Ангел мщения
– Приедем, – ответил за всех отец и с облегчением вздохнул, когда за капитаном захлопнулась дверь. – Ну, наконец-то!
Они снова вернулись в кухню, снова расселись за столом. Влад, не выдержав их молчаливых вопросов, воскликнул:
– Даже не думайте! Я ее не знаю!
– Допустим, – согласно кивнул отец. – Но ты рассказал капитану не все.
– Допустим, – точно скопировал интонацию отца Влад.
– И о чем же ты умолчал? Почему?
– А потому, папа, что это могло бы навредить тебе.
– Каким образом? – Отец вцепился пальцами в отросшую бородку, взгляд его сделался чужим, непроницаемым.
– Твой отец молодец, вовремя осознал, что игра в гордость не принесет удовлетворения, – процитировал Влад, не сводя с отца взгляда. – Это ее слова. И еще она была уверена, что ты это делаешь, в смысле, раскаиваешься, чтобы отомстить впоследствии. Почему она была в этом так уверена, папа?!
Глава 17
Ей не понадобился грим, чтобы проскользнуть неузнанной в свою квартиру. Во дворе никого не было. Вообще никого, ни своих, ни чужих. Она наблюдала достаточно долго, чтобы понять: ее не пасут здесь. Может, где-то еще, но не здесь. И не сегодня.
Инна выше подняла воротник длинного свитера, достающего ей почти до коленей. Поправила ручки сумки на плече и шагнула из тени высокого кустарника. И почти сразу почувствовала себя голой.
Она никогда, никогда прежде не чувствовала так собственную уязвимость! Никогда так не боялась, как теперь. Даже скорбь по погибшей из-за нее матери отодвинулась куда-то. Она приказала себе пока об этом не думать. Она не может сейчас об этом думать. Не может сейчас винить себя в ее гибели. Если начнет, то погибнет сразу, потому что раскиснет. А ей предстоит слишком много сделать, чтобы наказать тех, кто сломал ей жизнь.
Как она станет это делать, Инна пока не знала. Она решила двигаться вперед мелкой поступью. От пункта до пункта. Никакой стратегии. Никаких далеко идущих планов. Только мелкой поступью. А уж куда она станет поворачивать, время покажет.
Вечер наступил как-то вдруг. Солнце закатилось за дом, и минут через тридцать двор накрыло непроглядной теменью. Ни один фонарь, как и прежде, не горел. Но ей все равно было не по себе, пока она пробиралась от кустов до подъезда. Прежде чем открыть подъездную дверь, она еще раз осмотрелась. Во дворе тихо, никого нет вообще – ни своих, ни чужих. Свет в окнах в их подъезде горел только на первом этаже у стариков Мишиных. Но они наполовину глухи и слепы. Даже если и услышат ее шаги и откроют дверь, не узнают ее.
Инна набрала код замка, вошла внутрь и снова замерла, прислушиваясь.
Тихо! Так тихо, что даже страшно. И чудится не пойми что. Будто кто-то за шахтой лифта притаился и осторожно дышит.
Чушь, решила она и шагнула вперед. Потом еще и еще. Никого. Поднялась на площадку второго этажа и от неожиданности вскрикнула. А шуметь-то ей было нельзя! Ее крик тут же разнесло по этажам услужливое эхо.
Тот, кто поджидал ее, а ждал он именно ее, сомневаться мог только дурак, тоже понял, что ее крик может привлечь внимание. Поэтому, приложив указательный палец к губам, тихо прошептал:
– Не кричи. Не надо.
– Отойди в сторону, козел! – прошипела она яростно и шагнула назад, на одну ступеньку ниже. – Дай мне пройти!
– Тебе не надо домой. Там тебя ждут, – проговорил он негромко и сократил расстояние между ними до опасного минимума.
Он сейчас протянет руку, сожмет ей горло, сдавит, и через пару минут она присоединится к матери! Он караулил ее не во дворе. Он поступил хитрее. Подождал ее в подъезде. Мимо него она не прошла бы ни за что. Она дура! Она снова вляпалась! И на кой черт ей нужен был чужой опыт, если она не смогла применить его на практике?! Зачем таскалась на судебные процессы, мысленно критиковала попавшихся?! Так бездарно попасться, как она, еще надо было постараться. Снова так бездарно попасться!
– Убивай уже, ну! – потребовала она негромко.
Шагнула вверх, почти упираясь лбом в верхнюю пуговицу его легкой куртки. Зажмурилась, почувствовав его руки на своих плечах. Почти не удивилась, уловив запах застарелого перегара. Кто же идет на убийство с трезвых глаз? Почти никто! Всем для храбрости надо выпить. И если не в этот же прямо день, то накануне точно. Вот и этот высокий дядька со странно симпатичным лицом, так не вязавшимся с обликом убийцы, тоже выпил для храбрости.
– Я не собираюсь тебя убивать, Инна. Я хочу тебе помочь, – сказал он ей в самое ухо. – И нам надо поторопиться и убраться отсюда, пока нас не обнаружили. Идем.
Он обошел ее и легонько увлек вниз. А она заартачилась. Вцепилась в перила лестницы, замотала головой.
– Не пойду! Никуда не пойду! – зашипела она. – Кончай здесь, сволочь!
– Вот ты бестолочь, а! – пробормотал он с досадой.
И глянул как-то так, что у нее между лопаток сделалось болезненно холодно.
– Я не тот, кто убил твою маму, – произнес он, не выпуская ее руки из своей.
Утешение было слабым, Инна кивнула со словами:
– Но ты тот, кто убьет меня. Так?
– Нет. Не так.
– Тогда кто ты? – Она вдруг послушно шагнула за ним на пару ступенек. – Кто?
– Я тот, кому позвонила моя студенческая подруга Машка после того, как ты попросила ее позвонить твоей соседке. Было это на экскурсии на графских развалинах.
– Помещичьих, – поправила она машинально.
– Пускай помещичьих. Но это ничего не меняет. Как только она позвонила по твоей просьбе твоей соседке и ты ушла, Маша тут же позвонила мне.
– Зачем? Ты мент?! – Инна потянула руку из его пальцев.
– Да не мент я никакой! Раньше был следаком. Потом частным детективом, затем пробовал писать детективы. Не очень вышло. А сейчас… – он внезапно запнулся.
– А сейчас ты кто? Наемный убийца? – прошипела она ему в заросший затылок.
– А сейчас я просто алкаш, – признался он после минутного раздумья.
– Алкаш?!
Инна изумленно моргнула. Задрала голову вверх. Ей почудилось, что хлопнула какая-то дверь несколькими этажами выше.
– А что алкашу здесь нужно? Почему он стоит и ждет меня на лестничной клетке? Вместо того, чтобы похмеляться! – прошептала она, прислушиваясь к звукам наверху.
– Скажу – не поверишь! – Он негромко рассмеялся. – Машке в твоем рассказе почудился интересный сюжет для очередного романа. Она порекомендовала мне сюда приехать и разузнать подробнее обо всей истории.
– О какой истории? – прошептала она, прислушиваясь.
Нет, ей все же не показалось. Наверху кто-то отчетливо громыхал замками, запирая дверь. И даже слышался невнятный разговор. Или человек говорил с кем-то по телефону, или был не один и говорил со спутником.
Может, стоило ей их дождаться, чтобы избавиться от навязчивого странного человека? Может быть, следовало попросить у них помощи?
– О какой истории? – повторила она вопрос и опустилась еще на три ступеньки.
– О твоей истории, Инна.
– И? Понравилась моя история? – спросила она, не замечая, что уже почти бежит за ним следом вниз по лестнице.
– Не очень.
Он, не выпуская ее руки, нажал светившуюся в темноте красным кнопку на двери, толкнул, выскочил на улицу, вытянув ее следом за собой.
– Станешь о ней писать?
Она не понимала, почему мчится за ним через двор в самую темноту, в самое опасное место. Почему она вдруг почувствовала, что может довериться ему? Потому что случайная женщина Маша, которая звонила по ее просьбе к ней домой, а потом ее соседке, не могла никак быть связана с бандитами, подставившими ее?
Может быть…
Потому что человек, посланный ее уничтожить, не стал бы разговоры с ней разговаривать на лестничной клетке, рискуя привлечь внимание. Не стал бы тащить ее из подъезда через весь двор, на ходу что-то объясняя. Он бы просто убил ее еще там, на лестнице. Бесшумно. Быстро. Не привлекая внимания.
Может быть…
– Залезай, быстро, – скомандовал он, влезая в машину, спрятанную так ловко, что Инна, проведя полдня в наблюдениях, ее даже не видела.
Она со вздохом полезла на пассажирское сиденье. И они сразу тронулись. Сначала выехали из двора, потом из микрорайона, затем из города.
– Куда едем? – потревожила она наконец тишину, повисшую в автомобиле.
– Ко мне. Ко мне домой.
– Зачем? – Инна потерла щеки. Произнесла с кивком: – Попробую угадать… Писать с меня роман станешь. Как художник картину?
– Не угадала, Инна Владимировна. Твою историю я описывать не стану.
– Почему?
– Потому что не хочу. Потому что я хреновый писатель. Хотя моя подруга и утверждает обратное.
– И это все причины, из-за которых вы решили лишиться спокойной жизни? – усмехнулась она криво. – Вы же понимаете, что моя история небезо-бидна. Она опасна. Она стоила жизни… моей маме.
У нее сильно защипало в носу и глазах. В груди сделалось так больно, будто у нее лопнуло сердце. Она готова была разрыдаться. Вот-вот готова была разрыдаться. Держала себя в руках, насколько это было возможно. Все минувшие дни, взращивая в душе ненависть, держалась.
– И вас бы уже не было сейчас, не встреть я вас на лестничной клетке, – произнес он, покосился в ее сторону и через минуту протянул ей коробку с платками. – Ревите, Инна. Ревите сколько угодно. И чем сильнее, тем лучше. Можете даже кричать. Громко кричать.
– Зачем? – спросила она задушенным голосом.
Слезы вот-вот готовы были прорваться.
– Вы должны дать выход вашему горю. Со мной можно. Я пойму…
Она прорыдала до самого его дома. Рыдала, причитала, жаловалась, каялась, просила прощения. Он не перебивал. Лишь изредка, когда ее дыхание заходилось, он осторожно трогал ее за плечо и легонько встряхивал.
– Мы приехали, Инна, – сказал мужчина, въехав в ворота и заперев их изнутри. – Выходи.
Опираясь на его руку, она выбралась из машины. Глубоко вдохнула ночной прохладный воздух.
– Пахнет влагой, – хрипло произнесла она. Плохо ориентируясь в темноте, шла за ним, спотыкалась на каждом шагу.
– Рядом озеро. Рыбы полно. Ты удишь рыбу, Инна?
– Нет. Никогда не пробовала.
– И я никогда толком не пробовал. Выходит хреново, – признался он. – Может, следует начать учиться?
– Не знаю, – шепнула она со всхлипом. – Для начала надо бы попробовать во всем разобраться. А уже потом заняться рыбалкой. Хорошо тут у вас. Тихо.
– Да. Тихо. Дом на окраине. Соседи далеко. Никто не мешает.
Он заворочал в замке ключами, отпер дверь, потянул на себя. Нашарил рукой выключатель. Свет в просторной прихожей зажегся сразу в трех местах – под потолком большая люстра в виде колеса от телеги, над большим зеркалом в пол в тяжелой дорогой оправе красного дерева и над вешалкой.
Инна ступила за порог, глянула на затоптанный полосатый ковер.
– Не разувайся. У меня пыльно, – предупредил он, широко махнул рукой влево. – Идем, там кухня. Надо чего-нибудь перекусить. И поспать.
– Не хочу ничего есть, – пожаловалась она, забираясь с ногами в широкое плетеное кресло возле узкого стрельчатого окна. – Вообще ничего не хочу. Даже, наверное, жить не хочу.
– А это вы зря, Инна, – отозвался он, хлопоча возле плиты с омлетом. – Инстинкт самосохранения такая настырная вещь, он не позволит вам ни за что умереть раньше положенного срока.
– Считаете? – усомнилась она, рассматривая мужчину со спины.
Сколько ему лет? Сорок, пятьдесят? Или меньше? Понять по его внешности было сложно. В фигуре не было возрастной одутловатости, как у его студенческой подруги Марии, которой она навскидку дала бы все шестьдесят. Не спортсмен, конечно, но и не развалина. Волосы еще густы, зубы прекрасны. А легкий тремор в руках, это, видимо, от его тяги к алкоголю. Когда они вошли в кухню, Инна заметила строй пустых бутылок вдоль одной стены. Лицо немного помято, но стариковских морщин нет. Глаза ясные, невероятного голубого цвета. И взгляд…
«Что за взгляд!» – восторженно воскликнула бы ее мама, познакомься она с ним.
Кстати!
– А мы ведь с вами так и не познакомились, – произнесла она в его спину. – Вы меня знаете. Обо мне немало знаете, как я поняла. А я о вас вообще ничего. Кто вы?
И он вдруг засуетился, смутился. Стащил с бедер заляпанный жиром передник. Отставил с огня сковороду с приготовившимся омлетом. Подошел к креслу, на котором она ежилась.
– Сергей Кузьмич Авдеев, – представился он, манерно склоняя голову, и даже каблуками прищелкнул. – Сорока пяти лет от роду. Не женат. Никогда не был. Детей нет. Не судим. Не привлекался.
– Теперь привлекут, – невесело пошутила она, протягивая ему руку. – Готовьтесь к неприятностям, Сергей Кузьмич Авдеев. Я Инна… Инна Владимировна Комарова. Двадцать семь лет. Не замужем. Детей нет. Не судима. Не привлекалась. Но тюрьма по мне плачет, как вы поняли. И по пятам моим чешут бандиты, желая избавиться от нежелательного свидетеля в моем лице. Так что… Так что, Сергей Кузьмич, хорошо подумайте, прежде чем становиться персонажем моей скверной истории.
– А я не хочу становиться персонажем, – произнес он, уставившись на свои растопыренные трясущиеся пальцы. – Я, может, хочу стать главным героем.
– Ух ты! – Она вяло улыбнулась. – А я могу полюбопытствовать: зачем вам это нужно?
– Чтобы спасти тебя. От них, от самой себя. Доброе дело хочу сделать. Может, впервые в жизни, – озвучил он то, над чем так долго и сам ломал голову. – Знаю, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным, и все же… Все же хочу попробовать.
– Понятно. Заскучали. Утерян жизни смысл. Там не найден. – Инна махнула рукой в сторону ровного ряда пустых бутылок из-под алкоголя. – Считаете, поможет?
– Хочу попробовать, – улыбнулся он и вдруг сказал: – Только прошу тебя об одном… Никогда! Никогда не называй меня Кузьмичем. Как угодно, но только не так.
– А я и не собиралась. – Она соскользнула с кресла, широко зевнула. – Я и не собиралась. Покажите мне, пожалуйста, мою спальню, дядя Сережа.
Глава 18
Он стоял возле рабочего стола в приемной и методично перекладывал документы из одной стопки в другую. Лист за листом, лист за листом. Было тихо, только шелестели страницы. Ну и еще слышался приглушенный разговор за дверью кабинета Панкратова Глеба Сергеевича. За дверью, доводчик на которой был отрегулирован таким образом, что всегда оставалась небольшая щель. И это позволяло подслушивать. Доводчик он отрегулировал сам неделю назад, потому что неудобно было стоять, прислонившись ухом к блестящему лаком дверному полотну. Приходилось каждый раз запирать приемную, чтобы не застукали. И осторожничать сверх всякой меры. Получить дверью в лоб мог запросто. А последовавшее за этим увольнение – а оно бы непременно случилось – грозило не только потерей зарплаты и хорошего насиженного места. Оно грозило испорченной репутацией.
– Глеб, что скажешь? – спросила Юля, ворвавшись полчаса назад в кабинет к Глебу.
Она влетела туда без доклада или приглашения. Игорь рта не успел открыть, не успел воспрепятствовать, как она промчалась мимо него и скрылась за полированной дверью.
Хотя он бы не стал чинить препятствий и проползи она мимо него черепашьим шагом. Не стал бы. А зачем? Для него не секрет, что эти двое – любовники. Кажется, они догадываются, что он догадывается. Каждая сторона усиленно делает вид, что все в норме, в рамках приличий. И это по умолчанию всех устраивает.
– А что я должен сказать? – с вызовом ответил Глеб на ее первый вопрос.
Потом был и второй, и третий, и четвертый вопросы, но все пустые, неинтересные. Игорь устал перекладывать страницы, слушая Юлин вздорный лепет.
Она и правда оказалась весьма вздорной. И какой-то нелогичной.
– Ты хоть понимаешь, что мы какое-то время должны держать в тайне наши отношения?
Странно, да? Сама призывает к осторожности и тут же врывается без доклада!
– Надо помнить, что ты в трауре. И эта рубашка, что на тебе сейчас, совершенно неуместна. Не находишь?
На взгляд Игоря, темно-синяя в редкую желтую клетку сорочка Глеба никак не мешала ему скорбеть по погибшей жене. А он усиленно делал вид, что скорбит. И люди ему верили. Все, кроме Игоря.
Юля лучше бы о своем наряде побеспокоилась. Является на работу в таком виде, будто у нее вот-вот случится показ. Сегодня, к примеру: лиловое платье до коленей смотрелось бы уместным, не имей оно глубокого декольте и разреза по бедру почти до кромки белья.
Ну, разве это уместно? Итак, стоп!
Что значит какое-то время держать в тайне отношения? Она же свистела постоянно, что у них нет совместного будущего. Что ее папа ей уже подобрал выгодную партию, и они вот-вот объявят о помолвке.
Почему вдруг теперь все поменялось, а?
Игорь замер с очередной страницей в руках, потому что Глеб, будто прочтя его мысли, сказал следующее:
– Дорогая, что значит какое-то время держать в тайне наши отношения?
Повисла пауза, заполняемая шелестом бесполезных страниц, которые перекладывал Игорь, и шелестом одежды. Судя по звуку расстегиваемой молнии, Юля, видимо, полезла к Глебу в штаны.
– Ты собираешься их обнародовать? – сдавленным, задыхающимся голосом спросил Глеб.
– А ты нет? Не собираешься?
– Я… – он ахнул, охнул, тихо застонал. – Я не знаю. Я не думал об этом. Ты же вроде говорила, что отец тебе нашел какую-то выгодную партию. И… О, Юлька, ну что ты делаешь! А если кто войдет?
– Твой верный цепной пес никого сюда не пустит, – хохотнула она противно, гортанно.
Игорь передернулся. За верного пса он, конечно, мог бы сказать ей спасибо, но вот цепной…
Почему цепной? Почему? Эта дура заблуждается! Он не на цепи. Его никто на нее не сажал. Он может уйти в любую минуту. Уйти, сбежать. Но прежде чем уйти, он должен будет выполнить то, ради чего сейчас подслушивает.
Он должен будет извлечь из всей этой пикантной ситуации максимальную пользу. Он им покажет, он докажет всем, что не так прост. Он обскачет их всех. Обойдет на счет раз! И Юля круглая дура, если думает иначе. Дура, что поставила не на него.
– Зря ты о нем так, Юля, – вдруг произнес за дверью Глеб, застегивая штаны. – Он не так прост, каким хочет казаться.
– Что ты имеешь в виду?
– Я не знаю, как сказать. Как бы это точнее выразиться, но… – Глеб прошагал по кабинету, скрипнула кожа сиденья его рабочего кресла. – Но Игорь, на мой взгляд, тот человек, к которому не стоит поворачиваться спиной. Он далеко пойдет, вот увидишь.
Ух ты! Игорь едва не принялся аплодировать. А Глеб-то не глуп. Весьма умен. И проницателен. И если окончательно не растратит себя, занимаясь непотребным на столе для переговоров, то сможет сделать хорошую карьеру политика.
– Ты так считаешь? – Юля неуверенно рассмеялась.
– Считаю. И еще считаю, что нам пока не стоит этим заниматься здесь, Юля.
– Ты всегда так говоришь. Всегда после того, как натянешь штаны. – Ее голос зазвенел обидой. – Что за странные настроения, Глеб? Что за раскаяния?
– Юля, не начинай, – произнес Глеб с легким раздражением. – Мне не до разборок, поверь. На меня столько всего навалилось.
– Ох, скажите пожалуйста!
Она достаточно сильно повысила голос. Игорь смог бы услышать ее даже, если бы дверь была закрыта очень плотно. И помимо воли пожалел своего босса. Не успел от одной истерички отделаться, как ей на смену является вторая.
– Что же навалилось на тебя, дорогой? Свобода? Наследство? Счастье не ощущать себя подкаблучником у старой некрасивой жены? Что из всего этого тебя угнетает сильнее всего? Скажи, скажи, стану печалиться вместе с тобой. За компанию!
Вот дура, а! Игорь снова проникся невольным сочувствием к Глебу. Неужели не понимает, что творит? Не видит, что повторяет ошибки его покойной жены? Давит на него, пытается манипулировать, старается подчинить своей воле.
Вот, Глеб Сергеевич, и снова те же грабли. Игорь, устав перебирать бесполезные бумаги, сложил их в одну стопку, выровнял края. Взял в руки папку, чтобы все убрать в шкаф до следующего раза. Глеб сейчас погрузится с головой в работу. Юле придется уйти. Конец прослушки.
Он взял в руки папку, распахнул ее, разложив на столе, да так и замер. Потому что неприятная сцена, разыгравшаяся за дверью, не закончилась. Юля не выскочила из кабинета с красным от обиды лицом, а такое уже бывало. Она что-то такое сказала, Игорь не расслышал. Но что-то, видимо, обидное, раз Глеб гневно воскликнул:
– У меня, если ты помнишь, сын есть! У которого погибла мать! И он плачет. Понимаешь ты или нет, кукла бездушная!
Последовал энергичный стук каблучков, затем хлесткий звук пощечины. И голос Юли, совершенно неузнаваемый, совершенно не подходящий к ее облику и красоте, настолько он показался Игорю отвратительным, произнес:
– Это тебе за куклу, скотина! И по поводу сына… Ты что же не предполагал, что твоему сыну будет больно?! Не предполагал, когда затевал все это?
– Что это? – пробубнил Глеб невнятно. Так, как будто прикрывал рот ладонью.
Может, щеку тер после пощечины? А может, она ему по губам вдарила? Вот истеричка!
– Ты не предполагал, что твоему сыну будет больно, когда заказывал свою жену?
Ее голос снова стал прежним: вкрадчивым, обольстительным, опасным.
– Что я делал?! Заказывал жену? Ты совсем свихнулась. Окончательно свихнулась, да?
Он возмущался, да, но как-то снова неубедительно. Точно так же фальшиво он переживал в первые дни после трагедии. Актером он был никудышным. А это плохо. Плохо для политика.
«Нет дыма без огня? – подумал Игорь и принялся укладывать в папку старые документы. – Она что-то знает? Или просто бахнула, чтобы его позлить?»
Он как раз застегивал кнопку на папке, когда дверь за его спиной широко распахнулась.
– Никто не заходил?
Юля! Она вышла из кабинета и подобралась к нему со спины так близко, что он слышал запах ее разгоряченного тела, слышал ее дыхание. Понадобилось несколько секунд, чтобы справиться с волнением. Это плохо, он должен реагировать молниеносно.
– Нет, Юлия Владимировна, никто не заходил. – Он повернулся к ней с папкой в руках, шагнул в направлении стеллажей у восточной стены. – Никто не заходил и никто не звонил.
– Это хорошо, – она покусала нижнюю губу, пристально его рассматривая. И вдруг спросила: – Что ты делаешь сегодня вечером?
– Что?
Папка в его руках дрогнула. Он едва удержал ее в руках. Еще один промах. Надо дорабатывать.
– Я спросила, Игорь, что ты делаешь сегодня вечером?
Она отставила левую ногу в сторону. Ту самую, вдоль которой шел глубокий разрез на платье. Это ему стоило груды погибших нервных клеток! Но он выдержал это испытание. Не опустил взгляд на ее ноги.
– После работы? – уточнил он с мимолетной улыбкой.
Улыбку эту он несколько недель в прошлом году отрабатывал перед зеркалом. Она была загадочной, едва уловимой, интригующей. И она удивительно преображала его скучное лицо.
– После работы, – кивнула Юля.
Ее руки сошлись под грудью, которая обозначилась в декольте почти наполовину. Игорь мысленно простился с еще большей порцией нервных клеток. Но дыхание контролировал.
– После работы я хотел сегодня поехать в спортзал, – соврал он.
– Не можешь отложить?
– А что такое? – сделал он озабоченное лицо. – Что-то по работе?
– Нет. Не по работе. – Она уронила руки, встала ровно. – Я хотела попросить тебя сопроводить меня в одно место. За город. У меня назначена встреча, но… В общем, не важно, забудь.
Она повернулась, чтобы уйти. И он все же попался.
– Я готов, Юлия Владимировна, – проговорил он быстро, не сводя взгляда с ее туго обтянутого платьем аккуратного зада. – Откуда вас забрать?
– Я сама за тобой заеду. Диктуй адрес…
Он умышленно не назвал номер своей квартиры. Она была съемной, из недорогих, со старой мебелью. Секционная стенка из советских времен, два продавленных кресла под чехлами из искусственного меха, диван не из гарнитура. На кухню ему самому не хотелось заходить, что говорить о Юле! В общем, ее прекрасным ножкам было ни к чему переступать порог его дешевого жилища. Поэтому он и не назвал номер квартиры. Указал лишь подъезд.
– В двадцать ноль-ноль будь готов. Я подъеду.
И она ушла. А он еле дождался конца рабочего дня. И все думал и думал, думал и думал. Что надеть? Как на работу – в костюме – будет неправильным. Одежду для клуба надевать тоже не имело смысла. Это же не романтическое свидание. Деловая поездка. Остановил свой выбор на демократичных темных джинсах и легком сером джемпере. Но обул-ся в замшевые мокасины яркого оранжевого цвета.
Юля оценила!
– Классно выглядишь, – похвалила она, стоя возле своей машины и поигрывая ключами. – Непривычно.
– Спасибо. – Игорь почувствовал, что краснеет. – А вы, как всегда, Юлия Владимировна, безу-пречны.
Она выглядела потрясающе. Шелковый серый комбинезон с широкими штанинами и запахом на груди. Высокие шпильки.
– Садись за руль, Игорь. Я устала.