефона-автомата. – И что теперь станет с моими документами, неизвестно!
Осторожным голосом ему посоветовали обратиться в полицию. На что он едва не выругался матом. Видимо, на том конце провода решили, что в его лице могут получить еще одного клиента, и домашний адрес Комаровой ему все же продиктовали.
– Но там, говорят, все опечатано, – запустили вслед адресу сочувственный вздох.
– Разберемся, – буркнул он.
– Если у вас получится вызволить свои документы, милости просим к нам, – заверещал соловьем сотрудник фирмы, выболтавший ему адрес погибшей Комаровой. – Я так понял, вы не все решили?
– Не все, – на всякий случай в очередной раз соврал он. – Все находилось в стадии разработки.
– Ну вот! Просим, просим. Все решим. Как я могу к вам обращаться?
На этих словах он бросил трубку. Обращаться в рекламное агентство он не собирался. Все, что ему было нужно, это адрес Комаровой.
Он поехал туда, припарковался на автомобиле так, чтобы не мозолить глаза самым наблюдательным и чтобы двор хорошо просматривался, и замер в ожидании.
Чего он ждал?
Ну, во-первых, каких-нибудь сплетников, к которым можно было подойти с пустяшным вопросом и попутно выведать все.
Во-вторых, дочь погибшей. Она не могла не приехать домой после страшного известия.
А в-третьих, он должен был установить личности преступников.
Он был уверен, что мать пострадала из-за дочери. На сто процентов был уверен. Не просто так она шифровалась. Не просто так не стала звонить со своего телефона. И не решилась звонить соседям. Мать бы, возьми она трубку, не выдала никогда. Соседи бы однозначно проболтались.
В чем в чем, а в этом он неплохо разбирался. Начал свой трудовой путь следователем, потом работал сотрудником детективного агентства, а закончил тем, что начал пробовать писать. И это было его ошибкой. Роковой ошибкой. Не надо было этого делать. Все Машка! Она виновата! Она заставила его поверить в свои силы и талант. А ни того, ни другого, по сути, не было. Он всегда был слабаком, нюней, алкоголиком. Кто с таким набором садится за перо?
Машка… Машенька… Маня… Мария…
Всю жизнь она ему исковеркала, все время заставляя верить в себя.
Сначала обнаружила в нем аналитические способности. Еще на третьем курсе литературного факультета.