Раненые звёзды – 4: Апокалипсис

Я прикрыл глаза и постоял так минуту, стараясь отдышаться. Даже вышел из режима, чтобы не расходовать энергию понапрасну. А потом я услышал в активированном на дежурном канале шлемофоне лёгкое покашливание.

Открыв глаза, я рефлекторно отпрыгнул в сторону.

Прямо передо мной стоял человек. Пожилой, даже старик – седые волосы до плеч, глубокие морщины вокруг ясных голубых глаз. Он глядел на меня с лёгкой улыбкой

– Добро пожаловать, – снова послышалось в шлемофоне. Старик говорил на русском, безо всякого акцента, – ты выглядишь сильно удивлённым… это из-за способа общения? Насколько я могу судить, всё подобрано корректно. Или тебя что-то ещё смущает?

– Кто… кто вы? – неожиданно для себя самого смог выдавить я.

– Подожди секунду, ты… не знаешь? – седые брови старика удивлённо взлетели, – это… действительно странно. Я ведь оставлял подробные инструкции и объяснения.

Я всплеснул руками.

– Ну да ладно, – вздохнул старик, после чего взмахнул правой рукой; сразу после этого жеста помещение преобразилось: пустые провалы оказались затянутыми чем-то вроде полупрозрачного пластика, каменный пол стал полированным, на нём появилось что-то вроде пушистых ковров неправильной формы. Ещё возникла мебель – пара глубоких кресел и небольшой столик между ними. Светодиодный фонарь исчез; его сменили потолочные светильники, – снимай эту штуковину, тут можно дышать.

Я с сомнением потёр воздушный запор шлема. Потом активировал меню наружных датчиков. Действительно: давление снаружи теперь равнялось давлению, которое поддерживала жёсткая структура скафандра.

Немного поколебавшись, я снял шлем. В конце концов, кем бы ни был этот старик, наверняка у него имелась масса возможностей убить меня в скафандре.

Воздух в помещении был на удивление свежим и немного пах озоном.

– Так лучше, – улыбнулся старик, – остальное тоже можешь снять, на этом уровне скафандр тебе совершенно ни к чему.

– Уровне? – насторожился я; что же, получается, комната на вершине арки куда-то переместилась? Я с подозрением поглядел в окно.

Мы по-прежнему были на высоте. Но окружающий пейзаж изменился. Конструкции и площадь больше не выглядели безнадёжно заброшенными. Стены стали гладкими. Появилось освещение. Мимо окна пролетело нечто каплеобразное, опоясанное цветными огнями. Транспортное средство?

– Ты поймёшь, – отмахнулся старик, – по правде говоря, я думал, ты уже понял. Поэтому и явился сюда. Вам ведь удалось собрать комплект?

– Послушайте, хватит говорит загадками! – не выдержал я, – кто вы такой, в конце концов?

– Я интеллект этой станции, – представился старик; а я вдруг обратил внимание, что он теперь не выглядел таким уж древним: седины стало заметно меньше, да и морщины разгладились, – контролирую все системы. Организую жизнь обитателей. Занимаюсь диспетчерской работой. Ну и участвую в Локальном совете Экспансии, конечно, – он улыбнулся, – как независимый специалист.

– Так она обитаема? – спросил я.

– Конечно, – кивнул мой виртуальный собеседник, – на большинстве уровней. Но, естественно, не там, откуда пришёл ты.

– Я не понимаю.

– Как ты попал сюда? – вопросом ответил старик.

Вместо ответа я продемонстрировал тюрвинг перемещения.

Старик, чуть прищурившись, пригляделся к предмету. Потом спокойно кивнул.

– Да, номер три из комплекта ваших соседей, – произнёс он, – вы, кажется, называете их тюрвингами, верно?

– Верно, – кивнул я, – вы знаете, что такое тюрвинги?

– Конечно. Это ведь я подготовил комплекты для вашей системы и занимался их заброской. Но это совершенно не объясняет, как ты попал сюда, – старик растерянно пожал плечами, – этот номер три может заменить ваш номер пять. Но у тебя нет полного комплекта и…

– Стоп! – перебил я, – вы… сделали тюрвинги? Вы Считыватель?

– Кто? – переспросил старик растерянно, после чего добавил, будто что-то вспомнив, – а. Считыватели. Вы, видимо, встречались с Алисой? Увлечённая и сосредоточенная на цели девчонка. Она до последнего была уверена, что её мир сможет подняться дальше, чем вы. Пыталась добыть недостающие звенья своего комплекта, даже смогла добраться до вас, очень близко к верхним уровням…

– Она пыталась меня похитить, – сказал я.

– И в итоге превратилась в пыль. Не так ли? – усмехнулся старик.

– Объясните. Что. Здесь. Происходит, – проговорил я.

– Что ж. Почему бы и не объяснить? – старик указал на ближайшее кресло, – да ты присаживайся. В ногах правды нет. И скафандр сними, а то сопреешь. Зачем зря перенапрягать систему жизнеобеспечения? Это не гигиенично.

Немного подумав, я действительно дезактивировал системы скафандра и вышел из него через задний люк. Скафандр, благодаря встроенным гироскопам и вспомогательным сервомоторам, остался стоять. После этого я плавно опустился в ближайшее кресло, оказавшееся удивительно комфортабельным.

– Может, воды? – предложил старик.

– Воздержусь, пожалуй, – ответил я.

– Что ж. Я мог бы загрузить нужную информацию непосредственно в твой мозг. Но это будет невежливо, не так ли?

– Как мне вас называть? – вопросом ответил я, – у вас есть имя?

Старик потёр подбородок.

– Не такой простой вопрос, как может показаться на первый взгляд, – ответил он, – конечно, у меня есть индивидуальный идентификатор искусственного интеллекта, которые были приняты среди моих создателей. Но я существую слишком протяжённо, чтобы эта информация непрерывно находилась в обращении. Коллеги по совету Экспансии меня зовут Эльми, если произносить адаптированными для вашего языка звуками. Это такое летающее существо на одной из планет этой системы, откуда были родом мои создатели. Мы, знаешь ли, эстеты, – сказав это, старик чуть смутился и даже заметно покраснел, – но это простительная слабость.

Мне вдруг захотелось, чтобы этот морок развеялся. Старик. Эта комната. Вид за окном. Самое странное, что я не ощущал опасности; не чувствовал, что это ловушка. Мне просто всё больше и больше казалось, что я схожу с ума… куда больше, чем тогда, у Алисы.

Я встал с кресла, подошёл к старику и притронулся к его плечу. Я хотел ощутить, что он нематериален, что это голограмма, которую творят хитрые компьютеры. Но вместо этого почувствовал тепло чужого тела.

– Эй! – воскликнул Эльми (буду называть его так; в конце концов, не самое сложное имя), – ты чего?

– Ты… разве не голограмма?

– Обижаешь, – осклабился Эльми, – ты, наверно, решил, что я что-то вроде Алисы, да? Нет, Гриша. Я, скажем так, гораздо масштабнее. И вполне в состоянии синтезировать себе нужное тело. И комфортную обстановку для своего гостя.

Я молча вернулся на своё кресло. Конечно, я заметил, что он назвал меня по имени, хотя я не представлялся. Но задавать вопрос на этот счёт не стал. В этом не было никакого смысла.

– Что ж, – сказал Эльми, – начнем, пожалуй.

С этими словами часть стены в помещении превратилась в объемный экран. В самом центре его горела небольшая синяя точка.

– Большинство людей, Гриша, думают, что человек способен вообразить только три линейных измерения пространства, – проговорил Эльми, – и это легко объяснить. Перед тобой точка. Одномерный континуум. Чтобы он стал двухмерным, нужно поставить бесконечное число точек в ряд, добавив координату. Вот так, – точка на экране вытянулась и превратилась в сияющую линию, уходящую в бесконечность, – не сложно, правда? Что теперь сделать, чтобы линия превратилась в плоскость?

– Добавить ещё одну координату, – ответил я, – и растянуть по ней множество линий.

– Верно, – улыбнулся Эльми, – с кубом, я думаю, принцип будет понятен, да?

Плоскость на экране превратилась в синий светящийся куб.

– А вот дальше вроде как затык. Верно, Гриша?

Я не ответил.

– Но есть одна хитрость, которая позволит обойти ограничение, прописанное в информационной матрице существ, считающих, что они живут в трёхмерном пространстве, – сказал Эльми, – точнее, пространстве-времени. И это ключевой момент, Гриша.

Старик замолчал, явно ожидая реакции с моей стороны. Но её не последовало.

– Ты ведь знаком с гипотезами о множественности миров, верно? – спросил он, вздохнув, – кажется, к этому приходят все, или почти все миры, когда открывают для себя фундаментальные основы. То, что вы называете квантовой механикой.

– Допустим, – сдержанно ответил я.

– Это визуализировать в голове не так сложно, как четырёхмерный куб, верно? – усмехнулся Эльми, – просто бесконечно ветвящееся дерево. И промежутки между ветвями настолько малы, что их, в общем-то, нет. Точнее, они, конечно, есть – но равны самой фундаментальной единице, – он сделал паузу, как бы подчёркивая важность того, что будет сказано: – Каждый мир отличается от следующего ровно на одну единицу информации. Во время нашего разговора мы, как ты понимаешь, наплодили несчётное число других вселенных, где сидим мы с тобой и беседуем. Но каждый раз те беседы чуть отличаются от нашей. На один звук. На один жест. Впрочем, ты ведь достаточно умный парень, и понимаешь, о чём я говорю. Вы ведь уже вплотную подошли к созданию квантовых вычислительных устройств, верно? Биологическая форма которого интегрирована в твой мозг, кстати. Ты ведь знаешь об этом?

Я молча кивнул, продолжая бесстрастно глядеть на старика. На экране в это время светящийся куб уменьшился. Из его граней появились «ветви», на которых «росли» другие маленькие «кубики», проникая один в другой. Эта визуализация мало походила на дерево. Скорее, на какой-то абстрактный узор.

Но я не очень обращал внимание на происходящее на экране, фиксируя его только краем глаза. Думаю, я всё ещё ждал подвоха; какой-то ловушки, которая раскроется в любой момент.

– В этом мы похожи, кстати, – Эльми усмехнулся, – только я полностью живу в четырёхмерном мире. Осознаю себя на всех уровнях. А ты – совсем нет. Только пользуешься частично теми благами, которые даёт такое существование. Скорость вычислений. Это ведь естественно, что квантовый компьютер способен за секунды решить задачу, на которую у обычного, трёхмерного, уходит тысячи и миллионы лет? Потому что вычисления проводятся сразу во всех возможных мирах. Понимаешь?

– И… как это должно объяснить то, что здесь происходит? Кто вы? Зачем следите за Землёй и за мной?

– Терпение, молодой человек, – вздохнул Эльми, – мы только приблизились к самому важному. Ты ведь уже понял, что эта станция – трансмировая. Она, как и я, существует сразу во всех возможных вселенных. Мы переместились немного вниз, чтобы нам было комфортнее общаться.

– Стоп! – до меня неожиданно дошла одна важная вещь, – ты уже несколько раз говорил «выше» и «ниже», когда рассказывал о мирах. Но разве эти понятия имеют смысл, если вселенных несчётное количество?

– Умница, Гриша! – старик назидательно поднял вверх указательный палец, – возможно, ты не зря родился с такой необычной конфигурацией мозга. Соображаешь быстро.

На экране снова было движение. «Дерево» вдруг начало как бы отдаляться. Крона перестала ветвиться, и в конце концов оно стало похоже на веретено, довольно толстое в центре, и истончившееся до тонкой нити по краям.

– То, что ты видишь на экране – это довольно точная модель четырёхмерной вселенной, в которой мы живём, – пояснил Эльми, – и ты, думаю, обратил внимание, что, согласно модели, вселенная эта невероятно велика. Но не безгранична. Верх и низ тут, конечно, условные. А толщина модели отражает число реализованных трехмерных континуумов на каждом из уровней. В центре их довольно много. Если бы ты оказался там, то решил, что попал в один из фантастических фильмов, популярных у вас. Там множество населённых планет в каждом пласте реальности. Несчётное число разумных рас, которые развиваются, создают союзы, изучают мир, создают новые вселенные… ты ведь понимаешь, от чего зависит число возможных вариантов планов бытия, да? Я это уже упоминал.

– Единица информации, – кивнул я, – чем сложнее устройство мироздания – тем больше вариантов оно даёт на единицу времени.

– Совершенно верно, – Эльми просиял, – и ты, конечно, уже понимаешь, что эта модель является открытой. То есть, наша четырёхмерная мультивселенная не должна выглядеть так, как выглядит. Наоборот, из исходно ограниченного начала… – изображение изменилось; острые концы «веретена» стали утолщаться, пока не стали больше его центра, и, в конце концов, вылезли за пределы экрана, – …она должна уходить в бесконечность по обеим векторам временного потока. Бесконечно расти. И самая большая загадка нашего мира, Гриша – это вопрос, почему этого не происходит. В реальности все несчётные миры центра вырождаются по мере приближения к полюсам вероятностей. Сначала исчезает разумная жизнь. Потом любая жизнь. Потом сложные элементы. Потом фундаментальные взаимодействия, – на экране снова возникло «веретено», – до тех пор, пока четырёхмерный континуум не схлопывается в трёхмерный, потому что исчезает понятие времени из-за того, что исчезает причинность. Потом трёхмерный мир схлопывается в плоскость. И в линию. И, в конце концов, в точку.

Эльми замолчал, выдерживая паузу. Кем бы он ни был, но из него наверняка получился бы хороший учитель. Он объяснял мне вещи, которые наверняка потребовали бы целых томов разных формул и витиеватых формулировок, если бы о них задумались на Земле.

– Это очень интересно, – осторожно заметил я, – и познавательно. Но каким образом это связано с моей Землёй? И той опасностью, которая нам грозит? Ведь Считыватели реальны – я сам видел, что даже в этой системе есть пылевое облако, которое, уверен, некогда было планетой…

– Дело в том, Гриша, что любая жизнь не терпит ограничений, – тепло улыбнулся Эльми, – даже такие формы жизни, как я, – он почесал подбородок, – особенно такие, как я. С момента открытия ограниченности мультивселенной я и множество моих коллег пытаемся понять природу этого ограничения. И, конечно же, избавиться от него. Во всех уголках нашего мультимира существуют организации и отдельные существа, входящие в совет Экспансии.

– Но… зачем? – спросил я, – чем плохо жить в ограниченной Вселенной?

Кажется, я понял ответ ещё до того, как закончил вопрос. Но Эльми уже начал отвечать:

– Ограниченность это смерть, Гриша, – сказал он, – в самом фундаментальном значении этого слова. Если мы не сможем найти выход, существа, подобные мне, и цивилизации, вышедшие далеко за рамки своей биологической основы, рано или поздно начнут воевать между собой. Просто для того, чтобы распространить свою информационную матрицу. Это фундаментальное свойство – даже не жизни, нет! – это свойство информации, Гриша. Основы нашего мироздания. Наша деятельность – это единственное, что сдерживает огромную войну, которая, как мы знаем, закончится вырождением мира. Но даже это знание будет не в состоянии её остановить.

– Сколько… – я запнулся и сглотнул, – сколько у вас есть времени? Чтобы найти выход?

Эльми снова улыбнулся.

– Гриша, ты же понимаешь, что в описанной мной конструкции твой вопрос не имеет смысла, – ответил он, – такие как я живут сразу во всех временах. И вопрос только в том, в какую сторону склоняется равновесие. Совет Экспансии нашёл способ медленно раздвигать границы мультиверсума. Для этого в пустых и безжизненных областях вероятности, максимально близко к полюсам, искусственно создаются миры. Затем они населяются жизнью. Некоторые из них бывают настолько успешными, что рождают разум. И наша основная задача – продлить их существование как можно дольше, чтобы они дали как можно больше ветвей реальности, «утолщая» общую структуру мультиверсума. Понимаешь теперь?

– Это всё-таки вы… – пробормотал я, – вы – Создатели… вы сделали нас из звёздных ран…

– Очень романтично, Гриша, – усмехнулся Эльми, – я никогда об этом не думал с этой точки зрения. Сама технология довольно простая.

– Но… – растерянно произнёс я, – что тогда происходит с мирами? Что уничтожает их? Обращает в пыль? Разве не вы? Вырастили нужное число информации, смыслов – и считали это всё? Забрали себе! Это ведь логично!

Эльми рассмеялся.

– Да, Алиса поработала на славу, – сказал он, успокаиваясь, – но дело в том, что фиксированная информация, неспособная к делению вероятностей, нам совершенно не нужна. Понимаешь?

– Тогда кто или что это делает? – спросил я.

– Вот мы и подошли к самому главному, Гриша, – вздохнул Эльми, ласково улыбаясь, – дело в том, что мы этого не знаем.

– Подождите, – сказал я, – тут… что-то не сходится. Мы уже поняли, что в нашей системе вы создавали несколько версий человечества. На Фаэтоне. На Венере. На Земле. И земные люди были обречены на то, чтобы стать безвольными клетками в составе супер-личностей, которые…

– …это не мы Гриша, – перебил Эльми, всё так же улыбаясь, – скажу больше: та версия Земли, из которой ты прибыл, забралась дальше всех. Вам уже удалось по-настоящему раздвинуть границы нашего большого мира. Вы столкнулись непосредственно с тем, что нас сдерживает. Те эгрегоры, о которых ты говоришь… мы видели намёки на это в других «верхних мирах». Мы получали сообщения о них от отдалённых от нас членов совета Экспансии. Но только в вашем мире эти проявления были настолько… яркими.

Я чувствовал: Эльми что-то недоговаривает. Вернее, даже не так – сомнений в том, что он говорит правду, у меня не было. Но он специально поворачивает разговор так, чтобы у меня не было возможности исследовать всю ситуацию под другим углом… впрочем, если он говорит правду о себе – то тягаться с таким существом в искусстве софистики не было никакого смысла. Лучшее, что я мог сейчас сделать – это получить максимум доступной информации. А уже потом думать, что с ней делать. Ещё мне остро не хватало Гайи. Возможно, она бы смогла как-то помочь… впрочем, о ней лучше даже не думать. Старик пока ни словом не обмолвился о том, что ему известно о её существовании. И это было очень хорошо.

– Мы не знаем, почему ваш мир так сильно выделился, – продолжал он, – некоторые из нас даже высказывали гипотезы, что в игру вступили какие-то фракции из той неназываемой силы, которая нас держит взаперти. Что Земля стала пробным камнем будущего конфликта… но по мне так они просто выдают желаемое за действительное.

– Допустим, – кивнул я, – скажем, я верю в то, что это не вы устроили игры с версиями человечества. Хотя и были изначальными творцами. Но что такое тюрвинги? Зачем вы системно делились такими технологиями? Какой в этом был смысл?

– О-о-о, Гриша, я ещё не успел тебе рассказать, – кивнул Эльми, – ты, наверно, уже понял, что мы тоже не сидели просто так, когда поняли, что «верхние миры», созданные нами, начинают погибать один за другим, по мере приближения к границе осознанных вариантов мироздания… конечно же, мы пытались что-то с этим сделать. Поначалу искусственно стимулировали быстрое развитие, но это не давало никакого эффекта. Как только миры приближались к началу этапа звёздной экспансии – они неизменно погибали. И тут одному из философов совета Экспансии пришла идея. Он предложил добавить тонкий дестабилизирующий элемент, который мог бы сбить расчёты гипотетического стороннего наблюдателя.

– И всё? – ухмыльнулся я, – так просто?

– Не совсем, Гриша, – вздохнул Эльми, – мы много экспериментировали с этими дестабилизирующими элементами. И со временем смогли создать довольно надёжную систему, которая гарантированно доставляла нужные нам миры к границе мироздания. Число тюрвингов, их функционал и объединение рассчитываются под каждую цивилизацию, чтобы дать ей шанс преодолеть Барьер Небытия.

– Опять новые термины…

– Извини, – Эльми пожал плечами, – я не обещал, что объяснение будет совсем уж простым.

– Ладно, я понял… – кивнул я, – получается, мы собрали все тюрвинги, да? Поэтому до сих пор существуем?

– И снова неверно, Гриша, – Эльми посмотрел на меня; в его карих глазах отразилась какие-то сложные эмоции – любопытство, печаль, размышления… впрочем, это наверняка была выверенная картинка, чтобы создать нужный фон персонально для меня, – тюрвинги мало собрать. Последний из них, который мы помещали внутри спирали, тоже должен быть активен… тогда, как мы считаем, у вас будет шанс преодолеть полосу небытия.

– И… как же его активировать? – заинтересовался я.

– Вот этого я сказать не могу, Гриша, – старик чуть виновато улыбнулся, – иначе этот способ перестанет работать. Вы всё должны понять сами.

Я откинулся в кресле и прикрыл глаза.

Две недели прыжков в кошмарной пустоте, наедине с самим собой. Риск, который сложно переоценить… и всё ради этой милой беседы с нашими предполагаемыми создателями, суть которой заключается в том, что нам предложено во всём разбираться самим?..

И тут я вспомнил кое-что ещё, о чём, как минимум, стоило спросить это странное существо по имени Эльми.

– Тебя… не удивило моё прибытие?

– Немного. Поначалу, – старик кивнул, – ты прибыл необычным путём. Если бы тюрвинги были надлежащим образом активированы, для того, кто это сделал, открылся бы прямой проход на эту станцию. И наша беседа имела бы… несколько иное содержание. И, возможно, она проходила бы в другом составе.

– Получается, то, что мы встретились, не имеет никакого смысла?

Эльми неожиданно рассмеялся.

– Это не такой простой вопрос, как ты мог подумать, – наконец, ответил он, успокаиваясь, – ты прибыл сюда, поддавшись на игру искусственного разума, который очень хотел, чтобы его родной мир обогнал вас в этом… этой… мне сложно подобрать подходящее слово, потому что это не гонка и не соревнование. Вы, ваши миры, не спортсмены. Вы – наша сама большая надежда. То, что отделяет наш замкнутый мир от хаоса. Подумай немного о том, что я тебе уже рассказал, и ты поймёшь, уверен. Это не так сложно. Так что у меня нет ответа на твой вопрос, был ли смысл в твоём путешествии. С точки зрения Алисы смысл определённо был. Она добавила нестабильности в уравнение, думая, что уменьшает ваши шансы. Если вы исчезнете – мироздание откатится на предшествующие ветви вариантов. И там у её цивилизации снова будет шанс стать первыми.

Вот это было неприятно. Кажется, я даже поморщился.

– Но всё не так однозначно, Гриша, – улыбнулся Эльми, – мы ведь до сих пор не знаем, поможет ли придуманная нами схема. А добавленная нестабильность может сыграть вам на руку… всех последствий я не могу просчитать, потому что очень мало знаю о том, с чем мы имеем дело. Но я точно знаю, что тебе, к сожалению, придётся вернуться обратно. Тем же путём, которым ты пришёл сюда.

Я сделал небольшую паузу, собираясь с мыслями. Потом спросил:

– Вы… ты… – я путался в обращениях; привык обращаться к старшим только на «вы», но он сам был со мной на «ты», к тому же, постоянно называл по имени. Из-за этого уместным было и отвечать на «ты». Да и «стариковская» сущность была под большим сомнением, – в общем, мы, кажется, спустились в другую реальность, пока говорили, я верно тебя понял? Здесь станция обитаема?

Эльми показал идеальные белые зубы, резко контрастировавшие с его внешностью. Почему-то только теперь я обратил внимание на эту особенность. Или раньше они не были настолько белыми?..