Ангел мщения
Она швырнула ему ключи. Он ловко поймал, полез за руль. Тут же обругал себя. Поймал ключи, как кость собака. Решил быть настороже.
– Слушай, давай без отчества. И на «ты», пока мы не на работе, – предложила она, усаживаясь на пассажирское сиденье. – Обстановка неформальная. Ты как, не против?
– Я не против, Юля.
Он глянул на нее с улыбкой. Уже с другой, тоже тщательно отрепетированной. В ней не было ничего загадочного. Она была открытой, почти счастливой. И он прибегал к ней, когда надо было приоткрыть какие-нибудь важные двери, за которыми важничали очень важные персоны.
– Ну, едем, Игорек.
– Куда? – Он тронул машину от подъезда.
– Даже пока и не знаю. Куда же нам поехать, где бы нам с тобой никто не помешал поговорить о серьезных делах. – Она глянула на него с показным равнодушием. – Ты ведь уже понял, что никакой встречи у меня не было назначено. Мне нужен разговор с тобой. Серьезный разговор.
– Понял. – Он кивнул, выворачивая руль влево. – И я понял, что видеть нас вместе не должны.
– Умный мальчик, – она мимолетным движением коснулась кончиками пальцев его светлых волос. – И даже знаешь, куда ехать?
– Знаю.
– Ух ты! Все-то ты знаешь! Или все же нет? Или все же есть что-то в настоящий момент, чего ты не знаешь? А?
Тон был игривым, зазывным. И он часто слышал, как она говорит именно так. И знал, чему этот тон предшествует. Поэтому набрался смелости и выпалил:
– Именно сейчас? Ну да, кое-чего не знаю.
– И? – И последовало еще одно касание ее пальцами его волос.
– Я вот совершенно точно не знаю, как снимается этот твой дурацкий комбинезон!
Глава 19
Вот почему-то с самого утра, стоило ему открыть глаза, стало казаться, что день не задастся. Странное предчувствие, да, но не обмануло. Сначала кофе просыпал на пол в кухне и собирал старым веником. Он же чистюля. Оставить как есть не мог. Потом кофе выполз пухлой пеной из турки и расползся по плите. Уже напиток испорчен. Пришлось довольствоваться чаем. Из пакетика! Этого он не терпел. Но крупнолистового в шкафу не нашел. И вспомнил, что Серега весь заварил в прошлый свой визит. Четыре чашки выпил под сладкие ватрушки, навязанные Ольгой.
Мелочь вроде все это, но противно. Выбивает. И дождь какой-то непрогнозируемый зарядил с самого утра, а у него с левым «дворником» что-то случилось. Размазывает воду по стеклу, как масло. Ничего не видно!
Кое-как доехал до отдела, полез за удостоверением перед турникетом, как дежурный обрадовал:
– Вас ждут давно, товарищ капитан.
– Кто?
Валера стряхивал с волос капли дождя. Тут же принялся вспоминать, кому он назначал, про кого забыл. Ничего не вспомнилось важного.
– В кабинете полковника вас все ждут.
– А что там?
Валера поморщился, как от зубной боли. Вот оно гадкое утро! Плавно перетекает в отвратительный день. Наверняка коллеги из соседнего управления решили устроить расширенное заседание. Слишком уж давно не давали о себе знать. Целых три недели!
Нет, через полковника сведения поставлялись, но по капле. Сцеживались буквально!
– Там заседание. Расширенное, – не обманул его предчувствия дежурный. – Уже пятнадцать минут назад началось.
– Понял.
Валера, перескакивая через две ступеньки, на ходу стаскивая с себя ветровку, помчался к кабинету полковника. Не коллег испугался, нет. Сергея подставлять не хотелось. Тот теперь потеет и не знает, что и как отвечать на въедливые вопросы коллег. Правильнее, что именно отвечать не знает, чтобы не навредить другу, а заодно и себе. А еще и полковнику, который им дал добро на параллельное расследование. Дал добро на разработку совершенно другой версии.
– О, какие люди! – насмешливо протянул коллега.
Кажется, он был в чине подполковника, и фамилия у него была такая… Такая неудобная. Самоваров, о! Точно, Самоваров. Надо же, вспомнилось отчетливо, хотя их друг другу никто и не представлял. Валера знал по рассказам.
– Ничего, что мы вас ждем уже полчаса, капитан?
«Врет», – прочел Валера в глазах друга Новикова.
Полковник тоже недовольно нахмурился факту искажения действительности и молчаливым кивком указал Арскому на стул подле себя. С правой стороны. Признак был замечательным. Намекающим на особое его к Валере расположение. Удостаивался он этого, если честно, нечасто. Видимо, коллеги явились с серьезными намерениями, раз полковник брал его под свое покровительство.
Валера молча проследовал на место. Уселся, подтащив к себе из стопки на столе чистый лист бумаги. И карандаш из подставки. Все сидели с бумагой и карандашами. Писать, что ли, собрались под диктовку.
– Итак, продолжим, коллеги. – Самоваров поднялся со стула, уставился на Валеру: – У меня вопросы к вам, капитан.
– Так точно, товарищ подполковник. – Валера сделал попытку встать, но был остановлен Самоваровым.
– Сидите уже. В ногах правды нет. – Он сделал паузу, излишне ее затянув. Потом с шипением произнес: – А правда заключается в том, капитан Арский, что вы саботируете наше расследование. Умышленно саботируете!
– Никак нет, товарищ подполковник, – пробубнил Валера, расчерчивая лист ромбами.
– Тогда доложите, будьте любезны, что у вас имеется по существу вопроса, – потребовал Самоваров. – Какие вами были выявлены контакты погибшего свидетеля? Что он, к примеру, делал в ресторане, где случилась драка. С кем встречался там? О чем разговаривал? Кому платил деньги?
– Думаю, вам обо всем этом известно лучше, чем мне, товарищ подполковник.
Валера все же встал. Сидеть, когда тебя отчитывает старший по званию, некрасиво, счел он. И напрасно так подумал. Он был на голову выше Самоварова, и тому приходилось задирать голову при разговоре. И это его нервировало. И еще нервировала странная ухмылка капитана. Она, как приклеенная, сидела на его губах. Он будто с ней родился.
– Почему, капитан, вы решились на разработку второстепенной версии, ответьте! Кто вам дал право саботировать наше расследование?! – повысил подполковник Самоваров голос до непозволительных высот. – Почему вы распыляете силы, ответьте?! Капитан!
– Потому что я считал и считаю, что наша… – он глянул на притихшего испуганного Новикова и поправился: – Моя версия имеет право на существование.
– Ну, ну! Слушаю вас, капитан! Доложите нам всем о существующих у вас сомнениях в нашей профпригодности! – Самоваров был так взбешен, что не замечал, что брызжет слюной на шипящих. – Вся рота не в ногу, один старшина, понимаешь, марширует правильно. Вам хотя бы известно, сколько сил было брошено на установление лиц, причастных к взрыву?! Вам хотя бы…
– Осмелюсь доложить, товарищ подполковник, что расследование сразу пошло по неверному пути, – перебил его Валера.
И едва не зажмурился от того, каким страшным было самоваровское: «что».
Но все равно продолжил:
– Нашим отделом было установлено, что подозреваемая прежде Иванова Алла Ивановна никакого отношения к взрывному устройству не имеет.
– Да ты что! – Самоваров делано хохотнул и вдруг опустился на свой стул. И ворчливо произнес, удивив Арского: – А кто же, по-твоему, имеет к нему отношение? Девушка с незапоминающейся внешностью? Комарова Инна Владимировна?
– Так точно, товарищ подполковник. Я в этом практически уверен. – Валера погасил свою усмешку, невольно зауважав коллег. – Мы опросили сотрудников всех отделений, просмотрели множество видеозаписей, сопоставили с регистрационными журналами и…
– Вы дышали нам в затылок, капитан, – высокомерно заявил Самоваров. – Думал, ты самый умный, да?
– Никак нет, товарищ подполковник.
– Ладно, усаживайся уже.
Валера уселся, Самоваров снова встал. И начал говорить, не сводя с него взгляда, будто говорил только для него, а не для десятка людей, собравшихся на расширенное совещание.
– Комарова Инна Владимировна, двадцати семи лет. Ничем не примечательная личность. Никогда не попадала в поле зрения правоохранительных органов. Получила высшее образование. Странным образом получила в подарок квартиру, которую снимала.
– Она ухаживала за старой, больной, одинокой женщиной. До последнего дня, – вставил Валера. – Почему бы той не сделать ей такой подарок?
– Потому, капитан, что женщина та была скверного нрава. И со слов соседей, не собиралась отдавать свою квартиру в чужие руки. Всегда говорила, что после ее смерти государство само распорядится ее недвижимостью. Не дословно, конечно, но смысл такой. Кое-кто из соседей пытался за ней ухаживать. И пытался оформить сделку. Ни у кого не получилось. А вот у Комаровой получилось. Странно, не находите?
Валера промолчал. Хотя мог бы возразить. И сказать, что больным одиноким людям свойственно менять решения. Равно как и здоровым. Но тут Самоваров привел совершенно убийственный аргумент.
– Еще более странно, что сделку оформлял один нотариус, – он назвал незнакомую Арскому фамилию, – который уже попадал в зону нашей видимости. Ему удалось уйти от ответственности, его никто не выдал. Но… Но факты говорят сами за себя: он не чистоплотен. Не чист на руку. К тому же почти в то же самое время, когда была оформлена дарственная на квартиру, матерью Комаровой был взят кредит на весьма солидную сумму. Видимо, на покрытие расходов за услуги нечистого на руку нотариуса.
– Кредит погашен? – вставил вопрос кто-то из коллег Валеры.
– Да. Кредит погашен.
Самоваров помолчал, комкая пальцами край чистого листа формата А4. Он словно собирался с мыслями или с силами. Он словно не хотел признавать что-то, способное ему навредить.
– Мы понимаем, капитан, что в наших руках сосредоточены более влиятельные рычаги. И именно по этой причине, видимо, вам еще не удалось установить, что… – он глубоко вздохнул-выдохнул. – Что мать Комаровой Инны Владимировны была убита несколько дней назад. Убита с невероятной жестокостью. Я бы даже предположил, что ее пытали.
По кабинету пронесся шорох. Кто с удивлением, кто с раздражением уставился на Арского. Опять он в точку попал! И даже скандал с представителями соседнего силового ведомства ему будто на пользу.
– Что скажете, капитан? – Самоваров снова опустился на место. – Есть какие-то предположения?
– Думаю, женщину пытали, чтобы узнать у нее, где ее дочь. Она наверняка выходила с ней на связь. Выходила, товарищ подполковник? Вы же точно уже знаете?
– Со своего телефона она матери не звонила. Был звонок с таксофона нашего города спустя почти сорок минут после взрыва. Камер в том районе нет. Весьма осторожная девушка. Весьма. – Самоваров подпер худую щеку кулаком. Скользнул взглядом по Арскому: – Ну, какие мысли, капитан? Кто ее ищет? Заказчики?
В голове у Валеры зашумело от мыслей. Перед глазами возникало и расплывалось лицо девушки – невыразительное, незапоминающееся, но достаточно привлекательное, если его долго рассматривать. Он мало успел узнать о ней. Приходилось осторожничать, чтобы не оскорбить коллег. Он же не принял на веру их версию, начав разрабатывать свою.
Но к чести коллег, они его обошли. И обошли довольно круто. Наверняка у Самоварова имеется еще что-то. А вопросы он ему задает так, для экзаменовки. Из желания подловить и унизить.
– Думаю, что она не должна была остаться в живых, товарищ подполковник, – произнес Валера после трехминутного раздумья. – Можно даже предположить, что она не знала о готовящемся взрыве. Ничего не знала… Можно предположить, что ее использовали втемную.
– Кто? – прищурил глаза Самоваров.
– Кто-то, кто знал о ее привычке посещать залы заседаний. Кто-то, кто не спускал с нее глаз все это время, – осторожно подбирая слова, начал говорить Валера.
И запнулся. Что дальше? Мыслей пока не было. И вдруг всплыло.
– И тот, кто знал о ее сделке с нечистым на руку нотариусом. Шантаж. Скорее всего, ее заставили, шантажируя.
– Бинго, капитан! – нехотя похвалил Самоваров. Перевел взгляд на полковника, сидевшего с молчаливым, задумчивым видом. – А он и правда лучший, товарищ полковник.
– Ей ведь кто-то звонил, так, товарищ подполковник?
Сам Валера еще только-только отправил запрос на распечатку звонков с телефона Комаровой. Ответа пока не пришло.
– Совершенно верно, капитан. Накануне злополучного заседания Комаровой позвонили. Вечером. Звонок был с городского телефона дальнего региона. – Самоваров нехотя назвал населенный пункт. – Это номер телефона колонии строгого режима. Сразу отвечу на ваш вопрос, капитан, установить звонившего не удалось. Камеры наблюдения в том кабинете нет. Кабинет принадлежит заместителю начальника, у которого на тот вечер стопроцентное алиби. К тому же аппарат с радиотрубкой. Покрываемость до двух сотен метров. Как раз до того места, куда заключенных выводят на прогулку. Установить причастных не удалось. Проверяем всех, кто дежурил в тот вечер. Допрашиваем заключенных. Пока никакого результата.
Валера смотрел на него, не сводя взгляда. Самоваров через минуту самодовольно усмехнулся, произнеся:
– Я знаю, что это отличная работа, капитан. Но и вы неплохо поработали. И у меня к вам вопрос.
Все головы повернулись в сторону Валеры.
– Почему в минувший выходной вы посещали квартиру неких Киселевых? Что натолкнуло вас на этот визит? Отвечайте. Можете не вставать.
– На записях с камер видеонаблюдения был зафиксирован контакт Инны Комаровой и сына Киселева в день, когда выносили приговор его отцу. Она курила на лестнице и о чем-то говорила с Владом Комаровым. Он утверждает, что не помнит подробностей и что будто разговор был пустяковым.
– Но вы не поверили?
– Нет. Он что-то знает. Знает и не говорит.
– Но вы же понимаете, мальчишка не может быть заказчиком убийства женщины, чья семья причастна к гибели его брата. – Самоваров снова удивил Валеру своей осведомленностью.
– Мальчишка – нет. Отец – вполне. Если учесть, что он провел какое-то время до суда в следственном изоляторе. Не исключен контакт с нужными людьми. И если учесть, что…
– Что звонили Комаровой из колонии, то ваша версия, капитан, вполне пригодна к разработке, – закончил Самоваров и встал. – Коллеги, спасибо всем. Мы закончили на сегодня.
Глава 20
Валера слишком рано приехал в этот небольшой город. И слишком быстро нашел дом, в котором когда-то проживала Инна Комарова и где жестоко замучили ее мать, пытаясь выведать информацию о дочери. Он был уверен, что ее мать пытали только по этой причине. Что еще важного могла знать Комарова Нина Витальевна – рядовая сотрудница рядового рекламного агентства? Ничего, за что могла бы погибнуть.
Погибла она из-за дочери. Просто не выдала ее и умерла мученической смертью. Хотя она могла и не знать, где в тот самый момент находилась ее дочь.
Арский шевельнулся в водительском кресле. Поза «почти лежа», в которой он просидел уже больше часа, сводила все его тело судорогой. Хотелось выйти на улицу, размяться. Но это было невозможно. На улице полосовал такой дождь, что из-за воды, стекающей по ветровому стеклу, не было видно подъезда, в котором прежде жили Комаровы. Сам дом выглядел размытым уродливым пятном.
И чего он в такую рань приехал? Шесть утра на часах. Сколько еще придется сидеть, ожидая, пока народ начнет просыпаться? Как назло, ни одного собачника. Видимо, помня пословицу про хорошего хозяина и дурную погоду, питомцам было позволено справить нужду дома.
Он широко зевнул и набрал номер Новикова.
– Доехал уже, – пробубнил невнятно Серега.
В трубке слышался шум льющейся воды. Либо брился, либо чистил зубы.
– Я давно приехал. Торчу как проклятый в этом дворе. Ни одной собаки! Ни одной собаки или хозяина. В окнах свет не горит. Чего спят-то? – возмутился он. – На работу, что ли, никому не нужно!
– Эх, Валера, – послышалось легкое поскребывание, значит, все же друг брился. – Это только нам не спится. Да таким, как мы. А нормальные люди еще спят. Кстати, что там подполковник? Лоялен?
– Вполне. Дал «зеленую улицу». Обещал содействие по любому вопросу.
– Еще бы! – зло фыркнул Серега. – Им такой человек, как ты, очень даже нужен. Лбом дорогу пробивать. А сливки потом они снимут. Снимут, не сомневайся.
– Не принципиально, – лениво протянул Валера, закрутив ступнями, ноги просто онемели. – Ты же меня знаешь. Мне медалей не нать.
– Да помню, помню, про закон и порядок. Про справедливость и все такое, только… Только вот в очереди на расширение жилплощади ты сколько лет уже стоишь, а? Напомнить?
– Мне не тесно, – буркнул Валера.
Дернул рычаг, поднимая кресло, сел ровно. Повертел головой, хрустнул шеей.
– И это я помню, Валера. Только вот ни одна уважающая себя девушка не захочет связать с тобой судьбу. С тобой и твоей малогабаритной однокомнатной квартирой. – Новиков принялся споласкивать бритвенный станок, продувать его. – А была бы у тебя «двушка»…
– Серега, я жениться не собираюсь. Ты же знаешь. Чего ты завелся с утра? – рассмеялся Валера.
И тут же подумал, что его друг и коллега – Сергей Сергеевич Новиков, видимо, проснулся в скверном расположении духа по причине того, что не смог поехать вместе с Валерой в командировку. Потому что Ольга – его жена – приболела. И за Викой – его дочкой – просто-напросто некому присмотреть. Элементарно некому забрать из садика и привести домой. Он нервничал, звонил родителям, просил приехать, погостить. Но те не очень-то ладили с Ольгой и вежливо сыну отказали.
– Хочешь, угадаю? – Валера несколько раз сжал-разжал пальцы рук. – Ты просто мне завидуешь.
– Тебе? С какой такой стати? – воскликнул Сергей, но без напора.
– Ты завидуешь, что я холост. Свободен. Что никому не обязан отчитываться. Что могу в любой момент подорваться и ехать куда надо. Разве нет? – Валера довольно улыбался, слушая ворчание друга. – Так что, Серега, не надо мне навязывать никакую «двушку» со всеми вытекающими отсюда последствиями.
– Семья – не последствие, – укорил его Новиков невнятно, видимо, рот был забит зубной пастой. – Семья, Арский, это платформа! Это фундамент. Ольга вон больная, с температурой, а встала и завтрак мне приготовила. Хочешь скажу, что?
– Ну, скажи, – без особого интереса отозвался Валера и положил руку себе на живот.
Там было жуть как пусто. А магазины были еще закрыты. И пока ехал на адрес Комаровых, по пути не увидал ни одного работающего круглосуточно супермаркета. Ни одного ларька, торгующего кофе и черствыми булками, разогретыми в микроволновке.
– Рисовую кашку с маслом. Сырники с изюмом. Кофе сварила с молоком. Целый кофейник! – Новиков прищелкнул языком. – Такие запахи по квартире.
– Приятного аппетита! – буркнул Валера и отключился.
За струями дождя, заливающими его ветровое стекло, удалось рассмотреть какое-то движение возле дверей нужного ему подъезда. Он включил «дворники» на полную мощность. Да, в самом деле. Под подъездным козырьком стояла пожилая женщина в трикотажном спортивном костюме. У нее не было при себе сумки. Не было собачьего поводка. Она никуда не спешила. Просто стояла, уперев руки в бока, и смотрела на дождь.
– Ну, я пошел, – отчитался непонятно перед кем Валера и распахнул дверь автомобиля.
От машины до подъезда он бежал, как бегал только в школе – на время. Но все равно сильно промок. И, встав бок о бок с женщиной в трикотажном спортивном костюме, пару минут отряхивался, поправлял промокший воротник джинсовой рубашки на флисовой подкладке. Приглаживал непослушные волосы, которые от влаги принимались завиваться кольцами. И он делался похожим на героя из русских сказок. И всерьез его мало кто воспринимал при первом знакомстве. Но женщине вдруг его завитки понравились. Она улыбнулась, проговорив:
– Вот повезло вам с волосами. А тут попробуй, нос высуни.
– Здрассте. – Он широко улыбнулся, прихватил прядь пальцами, потянул, отпустил, та тут же скрутилась спиралькой. – А я терпеть не могу. Замучили.
– Ой, да ладно! – не поверила она, осторожно ответив ему еще одной улыбкой. – А что вообще под дождь-то полезли? Сидели и сидели бы себе в машине.
– Да по делу я в вашем дворе. Время поджимает. И под дождь и под град полезешь. – Валера полез в карман рубашки, достал удостоверение, показал его женщине. – Из полиции я. Капитан Арский.
– А имя у капитана имеется? – спросила она, едва взглянув на его удостоверение.
– Валерий Иванович. Валерий.
– И что же капитан Валерий делает в нашем дворе в такую рань? – Она насупилась, сделав осторожный шажок в сторону подъездной двери. – И номера, смотрю, на автомобиле не наши.
– Не ваши. – Он встал так, чтобы не дать ей возможность улизнуть за железную дверь с кодовым замком. – Но по вашим, так сказать, делам. Не конкретно по вашим, конечно. Вас как по имени-отчеству, простите?
– Светлана Степановна, – нехотя проговорила она, роняя руки вдоль тела. – Везет же мне на вас.
– На кого на нас?
– Сначала полиция наша все допрашивала. Про Ниночку все вопросы задавала. А я что могу знать! Хоть и соседями были, но не особо-то она шла на контакт. Никогда ничего ни о себе, ни о дочери своей не рассказывала. Так все… – Светлана Степановна неопределенно поводила в воздухе правой рукой. – Сводилось к местным новостям да покупкам. Не могу я вам ничего рассказать о ней. И не видела я, кто к ней входил и кто выходил. И не слышала ничего. Да и не было криков-то. Я уже говорила нашим полицейским. Не кричала она. Никто из соседей не слышал. Ни этажом ниже, ни этажом выше. Не могу я вам помочь, капитан Валерий. Зря приехали по такой погоде в такую-то даль.
Он минуту смотрел на редкие волосы на ее макушке, потом произнес со вздохом:
– Да я уже понял. Общался с местными полицейскими. Все так. Все верно.
– Ничего верного. Ничего правильного. Ниночку хоронить надо, а некому. Дочка мотается непонятно где. Тут на днях показалось, что кто-то в квартиру к Ниночке зашел. Я обрадовалась. Думала, Инка вернулась. Выскочила на лестничную клетку, дверь толкнула, а она заперта. Я звонила, звонила, никто не открыл. Значит, показалось. Я вообще после этого страшного случая все время вздрагиваю. Все мне что-то кажется. Разное кажется. Страшно…
Они замолчали, одновременно уставившись на огромную сизую лужу, которую дождь взбивал крупными пузырями. Откуда-то из-за угла подул свежий ветер, и Валера поежился. Похолодание передавали, он помнил. Потому и надел теплую рубашку и высокие кроссовки. Но рубашка промокла и совсем не грела. По лопаткам вовсю разгуливали крупные мурашки. Хотелось обратно в машину, включить печку на полную мощность. Согреться, а потом поесть где-нибудь. Не рисовой каши с маслом и сырников с изюмом, такое только на кухне Новикова водилось. Но хоть чего-нибудь горячего. Хоть стакан чая. Хоть черствую булку, разогретую в микроволновке.
– А была бы жена-то, она бы тебе термос в дорожку с чаем горячим дала, – раздался в голове назидательный голос Сереги. – И бутербродов сделала. И салатика настрогала в пластиковый контейнер.
Валера тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения. Снова глянул на соседку погибшей Нины Витальевны Комаровой. Губы плотно сжаты, руки перед грудью. Она больше ничего ему не скажет. Зря прокатался.
– Скажите, Светлана Степановна, а ее никто не спрашивал? – задал он бесполезный, на его взгляд, вопрос.
Просто, чтобы не молчать. И не глохнуть от грохота дождевых струй о металлический козырек подъезда.
– Кого? Ниночку? Так ее никто и никогда не спрашивал. Жила себе тихо, – нехотя проговорила женщина и снова плотно сомкнула губы.
– Инну – ее дочь. Ее никто не спрашивал? Никто ею не интересовался?
– Нет, – слишком быстро, слишком громко ответила она и повернулась лицом к двери. – Пора мне, простите…
Она повернулась к нему спиной, набрала код, в замке пискнуло, щелкнуло. Светлана Степановна потянула дверь на себя. И тут окно первого этажа, расположенное слева от входа, с треском распахнулось. И через подоконник, не боясь вымокнуть, свесился старик в клетчатой байковой рубахе.
Венчик седых волос торчал нимбом вокруг обширной лысины. Морщинистые щеки в порезах от бритья. В левом ухе слуховой аппарат. Его вытянувшаяся в сторону Светланы Степановны крючковатая рука подрагивала.
– Чего вытаращился, Мишин? Чего тебе надо? – грубо откликнулась Светлана Степановна, уставившись на артритные пальцы, указывающие в ее сторону. – Не спится тебе, старик!
– Ты врешь, – сипло произнес тот.
По его лысине звонко щелкали капли дождя. Голова на худой шее дергалась, бескровные губы ползли в сторону, но он и не подумал укрыться в комнате. И снова повторил:
– Все врешь, Светка!
– Чего я вру?! Чего я вру?! – взвизгнула женщина, выпуская металлическую ручку подъездной двери, та снова закрылась, щелкнув замком. – Сиди уже дома, полоумный! И бабка твоя такая же! Вот не спится вам ни днем, ни ночью!
Дед глубоко втянул впалой грудью воздух и разразился такой отборной бранью в ее адрес, что Валера попятился. Принимать участие в соседских разборках, слушать оскорбительные воспоминания прошлых шальных лет не очень хотелось. Тут, как назло, ветер усилился. И в машину, под струю горячего воздуха из печки, захотелось пуще прежнего.