– Может, ты и прав… – пробормотал Чарли, наливая. Он всё думал, не сказать ли Борису о том, что собака уже в этом городе, что она уже не сон…
– Эх, – сказал Пушкин, вытирая слюну с подбородка. – А я опять на своей доброте попался. Помнишь, как я два года назад занялся производством часов?
– Не очень, – признался Чарли.
– Ну, в то время был у меня свой бизнес – собирал на свалках одежду и отправлял мешками в Восточную Европу. «Секонд Хэнд» называется. Деньги, в общем, у меня водились. И вдруг заваливает ко мне один волосатик – то ли панк, то ли хиппи. Я в них плохо разбираюсь. Говорит, есть стоящее дело. Рассказал мне о том, что люди ностальгируют по механическим часам.
– А чего там ностальгировать? – удивился Чарли. – Купи да носи.
– Нет, это уже несовременно. Все-таки, как ни крути – электроника возьмёт своё. Короче, он предложил сделать электронные часы, которые тикают. И чтобы их нужно было заводить. Честно говоря, он меня убедил. Я выделил на это дело деньги. И, надо сказать, парень не подкачал – действительно, выпустил небольшую партию часов. Неплохие часики, в стиле ретро – браслет позолоченный, корпус круглый. Даже кукушка выпрыгивала каждый час.
– Ну?
– Не покупали почему-то. Так что налей по маленькой.
Борис заглотил очередную рюмку и продолжил:
– И в семьдесят восьмом я прогорел по доброте душевной, и в восемьдесят третьем… В общем, не моя стихия бизнес, это факт. А вчера вообще по-дурацки вышло… Ты же знаешь, я открыл кинотеатр?
– Знаю.
– Показываю детские фильмы, мультики всякие. Народу не очень много – все же окраина. Ну и в качестве рекламы закупил всяких сувениров – маек, кепок с мультяшками. Объявил, что каждый может унести с собой из кинотеатра что угодно. Короче, ни стульев, ни штор, ни кинопроекторов. Налей ещё немножко.
– А больше же нет ничего.
– Сейчас, – Борис сходил к стойке и вернулся с ещё одной парой бутылок водки.
– Знаешь, – сказал он. – Я не жалею. Я ведь страдаю за то, что я человек хороший. А вот взять, скажем, конгрессмена какого-нибудь – и дурак, и совесть нечиста. Ты как думаешь?
– Не знаю. Я всё больше по ветеринарной части. У тебя есть ружье?
– Нет. Только "Калашников".
– Одолжи на пару дней.
– Ну, если ты нальёшь по маленькой… А у тебя нет денег? Я бы купил проектор.
– Совсем чуть-чуть. Я в прошлом месяце купил машину и разбил по ошибке. На, держи.
– Да, маловато. Ничего, жене конфет куплю. И ты держи.
– Что это?
– АКСУ – автомат Калашникова складной укороченный. Всегда с собой ношу, под штаниной.
– Спасибо, – сказал Чарли. – Я сейчас вернусь.
– О'кей. Я ещё посижу.
Чарли, как ему показалось, вполне твёрдой походкой покинул бар и отправился к парку. Проходя мимо Даймонд Стик, обратил внимание на толпу народа и несколько телевизионных вертолётов. На здании была натянута тряпочка с логотипом "Пепси". Неподалёку группа граждан под пение "Интернационала" сжигала американский флаг.
– Не понимаю, – проворчал Чарли. – Зачем нормальной фирме спонсировать идиотов? Ну ладно – Джексон или "Спайс Гёлз", ну, Кроуфорд ещё туда-сюда, но какой-то Малахай…
Он опять врезался головой в памятник. Да сколько их было, этих героев гражданской войны? Чарли вышел к пруду и увидел собаку. Она стояла на том же месте, в той же позе. Чарли даже на мгновение показалось, что и она – всего лишь памятник, но ветер снова донёс до него характерный запах… Собака сорвалась с места и помчалась к нему. Чарли дал длинную очередь и опрокинулся на спину – недооценил отдачу. Собака уже прыгнула на него, когда Чарли нажал на спусковой крючок ещё раз и подстрелил её в полёте.
Его осыпало грудой шестерёнок и микросхем.
Когда Чарли встал, его окружили люди в черных костюмах.
– Вы Чарли Зайцман?
– Я имею право молчать? – уточнил Чарли.
– Нет, – ответили ему. – Мы проводим месячник борьбы с преступностью. Но всё, что вы скажете, будет обращено против вас.
– Я Зайцман, – согласился Чарли.
– На вас подал иск о порче имущества господин Аристидис. Поскольку вы применили боевое оружие, вас будут судить по законам военного времени.
Тут же откуда-то понатаскали столов и стульев, расселись и организовали суд. Судьёй оказалась робкая светловолосая девушка в очках.
– Садитесь, пожалуйста, – сказала она. – Суд идёт. Меня зовут Рейчел. Я заранее прошу принять мои извинения за возможные юридические ошибки, поскольку я не юрист, я только учусь. На филологическом.
– Очень приятно, – сказал Чарли.
– Подсудимый, я довожу до вашего сведения, что господин Самуил Аристидис подал на вас иск в суд в связи с уничтожением его механической собаки.
– А могу я попросить адвоката? – спросил Чарли.
– Я думаю, он не успеет подъехать до окончания суда.
– В таком случае, вопросов у меня больше нет, – сказал Чарли и сел на место.
– Суд вызывает свидетеля – Амина Аль-Мубака.
К столу судьи подошёл толстый араб с чёрной бородой и чемоданчиком.
– Итак, – сказала Рейчел. – Признаёте ли вы свою вину?
– Признаю, – сказал араб.
– Простите, я перепутала тексты. Расскажите, что вы видели.
– Мы с моими ребятами как раз устанавливали взрывное устройство вон в том большом универмаге. И тут появился этот психопат, в явном подпитии, и задушил бедную кошечку.
– Спасибо, вы свободны. Мистер Зайцман, что вы можете сказать в своё оправдание?
– Это была собака.
– Вокруг много собак, мистер Зайцман. Что-нибудь ещё?
– Она наводила страх на всю округу. А тут ведь ходят люди, и вообще много кто ходит…
– Минуточку. Вопрос к представителю мистера Аристидиса. Действительно ли собака являлась общественно опасной?
Один из людей в чёрном вышел вперёд и протянул судье бумагу.
– Вот справка от производителя собаки. Данное изделие является абсолютно безопасной детской игрушкой. Собака не содержит красителей и консервантов и подлежит многократной переработке с использованием экологически чистых технологий.
– Спасибо, мистер Дайвер. Мистер Зайцман, вы можете что-нибудь к этому добавить?
– Да, – сказал Чарли. – Это была очень большая собака, и она на меня набросилась.
– Мистер Дайвер?
Представитель Аристидиса подал судье ещё два документа.
– Это справка от производителя собаки о том, что в её программе не заложено никаких агрессивных действий. Она запрограммирована на то, чтобы играть. Видимо, это она и попыталась сделать. А это справка от ветеринара о том, что рост собаки в холке составляет двадцать пять сантиметров.
– Что вы можете сказать теперь, мистер Зайцман?
– Простите… – Чарли выглядел очень растерянным. – Я не знал, что она такая маленькая. Здесь что-то не так. Я выстрелил, потому что испугался. Мне кажется, это была не та собака.
Рейчел встала, произнесла: "Суд удаляется на совещание", и села обратно, обхватив руками голову. Через несколько минут она вышла из транса и сказала:
– Суд принял во внимание, что мистер Зайцман не имел личных претензий к господину Аристидису и каких-либо мотивов совершать происшедшее. Также учитывая, что собака напугала мистера Зайцмана, а собака мистера Аристидиса никого напугать не могла, суд постановляет считать мистера Зайцмана невиновным ныне и присно и вовеки веков. Аминь.
– Простите, мисс, – неуверенно произнес представитель Аристидиса. – Но ведь он убил собаку…
– Вы не поняли, – радостно произнесла Рейчел. – Это ведь была не та собака.
– А! – Дайвер хлопнул себя по лбу. – Действительно, не та собака.
Перед столом судьи внезапно возник Амин Аль-Мубак.
– Я хочу сделать заявление.
– Да, – сказала Рейчел. – Я слушаю вас.
– Наша организация решила взять на себя ответственность за совершение покушения на данную собаку и на всех американских собак и свиней. И пусть весь мир знает, что так будет продолжаться до тех пор, пока в ваших тюрьмах гниют наши братья и сестры.
– Спасибо, – сказала Рейчел. – Суд примет во внимание ваше заявление. Все свободны.
Чарли молча побрёл в сторону бара. Проходя мимо Даймонд Стик, он оказался затёрт в толпу, и никак не мог выбраться наружу.
– Черт побери, – бормотал он. – Да что здесь происходит?
Наконец он оказался прижат к металлическому ограждению, окружённому полицией. Чарли огляделся и понял, что все смотрят вверх. Где-то на самой верхушке небоскрёба виднелась маленькая белая точка.
– Неужто собака? – пробормотал Чарли. И тут точка отделилась от здания и полетела вниз. Чарли понял, что это Резиновый Соломон Малахай. Он стремительно падал до тех пор, пока не долетел до плиты и с громким шлепком разлетелся в брызги. Толпа ахнула. Чарли вытер с кончика носа каплю мозгов Малахая и пробормотал:
– Мало "Пепси" выпил, болезный.
А потом стал продираться сквозь толпу, которая начала двигаться причудливым образом – некоторые в азарте вперёд, некоторые с визгом назад.
Наконец Чарли вынесло к бару. Борис сидел на том же месте. Под столом стоял рядок пустых бутылок. Чарли подсел за столик.
– Что-то я протрезвел, – сказал он. – Налей-ка мне немного.
Борис налил.
– Так и сидишь? – спросил Чарли, выпив.
– Нет, – ответил Борис. – Купил жене конфет и цветов, понёс в роддом. По дороге встретил пацана с бобиной плёнки.
Дал ему конфетку, а плёнку взял. Иду мимо своего кинотеатра – стоит очередь. Меняют запчасти от кинотеатра на конфеты. Так что завтра приходи на сеанс.
– А что будешь показывать?
– Konyok Gorbunok. Не смотрел? Зашибательский фильм.
– А что такое Konyok Gorbunok?
– Ну как тебе сказать… Маленькая горбатая кобыла.
– Хорошо, приду. Я люблю лошадей. А как твоя жена?
– Не знаю. Не дошёл. Знаешь, что?
– Что?
– Я предлагаю выпить за женщин.
– Это правильно. Куда мы без них? – Чарли вспомнил судью Рейчел, и его душа заполнилась вселенским спокойствием за свою судьбу.
И они выпили.
Они долго ещё сидели так. За окнами воцарилась ночь. Но свет огней был ярким, и ночь совсем не казалась мрачной или страшной. Даун – большой город. Он никогда не спит весь, целиком.
А Чарли думал о том, что "Пепси" – упрямая штука. На том месте, где разбился Малахай, наверно, ещё долго будут пытаться удалить с бетона пятно. Будут покрывать сверху слоями бетона. Но оно всё равно проступит, бурое, сладкое и липкое. И Чарли не удивился бы, если бы на будущий год Соломон Малахай снова стал прыгать с небоскрёба.
…Чарли пришёл домой поздно. Сел в кресло. Включил телевизор. Транслировали 40-ю симфонию Моцарта в исполнении Даунского оркестра ветеранов гражданской войны. Чарли сначала пытался слушать, но потом почувствовал, что дремлет. Уже в полузабытьи он силился понять, чем пахнет. Неужто арахисом?
Нет, похоже, где-то жарили попкорн.
Всю ночь напролет за Чарли гонялся огромный и уродливый Konyok Gorbunok.
1997
Лесной доктор
Я – человек средний. Я часто задумывался, есть ли у меня исключительные способности, которые могут принести обществу пользу, а мне – средства к безбедному существованию. Долгое время единственным выводом из всех моих рассуждений было убеждение в том, что я вполне могу работать квалифицированным подметателем бетонизированно-уличных тротуаров или, в крайнем случае, преподавателем химии.
Но вчерашний день ознаменовал собой новый поворот в привычном течении мыслей. Всё получилось случайно: в комнате было душно; кроме того, я не знал, что делать; пришлось открыть окно и начать сосредоточенное разглядывание прохожих.
После двадцатипятичасовых наблюдений, прерываемых сном, приёмами пищи и тяготами бракоразводного процесса с моей женой (теперь, к счастью, уже бывшей) я понял – я вполне могу кое-что дать тем людям, что находятся внизу.
Короче говоря: в пятницу, 2-го апреля 1992 года по Гринвичу все рекламные газеты города со славным именем Москва опубликовали объявление:
"Человек с богатым жизненным опытом и высшим образованием (инженерно-строительный институт) даёт психологические консультации людям с различными неудобствами в повседневной жизни. Адрес:" – ну, а дальше шёл адрес квартиры, которая пользовала меня последние девятнадцать с четвертью лет.
Газеты появились в киосках утром, около девяти часов. В 10.15 в дверь моей квартиры позвонили.
Посетитель #1.
– Здравствуйте. Я не знаю, туда ли попал, – он выглядел солидно, даже очень: квадратная челюсть, чёрный костюм и широкий, во всю грудь, галстук.
– Вы пришли по объявлению? – уточнил я.
– Наверно, я пришёл зря, – сказал он, подошёл к столу и сел на левый стул.
Я переставил телефон с пола на край стола и придвинул к посетителю графин:
– Если нужно, пейте. По вашему измождённому лицу и изгрызенным ногтям я догадываюсь, что вас мучает какая-то непреодолимая трудность. Говорите – возможно, я смогу вам помочь.
– Я биолог, – сказал человек, внимательно меня выслушав, и стал ждать моей ответной реакции.
– Говорите-говорите, – сказал я. – Я постараюсь помочь представителю любой профессии. Даже биологу.
– Дайте мне книгу, – потребовал он. Я подсунул ему "Любовные похождения Бовы Королевича в Турции и других странах Мексики".
Он закрыл глаза и сосредоточился.
– Видите ли, – пробормотал он, – с некоторых пор я испытываю неудобства при чтении книг. Точнее, я вообще не могу их читать.
Он резко выдохнул и схватился за переплёт:
– Смотрите внимательно: я беру книгу. Я открываю книгу, – он надулся и покраснел, – а она… и не открывается. – Вот видите, – он отбросил книгу в сторону и открыл глаза, – не получилось.
– Повернитесь лицом к свету! – скомандовал я.
Он оскалил зубы и вывернул зрачки в сторону окна.
– Вы производите впечатление интеллигентного человека, – сказал я и помахал листочком бумаги перед его носом. Он чихнул, – но является ли чтение книг для вас жизненной необходимостью?
– Кхм! – возмущённо воскликнул Биолог. – Я не знаю, что вам сказать. Дело в том, что я читаю лекции для студентов, и по роду моих занятий мне нужно иногда заглядывать в книги. Неужели, доктор, все так безнадёжно?
– Нет, почему же, – сказал я. – Надежда есть. Понимаете ли, дело тут вовсе не в недостатке вашего интеллектуального развития или физиологических особенностях организма. Просто у вас немножко хуже, чем у других людей, моторная память. Я заметил, что вы, когда ходите, боитесь потерять равновесие и каждый раз, прежде чем наступить, щупаете пол носком ботинка. Так ведь?
– Да. Вы правы, доктор, – сказал Биолог. – Я не помню, как нужно передвигать ноги при ходьбе, чтобы не упасть. Что же мне делать?
– Ну-ка, давайте сделаем простое упражнение, – сказал я. – Выставьте вперёд указательный палец левой руки.
Он выставил.
– Повернитесь вправо.
Он повернулся.
– Достаньте этим пальцем вон до того гвоздя в полу.
Он достал.
– Отлично, – восхитился я, – а теперь вернитесь в исходное положение, закройте глаза и попытайтесь повторить свои действия.
– У меня не получится, – вздохнул он.
– А вы всё-таки попробуйте.
Он воздел зрачки к небу, мысленно прощаясь с подлунным миром, тщательно перекрестился и закрыл глаза. Я был абсолютно уверен, что в гвоздь пальцем он не попадёт. Этого действительно не произошло, но отсутствие моторной памяти у Биолога было, по-видимому, полным и безоговорочным.
Во-первых, он проделал все вышеописанные манипуляции не с левой рукой, а с правой. Во-вторых, он вообще забыл выставить вперёд какой-либо палец, и его рука осталась сжатой в кулак. И в-третьих: вместо тривиальной траектории "воздух-пол" его кулак описал нечто более замысловатое: "воздух-графин-моё левое ухо".
– М-да, – пробормотал я, прыгая на левой ножке и выливая из уха воду вместе с осколками графина, – в фантазии вам не откажешь. Что же, я согласен вам помочь. Возьмите снова в руки эту книгу.
Он выразил своё неудовольствие фразой типа "Рад стараться" или "А мощный мужик был Бова Королевич", но всё-таки повиновался.
– Раньше вы часто читали книги? – поинтересовался я.
– Да, разумеется, – он поправил пиджак. – Практически каждый год.
– И вы, конечно же, не помните, как вы прежде располагали перед собой книгу, чтобы её открыть?
– Конечно, не помню, – улыбнулся он, и я подумал, что он не такой уж весёлый человек, каким показался в начале.
– Должен заметить, что сейчас вы расположили книгу неправильно, – сказал я. – Корешок у вас справа, а нужно… Впрочем, вы всё равно ничего не запомните. В вашем случае может быть полезен "метод вторых ворот".
– В одни ворота входят, в другие выходят? – уточнил он и погладил себя по головке. – Это мы знаем.
– Нет, – ответил я. – Просто речь- это ваши "вторые ворота" после моторной памяти. Если вы хотите что-то запомнить, запоминайте не собственно действия, а слова, их обозначающие, и при этом произносите их вслух. Понятно?
Он два раза кивнул головой из стороны в сторону.
– А теперь поверните книгу первой страницей к себе и корешком влево.
Он повернул.
– Открывайте её за правый край крышки.
Он проделал и это и с удивлением обнаружил, что книга в его руках открывается.
– Доктор! – воскликнул он. – Это же чудо! Я думал, что мне более никогда не придётся лицезреть номера страниц в книге, а сейчас – смотрите: три, пять, семь…
На четвёртом десятке я его остановил:
– Попробуйте закрыть книгу и повторить то же самое.
Он настороженно посмотрел на меня – видимо, боялся обмана с моей стороны.
– А я смогу её ещё раз открыть?
– Да, конечно, – ответил я. – Только прежде, чем её открывать, произнесите вслух те команды, которые я вам давал.
– Так… – он наморщил лоб. – Надо взять книгу так, чтобы надписи были сверху, а корешок слева. То есть вот таким образом. Угу. А теперь потянуть за правый край переплёта. Угу. Ой! Она открывается!
– Вот видите, – сказал я. – Дома потренируетесь ещё. Только обязательно громко произносите, что собираетесь делать – это помогает.
– Конечно, – кивнул он, – я на всю аудиторию кричать буду – лишь бы не оставить себя без этого удовольствия… Вы мне так помогли, доктор! Сколько я вам должен?
Когда он ушёл, я взял с полки тетрадь и подумал, что неплохо бы записывать в неё что-то вроде истории болезни каждого из посетителей.
Я привычно попытался отвернуть обложку в сторону и вдруг заметил, что просто раздираю корешок.
– Чёрт побери, – сказал я, – у меня же это только что получалось!
Я повесил на дверь табличку "Закрыто" и двое суток пытался вспомнить алгоритм открывания книг. Безрезультатно.
"Что ж, – подумал я, – в конце концов, не такой уж полезный навык. Переживём".
Посетитель #2 / 5 апреля, 9.30 /.
Это было лёгкое и невинное создание с пронзительно синими глазами. Оно впорхнуло в кабинет, вдруг смутилось и робко подошло ко мне.
– Садитесь, – сказал я и заметил на её щеках нездоровый румянец – наверно, искусственный. Я послюнявил палец и провёл им по её лицу. Румяна размазались.
– Что это… вы? – удивлённо спросила она.
– Ничего, – ответил я. – Так, проверил одну свою догадку. Я слушаю. Какие у вас проблемы?
– Проблем-то никаких, – ответила девушка. – Я просто хочу кое-что узнать.
– Я готов ответить на любой ваш вопрос, – сказал я.
– У меня есть одна такая… привычка, – начала она, сделав грациозный жест рукой. – Мне кажется, это не совсем нормально. Моя подруга, студентка биофака, порекомендовала мне вас. Видите ли, я учусь на отделении математики и очень люблю оперировать с числами.
– Кого оперировать? – переспросил я.
– Да, – ответила Студентка. – И когда я иду или сижу или стою, а бывает, ещё и лежу, или, может быть, плыву – неважно, лицом вниз или вверх, главное, чтоб была вода, солнце, пальмы… А вы были когда-нибудь в Ялте?
– Не был, – ответил я. – И что же вы делаете во всех этих положениях?
– Ну, многое, – она задумалась. – Бывает, что я сплю… Бывает, что я читаю или на спицах вяжу. А вы не вяжете на спицах?
– Нет, – ответил я. – Но давайте перейдём к делу.
– Чего это вы? – удивлённо спросила она.
Я отдёрнул руку от её юбки и пробормотал:
– Так… ещё одна глупая мысль.
– Ну да, – сказала она, – я вспомнила. Так бы я, конечно, не пришла, но эта привычка очень раздражает мою подругу – она ведь с биофака.
– И что же это за привычка? – спросил я, попробовав на зуб её браслет.
– Я очень люблю считать, – медленно и тягуче заговорила она. – Иногда я считаю железнодорожные вагоны, если вижу, что идёт поезд, или лампы на потолке…
– Так, – я начал кое-что понимать. – И если вы попадаете в новую обстановку, вы пересчитываете в ней все заметные предметы?
– Ага, – сказала она. – Вот теперь я и вас сосчитала.
Я постучал пальцами по её груди:
– Я знаю, в чём дело. Вы слишком верите в математику. Это неправильно. Не делайте из неё абсолюта. Будьте более диалектичны. Вот, например, сколько в этой комнате углов?
– Четыре, – убеждённо сказала она и отняла у меня свою сумочку, которой я собирался прихлопнуть таракана.
– Не будьте так уверены, – сказал я. – Предположите, что их не четыре. Если вы допустите, что их больше или меньше, то их количество станет вам просто безразлично.
– Но как же? – спросила она. – Ведь я точно знаю, что их четыре. Разве нет?
– Вы ошибаетесь, – сказал я. – Возможно, их и больше. Давайте встанем.
Мы встали.
– Посмотрите вон на тот угол. Считайте – раз. Повернитесь на 90 градусов. ещё один угол, не правда ли?
– Да, – согласилась она, – два угла. Но там и ещё есть, я помню.
– Правильно, – я повернул её ещё. – Вот это угол номер три. Повернитесь. Это – четвёртый. Так. Если вы теперь повернётесь снова, то увидите угол, следующий после четвёртого – то есть пятый.
– Но их же было четыре, – припомнила Студентка.
– Как четыре? – удивился я. – Мы четыре уже пересчитали. Это – пятый.
– Ой, да, что это я? – пробормотала она и начала считать дальше:
– Шесть, семь… Ой, а восьмой какой красивый… Девять…
Я водил её по кругу, следя, чтобы она не спотыкалась, и помогал отыскивать следующий угол. Через пару тысяч углов мне это здорово надоело.
– Между прочим, – сказал я, – у этого дома снаружи углов ещё больше. Вы не хотите пересчитать?
– Да, – сказала она, – но ведь для этого надо выйти, а дверь осталась между первыми двумя углами.
– Вы думаете, что в этой комнате одна дверь? – улыбнулся я. – Вон, видите, после угла номер две тысячи сорок семь ещё один прекрасный выход.
– Вижу, – сказала она и вдруг вцепилась мне в руку: – Ой. А вдруг там тигры?
– Там нет никаких тигров, – ответил я.
Она вздохнула и направилась к двери.
Я постучал молоточком:
– Вы бюстгальтер на столе забыли!
– Спасибо, – сказала она, сунув его под каску, и ушла.
Потом я не раз её встречал около нашего дома с микрокалькулятором в руках. Взгляд её блуждал, а губы чуть шевелились, и, если подойти поближе, можно было разобрать:
– Девять миллиардов шестьсот сорок три миллиона двадцать тысяч семьсот шестьдесят один угол… Девять миллиардов … – и так далее.
Кстати, она мне очень понравилась, и когда мне совсем нечего делать, я начинаю считать крокодилов на потолке. Но обычно кончаю на первом же десятке, чтобы не стало слишком страшно.
…Посетитель #17 / 6 апреля, 20.43 /.
Он был так похож на бездомную собаку, что его хотелось укусить за нос. Я сразу его спросил, что ему от меня нужно, а он, сволочь, попытался вывернуться:
– Мне и моя жена говорит, что я очень доверчивый. Мне скажут – я и делаю. Как же я могу отказать человеку, когда знаю, что могу ему навредить, если не сделаю? Вот я и делаю, что просят.
– Ма-алчать! – крикнул я. – Режьте себе палец.
Он вздохнул и отрезал.
– Ну зачем вы это сделали?! – вскричал я. – Вы что, не понимаете, что без пальца вам будет хуже?
– Понимаю, – сказал он, – но вдруг вам очень нужен мой палец?
– Мне не нужны ваши пальцы! – сказал я. – Режьте следующий.
Он отрезал и обиженно заморгал глазами:
– Ну как же, доктор… Я же Скрипач, я же без пальцев никто… Ну как же вы, доктор…
– Так зачем же вы их режете? – не понял я.
– Ну вам же лучше знать, что мне делать, – оправдывался он. – Вы же доктор…
Короче, я смог его убедить только после того, как на столе была свалена кучка из пятидесяти одного окровавленного пальца.
Когда он ушёл, я приставил назад те пальцы, которые идентифицировал как свои, и подумал, что мне пора бы отдохнуть.
Те немногие пациенты, которых я уже принял, платили мне щедро, не жалея ничего из своего имущества. Бизнесмен с проблемами в желудке, например, подарил мне всё своё состояние, когда я убедил его уйти в монастырь. Я уже купил себе виллу, тройку лошадей, бричку, несколько кубиков Рубика и даже электрическую розетку для голубой двухштырьковой вилки.