
– Ты так мыслишь, Кузьмич! Так мыслишь! – восхищенно округляла она прекрасные карие очи. – Шерлок! Просто Шерлок Холмс! Тебе надо идти в следствие!
Он послушался и пошел. Не потому, что ему это нравилось, а потому, что она обнаружила в нем способности к дедуктивному мышлению.
Продержался достаточно долго. И успешно работал. Но так ему было скучно, так невыносимо тягостно от грязи человеческих душ. И Машка-то, Машка к нему так и не переехала. Он ждал долгие десять лет. Слушал ее восхищенный лепет о собственных способностях и терпеливо ждал.
Не дождался. Она не переехала. И он запил. И улетел с работы. Полгода она боролась за него. Спасала, так сказать. Потом нашла ему новую работу, заставив поверить, что там ему будет даже лучше.
Ошиблась!
Отслеживая неверных жен и мужей, он затосковал еще больше. И уже через пять лет ушел, оставив в недоумении хозяина детективного агентства, платившего ему приличный процент со всех сборов.
И снова запил. И снова Машка его спасала. Договаривалась с врачами, укладывала на месяцы в клиники, записывала на приемы к психоаналитикам. Он послушно делал все, что она велела. И замуж больше не звал. Он уже не был ее достоин и понимал это. Понимал, что опускается.
А потом она усадила его за написание книг. Заставила вспомнить все самые страшные истории из его практики с требованием перенести все это на бумагу. Он снова послушался. И даже удалось издать несколько его произведений. Он оживился, немного разбогател. Сделал ремонт в своем маленьком доме. Полностью поменялся: коротко подстригся, отрастил щегольскую бородку. Начал носить стильные очки и модную одежду. Даже осмелился снова сделать Машке предложение. И она, что главное, не отказала. Обещала подумать.
И тут провал! Страшный, подкосивший его так жестоко, что он снова запил. И пил по позавчерашний день не переставая. Не так, конечно, как раньше пил, превращаясь в свинью и себя не помня. Нет. Он несколько поменял стиль. Он научился все время быть во хмелю, себя не роняя. И это Машку напугало больше всего. И она, всплеснув руками, сделала вывод:
– Все, на этом конец, Кузьмич! С этим мне не справиться.
И вдруг звонит. И снова предлагает ему какую-то авантюру. Очередной сюжет, будто бы для романа, еще никем не написанного. А ему плевать, если честно, на всю эту ерунду. И на Машкино одобрение, странно, но стало наплевать.
Тогда почему он здесь?
Сергей Кузьмич Авдеев, сорокапятилетний холостяк со странной биографией и странной привязанностью к одной-единственной женщине, не отвечающей ему взаимностью, осмотрел свое лицо в зеркале заднего вида.
Нормальное лицо. Даже приятное. Бороду он сбрил сегодня утром, и отросшие русые волосы зачесал назад, открыв высокий лоб и глаза нежнейшего голубого оттенка. Прямой нос, жесткая линия рта, все по-мужски приятное. Ну да, да, красные прожилки на носу и скулах выдавали в нем алкоголика со стажем. Но вот взгляд…
– Взгляд у тебя, Кузьмич, любую женщину способен соблазнить. Не ты, взгляд, – констатировала как-то давно, еще в студенчестве, Машка.
Было, было что-то такое в его взгляде бесовское. Он и сам этому объяснения дать не мог. Да и не старался. На Машку-то этот взгляд все равно не производил впечатления. Никакого!
Сергей Авдеев заворочался на сиденье, снова задаваясь вопросом: зачем он здесь. Никакого литературного произведения из этой трагедии – он точно знал – он творить не станет. И своим бывшим коллегам помогать не станет тоже. Хотя раньше, когда работал в детективном агентстве, баловал их этим иногда.
Тогда зачем?!
Он снова внимательно оглядел чужой двор – ухоженный, в цветах и подстриженных кустарниках. Представил себе маленькую девочку, выросшую здесь в девушку с неприметной внешностью. Так ее описала Машка по телефону. Представил ее безрадостную юность, лишенную мужского внимания, и неожиданно проникся к ней сочувствием. Да, да, он пожалел ее – неприметную, неказистую, любимую только матерью. Она же наверняка одна. Одна во всем мире. И сейчас ей ой как плохо! Ее несет непонятно куда, как щепку в половодье. И точно затянет в какой-нибудь водоворот. Прямо как его! И это было страшно безнадежно.
И он ее пожалел.
И совершенно точно не станет писать о ней никаких книг, не пустит эту историю в тираж. Он сам станет частью ее трагической истории. Станет ее ангелом-спасителем. Вот для чего он здесь! Точно!
Перед глазами возникло испуганное Машкино лицо. В ушах зазвучал ее тревожный голос. Этот голос требовал отказаться от этой опасной затеи, потому что девица сто процентов опасна! Она влипла в историю, которая стоила ее матери жизни. Она могла быть грабителем, убийцей и еще бог знает кем она могла быть. Он не должен. Он не посмеет.
Кузьмич, настырно мотнув головой, отогнал от себя все видения. Впервые он Машку не послушается. Сделает все по-своему. Впервые он попытается сделать что-то полезное. Да, да, хотя бы попытается помочь попавшей в беду девчонке.
Из подъезда, где до своей гибели проживала Нина Витальевна Комарова, вышла женщина средних лет в трикотажном спортивном костюме серого цвета. Без сумки, без внуков, без собаки. Ничем особо не занята, сделал вывод Кузьмич. Женщина, заложив руки за спину, неторопливо прошлась по тротуарной дорожке до последнего подъезда, вернулась, глянула на солнце, вздохнула и с удобством расселась на широкой скамье возле своего подъезда.
Все, надо было идти. Это был его клиент.
Он нацепил бейдж, который спер как-то на одном из литературных форумов. Бейдж был красочным, на английском было написано, что он является одним из представителей серьезного издательского дома. Даже если предположить, что скучающая женщина неплохо знала английский, придраться ей было не к чему. В руки он взял солидную кожаную папку, оставшуюся у него еще с тех времен, когда он работал следователем. Закрыл машину и пошел неспешно к скамейке, на которой распластала крупный зад праздная женщина.
– Добрый день.
Авдеев лучезарно улыбнулся, протянул руку, представился журналистом. Женщина руку с опасением пожала. Глянула на бейдж, ничего не поняла, лицо ее испуганно вытянулось.
– Как я могу к вам обращаться? – продолжил улыбаться Кузьмич, присаживаясь с ней рядом.
– Светлана. Светлана Степановна, – представилась она робким голосом. – А что нужно-то?
В глубоко посаженных глазах застыло любопытство, изрядно приправленное страхом.
Это был его клиент. К тому же, помнится, Маша рассказывала, что соседку погибшей звали именно Светланой. Может, это она?
– Меня откомандировали в ваш город писать статью о резонансных преступлениях, – начал он говорить тихим, проникновенным голосом, каким когда-то обычно начинал допрос подследственных. – В отделении полиции сказали, что как раз одно из таких не так давно произошло в вашем доме, в вашем подъезде. Я ничего не путаю?
– Нет. Не путаете, гражданин журналист. Случилось ужасное!
Она даже не спросила его имени. Ура, ура, ура!
– Я внимательно слушаю вас, Светлана Степановна.
И он глянул на нее тем самым бесовским взглядом, от которого, со слов Машки, у женщин бежали по спине мурашки. Видимо, Светлана Степановна не стала исключением, потому что впалые бледные щеки ее неожиданно зарозовели.
– С чего начать-то, даже не знаю, – пробормотала она, опуская голову и задумываясь.
– А вы начните с самого начала. Угу?
Он тепло, белозубо улыбнулся, отправляя мысленный благодарственный посыл Машке. Именно она в свое время выдернула из его гонораров солидную сумму и за руку отвела к стоматологу. Настояла на дорогостоящем лечении и протезировании. И улыбаться он теперь мог не стесняясь.
– Ну, если с самого начала, гражданин журналист, то началось все с Ниночкиной доченьки.
– Что началось?
– Все вот это! – Светлана Степановна широко повела вокруг себя руками. – Ниночкины печали и тревоги. Инка ее в могилу свела, дрянная девчонка. Только она!
– Она была проблемным ребенком?
– Понимаете, вроде и нет, – с удивлением воскликнула женщина, усаживаясь к нему вполоборота. – И училась неплохо. И знакомств не водила скверных, но такая была вся себе на уме. Тихоня! Опасная тихоня!
– Это вы сейчас про тихий омут, в котором черти водятся? – попробовал он пошутить.
– Именно! – восприняла его слова совершенно серьезно Светлана Степановна. – Еще какой омут! Еще какой, тьфу-тьфу-тьфу… Народ-то всякое болтал, когда она школу окончила. На каждый роток не набросишь платок, сами понимаете.
– Понимаю.
– Так вот народ болтал, что Инка перед отъездом на учебу промышляла в городе нехорошими делами. Связалась с людьми, которые наркотики продавали.
– Она принимала наркотики?
– Нет. Помогала будто ими торговать. Сама не видела, за руку не ловила, врать не буду. Но вот внук моей двоюродной сестры болтал как-то, что Инка могла незамеченной с дозой мимо полиции пройти. Как ни в чем не бывало! И не попалась ни разу. Потом укатила на учебу. Позднее, когда ее банду взяли, она приезжала.
– Зачем?
– На суд ходила. Сама видела. Тоже там была. Народу много набилось. Показательным процесс-то был. И Инка там была. Сидела чуть не в первом ряду. И этот дружок-то ее, когда последнее слово взял, только на нее и смотрел. Вот так…
– Он еще сидит? Ее дружок?
– Ой, да, наверное. Им там такие сроки надавали, ого-ого! А девка эта – тихоня, видать, опять с кем-то спуталась, раз мать ее до смерти замучили.
– Ой, Светлана Степановна, давайте я все же начну записывать. – Сергей Кузьмич Авдеев мягко тронул ее за локоть и полез в папку за диктофоном. – Вы просто кладезь информации. Даже я – профессионал – путаюсь. Итак, начнем заново?
Глава 16
– Сынок, открой дверь, – громко крикнула мать из кухни, где привычно, как в былые выходные дни, пекла утренние блинчики.
– Сейчас, – буркнул Влад недовольно и соскочил с турника, который был закреплен в простенке между его комнатой и кухней.
И тут же подумал, что отец мог бы запросто открыть. Как раз выходил из ванной. Но на звонок в дверь даже не отреагировал. Ухом не повел! Прошел снова в свою спальню и плотно прикрыл дверь. И на сына он не посмотрел почти. И взгляд его, который Влад успел поймать, был пустым, отстраненным, будто неживым.
– Ему сейчас очень сложно, сынок, – каждый вечер говорила мать Владу, оправдывая холодность отца. И просила потерпеть.
Он терпел, ждал, наблюдал. И чем больше наблюдал, тем меньше ему вся их жизнь нравилась. Отец все больше погружался в себя. Перестал бриться, стричься. Читал какие-то церковные книги, перед сном подолгу молился, стоя на коленях в углу своей спальни. Мать вдруг начала резко принаряжаться и подолгу задерживаться на работе. Владу было не восемь лет, чтобы понять: признак хреновый. Их семья рушилась на глазах.
Он закрутил головкой замка, распахнул дверь, уперся взглядом в высокого стройного малого, лениво жующего зубочистку.
– Чё надо? – нелюбезно спросил Влад. – Чё названиваешь в субботу утром? Может, люди спят еще!
– Вижу, не спишь. – Малый вытащил зубочистку, осторожно улыбнулся, спросил: – Я войду?
– С какой стати? – Влад подставил ногу под дверь, не позволяя распахнуть ее шире.
– Есть разговор. К тебе особенно.
Высокий малый будто нехотя сунул руку в нагрудный карман теплой джинсовой рубашки, вытащил удостоверение, раскрыл перед его лицом.
– Забыл представиться, извини. Так я войду?
– Зачем?
Он все еще придерживал дверь. Все еще пытался казаться сильным. Но внутри все съежилось от страха.
Отец! Это снова по его душу! Они не оставят его в покое никогда! Так и станут трепать!
– Разговор есть, – капитан, какой-то там, не обиделся. Продолжил улыбаться. – К тебе особенно. Парочка вопросов. Не более. Я войду?
Влад со вздохом отступил. Если разговор к нему, он не против. Он в себе уверен. Косяков за ним нет.
– Кто вы? – Из кухни выглянула мать, мгновенно побледнела. – Кто вы? Что вам нужно?
– Капитан Арский. – Высокий стройный малый снова полез за удостоверением, снова привычно его распахнул. – Мне надо поговорить.
– С кем?! – Мать прижала руки с зажатым в них кухонным полотенцем к груди. Взгляд ее помертвел. – Что случилось?
– Я могу войти? – И легким движением капитан сдвинул с пяток замшевые мокасины.
– Входите, – обреченно качнула мать головой и громко крикнула: – Ваня! Ваня, иди сюда! К нам из полиции!
Отец не очень-то торопился, сделал вывод Влад, следуя за всеми в кухню. Вышел минуты через три. Спокойным вышел, глянул на капитана полиции с легким вызовом, без унизительного страха. Кивком поздоровался.
В кухне они все расселись за обеденным столом. Мать невнятно предложила кофе. Капитан Арский поблагодарил и отказался. Повисла тишина.
– Мы вас слушаем, товарищ капитан, – взял инициативу в свои руки Влад, потому что родители настороженно притихли.
– Пару недель назад во время слушания в одном из залов суда нашего города прогремел взрыв, унесший жизни сразу трех человек, – медленно заговорил капитан, внимательно оглядывая семейство. – Вы слышали об этом?
– Да, – ответили они вразнобой.
– Понятно… – капитан помолчал, продолжая сканировать их взглядом. – Что скажете по данному факту? Есть что сообщить? Мы были бы признательны вам за…
– В общем так, капитан. – Отец, хмыкнув, заложил руки под мышки, сразу став прежним, узнаваемым. – Если пытаешься повесить это на меня, то зря пришел в субботний день, только себе выходной испортил. Я к этому непричастен. И зачем мне? По всем каналам и в газетах трубят, что взрыв был направлен на какого-то важного свидетеля, замешанного в коррупционном скандале. Разве нет?
– Идет следствие, – ответил Арский точно такой же ухмылкой. – Выясняем.
– К тому же девушка, которая привела взрывное устройство в действие, будто бы погибла. Об этом тоже писали. Разве нет? Врут СМИ?
Влад опустил голову, чтобы не выдать своего изумления.
Отец уже несколько недель в руки ни одной газеты не брал. Все больше церковные книги читал. И у телевизора он его не видел. Откуда он мог знать обо всем?
– Средствам массовой информации свойственно иногда приукрашать действительность. И часто они грешат, чего уж там, тем, что предположение преподносят как неоспоримый факт. Так случается, Иван Гаврилович. Разве в случае с вами так не было? Разве они не сгустили краски, обвинив вас в преду-мышленном наезде на мальчика?
– Нет, не сгустили. В моих действиях в самом деле крылся злой умысел. Я желал отомстить за погибшего… – голос отца дрогнул, он зажал щепотью глаза, через мгновение продолжил, справившись. – Я желал отомстить за погибшего сына. Сел пьяным за руль и… И едва не совершил ужасное. Слава Богу, он спас мальчишку! Уберег меня от страшного греха. Я раскаялся. Так что… В случае со мной СМИ не соврали. С чего же вы решили, что теперь они врут? А, капитан?
Капитан Арский был поражен неожиданным признанием отца, Влад это понял. И как он ни старался скроить равнодушное лицо, глаза его выдали.
– Так случается, Иван Гаврилович, что следствие иногда может идти по ложному пути, – нехотя признался Арский.
Его руки лежали на столе, длинные пальцы были сцеплены в замок. Он казался спокойным, расслаб-ленным. Но почему-то Владу казалось, что все наносное. Капитан нервничает. Ему в их доме неуютно. Он тут задыхается.
Или он так думал, потому что сам здесь задыхался? И с радостью удрал бы уже на улицу. И позвонил бы Алле, они договаривались на субботу. Тем более что сегодня у его приятеля родители на работе на сутках. Квартира пустая. И он попробовал бы с ней сегодня то, на что в прошлый раз не осмелился.
– Так в чем же сомневается ваше следствие, капитан? – с легкой усмешкой спросил отец и по примеру капитана положил на стол руки с крепко сцепленными в замок пальцами. – Что за сомнение пригнало вас к нам, заставив пожертвовать своим выходным днем?
– Следствие, может, и не сомневается, – нехотя признался Арский, уставив взгляд в стол. – А вот у меня есть сомнения.
– Относительно чего?
– Относительного того, на кого был направлен взрыв. И кем он был направлен.
– То есть вы считаете, что… – возмущенно начал отец.
Но Арский его перебил:
– Да, я считаю, что убить хотели не важного свидетеля, а его двоюродную сестру – Дину Панкратову. Вам знакомо это имя? – Арский исподлобья оглядел семейство. – Думаю, нет нужды уточнять. И я считаю, что человек, который привел в действие взрывное устройство, сбежал. Остался жив. А та девушка, на которую пало подозрение, погибла случайно. Поэтому я здесь.
– Зря теряете время, капитан. – Отец чуть приподнял над столом сцепленные в замок пальцы и опустил их с ощутимым стуком. – Здесь вы не найдете ответов на свои вопросы.
– А вот это вы зря, Иван Гаврилович, – растянул губы в фальшивой улыбке капитан.
– Что зря?
– Зря решаете за меня. Потому что мне совершенно точно известно, что подозреваемая, которой удалось скрыться с места преступления и которая в настоящий момент находится в розыске, знакома с вашим сыном.
– Что?!
Этот одновременный родительский вопль оглушил Влада. Матери тут же сделалось дурно. Она побледнела и стала заваливаться набок, отец еле успел подставить плечо, чтобы она не грохнулась на пол. Он взял ее лицо в ладони и тихо подул, и шепнул с нежностью:
– Эй, малышка, успокойся. Все хорошо. Слышишь меня? Все хорошо. Это какая-то ошибка.
– Дай воды, – попросила она сиплым голосом.
Из-под крепко зажмуренных век просочились слезинки.
– Я подам, пап.
Влад вскочил на ноги, метнулся к холодильнику, достал бутылку воды, налил полный стакан. Руки дрожали. Не от страха за мать, с ней, он знал, все будет в порядке, отец-то рядом. Ему было страшно за Аллу.
Неужели это она?! Неужели она причастна к преступлению? Она ведь так много расспрашивала всегда о гибели его брата, об отце, о семействе Панкратовых. Если она причастна, что с ней теперь будет? Ее поймают и осудят! И он сейчас должен будет отвечать на противные вопросы капитана Арского, который похож на работника полиции, как их соседка баба Шура на супермодель. Слишком вальяжен, слишком пижонист. Вопросы задает будто нехотя. А сам в душу вгрызается, вгрызается. И он хочет, чтобы Влад сдал ему Аллу?!
Не-е-т! Нет! Трижды нет!
Он ни за что не предаст ее. И не потому, что она стала его проводницей во взрослую жизнь и научила понимать язык тела. Да что там говорить, целоваться-то по-настоящему его научила именно она!
Нет, не поэтому он ее не предаст. А потому, что она – если это она, конечно – сделала то, что должен был сделать его отец. Должен был, но у него не хватило духу и смелости.
– С вами все в порядке? – на всякий случай поинтересовался Арский у матери, прежде чем продолжить допрос, который он мягко называл разговором.
– Да, да, со мной все хорошо, – отдышавшись, проговорила мать после нескольких затяжных глотков. – Продолжайте.
– Так вот, у нас есть предположение, что ваш сын Влад знаком с девушкой, которую мы подозреваем в совершении тяжкого преступления.
Три пары глаз уставились на него. Он за столом больше не сидел, стоял возле окна. Нарочно так встал, чтобы яркий свет, бьющий в стекла, мешал рассмотреть его лицо. Руки заложил за спину, нервно комкая пальцами тонкую тюлевую шторку.
– Что скажешь, Владислав? – С уст Арского сползла очередная фальшивая улыбка.
– А ничего. – Влад переступил с ноги на ногу, вызывающе глянул. – Мне сказать нечего.
– Ты знаком с девушкой, которая, по нашим подозрениям, привела в действие взрывное устройство в зале заседаний? – закинул еще одну сеть Арский.
– Я ничего не знаю ни о какой девушке – раз. И девушек разных я много знаю – два.
Влад сместил взгляд на отца. И по еле заметному его кивку понял – он отвечает правильно.
– Вас какая девушка конкретно интересует?
Тут последовала еще одна уловка со стороны капитана. Он полез в карман теплой джинсовой рубашки, вытащил листок бумаги. Кажется, вырванный из блокнота. Развернул его и зачитал, будто имя подозреваемой не знал наизусть! Умора вообще!
– Инна Владимировна Комарова? – повторил изумленный Влад и совершенно чистосердечно выпалил: – Я не знаю такой!
– А кто она?
Мать, кажется, тоже немного успокоилась. Таких девушек в окружении сына она не знала.
– Сколько ей лет? – добавила она вопрос, недоуменно переглянувшись с отцом.
– Двадцать семь, – ответил Арский.
Было видно, что он разочарован облегчением, испытанным семьей Киселевых.
– Ого! – Влад рассмеялся. – Таких старух в моем окружении не водится.
– Тогда как ты объяснишь факт своего общения с ней в день, когда выносили приговор твоему отцу?
– Приговор? Отцу?
Влад взъерошил волосы, задрал подбородок. Попытался вспомнить тот день. Но ничего, кроме жгучей обиды на отца, не вспоминалось. Он ведь в тот день едва не разревелся, как баба, когда, взяв последнее слово, отец начал говорить о раскаянии и просить прощения. Не помнил он никакой двадцатисемилетней девушки, с которой общался.
– Хоть убейте, не помню!
– Хорошо. Пусть так, – не стал спорить Арский и снова полез в карман рубашки.
Просто не карманы, а какой-то цилиндр волшебника, из которого таскают чудеса. Осталось Арскому кролика за уши вытянуть из кармана своей теплой джинсовой рубашки.
Кролика не случилось. Случилась флеш-карта.
– Есть на чем посмотреть? – спросил он, помотав ею в воздухе.
Отец незаметно подал Владу знак, и тот через минуту принес в кухню свой компьютер. По пути, конечно, лезли мысли в голову, что эта флешка может содержать какую-нибудь программу, способную считать всю информацию с его жесткого диска, и что Арскому как раз это и нужно. Но он тут же эти мысли прогнал прочь. Пусть считывает! Ничего опасного, что дало бы пищу для подозрений в его соучастии в преступлении, там нет. Есть, конечно, парочка запретных файлов с приватным видео, но за это не сажают.
– Прошу, – распахнул он перед капитаном ноутбук.
Тот вставил флешку, дождался, пока на рабочем столе высветится значок, щелкнул по нему и запустил видео.
Ролик был непродолжительным. Сначала Влад увидел себя, выскочившим из зала суда с лицом обиженного мальчишки. Потом потянулись еще люди. Далее запись сместилась на лестницу. Там он уже стоял возле окна и говорил с какой-то девушкой, которая медленно, с удовольствием затягивалась сигаретой и загадочно улыбалась.
– Я ничего не перепутал? Это ведь ты, Владислав?
– Я. – Отрицать было глупо.
– А это кто? – Арский ткнул пальцем в лицо девушки, казавшееся смазанным на стоп-кадре.
– А я-то почем знаю! – фыркнул он. – Я выбежал после того, как отец начал просить прощения. Просто психанул. Укрылся на лестнице, потому что там никого не было. Она подошла, закурила.
– Но вы ведь о чем-то говорили, разве нет? Здесь же ясно видно, что у вас диалог, – нервно дергал пальцем Арский, попеременно тыча им то в изображение Влада, то в расплывчато запечатленное лицо девушки. – Разве нет?
– Да какой там диалог? Чушь какую-то она несла, я даже не запомнил толком, что именно она говорила.
Он мог врать сколько угодно. Ни один лингвист не распознает их речь на записи, потому что они стояли спинами к камере, когда говорили. У Влада это вышло как-то само собой. Он честно не видел ни одной камеры, когда вышел на лестницу отдышаться. Что двигало девушкой, он не знал.
– Что она говорила, Владислав? – Голос Арского сделался неприятно жестким. – До слова!
– Да не помню я! – отозвался он возмущенно. – Что-то про то, что вообще-то не курит. А в тот момент с сигаретой стояла просто так. Мне предложила сигарету. Я отказался. Я не курю.
– Что еще?
– Чтобы я на отца не обижался. – Влад пожал плечами, вывернул нижнюю губу, помотал головой. – Все.
– Все?
– Да, точно все. И не знаю я ее. И не видел ни разу прежде и ни разу после. Я, если честно, ее даже не запомнил. Лицо у нее какое-то… – Влад заглянул в монитор через плечо Арского. – Смазанное какое-то.
– Это просто неудачный кадр, – неуверенно отозвался капитан.
– Нет, не в кадре дело, – возразил Влад и помотал головой. – Лицо у нее незапоминающееся. Вот пройди она мимо меня десять раз, не запомнил бы точно.
– Хорошо, я понял.
Капитан Арский свернул изображение. Вытащил флешку, убрал ее в карман теплой джинсовой рубашки. Будто с неохотой полез из-за обеденного стола Киселевых.
– И все же мне непонятно, – приложил он указательный палец к виску, уже стоя у выхода и успев обуть замшевые мокасины. – Мне непонятно, что она от тебя хотела?
– От меня – ничего, – криво ухмыльнулся Влад. – Мне кажется, она просто хотела покурить. И случайно наткнулась на меня.
– Ладно, я понял. – Арский выдавил очередную неискреннюю улыбку. – Мне хотелось бы, чтобы ты с родителями приехал к нам в отдел для того, чтобы запротоколировать показания.